Первый исторический роман Лажечникова
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
?жанкой. Замуж вышла не за видного шведского офицера, а за простого шведского драгуна, который под натиском русских отошел со своей частью от Мариенбурга, бросив жену на произвол судьбы. Попав в плен к русским, Марта приглянулась главнокомандующему Шереметеву, у которого ее отнял затем Меншиков, через некоторое время уступивший ее самому царю. Именно так рассказал историю Екатерины Алексей Толстой. Что касается Лажечникова, если бы он даже и знал все это, передать этого не смог бы уж по одним цензурным соображениям. Неудивительно, что он принял существовавшую тогда официальную версию биографии Екатерины. Что касается изменения ее имени, то вспомним, что и Пушкин переименовал в Полтаве Матрену Кочубей в Марию.
Вообще, предъявляя Лажечникову упреки в неисторичности, надо, в свою очередь, подходить к его романам исторически.
Так, наделяя образ Петра только одними положительными чертами, Лажечников, конечно, погрешал против исторической и психологической правды. Но ведь так же рисовал Петра Пушкин и в Полтаве и в Арапе Петра Великого. И в первые годы после разгрома декабристов и расправы над ними царского правительства это имело определенный общественно-прогрессивный смысл. Петр I, образователь нашего отечества, как уже сказано, ставился в пример Николаю I. Естественно, что образец для подражания должен был быть представлен в наивозможно более положительном освещении. Еще более прямолинейную, чем у Пушкина, автора Стансов, параллель между Петром и Николаем, преследующую ту же цель, мы находим и в Последнем Новике Лажечникова. Свидетельство этому - слова автора в третьей главе второй части романа:
Петр Великий видел все своими глазами, все знал и рукою верною назначал каждому свое место по старшинству ума, труда, познаний и душевных достоинств, а не по степени искательства и рода.
Более того, Пушкин, не устававший в ряде произведений призывать милость к падшим, то есть осужденным на каторгу и ссылку декабристам, к особо привлекательным и заслуживающим подражания чертам характера Петра относил и то, что он был памятью незлобен, радовался возможности с подданным мириться, отпустить виноватому вину (те же Стансы и в особенности стихотворение Пир Петра Первого, которым Пушкин подчеркнуто открыл первую книжку журнала Современник). Ту же цель преследует и один из фабульных ходов романа Лажечникова: по просьбе его добрых советников (Милость красит венец царский) Петр прощает вымышленного героя романа - Последнего Новика, который не только был в заговоре против него, но и совершил особо тяжкое преступление (в подобном обвинялись и некоторые из декабристов) - пытался убить царя.
Вместе с тем самая манера изображения Лажечниковым Петра была прогрессивной и в чисто литературном отношении. Пушкин особенно ценил в романах Вальтера Скотта умение автора показывать сильных мира сего - монархов, крупных исторических деятелей - без всякой ходульности и подобострастия, а просто и естественно, как обычных людей, хотя и выделяющихся своими достоинствами или высоким общественным положением. Так именно поступал и сам Пушкин. В допушкинской литературе, в особенности в одописи XVIII века и в современных Пушкину эпических поэмах - Петриадах, Петр наделялся божественными атрибутами, изображался как некий земной бог. Даже в поэзии Ломоносова, который смело сообщал порой образу Петра некоторую демократичность, прямо предвосхищавшую будущего пушкинского царя-плотника, образ этот пишется, как правило, традиционными иконописными красками. Пушкин впервые в "Арапе Петра Великого полностью свел образ Петра с одических небес, поставил ею на реально-историческую почву. В Арапе Петр не земное божество, а просто человек высокою росту, в зеленом кафтане, с глиняною трубкою во рту, который, облокотясь на стол, читал гамбургские газеты. Таким впервые по возвращении на родит увидел его Ибрагим; в гаком естественном, обычном человеческом облике, нисколько не умаляющем вместе с тем сто высоких достоинств и великого исторического значения, проходит он перед читателями по всем страницам пушкинскою романа.
Примерно в такой же манере нарисован Петр при первом появлении его на страницах романа Лежечникова, когда во главе флотилии лодок он идет на абордаж двух шведских судов, пришедших на помощь уже взятой русскими крепости Ниеншанц:
Плывет множество лодок... слышны голоса, один внятнее прочих. - Алексаша! - говорил кто-то. - Разведай, что за человек!
Скоро выясняется, что тот, кому этот голос принадлежал и кого окружающие называли просто капитаном, и есть сам Петр. В этом же роде изображен Петр (в следующей главе) в один из самых знаменательных моментов его кипучей деятельности - при основании новой столицы.
Образ Петра в пушкинском Арапе Петра Великого, настолько же ярче и выразительнее образа Петра в Последнем Новике, насколько гений и художественное мастерство Пушкина неизмеримо больше литературного таланта Лажечникова. Но существенно, что автор Последнего Новика рисует Петра в подобной же. отнюдь не традиционной, а принципиально новой и для того времени в высшей степени новаторской манере, хотя и далеко не полностью ее выдерживает. Особенно резко это сказывается при изображении Катерины Рабе, дивную судьбу которой автор стремится объяснить некой предназначенностью свыше, прибегая при этом к традиционным мотива?/p>