Социолект: структура и семантика
Дипломная работа - Иностранные языки
Другие дипломы по предмету Иностранные языки
?атительная гальванизированная нужда (голод животного во время засухи), обломила пипетку в глубине плоти ее изуродованного бедра (похожего скорее на плакат, повествующий об опасности эрозии почв). Но какое ей до этого дело? Она даже не побеспокоилась вынуть осколки, глядя на свою окровавленную ляжку холодными пустыми глазами торговки мясом. Какое ей дело до атомной бомбы, до клопов, до просроченной квартплаты, ведь параллельная система финансирования тела уже готова конфисковать ее просроченную плоть.... Сладких снов тебе, Маковая Розочка."
В реальной же жизни вы щипком захватываете немного мякоти ноги и быстро пронзаете ее булавкой. Затем прилаживаете пипетку над отверстием, а не в нем, и медленно и осторожно подаете раствор, чтобы не брызнуло за края.... Когда я схватил Чайника за бедро плоть подалась под пальцами как воск да так и осталась, и медленная капелька гноя просочилась из дырочки. А я никогда не дотрагивался до живого тела, такого холодного, как у Чайника тогда в Филадельфии...
Я решил кинуть его если даже это значило душный праздник. (Это такой английский деревенский обычай, применяемый, когда нужно устранить престарелых, прикованных к постели иждивенцев. Семья, подверженная такого рода несчастью, устраивает "душный праздник", когда гости заваливают матрасами старую обузу, сами забираются сверху и надираются в стельку.) Чайник - мертвый груз нашего дела и должен быть выведен в трущобы мира. (Это африканский ритуал. В обязанности того, кого официально называют "Проводником", входит выводить всяких старых остолопов в джунгли и там бросать.)
Приступы у Чайника становятся его привычным состоянием. Мусора, швейцары, собаки и секретарши рычат при его приближении. Светлокудрый Бог пал до неприкасаемой мерзопакостности. Мазурики не меняются, они ломаются, раскалываются вдребезги - взрывы материи в холодном межзвездном пространстве, дрейфуют в разные стороны в космической пыли, оставляют за собою пустое тело. Жульё всего мира, одного Лоха вам никогда не выставить: Лоха Внутри...
Я оставил Чайника на углу, развалюхи до небес из красного кирпича, под нескончаемым дождем копоти. "Схожу потолкую с одним знакомым коновалом. Сразу вернусь с хорошей чистой аптечной морфой.... Нет, ты здесь постой - не хочу, чтоб он еще и с тобой iепился. Слышь, Чайник сколь долго бы это ни было, дожидайся меня вот на этом самом углу. Прощай, Чайник, прощай, парнишка.... Куда они деваются, когда выходят из себя и оставляют тело позади?
Чикаго: невидимая иерархия разряженных итальяшек, вонь атрофировавшихся гангстеров, привидение, по которому земелька плачет, сбивает вас на углу Северной и Хэлстеда, Цицерон, Линкольн-Парк, попрошайка из ностальгических снов, прошлое вторгается в настоящее, прокисшее очарование одноруких бандитов и придорожных буфетов.
Внутри: отделы огромной iены, телевизионные антенны, упертые в бессмысленное небо. В жизнеупорных домах цацкаются с молодыми, впитывают в себя немного того, что оно по возможности отторгает. Только от молодых и есть толк, а молодыми они остаются недолго. (Сквозь решетки Восточного Сент-Луиса пролегает мертвая граница, дни речных лодок.) Иллинойс и Миссури, испарения, исходящие от народов, строящих вокруг себя стены, низкопоклонствующих в обожествлении Источника пищи, жестокие и уродливые празднества, тупиковый ужас перед Многоногим Богом простирается от Кучевилля до лунных пустынь перуанского побережья.
Америка - не юная страна: она была стара, грязна и зла еще до первопоселенцев, до индейцев. Зло затаилось там в ожидании.
И вечно эти легавые: уравновешенные и ловкие сотрудники полиции штата с высшим образованием, отрепетированная примирительная скороговорка, электронные глаза просвечивают насквозь вашу машину и вещи, одежду и лицо; оскаленные крючки больших городов, вкрадчивые деревенские шерифы с чем-то черным и угрожающим в старых глазах цвета поношенной серой байковой рубахи....
И вечно засады с машиной: в Сент-Луисе махнули студебеккер 42 года (у него был врождённый дефект конструкции как и у Чайника) на старый перегретый лимузин паккард и еле доехали до Канзас-Сити, а там купили форд, который, как выяснилось, жрал топливо не в себя, отказались от него в пользу джипа, который слишком разогнали (ни к черту они не годятся на шоссе) - и спалили у него что-то внутри, там начало греметь и перекатываться, вновь пересели на старенький восьмицилиндровый фордик. Если надо доехать до конца, с этим движком ничего не сравнится, жрет он там топливо или нет.
А великая американская тоска смыкается над нами как никакая другая тоска в мире, хуже, чем в Андах, высокогорные городки, холодный ветер с открыточных пиков, разреженный воздух как смерть в горле, речные города Эквадора, малярия, серая как мусор под черным Стетсоном, дробовики, заряжаемые с дула, стервятники роются в грязи посреди улиц - и что вас поражает, стоит сойти с парома в Мальме (на пароме налога на топливо не берут) Швеция вышибает из вас всю эту дешевую, беспошлинную горючку и прямо вытирает об вас ноги: в глаза никто не смотрит и кладбище в самом центре города (каждый город в Швеции, кажется, выстроен вокруг кладбища), и днем совершенно нечего делать, ни бара, ни киношки, и я взорвал свой последний пятос танжерской шмали и сказал: "Так, а не вернуться ли нам на паром"
Ничто не сравнится с великой американской тоской. Ее не видно, никогда не знаешь, откуда она подкрадётся. Возьмите, к прим