Советское руководство и европейская интеграция (40-е — начало 50-х годов)
Информация - История
Другие материалы по предмету История
алин публично заявляет о приверженности принципу единства Германии; год спустя вначале Молотов, а потом и Сталин в беседе с британским послом практически дезавуируют все то, что говорилось на переговорах с Иденом в 1941 г.; на Московской конференции Молотов уходит от вопроса о том, какой он представляет себе Германию единой или разделённой на ряд отдельных государств; на Тегеранской конференции Сталин выражается по этому поводу весьма двусмысленно; в Ялте советская сторона настаивает на расчленении, а в марте 1945 г. резко меняет свою позицию; 9 мая 1945 г. Сталин говорит, что СССР не собирается ни уничтожать, ни расчленять Германию. Можно по-разному оценивать мотивы таких зигзагов советской дипломатии, однако трудно отрицать, что проблема расчленения Германии играла в ней явно подчинённую, инструментальную роль.
Есть ли основания считать, что проблема европеизма играла какую-то иную роль в советском внешнеполитическом планировании? Тот факт, что после декабрьских переговоров 1941 г. в советских проектах, представляемых на обсуждение форумов антигитлеровской коалиции, ни разу не появлялось ничего похожего на пункт 19-й из документа от 16 декабря, допускает в принципе двоякое толкование: либо речь шла о принципиальной незаинтересованности в постановке и обсуждении интеграционной (а по существу даже и наднациональной!) схемы для Европы, либо, напротив, о том, что соответствующая тематика рассматривалась советской стороной слишком серьёзной для того, чтобы превращать её в разменную монету для политического торга. Автор данных строк в прошлом достаточно однозначно придерживался первого варианта ответа: речь шла о чисто тактическом европеистском ходе Сталина, классическом примере его виртуозной риторики по общим и малоактуальным проблемам, с какой он умел если не очаровывать своих партнёров по переговорам, то, во всяком случае, как-то воздействовать на них в нужном ему направлении по тем вопросам, которые считал первостепенными4.
Результаты новых исследований вынуждают несколько ослабить категоричность этого вывода. Немецкий историк В.Лот, в частности, справедливо обратил внимание на тот факт, что после того, как в марте 1943 г. Черчилль в послании очередному конгрессу панъевропейцев во главе с Куденхове-Калерги вновь выдвинул план создания Совета Европы (наряду с Советом Америки и Советом Азии), Сталин не отверг в принципе эту концепцию, высказавшись лишь за вхождение США и Советского Союза как в Совет Азии, так и в Совет Европы5. Сюда можно добавить, что на Тегеранской конференции, где впервые на высшем уровне обсуждалась схема Черчилля, Сталин выступил с интересной инициативой о создании сети стратегических пунктов на территории Европы, на которые должна была опираться система предупреждения и санкций в отношении возможных нарушителей европейского мира6. Заслуживают упоминания также и упорные попытки советской делегации на конференции в Думбартон-Оксе продвинуть вопрос о создании международного военно-воздушного корпуса по поддержанию мира7 (в данном случае речь шла о глобальном плане, выходящем за пределы европейской территории, однако характерно, что он базировался на основе фактического признания принципа наднациональности). Очень сомнительно, чтобы и в данном случае речь шла о чистой демагогии. Очевидно, что с советской стороны заинтересованность была главным образом в том, чтобы обеспечить себе постоянный доступ к достижениям западной технологии в области авиастроения и эксплуатации современной авиационной техники, но это лишь подтверждает серьёзность соответствующих проектов, которые отражались, кстати, не только в ходе переговоров в Думбартон-Оксе, но и в работе созданной при НКИД Комиссии по вопросам послевоенного мирного урегулирования (Комиссия Литвинова).
Обычно доказательство абсолютного и неизменного антиевропеизма советской концепции послевоенного мира усматривают в том, что в ней не было места для проектов региональных межгосударственных объединений федеративного или конфедеративного характера, на создании которых особенно настаивали англичане, соответствующим образом настраивая эмигрантские правительства, прежде всего, государств Восточной и Юго-Восточной Европы. Более того, пойдя вначале (во время переговоров с Иденом в декабре 1941 г.) на включение в проект советско-британского договора упоминания о возможности создания таких объединений, советская дипломатия впоследствии делала всё, чтобы похоронить соответствующие проекты, добившись в конце концов на Московской конференции министров иностранных дел трёх держав практического их дезавуирования.
Всё это верно, но можно ли делать отсюда вывод о принципиальной оппозиции советской стороны идее общеевропейского сотрудничества, которое включало бы в себя даже определённые элементы интеграционизма? На наш взгляд, такой вывод был бы слишком категоричен. Дело в том, что даже самые последовательные интеграционисты (типа, например, известного английского пацифиста Г.Брейлсфорда) рассматривали проекты региональных федераций как нечто похожее на отвлекающий манёвр противников общеевропейской идеологии, как помеху на пути к подлинно единой Европе. Тот же Брейлсфорд, по существу, соглашался с одним из основных пунктов советской пропаганды против создания региональных межгосударственных объединений, который сводился к тому, что они означали бы реставрацию