Литература

2321. Валентин Саввич Пикуль
Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

Бироны, Остерманы, Лейбманы, Левенвольд стали владыками России, возвестившими: «Все смерти лютой достойны!» И взметнулся над головами топор палача. Загуляли по спинам кнуты и плетки. Заскрипели дыбы в застенках тайной канцелярии. «И над великой Россией, страной храбрецов и сказочных витязей, какой уже год царствовал многобедственный страх». Страх, нищета, отчаяние, террор сковывали страну. И на фоне всего этого ужаса писатель раскрывает нам судьбы своих героев судьбы поломанные, трагические, исковерканные. Князь Михаил Голицын, один из образованнейших людей своего времени, затравленный придворными и превращенный в жалкого шута; «высокоумная» Наташа Шереметьева чистая, возвышенная девушка, проведшая лучшие свои годы в Березовском Остроге; беглый мужик Потап Сурядов, один из центральных персонажей книги, - все они жертвы своего времени. Но они же и его обвинители. Валентин Пикуль не тот известный летописец, «добру и злу» внимавший «равнодушно". Он как бы живет вместе со своими героями, мучается, страдает, неистовствует, борется вместе с ними. Видимо, отсюда столь часто встречающиеся в его произведениях отступления и прямые публицистические выходы. «Слово и дело!» по площадям. «Слово и дело!» по кораблям. «Слово и дело!» по кабакам… Бойся, человек русский. Возьмут тебя и навеки пропал ты. Запись имени твоего в прах изведут, даже не узнать куда сослан. Впредь только так и делали… Чтобы от человека следа не осталось. Будто его никогда не было на белом свете. Иногда же в мешок зашьют и в воду. Или на болоте ногами затопчут вглубь. Коли жена у тебя была ее в одну сторону. Детишек в другую. Раскидают семью по разным углам. Сколько же было их Иванов, родства не помнящих! Сколько детей, от голода мутноглазых, бродило по околицам. «Подайте Христа ради," пели они страдальчески. Роман «Слово и дело» - роман жестокий. Как жестока была и эпоха, в нем описанная. Но тем мощнее звучит в нем основной мотив борьба русского человека с иноземными поработителями. Писателю удалось показать, что, как ни велики были тяготы террора, как ни ужасающе жестоки притеснения, они не смогли сломить необоримого стремления народа к свободе и национальной независимости. ( «А все равно народа русского вам к власти иноземной не приучить,» хрипит, вися на дыбе, своим мучителям В. П. Жолобов). Роман не вызывает ощущения безысходности. Напротив. Вместе с чувством боли и гнева картина того далекого времени вызывает и чувство гордости. Гордости за необъятные силы народа, за не сломленный дух его, за непоколебимую веру в себя. «В самые трагические моменты истории, - пишет В. Пикуль, - вдруг распрямились гигантские силы русской нации. Порождались ратоборцы и страстотерпцы, увлекая за собой народ мечом или словом.» Именно к таким людям относится и главный герой книги Артемий Петрович Волынский, возглавивший борьбу против «бироновщины» и казненный в последний год царствования Анны Иоановны. Исторический Волынский подлинное дитя своего века, один из «птенцов гнезда Петрова», этот человек целиком соткан из рискованных противоречий. Честолюбец и карьерист, каким мы его видим в начале повествования, Волынский начинает постепенно осознавать бедственное положение страны, стремится быть ей полезным. Начав борьбу с придворной камарильей, он собирает вокруг себя кружок близких ему по убеждениям, патриотически-настроенных людей. («Мои любезные конфиденты» так называется вторая книга романа.) Адмирал Ф. Соймонов, горный инженер Хрущов, архитектор Европкин, чиновник Мусин Пушкин это были патриоты, боровшиеся, как могли и как умели, с немецким правительством Анны Иоановны. Они видели всю гибельность для страны иноземного засилия и понимали необходимость национального единения («Если бы мы, русские, меж собой любовь хранили и содержали, то ничего бы у нас иноземцы сделать не могли».) Вместе с ними Волынский пишет проект реформ, призванных обновить социальную и экономическую жизнь России, активно обличает царящие порядки. Не случайно имя Артемия Волынского стало символом русского патриота, идущего на плаху за честь России! Но их борьба это борьба одиночек. И поэтому она обречена на неудачу. Освободить страну от иноземного засилья смогла другая Россия «Россия трудов и подвигов, поисков и находок». И поэтому так ощутим всегда в его произведениях интерес к простому народу. Та Россия, в которой жили «долговязый парень растяпа» - будущий гений русской науки Михайло Ломоносов и кузнец, «Черная гроза прозываемый», что «сделал крылья из проволоки, надевал их как рукава… летал тако», моряки навигаторы, исследующие северные моря, и усатые гренадеры ветераны, своим грозным молчанием внушавшие ужас коронованным особам. И когда настало время этой России, уже ничто не могло ей противостоять. Массовые волнения покатились по стране. В армии «солдаты на штыках прикончили почти всех иноземных офицеров, не желая более им, подчиняться. Два мощных людских потока прокатились по России: возвращались домой из Сибири ссыльные и спешно удирали на запад за рубежи люди пришлые…» Исторический роман не историческая монография. От него нельзя требовать только того, что имеет место в источниках. Автор художественного произведения на историческую тему вправе отходить от документов, и в этом, как и в домыслах, упрекнуть его никто не может. Наконец, автор имеет законное право и на свою точку зрения, как и рецензент на свою, хотя бы и противоположную взглядам автора. Так, например, говоря о романе «Слово и дело», трудно согласиться с характеристикой Феофана Прокопьевича, Бирона, Миниха. Конечно, нельзя возразить Пикулю, утверждающему, что, будь на месте Бирона кто-либо другой этот предполагаемый фаворит Анны Иоановны вряд ли бы отличался от реального Бирона. Все это так, но это только предположение, а исторический Бирон личность вполне реальная, и в истории, как и в народном творчестве, этот «каналья курляндец» заслужил весьма нелестную характеристику.
2322. Валентина Степановна Гризодубова
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

...7 января 1911 г. у Степана Васильевича Гризодубова, одного из первых в стране авиаконструкторов и авиаторов, и его жены Надежды Андреевны родилась дочь Валентина. Здесь же, в Харькове, она закончила среднюю школу и поступила в Харьковский технологический институт. Параллельно она закончила музыкальное - училище по классу рояля и была зачислена в консерваторию. Мечта о небе не оставляла ее, хотя попасть женщине в летную школу очень сложно. Валентина добивается приема у наркома С. Орджоникидзе. Благодаря его содействию 4 ноября 1928 г., будучи студенткой ХТИ, зачисляется в первый набор Харьковского Центрального аэроклуба...
2323. Валериан Переверзев
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

Отрицая роль сознания в искусстве, П. приходит к позициям стихийничества и биологизма. П. считает, что «сознательно проводимая партийная идеология», «предвзятая тенденция» вредны для искусства, которое определяется подсознанием. В противовес ленинскому учению он отрицает партийность и партийное руководство в искусстве, выдвигая понятие «художественной партийности». «Художественная партийность» есть результат выявления в искусстве подсознательных переживаний: хорошо, когда в творчестве нет сознательно проводимой идеологии, нет «предвзятой тенденции», ибо они, по П., враждебны искусству. Отсюда отрицательное отношение П. к пролетарскому искусству и положительное к выявлениям стихийного творчества (см. его обзор «На фронтах текущей беллетристики», «Печать и революция», 1923, кн. IV). Применяя тезис об «абсолютной» ограниченности художника замкнутым кругом образов к советской литературе, П. выдвинул так наз. лозунг «социального приказа». «Творец (т. е. рабочий класс А. М.) сам делает свое дело, он не заказывает его другим, но требует, чтобы не мешали его делу, запрещает делать то, что стоит поперек дороги его творчеству, он приказывает, а не заказывает. Этот приказ будет обозначать часто очень простую вещь, чтобы добрая воля всевозможных певцов замолчала. Замолчи, и кончено!» («О теории социального заказа», «Печать и революция», 1929, кн. I, стр. 61). Так. обр. нет перевоспитания и переделки писателя, а есть только «приказ» замолчать или, как добавляет П., разрешение произведению гулять по свету, если грош ему цена (т. е. если оно безвредно и никчемно). Это положение, направленное против всей политики партии, утверждающей возможность и необходимость переделки, перевоспитания писателей, отражающих идеологию промежуточных социальных слоев, и марксистско-ленинского воспитания пролетарских писателей, тесно связано с тезисом П.: «...вдохновение есть голос класса, звучащий через всю сферу подсознания, вся та подсознательная сфера психики, которая властно определяет собой творческий процесс, часто даже вопреки сознательным устремлениям человека, вся она есть не что иное, как голос класса, звучащий в индивидууме, от которого никуда нельзя уйти» («О теории социального заказа», «Печать и революция», 1929, книга I, стр. 6263). Если это так, то какой смысл «заказывать» непролетарскому художнику петь пролетарские песни? Никакого смысла нет, ибо заранее известно, что он никуда не уйдет от голоса класса, от подсознательных своих устремлений. И если даже сознанием он будет на стороне пролетариата, все же тон творчеству будет давать подсознательное, от которого никуда не уйти.
2324. Валерий Брюсов
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

Литературная деятельность Б. исключительно разнообразна. Поэт, романист, драматург, переводчик соединяются в нем с критиком, ученым исследователем стиха, историком и теоретиком литературы, редактором-комментатором. Однако с наибольшей силой и завершенностью художественная индивидуальность Б. и его социальная сущность выразились в его поэзии. Начальный период своего поэтического творчества от «Русских символистов» до второго сборника стихов «Me eum esse» (1897) сам Б. называл впоследствии «декадентским» периодом. Доля преднамеренности, вызванной желанием овладеть вниманием публики, несомненно имеется в раннем «декадентстве» Б., однако оно носит и бесспорно органический характер. Пафос ранних стихов Б. борьба незаурядной личности, задыхающейся в «дряхлом ветхом мире», «запечатленном Островским», патриархальном «амбарном» быту докапиталистического купечества. Из скудости, душной затхлости этого пережившего себя быта, родилась ненависть Б. «ко всему общепринятому», стремление во что бы то ни стало оторваться от «будничной действительности», уйти из «тусклых дней унылой прозы». Отсутствие какого-либо жизненного дела внутри своего класса, элементы распада, господствовавшие в семье отца, предопределили направление этого ухода, подготовили Б. к «принятию в душу» того «мира идей, вкусов, суждений», который открылся ему в произведениях французских декадентов от Бодлера до Гюисманса. Махровая экзотика, с одной стороны, с другой вся гамма индивидуализма «беспредельная» любовь к самому себе, полная отрешенность от «действительности», от «нашего века», «бесцельное поклоненье» чистому искусству, «бесстрастие», равнодушие к людям, ко всему человеческому, душевный «холод», покинутость, одиночество составляют наиболее характерные мотивы стихов Б. этого периода. Круг индивидуалистических переживаний последовательно завершается обращением к темам смерти, самоубийства, причем Б. не только пишет «предсмертные стихи», но и на самом деле собирается покончить с собой. Экзотике содержания соответствует стремление к «новым неведомым формам». Б. вслед за французскими символистами «упивается экзотическими названиями», «редкими словами», «богатством, роскошью, излишеством рифмы», эксцентричными образами, экстравагантными «ультрасимволическими» эпитетами. Формально в стихах первого периода Б. наименее находит себя, подчиняясь в них гл. обр. влиянию Верлена, поэта, по всему своему складу наиболее от него далекого. Но эмоциональная неотчетливость, музыкальная зыбкость образов и ритмов Верлена приходится особенно по вкусу отрешенной мечтательности Б. этого периода. Третьей книгой стихов Б. «Tertia Vigilia» (1900) начинается новый центральный период его творчества. Книга открывается циклом под характерным названием «Возвращение». В первом же стихотворении под тем же названием поэт провозглашает свой уход из «пустыни» индивидуализма, «возврат к людям». Поэт, «много зим» «не видевший действительности», «не знавший нашего века», обращает свой взор к действительности и современности. Между тем, пока он «бродил» по пустыням отверженности и одиночества, действительность сильно изменилась. На конец 90-х гг. падает бурный рост капитализма: колоссальный промышленный подъем, небывалая горячка железнодорожного строительства и т. п. Б. не узнает того «сонного», «грязного», «жалкого» мира, к которому он привык с детства: на месте «низеньких, одноэтажных домишек», в которых «ютились полутемные лавки и амбары», «воздвиглись здания из стали и стекла, дворцы огромные, где вольно бродят взоры»; «тот знакомый мир был тускл и нем, теперь сверкало все, гремело в гуле гулком». И поэт очарован ликом нового капиталистического города. Если в «Me eum esse» он восклицал: «родину я ненавижу», новые его стихи страстные признания в любви вновь обретенному «отчему дому» той же буржуазной культуре, только поднявшейся на более высокую ступень своего развития: «люблю большие дома...», «пространства люблю площадей», «город и камни люблю, грохот его и шумы...». Стихи о городе в сборнике «Tertia Vigilia» были первыми образцами русской урбанистической поэзии и «откровениями» новой поэзии вообще. Б. не только дает в них городской пейзаж (зачатки последнего, не говоря о «Медном всаднике» Пушкина, имелись уже у Некрасова, у Фофанова), решительно предпочитая его традиционной «природе» дворянской классической поэзии, но и применяет новые формы стиха (дольники, неточные рифмы), соответствующие ритмам новой городской действительности. На стихи о природе Б. также накладывает печать восприятий горожанина («волны, словно стекла», «месячный свет электрический» и т. п.). Перелому в настроениях соответствует смена литературных влияний: от верленовской поэзии оттенков, полутонов, намеков Б. обращается к яркому, красочному, исполненному могучей жизненности творчеству поэта-урбаниста Верхарна. В «Tertia Vigilia» даны первые русские переводы из Верхарна; одновременно Б. сообщает о подготовке им целой книги переводов из Верхарна под знаменательным названием «Стихи о современности». Жгучее переживание современности становится основной творческой стихией самого Б. Современность воспринимается Б. под знаком стремительного роста города, в темпах лихорадочно созидающейся капиталистической культуры. Поэт увлечен грандиозностью, размахами этого созидания. Над его стихами реет видение гигантского города будущего, который в своей «глуби, разумно расчисленной, замкнет человеческий род». Обращаясь мыслью к этому «будущему царю вселенной», Б. молитвенно восклицает: «Тебе поклоняюсь, гряди, могущ и неведом. Пред тобой во прах повергаюсь, пусть буду путем к победам». Поэт-индивидуалист, в первом периоде своего творчества «покинувший людей», выпавший из своего класса, «бежавший» из-под низких сводов «темного» купеческого амбара, подхватывается «встающей волной» капитализма, готов, как «египетский раб», служить созиданию городской, буржуазно-капиталистической культуры. В начале 900-х гг. происходит перемена и в социальном положении Б. «Неизвестный, осмеянный, странный» слагатель «декадентских» стихов, не печатавшихся ни одним журналом, лишенный твердой жизненной установки, Б. вступает ближайшим работником в крупное издательское дело, которое ставит своей задачей организацию новой воинствующей литературной школы, претендующей на первое место в современной литературе. В организационно-редакторскую работу по издательству «Скорпион» и журн. «Весы» Б. вносит столько же неутомимой энергии, настойчивости, организаторской воли и способностей, сколько его дед вносил в свою пробочную торговлю. Один из наиболее близких сотрудников «Весов», Андрей Белый, впоследствии вынужден был признать, что «социальная среда» вокруг «Скорпиона» и «Весов» «складывалась по линии интересов крупного купечества к новой литературе... Миллионер входил в литературный салон осторожно, с конфузом, а выходил... уверенно и без всякого конфуза». В стихах Б. «крупное купечество», растущая капиталистическая буржуазия находила отзвук своих настроений и чаяний. Пафос овладения миром, введения себя в историю в качестве законной наследницы «веков», долженствующей занять свое место на исторической авансцене, наконец стремление к культурной гегемонии все эти черты восходящей воинствующей буржуазии характерно отмечают творчество Б. второго периода от «Tertia Vigilia» (1900) до «Семи цветов радуги» (1916) включительно. Любимыми образами поэта являются могучие образы «вождей», «завоевателей», «миродержцев», покорителей вселенной Ассаргадона, Александра Великого, Наполеона... В набросках своего социального романа «Семь земных соблазнов» Б. сам дает ключ к пониманию этих образов, уподобляя канцелярию современного банка «тронной зале ассирийского дворца», ставя в кабинет «короля мира» банкира Питера Варстрема «мраморный бюст Наполеона». В «Банкире» (перевод из Верхарна), который, «подавляя все Ньягарами своей растущей силы... над грудами счетов весь погруженный в думы, решает судьбы царств и участь королей», этот излюбленный образ «властителя вселенной» явлен без доспехов истории, в его современном обличьи. В 1903 Б. ведет «политические обозрения» в журнале Мережковских «Новый путь», выступая в них горячим приверженцем империализма. Гражданско-патриотические стихи Б. эпохи русско-японской войны проникнуты мечтами о «мировом назначении» России. «Историзм» чувство живой связи с «веками», непрерывное ощущение себя «в истории», постоянное оперирование историческими образами и аналогиями составляет одну из отличительных особенностей поэтического творчества Б., причем характерно преимущественное обращение его к темам и образам «великодержавной» римской истории. Самый мистицизм Б., тяготение к которому он разделяет со всеми символистами, проявляется у него не в форме пассивных «служений Непостижной» бесплотных порываний в область сверхчувственного, как хотя бы у Блока, а принимает характерный вид «оккультизма», «магии», активного стремления подчинить своей воле природу, овладеть «тайнами естества».
2325. Валерий Брюсов, роман "Огненный ангел"
Реферат пополнение в коллекции 09.12.2008

После того, когда Рената покинула Рупрехта, пространство, которое окружало его, начало постепенно меняться, как реальное, так и внутреннее. Сначала Рупрехт пытался остаться в том пространстве, в котором он находился, когда рядом была Рената: «В то время, хватаясь за бессмысленную надежду повстречать Ренату где либо на перекрёстке, неустанно обегал я улицы и площади города, простаивал часами на пристанях и рынках, входил во все церкви, где любила молиться Рената...»[18] или, когда Рупрехт представлял, что он встретит Ренату, то скажет ей: «Рената, я твой, опять твой, навсегда и совсем! Возьми меня, как раба, как вещь...».[19] Все попытки Рупрехта вернуть к себе Ренату оказались тщетными и безуспешными, как и попытка вернуть то пространство, в котором он находился до момента их расставания. Дьявольское пространство само извергло из себя Рупрехта. Реальным пространством Рупрехта стало движение по горизонтали это дорога (путешествие, стремление познавать что то новое и неизведанное и самое главное: то, что выбирает сам Рупрехт) и движение по вертикали это его духовное развитие и переживания как личности самодостаточной, ни от кого не зависящей. Рупрехта поглотило пространство свободы, сулящее ему необьятные просторы и дающее право на самостоятельный выбор действий: «Но со строгой уверенностью могу я здесь дать клятву, перед своей совестью, что в будущем не отдам я никогда так богохульственно бессмертной души своей, вложенной в меня Создателем, - во власть одного из его созданий, какой бы соблазнительной формой оно ни было облечено, и что никогда, как бы ни были тягостны обстоятельства моей жизни, не обращусь я к содействию осуждённых Церковью гаданий и запретных знаний и не попытаюсь переступить священную грань, отделяющую наш мир от тёмной области, где витают духи и демоны. Господь Бог наш, видящий всё и глубины сердечные, знает всю чистоту моей клятвы. Аминь». [20] Такими были последние слова Рупрехта на страницах романа «Огненный ангел». Из этого следует, что в сознании Рупрехта произошёл окончательный прорыв к свободе как души, так и тела. Клятва, данная Рупрехтом, означает твёрдое его решение не возвращаться в пространство дьявольское и это значит, что финальная клятва Рупрехта в романе даёт точное определение господствующего пространства. Пространство божественное торжествует над пространством дьявольского так же, как торжествует сознание эпохи возрождения над средневековой концепцией восприятия мира.
2326. Валерий Гергиев
Доклад пополнение в коллекции 12.01.2009

В возрасте 35 лет Валерий Гергиев был избран художественным руководителем оперной труппы, а с 1996 года является художественным руководителем-директором Мариинского театра. Сегодня Гергиев считается одним из ведущих дирижёров мира. С ним хотели бы сотрудничать лучшие оркестры и оперные коллективы. Однако его главное стремление остаётся неизменным - превратить труппу Мариинского театра в лучшую труппу мира и позволить стране гордиться Санкт-Петербургом и Мариинским театром (пути развития которых он видит в единстве). Художественные достижения маэстро Гергиева принесли ему многочисленные звания и награды. Он - народный артист России (1996), лауреат Государственной премии России за 1994 и 1999 годы, с 1996 по 2000 и в 2002 году ему как лучшему дирижёру года присуждалась высшая театральная премия страны "Золотая маска", Гергиев получил приз Дмитрия Шостаковича и премию "Золотой софит" за лучшую дирижёрскую работу в 1997, 1998 и 2000 годах. За выдающиеся исполнение классической музыки Валерий Гергиев был удостоен титула "Лучший дирижёр года" (Musical America - США, Independent, Evening Standart - Великобритания). В 1998 году за выдающийся вклад в музыкальную культуру Philips вручил ему специальную премию, которую он передал на развитие Академии молодых певцов Мариинского театра. В 2000 году Валерий Гергиев был избран действительным членом Международной академии творчества. В том же году ему были присвоены высшие награды России и Республики Армении - орден Дружбы и орден св. Месропа Маштоца. В 2001 году маэстро был награждён Крестом I класса "За заслуги" Федеративной Республики Германии за активное содействие в области германо-российского культурного обмена и личный вклад в популяризацию музыки немецких композиторов. Гергиев также был удостоен высочайшей правительственной награды Италии - ордена "Почётный кавалер" ("Ufficiale al Merito"). Такая награда вручается выдающимся гражданам страны, внёсшим особый вклад в благосостояние отечества в областях науки, экономики и культуры. Подобная честь оказывается иностранцам в исключительных случаях. 31 января 2002 года Владимир Путин вручил Валерию Гергиеву премию Президента России в области литературы и искусства.
2327. Валерий Яковлевич Брюсов
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

В “Третьей страже” перед нами проходят древняя Ассирия, Двуречье, Египет, Греция, Рим, европейское средневековье и Возрождение, первые века отечественной истории, наполеоновская эпопея. Под пером поэта возникают и реальные исторические лица, и герои мифов, безымянные персонажи разных эпох, долженствующие выразить характерные черты своего времени. Стихи Брюсова написаны по-разному: одни - как бы от лица самих героев (“Клеопатра”, “Цирцея”), другие - от имени автора, словно бы ставшего свидетелем тех или иных событий (“Скифы”, “Данте в Венеции”), или в виде размышлений поэта о судьбе иных цивилизаций и героев прошлого. Но все эти стихи меньше всего напоминают реконструкцию прошлого; стремление поэта вовсе не в том, чтобы рисовать картины на исторические темы. В них ощутимо бьется пульс современности.Безумцы и поэты наших днейВ согласном хоре смеха и презреньяВстречают голос и родных теней,-так начинает Брюсов свое стихотворение об одном из своих любимых героев - Данте.Героев Брюсова объединяет ясность и определенность характера, дерзновенность мысли, преданность избранному пути, страстность служения своему призванию и своему историческому назначению. Брюсова привлекает сила ума и духа этих людей, дарующая им возможность возвыситься над сиюминутными будничными заботами и мелкими страстями, открыть неведомое, повести мир к новым рубежам. Правда, герои Брюсова всегда одиноки, ими движет рок, или личная жажда познания, или страсть к власти. Никому из них не свойственно чувство служения людям, никто не идет на самопожертвование .
2328. Валерий Яковлевич Брюсов
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

В этом стихотворении Брюсов словно уводит нас в иную реальность, в иное измерение, он противопоставляет Россию с Африкой и сравнивает Москву с самкой страуса. В данном случае самка спящего страуса является символом Москвы. Повторение звуков гр кр рск кр напоминают нам крики страуса. Все это навевает мистический трепет. Брюсов выбрал необычайный для русской поэзии размер с разным количеством ударных слогов в строчках. Он показывает красоту безобразного (грязные крылья, стервятники, падаль). Мы как будто находимся в нереальном мире, космосе, где царит тишина и покой. В первой строфе через страуса Брюсов проводит аналогию с Москвой, говоря «Грязные крылья по темной почве раскинуты, //Кругло-тяжелые веки безжизненно сдвинуты,//Тянется шея беззвучная, черная Яуза», он имеет ввиду то, что Москву заполнила грязь и тени заняли все ее пространство. Она устала терпеть всю пошлость, которая заполонила все!
2329. Валерий Яковлевич Брюсов. Огненный ангел
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

Увы, попытка вызвать духов, несмотря на тщательные приготовления и скрупулезность в следовании советам чернокнижников, чуть не закончилась гибелью начинающих магов. Было что-то, что следовало знать, видимо, непосредственно от учителей, и Рупрехт отправился в Бонн к доктору Агриппе Ноттесгеймскому. Но великий открестился от своих писаний и посоветовал от гаданий перейти к истинному источнику познания. Между тем Рената встретилась с Генрихом и тот сказал, что не хочет больше видеть её, что их любовь мерзость и грех. Граф состоял членом тайного общества, стремившегося скрепить христиан сильнее, чем церковь, и надеялся возглавить его, но Рената заставила нарушить обет безбрачия. Рассказав все это Рупрехту, она пообещала стать его женой, если тот убьет Генриха, выдававшего себя за другого, высшего. В ту же ночь совершилось первое их соединение с Рупрехтом, а на другой день бывший ландскнехт нашел повод вызвать графа на поединок. Однако Рената потребовала, чтобы он не смел проливать кровь Генриха, и рыцарь, принужденный только защищаться, был тяжело ранен и долго блуждал между жизнью и смертью. Именно в это время женщина вдруг сказала, что любит его, и любит давно, только его, и никого больше. Весь декабрь прожили они, как новобрачные, но вскоре Ренате явился Мадиэль, сказавший, что тяжки её прегрешения и что надо каяться. Рената предалась молитве и посту.
2330. Валлийская литература
Доклад пополнение в коллекции 12.01.2009

Валлийская литература (или кимрийская] литература древних бриттов, сохранившаяся в Уэльсе (Валлисе); зародилась в V в., когда, по преданию, жили барды: Анейрин, Тальесин, Лиуарх Ген и Мирдин (прототип Мерлина сказаний Круглого стола). Однако все приписываемые им произведения (изд. W. F. Skene, «Four ancient books of Wales», с англ. перев., Эдинб., 1862) возникли не ранее IX в. (как напр. героическая поэма псевдо-Анейрина «Gododin»), а большинство в XIXII вв. Несомненно, что с VI по XII в. существовали и весьма развитой мифологический эпос и сказания о национальных героях, как Кадуаладр, Артур, Тристан и др., отчасти послужившие материалом для французских романов Круглого стола; однако в первоначальной форме они до нас не дошли, и лишь фрагменты их сохранились в переработке XIIXIII вв. Древнейший памятник валлийской прозы «Законы Гоуэля Доброго», восходит к X веку. С XI по XIII в., под сильным англо-нормандским влиянием, наблюдается расцвет поэзии, особенно на севере Уэльса; наиболее прославленные барды этой эпохи: Мейлир (ум. 1160], его сын Гуальхмай, Кинделу и др. Вырабатываются крайне сложная метрическая система и витиеватый стиль поэзии бардов, удержавшиеся по традиции до XIX в. Подчинение Уэльса Англии (1288] было скорее благоприятно для местной поэзии, центр которой переносится на юг, и XIVXV вв. считаются «золотым веком» ее. Героические и боевые песни сменяются пасторальной и любовной поэзией, виднейшим мастером которой является Давид Аб-Гуилим (ум. 1368], прозванный «валлийским Петраркой». Очень культивируется во все времена популярная сатирическая поэзия. Зато проза этого периода весьма скудна и носит сплошь религиозный характер, за исключением «Триад» мнемонических формул для запоминания национальных преданий и правил народной мудрости. Воцарение в Англии династии Тюдоров (1485], открывшее доступ валлийской знати ко двору и высшим должностям, имело последствием ослабление В. л., и в XVI в. она переживает упадок; новым видом творчества являются здесь лишь интерлюдии и др. драматические жанры. В XVII в. развивается художественная проза, важнейшие памятники которой аллегорическая «Книга трех птиц» (1653] Моргана Луйда и «Видение спящего барда» (1703] Эллиса Уинна вольное подражание «Снам» Кеведо. Но с XVII по XIX в. поэзия (по преимуществу религиозная) полна риторики и отражает борьбу разных формальных школ, гл. обр. традиционалистов и умеренных новаторов. Крупнейшими фигурами здесь являются: строгий классик Горонуи Оуэн (ум. 1769], полународный поэт Томас Эдуардс, прозванный Тум ор Нант (ум. 1810], и «национальный валлийский поэт», чрезвычайно популярный Уильям Пантикелин (ум. 1791]. Начало XIX в. ознаменовано расцветом изучения родной старины и яз. С 30-х гг. В. л. подпадает под сильное влияние английской и приближается по своим формам и темам к общеевропейской. Первым образцом нового психологического романа является здесь «Бард или валлийский отшельник» (1830] Э. Джонса (Гуилима Каурдава). Развивается также бытовой роман. Гуинет Воган описывает религиозное движение 1859, Даниэль Оуэн быт духовенства, Леуелин Уильямс жизнь крестьян, школьников и т. п. В поэзии, где провозвестницей новых идей явилась Анна Гриффитс (ум. 1805], особенно выделились: Эбнезер Томас, тонкий лирик Джон Блекуэл и поэт крестьянской жизни Кейрног. Сейчас ежегодно устраиваются поэтические конкурсы и существует ряд литературных журналов. По изучению богатого валлийского фольклора особенно ценны труды Джона Риса (Rhys) и Бринмора Джонса.
2331. Валлин Георг Август
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

А затем грабители повели себя совсем как герои арабских легенд. После длинного философско-юридического диспута с раздетыми догола путниками они признали несправедливость своих действий и вернули ограбленным почти все их имущество. Уже в Лондоне, куда Валлин в конце 1849 года заезжает по дороге домой, чтобы познакомиться с коллекцией арабских рукописей Британского музея, к скромному гельсингфорсскому доценту приходит слава. Картографы Английской Ост-Индской компании по его указаниям составляют лучшую для того времени карту северной и центральной Аравии, Королевское географическое общество присуждает ему премию за исследования (те же почетные 25 гиней, которыми позднее был награжден знаменитый исследователь Африки Давид Ливингстон), Географическое общество в Париже большую серебряную медаль. Как это ни кажется странным, меньше всего интереса к замечательным путешествиям Валлина проявил императорский Петербург. Короткая заметка В Географических известиях сообщала, что наш соотечественник Валлин собрал любопытные сведения , о которых доложил на заседании Лондонского географического общества. Правда, Петербург был далек от мысли заводить себе колонии в Аравии, а Лондон уже тогда утвердился в Договорном Омане и Адене и мечтал о дальнейших захватах на полуострове. С нетерпением ожидал Валлина Гельсингфорсский университет, в котором в 1850 году прославленный путешественник после длительного перерыва вернулся к занятиям на кафедре восточной литературы. Валлин ведет большую преподавательскую работу, изучает и готовит к печати арабские рукописи. Назначенный вскоре профессором кафедры, он проводит важную реформу в организации востоковедческого образования (так называемый Статут 1852 года): по его настоянию вводится более узкая специализация для преподавателей и студентов, а сама кафедра получает в своей работе большую самостоятельность. И все же кабинетная работа не удовлетворяет молодого профессора. Восток, на котором, несмотря на все опасности и лишения, путешественник провел лучшие годы жизни, не дает ему покоя. Все свои предыдущие поездки он упорно продолжает считать лишь подготовкой к новому, третьему путешествию по Аравии, которое должно занять не менее пяти лет. Валлин собирается детально ознакомиться с Хиджазом, Неджраном, Оманом, Махрой, Хадрамаутом, Йеменом. Однако найти средства на экспедицию ему не удалось. Отчаянным поискам выхода из создавшегося положения положила конец неожиданная смерть 41 -летнего ученого. Неожиданная ли, впрочем? Валлин был однолюбом , и его единственной всепоглощающей страстью было путешествие в сердце Аравии. Судя по всем данным, считал академик Крачковский, неудача, постигшая Валлина в лелеянном им плане нового путешествия на Восток, и вызвала его преждевременную кончину .
2332. Вальтер Беньямин
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

Одновременно поражение революции радикально обессмысливает всю героическую борьбу предшествующих поколений: «И мертвые не уцелеют, если враг победит» (тезис 6). Революция есть созидательный акт, одновременно выступающий иным измерением фрейдовского «влечения к смерти», стирание доминирующего Текста истории, создание нового исторического Текста, в границах которого осуществится подавленное прошлое. Тем самым каждая новая точка революционных шансов «наполняет настоящим» все уже произошедшее, заново определяет множество иных, неудавшихся попыток революции: «Для исторического материализма речь идет о том, чтобы удержать образ прошлого, который внезапно является в момент опасности перед историческим субъектом. Опасность угрожает как традиции, так и ее получателям» (тезис 6). Что особо значимо, каждая новая революция заново ставит на кон собственное революционное прошлое, являя собой интегративную сумму некогда упущенных революционных шансов: «История предмет конструирования, отправная точка которого не гомогенное и пустое время, а современность. Так, для Робеспьера античный Рим был прошлым, преисполненным современности, вырванным из континуума истории. Французская революция осознавала себя в качестве нового Рима. Она цитировала Древний Рим точно так, как мода цитирует старое платье» (тезис 14). Согласно Б., каждый раз вновь и вновь осуществляется «присоединение некоторого прошлого к текстуре настоящего», метафоризация истории как особого текста: «Если мы согласимся рассматривать историю как текст, то сможем сказать о ней то же, что говорил один современный автор о литературном тексте: прошлое несет в себе образы, которые можно сравнить с образами, хранимыми на фотопластинке. Только будущее будет располагать проявителем, достаточно сильным, чтобы сделать картину ясной во всех деталях. Многие страницы Руссо или Мариво несут в себе смысл, который их современники были не в состоянии до конца расшифровать». Трактовка исторического времени осуществляется Б. в контексте сюрреалистического опыта и еврейской мистики: оно /время А.Г., А.Ф./ совмещает признаки аутентичного момента инновационного настоящего, прерывающего продолжительность (дление) истории, и феномена эмфатического обновления сознания («каждая секунда есть малые ворота, через которые мессия мог бы войти» тезис 18). По мысли Б., соответствующий опыт /Eingedenken A.T., А.Ф./ суть такой опыт, который «не позволяет понимать историю как нечто совершенно атеологическое». Как впоследствии отмечал Хабермас, Б. было осуществлено определенное «оборачивание» горизонтов «ожидания» и области опыта. Б. не доверял наследию передаваемых благ культуры, переходящему во владение настоящего, а также фиксировал асимметричность связи между усваиваемой действительностью настоящего, ориентированного будущим, и усвоенными объектами прошлого. Б. (уникальный прецедент в неомарксизме) трактовал историю как текст, как множество событий, которые способны лишь «стать сбывшимися», их смысл, их историчность определяется «задним числом», тем, каким именно способом они окажутся вписаны в соответствующую символическую систему (см. Постистория). Ретроспективно движение мысли Б. от «философии апофатического» к «апокалиптическому» и далее к «культур»-мессианизму вряд ли можно считать завершенным, но (по мысли Деррида, наряду с «тремя религиями, Марксом и Хайдеггером») оно выступило значимым прологом поворотной философской деконструкции 20 ст.
2333. Вальтер Кристаллер
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

Наиболее простое изложение теории центральных мест Кристаллера предложено в книге Тоина и Ньби "Методы географических исследований". Основной постулат теории центральных мест заключается в том, что размещение экономической деятельности главным образом определяется условиями спроса и предложения. Однако реальное географическое пространство крайне неоднородно, и такие факторы как рельеф, население, транспорт играют важнейшую роль, но для того, чтобы проверить влияние только спроса и предложения необходимо упростить остальные факторы и сделать допущение "при прочих равных условиях". Для теории центральных мест это упрощение заключается в том, что район рассматривается как однородная равнина с одинаково плодородными почвами, однородно распределенным населением, для которого характерны одинаковые запросы и предпочтения. Предполагается также транспортная доступность во всех направлениях. Таким образом, теория центральных мест Кристаллера основана на идеализированной территории, т.н. изотропной поверхности. На такой территории издержки снабжения поселения будут зависеть только от расстояния между местом производства товара и этим поселением. С увеличением издержек спрос на большинство товаров уменьшается, и поэтому очевидно, что с ростом расстояния спрос на любой товар в любом районе будет уменьшаться до тех пор, пока не будет достигнута точка, где не соответствующие товары и услуги не найдется ни один потребитель. А так как население, в свою очередь, размещено равномерно и транспортные издержки пропорциональны расстоянию, то зона сбыта любого товара будет иметь форму круга и место производства этого товара расположится в центре зоны сбыта, то есть станет "центральным местом", а все поселения, которые снабжаются из этого центра, будут "зависимыми" местами. В итоге при наличии множества городов вся территория окажется разделенной на сферы влияния. Реальный размер зоны сбыта товара полностью определяется ценой товара в центральном месте и расстоянием, на котором транспортные издержки еще терпимы сравнительно с ценой товара по сравнению с ценой такого же товара из другого центрального места.
2334. Вальтер Ратенау
Курсовой проект пополнение в коллекции 12.01.2009

Как известно, первую мировую войну давно готовили, ее ждали, и все же она пришла неожиданно. Все слои общества на какое-то время соединились в едином порыве. Предприниматели не были в стороне, однако мало кто из них знал, что надо делать. Кайзер успел сказать еще одну необдуманную фразу о том, что ждет возвращения солдат с победой «к осеннему листопаду». Немногие в Германии имели на этот счет сомнения. Среди тех, кто не верил в скоротечность войны, был Ратенау. Он считал необоснованными амбиции Германии, учитывал морскую мощь Великобритании, «загадочность» русской души и ее веру в царя, а также возможность вступления в войну США на стороне Антанты. Ратенау сразу понял трудности приспособления хозяйства к войне, особенно в условиях английской морской блокады. В центре внимания стали проблемы сырья и сбыта готовой продукции. В 1913 г. электротехническая промышленность Германии давала 41 % всего мирового экспорта этой отрасли. В тяжелое положение попали и банки, связанные как с экспортными отраслями, так и с традиционными металлургической и добывающей промышленностями. На имя канцлера Вальтер Ратенау подал записку, в которой изложил план организации военного хозяйства Германии, прежде всего учет и распределение сырья. 13 августа 1914 года был создан военно-сырьевой отдел при военном министерстве Пруссии, который возглавил В. Ратенау. Первоочередной задачей отдела стал учет наличного сырья, потребностей в нем для военного и мирного производства и обеспечение в первую очередь предприятий, работавших на войну. Одновременно начали создаваться военно-сырьевые общества по отраслям, занимавшиеся вопросами сырья. Отдел Ратенау координировал их деятельность, получив широкие полномочия, позволявшие принять меры принуждения к отдельным предпринимателям. Ратенау стали обвинять в том, что он хочет убрать своих конкурентов. Тем не менее эксперимент по государственному регулированию хозяйства продолжался, хотя Ратенау в 1915 году вынужден был уйти с поста начальника военно-сырьевого отдела. Через своих людей он продолжал оказывать влияние на работу этого отдела и в конце концов заслуженно приобрел славу спасителя германской экономики и организатора ее эффективного действия во время войны. В. Ратенау вошел в группу деятелей, которые определяли военную политику страны. Он участвовал в составлении ряда меморандумов, записок, например, о действиях на оккупированных территориях, ведении подводной войны и др. Возможно, что он принимал участие в подготовительной работе по составлению таких важных документов, как закон о принудительном синдицировании и закон 1916 г. о вспомогательной службе отечеству, сыгравший решающую роль в становлении в Германии военно-государственного монополистического капитализма. Вместе с другими представителями германской промышленности Ратенау оказался в группе инициаторов «программы Гинденбурга», как стала она называться, хотя фельдмаршал, кроме имени, не дал ей ничего.
2335. Вальтер Скотт
Доклад пополнение в коллекции 12.01.2009

Вальтер Скотт по праву считается создателем исторического романа на Западе. Он творил в переходную историческую эпоху, когда заметно возрос в среде романтиков интерес к прошлому. Обращаясь к истории, Скотт стремился уловить ее глубинные тенденции, позволяющие лучше понять современную ему действительность. Скотт видел в истории движение, борьбу, неодолимую победу прогрессивных сил. Например, король, стремящийся к сильной централизованной власти, и поддерживающие его горожане и крестьяне одерживают верх над феодальной реакцией (в романе "Айвенго"). Скотта интересовали не только исторические герои, короли, полководцы, но и поведение масс, творящих историю. Ему был присущ историзм, включение отдельной личности в широкий исторический поток, связь ее судьбы с обществом в целом. В центре его романов нередко находился романтический герой, развертывалась любовная линия ("Айвенго", "Уэверлей", "Пуритане"). Но особенно интересен и богат оказывался исторический фон, точно выписанные реалии быта, картины нравов.
2336. Вальтер Скотт в интерпретации русских "архаистов"
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

Трактовка Шаховским романа В. Скотта не вызвала особого интереса у ученых. В "Истории русского драматического театра" об "Иваное" сказано достаточно пренебрежительно как о пьесе, которая не обнаруживает "сколько-нибудь серьезного интереса к истории, к ее конфликтам, к психологическому своеобразию ее героев", и лишь отмечено, что "спектакль отличался богатством и чрезвычайной постановочной сложностью".7 А. А. Гозенпуд был первым и, собственно, единственным исследователем этого произведения Шаховского. В своей интересной и богатой фактами статье он справедливо пишет, что драматург "стремился сохранить богатство фабулы романа" и что ""Иваной" был своеобразной попыткой сочинения исторической романтической драмы, формально следующей Шекспиру".8 Однако относительно цели "переделки" ученый высказал мысль, которая не кажется нам убедительной. А. А. Гозенпуд посчитал, что основная концепция "Иваноя" связана с желанием автора прославить Александра I в образе Ричарда Львиное Сердце (аргументация дана в общих чертах и апеллирует к славе Александра "победителя Наполеона и освободителя Европы"9). Представляется, что ситуация гораздо сложнее. В 1821 г. в связи с Александром в русском обществе возникали уже иные, не слишком благоприятные для императора ассоциации. Из двух монархов, появляющихся в пьесе, он мог ассоциироваться скорее с братом Ричарда принцем Джоном - Иоанном, как он именуется в пьесе Шаховского. Подобная параллель подчеркивалась и Прологом, которым открывался спектакль.
2337. Вальтер Скотт и его роман "Роб Рой"
Информация пополнение в коллекции 10.01.2010

По тем же принципам, что и «Роб Рой», построено подавляющее большинство романов Вальтера Скотта, и достаточно вспомнить хотя бы «Капитанскую дочку» А.С. Пушкина, чтобы понять, насколько широкое хождение эти принципы получили в мировой литературе 1820-1830-х годов. Вальтер-скоттовский роман стал на время определяющим, центральным жанром эпохи, оказавшим мощное воздействие на дальнейшее развитие литературы. Освоение открытий Вальтер Скотта шло одновременно несколькими путями: его прямые продолжатели, как, скажем, Ф. Купер в США или М.Н. Загоскин, автор «Юрия Милославского», в России, пытались создать национальный исторический роман, перенимая у «шотландского чародея» его повествовательную технику и способы передачи «местного колорита»; П. Мериме и В. Гюго, отталкиваясь от Скотта, разрабатывали беспримесные, чисто романтические варианты жанра; в притяжении и отталкивании, в полемике с Вальтером Скоттом рождался реалистический роман Бальзака и Ч. Диккенса; усвоение и преодоление уроков Скотта способствовало формированию нового стиля у позднего Пушкина и у писателей «натуральной школы». Однако очень скоро современники обнаружили, что у вальтер-скоттовского романа есть, говоря словами В.Г Белинского, «важный недостаток... это решительное преобладание эпического элемента и отсутствие внутреннего, субъективного начала». Одномерные, похожие друг на друга герои, вроде Фрэнка Осбалдистона и Дианы Вернон - герои, увиденные извне и лишенные внутреннего существования, - перестали отвечать требованиям времени. Литература пошла другими путями, в глубь личности, а не в глубь времен, и Тургенев лишь выразил мнение всего последующего поколения, когда заявил в 1852 году: «Исторический - вальтер-скоттовский роман - это пространное, солидное здание, со своим незыблемым фундаментом, врытым в почву народную, со своими вступлениями в виде портиков, со своими парадными комнатами и темными коридорами для удобства сообщения, - этот роман в наше время невозможен: он отжил свой век, он несовременен».
2338. Вальтер Скотт, Карамзин, Пушкин
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

Изволь: я только расплатился с хозяином и хотел уж выйти, как вдруг слышу страшный шум; и граф сюда входит со всею своею свитою. Я скорее снял шляпу и по стенке стал пробираться до дверей, но он увидел меня и спросил, что я за человек. “Я, Гаспар Дик, кровельщик, готовый к вашим услугам, милостивый граф”, отвечал я с поклоном и стал пятиться к дверям, но он опять со мной заговорил и безо всякого ругательства. “А сколько ты вырабатываешь в день, Гаспар Дик?” Я призадумался: зачем этот вопрос? Не думает ли он о новом налоге? На всякий случай я отвечал ему осторожно: “Милостивый граф, день на день не похож; в иной выработаешь пять и шесть копеек, а в другой и ничего”. “А женат ли ты, Гаспар Дик?” Я тут опять призадумался: зачем ему знать, женат ли я? Однако отвечал ему смело: “Женат”. “И дети есть?” “И дети есть”. (Я решился говорить всю правду, ничего не утаивая.) Тогда граф оборотился к своей свите и сказал: “Господа, я думаю, что будет ненастье; моя абервильская рана что-то начинает ныть. Поспешим до дождя доехать; велите скорее седлать лошадей””.
2339. Вам жалко Печорина
Сочинение пополнение в коллекции 12.01.2009

Печорин страдает. Он и сам не рад своей натуре и могучей энергии. Но вот встречается княжна Мери, и прежние сожаления оставлены: он влюбляет в себя девушку, принеся ей разочарование. А попутно заводит смертельную ссору с Грушницким, которого прежде считал приятелем. Печорин, соблазненный разгадкой тайны, мимоходом разрушает жизнь "честных контрабандистов". И только в "Фаталисте", кажется, делает одно полезное дело: разоружает пьяного казака с риском для жизни. Но словно какой-то рок преследует его. Ведь и здесь история кончается трагической смертью Вулича, предсказанной Григорием Александровичем. Кажется, между строк читаем мы: "Дело нужно ему большое, полезное всем, чтобы жизнь обрела для него смысл!" Но вы эпоху "застоя", каким было и время правления Николая 1, больших, настоящих дел всегда не так уж много...
2340. Вамбери Арминий
Информация пополнение в коллекции 12.01.2009

Турецкий посол вручил ему паспорт, какой получали лишь немногие. Тугра , собственноручная подпись турецкого султана, чтимого всюду на Востоке, подтверждала, что хромой дервиш действительно подданный его светлости, хаджи Мехмед-Решид-эфенди. В критические моменты дервиш извлекал паспорт из лохмотьев, и сановник почтительно целовал тугру . Другой талисман он получил от посольского врача. Протягивая эфенди маленькие белые шарики, врач сказал: Когда вы увидите, что уже делаются приготовления к пытке и что не остается никакой надежды на спасение, проглотите это . В Хиву хаджи Решид вышел из Тегерана. Но это опасное путешествие не было для него первым. В Тегеран из Стамбула турецкий эфенди, приучая себя к неизбежным будущим невзгодам, также шел с караваном. В пути на караван напали курды. Хаджи Решид покрылся холодным потом, дрожь трясла его: он не родился храбрецом. Но с той минуты стал искать встреч с опасностью, чтобы привыкнуть к ней, побороть в себе врожденное чувство страха. При переходах по дорогам персидского нагорья он испытал на себе злобную религиозную нетерпимость. В Турции преобладало суннитское направление ислама, а в Персии шиитское. И странствующий турок-мусульманин был для мусульман-персов еретиком. Хаджи Решида преследовали плевками, угрозами, выкриками: Суннитский пес! По дороге в Хиву много беспокойства доставил Вамбери афганец, чудом уцелевший при кровавой расправе, учененой англичанами. В его глазах хромой дервиш был вражеским лазутчиком, а те, кто его защищали, слепцами и ротозеями... Я видел френги-англичан на своей земле! закричал афганец, и глаза его налились кровью. Я видел этих собак и говорю вам: в Хиве пытка сделает свое дело и железо покажет, кто на самом деле ваш хромоногий хаджи Решид! Но великий хан покарает и слепцов, не разглядевших неверного под лохмотьями дервиша! К величайшему моему удивлению, подозрения росли с каждым шагом, и мне чрезвычайно трудно было делать самые краткие заметки о нашем пути... Я не мог даже спрашивать о названии мест, где мы делали остановки . Так хаджи Решид описывал позднее свои переживания по дороге в Хиву. Это было в мае 1863 года. Двадцать шесть человек в караване носили почетный титул хаджи за подвиг благочестия, за многотрудное паломничество в Мекку к священному для каждого мусульманина черному камню Каабы. Среди двадцати шести паломников хаджи Билал и хаджи Сали были наиболее почтенными и уважаемыми людьми это мог подтвердить каждый. Но разве свет благочестия не исходил и от хаджи Решила? Кто лучше хаджи Решида мог толковать Коран? Припадая на больную ногу, он отважился издалека идти для поклонения мусульманским святыням Хивы и Бухары это ли не подвиг, достойный воздаяния? Хаджи Билал и хаджи Сали поручились за хаджи Решида, с которым были неразлучны с ранней весны, когда вместе вышли из Тегерана.

Blog

Литература