Предметно-вещный мир в рассказах М. Зощенко 20-х годов
Дипломная работа - Литература
Другие дипломы по предмету Литература
?и, остротами и курьезами, призванными, казалось бы, только повеселить "уважаемых граждан", у него всегда таилась взрывчатой силы остронасущная, живая проблема дня. Своими рассказами Зощенко как бы призывал не бороться с людьми - носителями обывательских черт, а помогать им от этих обывательских черт избавляться. И еще - насколько возможно - облегчить их заботы по устройству сносного быта, для чего строго спрашивать с тех, чье равнодушие, чванство и злоупотребление властью подрывают и без того еще не окрепшую веру людей в грядущую новую жизнь. Как и Гоголю, Зощенко сопутствовала сформированная социально настроенной критикой репутация бытописателя, отражающая реальность во всей неприглядности и возводящая его в жерл творения силой комического таланта. Ходасевич сделал статистику краж, пьянок, драк и мордобоев фигурирующих в зощенковских рассказах. Таким образом пролив свет на советскую реальность. Ведь после премьеры гоголевского Ревизора, выходящий из театра царь сказал: Вот спектакль!!! А царю-то больше всех досталось!. Но зощенковские герои, как и гоголевские не портреты с ничтожных людей. И техника их изготовления, как мы видели в общем, та же, что и у Гоголя: преследование собственной дряни в разжалованном виде дряни чужой - мещанской, непманской, советской [Жолковский, 2007:17]. Проблема состоит в том, чтобы увидеть смеховой мир Зощенко как систематическую проекцию душевного города его автора. А. Ремизов сказал: Берегите Зощенко. Это наш современный Гоголь.
Связь же с Ф. М. Достоевским по сей день остается необъявленной и только литературной. На внутренней соотнесенности с ранним Достоевским будут построены позже и Сентиментальные повести. Наиболее очевидна при этом связь с Двойником Достоевского. Самой гоголевской из всех повестей Достоевского. В рассказе Любовь воспроизводится частично фабульная ситуация Двойника. Так же внутренние монологи героя построены цуликом по Достоевскому.
Прозу же Ильфа и Петрова, которую по традиции помещают от прозы Зощенко, резко отличает от последней именно ориентация на авторитетное авторское слово, построенное на фундаменте разнообразных стилей.
Хотелось бы обозначить черты стиля Зощенко:
Краткость
Предварение собственно повествования философскими рассуждениями
Глуповатость рассказчика
Причастность перволичного рассказчика
Наивно-бесконфликтная развязка сюжета.
В противоположность А. Ремизову, Зощенко, однако, не ищет опоры в какой-либо языковой традиции. Тем более не обращается он к старорусским устным и письменным языковым формам. Начиная с 1922 года, Зощенко обращается только к самым новым речевым явлениям, жизнеспособность которых еще не прояснилась. Это оказывала влияние на реальную жизнь языка.
Очень интересна форма повествования в рассказах. Б. Эйхенбаум и В. Виноградов дали ей определение сказа. Согласно словарю ЛЭС:
Сказ, в современной фольклористике термин, обозначающий жанры устной прозы, повествующей о современности или недавнем прошлом. Не содержит фантастического, сказочного элемента [ЛЭС, 1987:750] . Речь рассказчика (реального или подразумеваемого) выходит за пределы письменно-литературной нормы данного времени и может быть ориентирована на просторечие, диалект, профессиональную речь или представлять сложную комбинацию их с литературной нормой . Произведение может состоять из сказа или сопровождаться авторским введением, послесловием, перебивами. От стилизации сказ отличается использованием внелитературных жанровых и речевых форм. Самая общая установка на рассказывание , которая позволяет автору строить живое повествование , иногда столь же далекое от устной речи, как и от письменной традиции. Это лишь позволяет достигнуть желаемой трансформации узаконенных форм повествования, ведущегося от автора. Сказ без рассказчика, характерен для большинства ранних рассказов Зощенко. Внутри этого сказа появляются островки сказа иного типа- с рассказчиком, выступающим вперед, стремящимся не рассказать о ситуации, а воссоздать ее, инсценировать, разыграть ее перед читателем. Писателю понадобился рассказчик не умеющий рассказывать. Этот рассказчик то забегает вперед, то затягивает рассказ многословными, нередко беспомощными объяснениями. Следовательно, такой речи присущ спутанный синтаксис, повторяющиеся словечки и рассуждения. Рассказчик обычно словоохотлив. Но уже к середине двадцатых годов функция зощенковского сказа заметно усложняется. Сказ все более превращается в средство характеристики рассказчика. Происходит отделение героя-рассказчика от автора-писателя. У Зощенко появляется соавтор. Возникает возможность двойной оценки событий. Описания мира вещей, глазами героя-рассказчика. Отношения к изображению рассказчика-повествователя и стоящего за его спиной автора постепенно скрещиваются, чем и достигается возможность иронической оценки событий. Человек недалекий, но твердо убежденный в своем праве безапелляционно высказываться обо всем, что оказывается в его поле зрения. Герои Зощенко то и дело попадают впросак. Впрочем и косность, и дремучесть его сознания, и смехотворность поступков предстают скорее как беда, нежели как вина. Ибо Зощенко иронизирует не над человеком как таковым, но над отдельными его еще не изжитыми приметами обывательского поведения.
Почти все исследователи рассматривают стиль рассказов ?/p>