Преподаватели средневековых университетов: статус, положение, функции
Дипломная работа - Педагогика
Другие дипломы по предмету Педагогика
ть и действовать. Возникает искушение на основе такой позиции определить преподавателей средневековых университетов как интеллектуалов, и это было действительно так с учетом того, что, в отличие от интеллектуалов современных, средневековые схоласты никогда не позволяли себе вмешиваться в дела, которые подрывали бы установленный порядок или были бы просто критически ориентированы по отношению к нему. За редким исключением, они не были склонны к насилию, восстаниям или поддержке популярных ересей. Будучи носителями знания, iитавшегося стабильным и совершенным, истинность которого была установлена раз и навсегда еще в момент творения, они просто желали выполнять свой долг в условиях всех смут своего времени, стремясь лишь устранять нарушения в этом идеальном порядке.
Таким образом, на переходе от XIII к XIV столетию появляется новая сфера интереса интеллектуалов - политика. Недовольные церковью, они критиковали светскую власть пап и становились на сторону императоров. Таков итальянец Марселий Падуанский (1275-1343) - ректор и преподаватель Падуанского университета, помогавший императору Людовику Баварскому в борьбе с папой Иоанном XXII; в 1327 г. Он был отлучен от церкви и заочно приговорен к смертной казни. Таков Уильям Оккам (1300-1343) - преподаватель Оксфорда, не признавший непогрешимости папы и выступавший за независимость государства от церкви. Хотя между воззрениями этих двух мыслителей имелись важные различия, оба они находились подле императора Людовика Баварского в первой половине XIV в. и вели общую борьбу против папства с его притязаниями на светскую власть.
Их полемическая и теоретико-политическая активность способствовала появлению шедевра Марсилия Падуанского Defensor Pads. Следствием стала доктрина полноты государства, утверждение его автономии, покоящейся на разделении права и морали. Позитивистская концепция социальной жизни ведет к признанию божественных прав за утвердившимся социальным порядком. Если вы противитесь светской власти, даже при том, что ее носители не верны религии или извращают ее, то вы подлежите вечному проклятиютАж Всемогущее государство требует всех прав в социальной жизни, всеми силами утверждая единство этой жизни: оно имеет законодательную, исполнительную и юридическую власть. Оно универсально: на отданной ему территории ни один подданный не может избежать власти государя. В конечном iете, мирское государство не довольствуется тем, чтобы оттеснить церковь в духовную сферу. Государство притязает на некую духовную миссию, на право командовать и этой сферой. Наконец, иiезает всякое различие между духовным и временным: Без сомнения, законодателю-человеку не принадлежиттАж творение или приостановление духовных правил, поскольку последние суть не что иное, как предписания или дозволения самого Бога. Но человеку - законодателю или судье - принадлежит дознание всех законных или незаконных действий, совершаемых или не совершаемых людьми, мирянами или священниками, черным или бельм духовенством, идет ли речь о вещах духовных или вещах временных, с тем условием, что это не касается чисто духовных материйтАж Кажется, здесь мы слышим Лютера: Все, что не относится к жизни по благодати, все, что материализуется в жизни церкви и мира, принадлежит государству. Все, что относится к исполнению морального закона в веке сем, отходит от церкви и переходит к государству.
Эта доктрина взрывоопасна, она пройдет свой путь и заявит о себе в мыслях столь разных лиц, как Макиавелли и Лютер, Гоббс и Руссо, Гегель и Огюст Конт, Ленин и Шарль Моррас.
Политические амбиции интеллектуалов порой были очень высоки. Так Жан де Мен, с Боэцием Дакийским утверждали, что интеллектуал стоит выше князя, выше короля. Они претендовали на участие, а порой и верховенство в государственных делах. Так Роджер Бэкон, сознавая, что наука должна быть коллективным трудом, мечтая об огромной команде ученых, желал также того, чтобы бренные руководители университетов держали в своих руках судьбы мира. Он умоляет папу проявить инициативу и создать такую когорту правителей. В связи с появлением в 1264 году кометы, предвещавшей чуму и войны, он пишет: Сколь великая польза была бы церкви, если бы ученые установили состояние небес на то время, сообщили о том прелатам и государямтАж Тогда не было бы ни такой бойни христиан, ни такого числа душ, отправившихся в ад.
Надо отметить, что чрезмерные политические амбиции интеллектуалов могли вызывать и осуждение. Но исходило онотАж также от интеллектуалов. Я iитаю, что король должен управлять народом по совету мудрых, под коими я понимаю юристов, то есть тех, кто осведомлен в Каноническом и гражданском праве, в кутюмах и королевских законах, по их совету должно править, а не по совету артистов [т.е. философов], хотя они и знают принципы управления народом, а именно книги Этики, Экономики и Политики, но они знакомы с ними в общем, и не знают практики. Они же iитают, что это великая ошибка, когда мир управляем не ими и не по их совету, а юристами, которых называют политическими невежами (yndioz politiques).
Образ интеллектуала был исполнен противоречий. Работа в философии и добывание языком и пером средств к существованию уживалось с осуждением торговли знаниями. Бедность как нравственная категория, как атрибут философа соседствовала с призывами к королям и аристократам проявлять щедрость к ученым. Интеллектуальная элита подчеркивала свою отстраненность от мирской суеты, но активно вмешивалась в политику. Ученые осуждали