Первый исторический роман Лажечникова
Статья - Литература
Другие статьи по предмету Литература
?ьма произвольному авторскому вымыслу.
Так, в романе специальная глава отведена битве под Гуммельсгофом. Из истории известно, что сперва в этой ожесточенной битве одолевали шведы, но, когда к месту сражения подоспели главные русские силы, шведский отряд под командованием генерала Шлиппенбаха был полностью разгромлен. Лажечников дает очень живое, волнующее описание всех перипетий этой тяжелой битвы, но перелом в ней в пользу русских осыпает цветами воображения. Шведы уже считают себя полными победителями. Но вдруг дело принимает неожиданный оборот:
Какое-то привидение, высокое, страшное, окровавленное до ног, с распущенными по плечам черными косами, на которых запеклась кровь, пронеслось тогда же по рядам на вороной лошади и вдруг исчезло...
В неприятельских рядах началась паника. Шведская конница обратилась в бегство. И исход сражения был решен.
Исторический романист, конечно, имеет право домыслить, дополнить историю. В данном случае ужасное видение не заключало в себе ничего сверхъестественного. Это была, как выясняется вскоре, горевшая местью к скупому рыцарю романа Лажечникова - первому богачу в Лифляндии, барону Балдуину Фюренгофу, уже известная читателю маркитантка Ильза. Вполне возможно и возникновение паники в войске по случайному поводу. Однако в описание битвы, ведущееся в достаточно правдивых реалистических тонах, этот примышленный автором, ультраромантический - и по своему содержанию, и по соответствующему ему стилю - эпизод врывается слишком резким и потому художественно неубедительным диссонансом.
Но ради цветов воображения Лажечников не только восполняет историю. Не останавливается он и перед прямым и порой даже грубым ее искажением. Таков, например, рассказ об отношениях между заглавным героем романа - Последним Новиком и главой раскольников петровского времени Андреем Денисовым. Несомненно, односторонне раскрывает Лажечников тему церковного раскола - староверия, возникшего в середине XVII века в связи с предпринятым патриархом Никоном исправлением ошибок в богослужебных книгах. Раскольничье движение петровского времени отнюдь не было только делом небольшого круга заговорщиков, сторонников царевны Софьи и противников ее младшего брата Петра. С самого начала раскол своеобразно выражал протест широких народных масс, принявший в духе времени религиозно-фанатическую форму, против официальной церкви, как пособницы и участницы правящей верхушки страны в угнетении трудового народа. Против Петра раскольники, объявившие его антихристом, выступали также, в сущности, потому, что основные тяготы в крутом и порой весьма жестоком созидании новой государственности - крепостнической Российской империи - ложились на народные плечи. Но односторонность автора Последнего Новика и в данном случае вполне исторически объяснима. Ее необходимо отметить, но упрекать за нее Лажечникова не приходится. Зато образ Андрея Денисова - исторической личности, по-своему весьма своеобразной и примечательной, в романе же предстающей в качестве некоего сверхзлодея, сознательно дан автором в явном несоответствии с действительностью.
Андрей Денисов на самом деле происходил из рода князя Бориса Мышецкого, новгородского помещика, который в период самозванцев ушел с семьей в Олонецкий край. Но в остальном романист поступает в отношении Денисова столь же произвольно, как и в отношении Последнего Новика, стирая почти всякую разницу между тем, что Новик - вымышленное лицо, а Денисов - лицо реально существовавшее и сыгравшее довольно значительную историческую роль. Достаточно сказать, что Андрей Денисов вовсе не был убит в 1703 году, а, наоборот, развил энергичную литературную (ему принадлежит около ста двадцати раскольничьих сочинений) и проповедническую деятельность, заверив Петра в покорности ему обитателей Выговской, или Выгорецкой, пустыни - центра тогдашних раскольников - и добившись от него уже в 1705 году ряда льгот для выговцев. Умер он лишь двадцать семь лет спустя, в 1730 году. Таким образом, эффектная сцена убийства Денисова появилась в романе лишь для развития фабульной линии вымышленного героя. В жертву ему (почти в буквальном смысле этого слова) автор не задумался принести лицо реально существовавшее: заставил совсем в духе того, что писал уже в цитировавшемся выше письме к Пушкину, историческую истину уступить поэзии. Никому, конечно, не придет в голову упрекнуть пушкинскую Капитанскую дочку, Как и любое другое произведение Пушкина на историческую тему, в недостаточности в них поэзии или творческого воображения. Но принципиальная разница между художественными методами двух писателей-современников в том, что Пушкин, допуская частные мелкие отступления от исторических фактов (вспомним хотя бы изменение имени героини Полтавы) и, понятно, всецело пользуясь законным правом писателя на творческий домысел, никогда не ломал в угоду ему истории, не подменял в большом и исторически существенном истины поэзией.
Но в целом Последний Новик все же довольно удачно решает задачи, стоявшие перед автором романа нового для того времени типа. В вымышленном повествовании ему удается развернуть насыщенную широким и разнообразным содержанием и вместе с тем достаточно верную, живую и поэтичную картину избранной им исторической эпохи. В Последнем Новике оба эти плана - история и вымышленное повествование - тесно связываются друг с другом