Последний фей пролог
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЖдали нас?!.. |
- Язык Пролог Пролог (Prolog), 180.88kb.
- Московский Институт Открытого Образования и автономная некоммерческая организация культуры, 382.14kb.
- Программа собеседования по направению подготовки магистров «050100 Педагогическое образование», 403.81kb.
- Работа со списками в языке Пролог Рекурсия в Прологе, 175.74kb.
- Концепция языка Пролог и сферы его применения. Процедурная и декларативная трактовка, 31.15kb.
- Сценарий праздника «Последний звонок 2010», 311.83kb.
- Методическая разработка предметной недели информатики конкурс-игра "Последний герой", 37.99kb.
- Урок литературы в 5 классе по теме: «Пролог к поэме «Руслан и Людмила», 22.14kb.
- «Последний день Помпеи», 238.97kb.
- Рассказ на литературный конкурс по теме «последний герой», 31.2kb.
^ Ждали нас?!..
Кабуча!!!..
Какие заклинания… какие заклинания… какие заклинания…
Какие тут в пень горелый заклинания с одной рукой!!! Бежать, бежать и бежать!!!..
Новый безнадежный рывок студиозуса, сопровождающийся пинком куда-то в район отвислого голого брюха привел лишь к тому, что волшебника развернуло спиной к гнусной зеленой роже. И полный растерянности и ужаса взгляд упал на другую зеленую рожу – едва ли не в десятке метров от него, и вряд ли хоть сколько-нибудь менее гнусную, чем только что виденная.
Бугень…
БУГЕНЬ?!?!?!
Его премудрие снова было дернулся, но тщетно: в огромных лапах невозмутимого гугня он чувствовал себя приговоренным к утоплению котенком.
Вспомнить бы хоть одно заклинание, которое можно сотворить, будучи зажатым вниз головой под мышкой великана как сверток с бужениной…
Используя очищенный глаз на двести процентов, его придавленное, но не подавленное премудрие произвел быстрый подсчет претендентов на его анатомию.
Бугней было двенадцать, гугней раза в три больше, и каждый из них был выше самого рослого гаварова людоеда как минимум на три головы. Значит, и прав на настороженно притихших в их сокрушительных тисках пленников у лесных обитателей было больше ровно в три раза.
По крайней мере, так эту задачку решили сами гугни, презрительно искривили большие капризные рты и стали вальяжно разворачиваться, чтобы уйти под покров леса.
Мнение же бугней – то ли не столь искушенных в сложной науке арифметике, то ли более истосковавшихся по деликатесам на змееконной диете – было прямо противоположным.
О чем они и дали незамедлительно знать.
Бугень в дублете, сплошь расшитом кольцами и серьгами, вырвался вперед и, вскинув меч, с оскорбленным ревом кинулся на уносящего Лесли конкурента по пищевой цепочке.
Если бы не своевременная подножка предводителя, племя гугней уже в следующее мгновение уменьшилось бы на одну лысую шишковатую голову. Насколько меньше бы стал отряд преследователей, Агафон сказать затруднялся: острые мечи, легкие доспехи и подвижность против тяжелых дубин и преимущества в численности и росте – уравнение, скорее, для рыцаря, нежели волшебника.
Однако, по-видимому, составлять подобные примеры мог не только он.
Дав драчуну остервенелого пинка, командир охраны замка быстро шагнул к самому огромному и откормленному противнику, зажимавшему в объятьях чародея и, угрожающе набычившись, но предусмотрительно не поднимая оружия, прорычал:
- Гугни отдать человек-мужик и человек-женщина, три порции каждого!
Агафон узнал в нем приснопамятного кулинара и сморщился как моченое яблоко.
Интересно, какие рецепты шеф-повар Гавара и его гарнизона держит в запасе для тех, кто выставил его посмешищем перед всеми приятелями? А для тех, кто слопал недельные запасы так бережно хранимых продуктов его хозяина?..
Школяр нервически сглотнул пересохшим горлом и понял, что узнать об этом ему вовсе не хотелось.
Но мнения его, увы, никто не спрашивал, и переговоры уже шли полным ходом.
- Гуги мног! – угрожающе сообщил главный гугень.
- Бугни меч иметь! – не остался в долгу Гдддр, и для демонстрации одним взмахом меча рассек надвое ствол осины толщиной в человеческую руку.
Неуемный драчун, уже пришедший в себя и почуявший новый простор для применения своей энергии и способностей, тут же скосил еще один, затем второй, третий1 – и торжествующе уставился на дальних родичей, оскалив зубы:
- Гугни хрясь!
Лесные жители остановились – впечатленные, но не запуганные – демонстративно взвешивая в не занятых продуктами руках фирменные дубины.
Носитель Агафона – судя по всему, тоже вождь, начальник, верховод, или как это называлось у не слишком разговорчивых с исследователями великанов2, шагнул вперед, угрюмо крякнул, замахиваясь – и торчавший из земли обрубок разлетелся в щепы по самый комель.
Проделать то же самое с остальными тремя свидетельствами бугневской удали не дал Гдддр: молниеносный выпад – и в кулаке ошарашенного гугня осталось не больше четверти его оружия.
- Гугни отдать еду! – вызывающе прорычал генерал-кашевар.
Тупо глядя на обмотанную кожаными полосками кочерыжку в своей руке, главный гугень попятился, и гордый собой кулинар самодовольно закинул голову и расхохотался.
Предводитель противника скривился с отвращением, коротко рявкнул нечто неразличимо-яростное, и орда его двинулась неожиданно проворно, рассыпаясь полукругом. И не успели замковые людоеды понять, что происходит и чем это чревато, как обнаружили, что от леса теперь их отделяет почти три с половиной десятка вооруженных и чрезвычайно недружелюбных великанов.
По новому сигналу вождя гугни шагнули вперед.
Потом еще раз.
И еще.
Полукруг заметно сузился.
Единственный открытый сейчас для незваных гостей путь был в трясину.
- Буги топь! – прорычал гугеньцоллерн, злобно прищурив маленькие глазки, вырвал из лап товарища дубину и неистово взмахнул ей перед самым носом Гдддра. – Гуги мног!
- Бугни меч иметь! – свистнула перед глазами вождя синеватая сталь. – Дубины рубить, и гугни рубить!
В ответ гугни издали низкий монотонный звук, похожий на эхо отдаленного камнепада, и двинулись на не понимавшего намеков и предупреждений противника.
Полукруг сузился, но бугни остались на занятых позициях, потрясая мечами и щеря тонкогубые рты в воинственных оскалах.
Их противники ответили похожим представлением, но к открытым боевым действиям переходить тоже не спешили.
- Гуги мног! – снова повторил, грозно играя желваками, главный гугень.
- Бугни меч иметь! – уже привычно отозвался повар и замолк, сконфуженный ощущением дежа вю.
Ситуация зашла в пат, да там и осталась.
Гдддр заскрежетал зубами, бросил горящий голодом, унижением и местью взор на беглецов, стиснутых в стальных объятьях презренных родичей…
И тут в его зеленую безволосую голову пришла мысль, после которой иной дороги ему в памяти потомков, кроме как в Гдддры Высокоинтеллектуальные Миротворцы, не стало.
- Гугни и бугни еду делить! – сияя очами и лицом, будто зеленый ангел вечного мира, дружбы и жвачки, проговорил он. – Пополам! Гугни – два, бугни – остатки!
- Буги – отстат-ки? – старательным эхом повторил за ним гугеньцоллерн с таким видом, будто решал в уме систему дифференциальных уравнений1.
- Да! – радостно закивал кулинар-дипломат. – Всё честно! Делить – и домой! Кушать!
- Кушать?.. – сосредоточенно произнес шеф гугней, поглядел на соперников, на соратников, на мечи, дубины и добычу…
- Кушать! – довольно подтвердил задира, проворно выныривая из-под локтя командира. – Гбббд любить человек женщина! Особенно под маринадом!
Гугеньцоллерн перекосился брезгливо, давая всем видом понять, что он думает о таком нелепом виде приготовления доброкачественных человеков женщинов, наморщил узкий лоб, искривил физиономию – не иначе как в помощь мыслительным процессам, со скоростью беговой улитки протекавшим в затерянном под черепной коробкой мозгу…
И Агафон с холодящей душу уверенностью осознал вдруг, что сейчас, с секунды на секунду… с минуты на минуту… с получаса на получас… но точно сегодня… это вот зеленое рыло разинет свой косой рот и согласится на раздел продпайка… и тогда… и тогда…
Да если и не тогда… Если и не согласится…
Какая разница, кто их скушает… и под маринадом или без…
Но вот если бы они… если бы гугни… и бугни…
Если бы они… они… если бы…
- Ну, чего гугни думать долго? – скроив зверскую рожу, скандалист нетерпеливо поиграл сосископодобными пальцами на рукояти меча. – Уснуть на ходу, как семирук?
Гдддр бросил на бесшабашного бойца яростный взгляд, предупреждающий о более тщательном выборе эпитетов…
И тут его премудрие осенила идея. Предельно простая и невероятно тупая, но единственная, которая вообще озаботилась осенить бедную студенческую голову в критический момент, и поэтому заслуживающая если не доверия, то благодарности за дерзость и отвагу.
Чародей напыжился, напряг голосовые связки, набрал полную грудь воздуха, и самым низким и гнусавым голосом, какой только смог извлечь из стиснутой между локтем и боком гугеньцоллерна грудной клетки, пробасил, изображая гугня:
- Буги сам семирук маринованный… И сын семирука… И семирука ему сегодня куша…
Договорить маг не успел.
- Гнусь!!! – неистово взревел Гбббд и бросился на так и не вышедшего из состояния глубокой задумчивости гугеньцоллерна.
Под исступленными ударами его меча пал еще один лесной обитатель, двинувшийся на помощь предводителю, прежде чем сам нарушитель продуктового перемирия рухнул рядом с ними с вколоченной в плечи головой…
Но Агафон уже этого не видел.
Выроненный главным гугнем, он подхватил волшебную палочку, жизнерадостно искрившуюся розовым в траве неподалеку и, проорав несколько раз «Чешем отсюда!!!», поспешил выполнить собственное распоряжение.
Товарищи по отряду, оброненные или выброшенные в порыве боевого неистовства, совету его последовали, не раздумывая, и уже через минуту доблестный экспедиционный корпус улепетывал во все лопатки к уже видимому и близкому подземному ходу.
Розовые валенки резво замыкали процессию.
Когда остатки человеколюбов остановились передохнуть, посчитать своих и оглядеться, то первое, что они увидели, дойдя до третьего пункта – стремительно удаляющиеся человеческие фигуры в нескольких сотнях метров от черной дыры в склоне низкого холма в конце долины.
Взревев, как обойденные шестиноги в брачный сезон, все пятеро бугней и полтора десятка их родичей, забыв про раздор, рванули за уносящимся прочь обедом.
И даже почти догнали.
Один за другим ныряли в спасительную тьму провала беглецы… и тут же катились кубарем по ступенькам, о существовании которых за полдня злоключений благополучно забылось. Но не успели первые пожелания в адрес всех, имеющих хоть какое-нибудь отношение к рытью этого хода, сорваться с губ свалившихся в кучу-малу людей, как озаренный солнцем проход заслонила массивная тень. По подземелью прокатилось удивленное гнусавое восклицание, мгновением позже подхваченное еще несколькими хриплыми голосами:
- Подземельный параход!
- Подземляной поход!
- Подземчатый подоход!
- Буги грить, подземка ход?..
- Чуваек подземь!
- Бугни вперед!
- Ней, гуги впередь!..
Приостановленные было организационным моментом людоеды дернулись, протискиваясь одновременно в ставший отчего-то узким проход…
Не раздумывая больше ни секунды, маг вскинул палочку на звук, но вместо так и не вспомненных заклинаний с губ его сорвался лишь отчаянный крик души: «Да чтоб вы провалились!!!..»
Розовые искры брызнули ослепительным фейерверком, земля зарокотала, будто желудок оголодавшего великана, задрожала, заходила ходуном, швыряя на пол едва поднявшихся людей, и вдруг подпрыгнула, взметая под самый потолок шестерых беглецов вперемешку с тоннами камней, векового мусора и пыли.
А когда все утихло и спасатели, оглушенные и потерявшие всякое представление о том, где находятся, когда и зачем, продрали запорошенные сором глаза, то их ожидало два сюрприза – один средней паршивости, другой просто неприятный.
Первым была пропажа выхода наверх: где бы он ни был несколько минут назад, сейчас коридор подземелья был погружен до самого дальнего своего уголочка в невидимую, но всепроникающую пыль и кромешную тьму.
Вторым сюрпризом был запах.
Точнее, вонь.
Омерзительное амбре сырости, гнили, падали и еще чего-то неидентифицируемого, но не менее от этого отвратительного, наполняло теперь их ноздри, глотки и легкие, заставляя прикрывать носы и рты руками и натужно кашлять, словно была надежда хоть когда-нибудь исторгнуть из себя этот тошнотворный смрад.
А еще перед глазами его премудрия вдруг заплясали искры. И не простые светящиеся точки в абстрактном или конкретном пространстве, а качественные, крупные, ярко-желтые, и в таком количестве, что Агафон сперва решил, что мини-землетрясение приложило его головой обо что-то неподатливое гораздо сильнее, чем он думал. Но уже через несколько секунд школяр желал всем сердцем, чтобы то, что случилось с ним, и впрямь было простым1 сотрясением, потому что странные овальные искры стремительно выросли в размерах и обрушились на него – вместе с прилагающимися в комплекте зубами и когтями.
Нечто зловонное и яростное ударило его в лоб, и щеки тут же вспыхнули острой болью – словно по ним мазнули зубцами раскаленной вилки.
- Кабуча!!!.. – взвыл студент, отмахиваясь что было мочи от ароматизированной напасти.
Он почувствовал, как ладонь его раненой руки шлепнула по чему-то податливому и лохматому, будто шерстяной помидор, и в тот же миг невидимые когти ли, зубы впились в кончики почти потерявших чувствительность пальцев.
Почти сразу же новый обладатель подарочного набора для любителей подземных променадов обрушился на плечи волшебника со своим амбре, когтями и клыками, и еще один – на макушку, и еще – на спину…
Судя по визгам и воплям, варьирующимся от испуганных до разъяренных, его товарищи по отряду столкнулись с таким же энергичным приемом неизвестных тварей2.
Неизвестных?..
Но это же…
Да это же…
Кабуча!!!
Это же грабастики!!!..
Но откуда?.. Но почему?.. Но когда?.. Но…
Но что-то в школярском разуме, задыхаясь от страха и вони, и не зная, куда укрыться от сыплющихся на него, словно яблоки в грозу, тварей, истерично взвыло, что единственный правильный вопрос, на который нужно получить единственно правильный ответ – это «Но как».
«Но как их отогнать?!»
Но?..
Страницы зачитанного библиотечного фолианта, иллюстрированного раскрашенными литографиями, мелькнули перед мысленным взором стремительно разрываемого на порционные кусочки мага: грабастики, Веселый лес, темнота…
Огонь!!!
И тут же – тоскливо-неистовое: «да откуда я вам тут огонь возьму?!»
Вопрос не мальчика, но мужа, ожидающего осеннюю переэкзаменовку по пиромагии…
Последняя надежда – палочка – прыгнула с земли в здоровую руку, едва голос крестника проорал взбешенно: «Да сделай же ты что-нибудь, фей!!!», словно ожидала именно этого сигнала.
Облако серебристых искр разнеслось вокруг студиозуса несколькими взмахами радужных крыльев, а из кончика палочки выметнулась ревущая огненная струя и ударила туда, куда символ фейского ремесла и был направлен.
В потолок.
И тут же крики растерянности, ярости и боли сменились всеобщим выдохом изумления, ибо непроницаемая подземная тьма в мгновение ока озарилась интенсивно-розовым огнем, заставляя шарахнуться от жара и ослепительного света как грабастиков, так и людей.
Надо ли говорить, что языки пламени, страстные и гибкие, как все шатт-аль-шейхские танцовщицы вместе взятые, были направлены сверху вниз, а вся картина, скорее, наводила на мысль о прорвавшемся этажом выше трубопроводе огненной воды.
Маленькие, но кровожадные, а еще больше – духовитые монстры подземелья с резкими паническими криками устремились во мрак и были таковы, а их надкусанные, но не доеденные жертвы остались приходить в себя и подсчитывать раны у психоделического костра.
И едва возмущенный визг маленьких чудовищ стих, уши его премудрия резанул не менее возмущенный глас Изабеллы, потрясающей перед спутниками исполосованными руками как обвинительным приговором:
- И откуда эта гнусь… то есть, гадость… тут взялась, маг?!
Агафон вздохнул угрюмо, словно на экзамене ему выпал вопрос на засыпку, и кисло проговорил, глядя куда-то вбок:
- Откуда, откуда… Живут они здесь…
- Как – здесь? – не понял дровосек. – Ты же говорил, что они на деревьях гнезда вьют?..
- В дуплах! – обвиняюще уточнил Люсьен.
Его премудрие вспомнил замеченную ночью по пути сюда странную белую грязь, покрывающую пол подземного хода, норы в потолке, вонь, и втянул голову в плечи еще более пристыженно1.
Если бы кое-то был занят не изображением из себя великого мага, а глазами смотрел и головой думал…
- Это другой вид на деревьях гнезда вьет, - тем не менее, защищая остатки реноме, хмуро буркнул студент.
- Который питаются травой и цветами? – невинно поинтересовалась Грета, промакивая изорванным рукавом кровь с расцарапанного лба.
- Профанам не понять всех тонкостей и различий! – прибег загнанный не только в подземелье, но и в угол школяр к последнему неубиваемому аргументу, гордо вскинул голову, и тут же ойкнул от резкой боли в разодранной сзади шее.
Крестьянка скептически хихикнула, осторожно тронула глубокие порезы на предплечье, и решительно направилась под уклон, туда, отблескивала слабыми розовыми бликами черная вода подземного озера.
Зоологические дискуссии, конечно, великая вещь, но и раны промыть еще никому не мешало.
Остальные беглецы, то и дело опасливо оглядываясь – не гаснет ли костер – дружно двинулись за ней.
- А, по-моему… - всё еще дрожащим голосом проговорила герцогиня, разбирая на ходу растрепанную, как стог в грозу, прическу, - что бы юный волшебник ни говорил про этих монстров ранее… реальное место их обитания и привычки от этого бы не изменились.
- Изменилось бы место нашего обитания и привычки, тетушка! – жарко возразила принцесса.
- И куда бы оно изменилось? – насмешливо вопросила дочка бондаря. – Ваше высочество бежало бы по лесу, пока он не кончится? Да еще до самого Монплезира, поди? Да мы спасибо ему должны говорить, что он всё перепутал, а то бы я, к примеру, от бугней-гугней так прытко сюда не чесала!
- Говорить спасибо всяким клоунам и шарлатанам за их бредни – дело темных крестьянок, которые сами не знают, чего несут! – ощетинилась в ответ принцесса.
- А я думаю, Грета права, - сухо, но вежливо заметил лесоруб. – Если бы мы и впрямь знали, что…
- Что-то для будущего королевского зятя ты не ту сторону защищаешь! – ядовито фыркнула давно проигравшая этот нелепый и ненужный спор, и оттого еще более раздраженная Изабелла. – И если это до свадьбы так, то воображаю я, что будет после! Назойливых простолюдинок вокруг тебя придется поганой метлой разгонять, да, мой принц?
- Да я!.. – возмущенно вскинулась дочка бондаря, и на глаза ее навернулись непрошенные и неизбежные, как осенний дождь, слезы несправедливой обиды. – Я… никакая не… Больно мне нужно…
- Грубость девушку не украшает, ваше высочество, – осуждающе нахмурился и покачал головой Лесли.
- Если я захочу узнать твое мнение…
- Белочка! – не вытерпела теперь и герцогиня. – Как ты можешь?!..
- Как я могу – что? Стать женой ограниченного и самовлюбленного ходока по женской части?! – язвительно воткнула руки в боки принцесса. – Сама не понимаю!
- Девочка, ты несправедлива к его высочеству, – укоризненно дотронулась до локтя племянницы герцогиня. – Принц Агафон показал себя надежным и доблестным воином, верным товарищем и человеком слова. Если бы не он… и шевалье де Шене, безусловно… нам бы ни за что не избежать нашей жуткой участи.
- Спасибо, ваше сиятельство… Но я… я… - пробормотал лесоруб, и сконфуженно смолк, точно заступничество с неожиданной стороны сбило его с какой-то важной мысли или поколебало решимость.
Смешанные эмоции непонятной внутренней борьбы отразились на его простом открытом лице, и принцесса подумала, что победила снова.
- Показал – потому что больше показать ему нечего! – высокомерно хмыкнула она, умывая лицо и демонстративно обращая внимания на суженого не больше, чем на трещину в стене. – И сказать тоже! Хотя, когда не надо, слова у него находятся всегда. Послал Бог женишка – за грехи мои тяжкие неизвестные, не иначе…
- Я… - снова выдохнул Лесли, и вид у него был человека, готового броситься в бой с десятком противников одновременно.
Со скованными за спиной руками и завязанными глазами.
- Ну, чего ты заладил – «я», да «я»! – надменно сощурилась принцесса. – Для разнообразия про невесту свою хоть что-нибудь бы сказал, ваше костейское высочество!
- Я… и хотел сказать…
- Что же? – нетерпеливо дернула плечиком Изабелла.
- Что я… не женюсь на тебе, - напряженно глядя на играющую тусклыми отблесками поверхность воды, выговорил, наконец, Лес.
- Что?!?!?!
Если бы волна изумления всех пятерых спутников, накрывшая его, была материальной, всё подземелье – и, не исключено, что долина тоже – были бы затоплены вмиг.
- Что ты сказал?!..
- То есть, - быстро поправился дровосек, - на вас… ваше высочество…
- Что?..
- Я… принцесса Изабелла… ваше высочество… - принялся старательно собирать неуклюже растекшуюся по древу мысль лесоруб, словно и впрямь полагал, что королевская дочь была глуховата, и с первого раза не расслышала. – Я тут подумал… чем надо… спокойно… пока бежал… и принял решение… Извините… Но я решил.
- Но, ваше высочество… - растерянно опустила расцарапанные, искусанные руки де Туазо, и набранная в пригоршни для умывания вода просочилась сквозь пальцы на платье. – Вы ведь… подразумевали… что-то другое? Это была… шутка?..
- Нет… - хмуро ответил Лесли, не поднимая взгляда.
- Но ты не можешь!!!.. Ты обязан!!! – забыв про раны и травмы, возопил Агафон так, словно вся воздушная армада грабастиков обрушилась на его бессчастную головушку.
- Нет, - изучая теперь уже покрытый гуано пол под ногами, непреклонно покачал головой лесоруб. – Извини, крестный…. Спасибо тебе, конечно… за помощь там… за доспехи… и за всё такое прочее… Ты хорошо постарался… Даже со страусом… и с тыквой… хоть и меня чуть не убил… и… но… Может, ты действительно хотел, чтобы было как можно лучше… только для кого – не понятно… И я тебе благодарен, само собой… и всё такое прочее… Но не обязан. Если я был идиотом, послушав тебя раз… это не значит, что таким дураком я должен оставаться и дальше.
- Но ты не имеешь права!!! Так нечестно!!! – отчаянно сжимая кулаки, взвыл студент, едва не бросаясь на упершегося, как бык на мосту, крестника. – Своим ослиным упрямством ты подводишь всех!!! Меня!!! Нас!!!..
- Послушай, Агафон, - уже чуть раздраженно глянул исподлобья на фея Лес. – Тебе надо – ты на ней и женись. На высочестве, то есть. На ее. А нормальным людям голову больше...
- Погодите, погодите… - прищурившись цепко, бросил умывание и поднялся на ноги шевалье, бесцеремонно прерывая почти семейную ссору. – Что означает «хорошо постарался со страусом и тыквой»?
- А отчего ты назвал волшебника «крестным», принц? – недоуменно сдвинула брови тетушка Жаки. – Он же тебе в браться годится!
- И разве крестные и крестники – это не обычай фей – покровительниц небогатых девушек? – недоуменно припомнил рыцарь.
- И я думала, что Агафон – это имя его высочества, а тебя звать Агафоникус, – перевела вопросительный взгляд на мага герцогиня.
- И что это значит – «тебе надо, ты и женись»?! – щеки принцессы под недосмытым слоем крови и грязи горели ярче костра, а глаза метали в пристыженно умолкших сообщников всё, что попадалось в поле зрения.
Чародей тоскливо выдохнул и уныло втянул голову в плечи, понимая, что и уворачиваться, и изворачиваться теперь бесполезно.
Тупоголовый болван…
Дубина стоеросовая…
Олух деревенский...
Хотя… если бы ему, Агафону, светило жениться на такой выдре, как эта коза…
Его премудрие сомневался, что он продержался бы в женихах дольше своего злополучного крестника.
- Я требую объяснений! – приказала принцесса звенящим то ли от гнева, то ли от нежданного оскорбления голосом – словно перчаткой по лицу хлестнула1.
- Да, объясните, пожалуйста, молодые люди, насчет брака, - сухо глянула на дровосека герцогиня.
- И насчет брака – тоже, - похолодел и потяжелел взгляд де Шене, а пальцы непроизвольно сомкнулись в кулаки.
- Объяснить… - пришибленным эхом выдавил студиозус.
- «Объяснить, ваше высочество»! – брызжущим ядом тоном внесла поправку Изабелла, и печальный школяр скукожился еще больше.
- Объяснить…
А почему бы и нет? Что ему было терять?
Какая, в пень горелый, разница, кто еще, кроме факультета фей, узнает эту идиотскую историю про Норму Дюшале и ее предприимчивую подружку?
Всё равно из Школы его теперь попрут…
- Объяснить… - убито повторил студент, словно не помнил иных слов, вздохнул еще раз, и скучным-прескучным голосом начал: - Однажды самая старая фея, мадам Дюшале, была призвана своей давнишней приятельницей – деревенской молочницей – на родины к внучатой племяннице…
Когда Агафон завершил краткий пересказ предыдущих семнадцати лет и двух дней, колючие разящие вопросы посыпались на их с крестником головы, как залп целой армии лучников-снайперов:
- Значит, ты не принц?
- И даже не дворянин?
- И злонамеренно обманул герольдов?
- И меня?
- И нас всех?
- Оба обманули?
- И ты отдал ему свой титул?
- Отказался от своего рода?
- Ради чего?
- Чтобы тебя не выгнали из какой-то презренной Школы?
- Чтобы заморочить всем головы?
- Да я скажу отцу, и он разгонит ваш притон полоумных шептунов за пять минут!
- Вы часто хихикали за нашими спинами, молодые люди?
- Воображали, что вы – самые умные, да?
- А еще вы мошенничали на турнире при помощи магии!
- И свалили всё на другого!
- У этого другого есть имя, деточка.
- А мне глубоко безразлично, что у него есть, и чего у него нет, потому что ты видишь, тетушка, видишь – они все одинаковые!!! – взъярилась Изабелла и шагнула к снедаемому стыдом и раскаянием Лесли, исступленно сжимая кулаки, словно хотела ударить, излупить, измолотить нахального самозванца, мужлана, хама, да как он смел!..
Одно дело, когда отказываешься ты.
Но когда отказывают тебе… да еще тот, кого считала карманной игрушкой, заводным солдатиком, чем-то раздражающим, но пожизненным и невыводимым, вроде родимого пятна…
Негодяй!
Он за это поплатится!..
Лесоруб понурил голову, но не отступил1.
Да если бы даже и было куда отступать – сейчас, когда с души у него впервые за два дня словно замок Гавара свалился, он был готов принять любое возмездие, претерпеть любое наказание, смириться с какой угодно карой…
Обнаруженная вина – словно вскрытый нарыв: один раз больно, но заживет скорее, любила говаривать его бабка.
Был самовлюбленным ослом – получай за это.
«По мощам и елей», - еще одно любимое ее присловье.
Лесоруб глянул искоса, отыскал украдкой глазами Грету - осунувшуюся, бледную, будто раненую, сверлящую взглядом загаженный грабастиками пол под ногами, вспыхнул, и торопливо опустил глаза.
По-хорошему, надо бы ей сказать, что он сожалеет, что виноват, что был дураком и подлецом, что своего ума нет – чужого не прибавишь… Но что из этого она еще не знала? По-хорошему, конечно, надо бы все равно… Пусть не простит. Пусть обругает. Пусть ударит. Он бы на ее месте, если бы после эдакого фортеля кто-то полез к нему извиняться и дружбы снова искать, так этому гаду врезал – через полдеревни бы летел кубарем… Надо бы, само собой, извиниться…
Но стыдно ему было так мучительно, так больно, что даже посмотреть, не то, что приблизиться или заговорить, не мог найти он в себе силы.
Бедная Грета…
Сколько она из-за меня перетерпела…
Я бы на ее месте… я бы… я бы…
Да и по отношению к Агафону я вел себя как последняя свинья…
А он ко мне – как предпоследняя.
Потому что последняя – всё-таки я…
- …Один распинался, что озабочен моим благоденствием и только поэтому залез к нам, подкарауливал у дворца, выслеживал, когда я пошла прогуляться,– меж тем звенящим от ярости ли, по иной ли причине, тихим ядовитым голосом выговаривала хлесткие слова принцесса, - в то время, как единственное, что его волновало – это его накрывшееся тыквой жениховство!
Полумрак подземелья притих, разнося над темной водой и под низкими сводами ее обиду и злость.
- Второй пыжился, изображая царского внука, бросил невесту… трех… глотал мои издевки и унижения… улыбался… пресмыкался… Ради чего? Ради моих красивых глаз? Ради моих добродетелей и успехов в вышивании и игре на флейте?
- Но ты так и не научилась толком ни…
- Да если бы даже и научилась!!! Тетушка, миленькая, ну как ты не видишь, что это не имеет никакого значения – умей я хоть ходить по потолку и превращать золото в алюминий – это! Ничего бы! Не изменило! Им не нужна я – им нужен мой отец! Его корона! Если бы они могли – они женились бы сразу на нем, да и дело с концом!
- Боюсь, ваше высочество ошибается, - почтительно, но твердо произнес Люсьен.
- Мое высочество не ошибается, потому что мое высочество не ошибается никогда!!! – рявкнула в ответ Изабелла, и под неистовым напором ее гнева, горечи и обиды де Шене отступил, словно от удара.
- Нет нужды так горячиться, Белочка, - успокаивающе взяла за локоть племянницу герцогиня, но та будто не слышала.
- А этот… сводник!.. Негодяй! Подлец! Горе-маг! Внук царя! Ничтожество, не достойное своего славного имени! – окатив ледяным презрением несостоявшегося жениха, двинулась принцесса на опасливо отступившего Агафона.
В руке ее блеснул невесть откуда взявшийся бугнев кинжал.
- Ради того, чтобы его не вышвырнули из этой школы клоунов и фокусников, он презрел и опозорил честь своего дома! Выставил на посмешище свой род! Да знаешь ли ты, что по закону Жиля Седьмого за намеренный обман герольдов во время официального мероприятия полагается лишение всех титулов и имущества и десять лет каторги? А что мошенничество на турнире при помощи волшебства карается смертью через повешение для дворянина и четвертованием – для простолюдина, как постановил еще Франсуа Пятый? Ну, кем ты у нас сейчас будешь, царевич Агафон? Что выберешь – ты и твой крестничек?..
Студиозус автоматически пробормотал: «Лишение титулов, конечно, сдачи не надо», но прикусил язык и невольно отступил снова под взглядом Изабеллы, излучающим мегаватты отвращения и презрения. Неожиданно спина его уперлась во влажную, покрытую зеленоватой плесенью стену, и школяр растерянно замер и заозирался в поисках заступничества. Но всё, к чему притягивался его бегающий взор – это огромные, суженные в ненависти и презрении глаза обманутой, униженной принцессы.
- Тебе еще смешно? – процедила сквозь стиснутые зубы она, костяшки пальцев, стиснутых вокруг деревянной рукояти, побелели, словно лишь крайним напряжением воли удерживалась она, чтобы не воткнуть свой трофей в опального студента.
Если бы желания были материальны, у горла злосчастного школяра сейчас бы застыл не кусок отточенного железа длиной в пару десятков сантиметров, а двуручный меч палача.
Чародей дернулся нервно, словно действительно ощутив прикосновение ледяной острой стали, физиономия его вытянулась, глаза умоляюще распахнулись.
Когда его посылали на практику, никто не упомянул ни о чем подобном!
Это нечестно!
Это неправильно!
Он думал, это игра, и феи на задании не должны беспокоиться о нарушении каких-то замшелых законов и уложений, не говоря уже о чокнутых принцессах с острыми ножиками! Они должны творить добро, нести чудеса людям, исполнять желания крестников, а если желаний нет – то придумывать вместо них, и тогда уже исполнять!..
Хотят этого крестники, или нет…
Если бы кто-то придумал для него желание жениться на Изабелле Пышноволосой… или стать принцем… еще раз…
Убил бы этого мерзавца.
Или женил на принцессе.
Хотя, вообще-то, бесцельная жестокость никогда не была ему свойственна.
- Но… я не виноват!.. Я не хотел!.. Меня заставили!.. Другой принцессы у нас ведь нет!..– боком по сырой стене заскользил чародей, кося на возбуждено дрожащий в руке Изабеллы кинжал. – Я же всё рассказал! Как было! Я раскаиваюсь и признаю! Искуплю и исправлюсь! Я не хотел!..
- Если ты и вправду не хотел, ты должен был отказаться! – суровым духом правосудия и справедливости шагнул к нему де Шене.
- Но я… Но как?.. Они не слушали!.. Они выдали мне палочку! Насильно! Это всё из-за нее! И из-за феи Дюшале! И из-за мадам Фейримом! И из-за ректора Уллокрафта! И из-за…
- Ты должен был ее выбросить, если уж так тебе не хотелось быть крестным Лесли, а не виноватых искать! – сурово процедила Грета.
- Или жалко? – издевательски усмехнулась принцесса.
- Да я… Да мне… Да хоть сейчас!!!
Не задумываясь ни на мгновение, его премудрие вырвал из-за голенища упрятанную туда палочку, размахнулся неуклюже – левой рукой он ничего толком делать не умел никогда – и орудие фейского труда, кувыркаясь в воздухе и сверкая стразами и пайетками, с легким сухим стуком упало на пол шагах в пятнадцати от него, покатилось и уткнулось в грязный мокрый угол.
- Я не хочу быть феем! Я ненавижу быть феем! Я никогда им больше не буду! И провались синим огнем все крестники Белого Света, как говорит Шарлемань Семнадцатый!..
Было ли это последствием или совпадением, но знакомое и жуткое ощущение раскаленного отравленного кинжала, прижатого к горлу, подступило почти сразу же, как только отчаянный крик души сорвался с губ чародея.
Агафон замер, охваченный внезапно головокружительным приступом обездвиживающего, иррационального, лишающего воли и разума ужаса, и сердце заскакало, заколотилось, замолотило в груди, словно пойманный барабашка.
Бежать, бежать, бежать…
Куда?..
Бежать…
Не могу…
Стоять…
Бежать…
Стоять… стоять… стоять…
Бежать…