Изменение положения британской элиты в третьей четверти XIX века
Информация - История
Другие материалы по предмету История
а в себя как предоставление пэрских званий Соединенного Королевства носителям шотландских и ирландских титулов, что уже само по себе считалось повышением, так как давало им право заседать в палате лордов и увеличивало их социальный вес, так и пожалования более высоких титулов лицам, уже считавшимся пэрами Соединенного Королевства.
В этой связи вопрос, заданный лордом Гренвиллом в палате лордов: Скажет ли мне кто-нибудь, что в этой палате сейчас нет ни одного лорда, который не желал бы стать виконтом, ни одного виконта, который не желал бы стать графом, ни одного графа, который не желал бы стать маркизом, или маркиза, который не желал бы стать герцогом? (133), был явно риторическим. Количество предоставлений более высоких титулов неизменно превышало количество новых пэрских пожалований, и с течением времени становилось все более заметным.
Попытки аристократии дистанциироваться от предпринимательских групп выражались также в абсолютном неприятии коммерческого мышления и образа действий. С поразительным увеличением притока желающих войти в элитные круги аристократия вынуждена была осуществлять даже более строгий контроль за доступом, чем ранее. Сознавая, что ее сила в ее театральной внешности и пышности (134), представители дворянских фамилий прилагали максимум усилий для того, чтобы сохранить тот стиль жизни, который они вели издавна и который, кажется, специально предназначался для того, чтобы одновременно восхищать неблагородную публику и подчеркивать свое отличие. И если предыдущие способы объединения могли использоваться либо выборочно, либо в комплексе, в зависимости от конечной цели и возможностей, то имитация образа жизни аристократов, подражание их манерам и привычкам, восприятие их ценностей и идеалов использовались обязательно. В противном случае человек не мог считаться социально приемлемым, даже если он удовлетворял всем прочим условиям.
Но ведь и самих выходцев из среднего класса стиль жизни аристократов привлекал в первую очередь. К тому же для них это копирование и попытки приблизиться к культурному облику дворянства, пусть не всегда удачные и убедительные, становились одним из способов саморепрезентации в качестве членов высшего класса. Если еще до восшествия на престол королевы Виктории говорили о том, что пока положение, приобретаемое умом... открыто только для немногих, положение, которого можно достичь стилем, обманчиво открыто для всех... и так как стиля, который есть творение аристократии, можно достичь, только подражая модному, то каждый человек подражает своему собрату и надеется купить почтительное мнение других тем, что отрекается от независимого собственного мнения (135), то для третьей четверти XIX в. это было еще более характерно.
Процедура и динамика утверждения в высшем столичном (состоящим, главным образом, из титулованной аристократии) и высшем графском обществах существенно отличалась. Лондон предоставлял самые широкие возможности для социальной мобильности. Лондонское высшее общество искало развлечений и просвещения, в светской жизни его члены свободнее смешивались и покровительствовали представителям других социальных слоев, которые выделялись исключительными личностными качествами. Способности, знания, манеры, благородство, остроумие, необыкновенная красота вполне могли служить пропуском в него.
Здесь меньше обращали внимание на источники богатства, на происхождение или на наличие земельных владений. Именно в Лондоне создали репутацию, заработали состояния и стали членами элиты практически все знаменитые выходцы из среднего класса. В нем можно было встретить всех, кто добился известности на своем поприще - общественных деятелей и политиков, литераторов (приглашали даже скандально известную
Дж.Элиот), ученых, артистов. Представителей других профессий было меньше. Например, Ф.Брэмел писал о том, что журналисты не пользуются благосклонностью высшего общества: Лорд Пальмерстон сознается, правда, что он встречает иногда в обществе м-ра Дилейна из Таймса, что он даже имел честь принимать его в своем доме... но один Пальмерстон (как одна ласточка) не делает весны (136).
По мнению Б.Дизраэли, чтобы иметь успех в лондонском обществе, нужно или быть знатного происхождения, или быть гением, или обладать миллионом (137). От тех, чьи притязания на признание основывались исключительно на деньгах, требовались поистине колоссальные состояния, и в средневикторианский период такие люди по-прежнему были в абсолютном меньшинстве. А, по словам леди Дороти Невилл: Простое богатство не было паспортом. Оно [Прим. Н.К. - высшее общество] было самым блестящим кругом, включая в себя многих людей огромных интеллектуальных дарований, которые традиционно имели неоспоримую власть (138). Причем даже если семья торговца или промышленника и получала признание здесь, ощущение нестабильности сохранялось. Репутации в Лондоне рушились так же быстро, как и создавались.
Пожалуй, наиболее ярко эта особенность была отражена на страницах романа Э.Троллопа Так мы живем. Его главный герой, мистер Мельмотт, человек разбогатевший на финансовых махинациях, пытается стать настоящим джентльменом. От дел он не отходит, но тем не менее направляет все силы на то, чтобы добиться своего избрания в палату общин в качестве депутата от Вестминстера, покупает поместье Пикеринг-парк, готовит свадьбу своей дочери с лордом и окружает себя сливками общества. До скандального банкро?/p>