А. С. Пушкина Т. В. Сенькевич, Л. В. Скибицкая литература

Вид материала

Литература

Содержание 2.2 В.Г. Белинский-критик Вопросы и задания 3.1 М.ю. лермонтов, а.с. пушкин, н.в. гоголь в оценке в.г. белинского Вопросы и задания

Подобный материал:

• А. С. Пушкина «Станционный смотритель». Предмет: литература, 71.3kb.
• Федоровой Татьяны Петровны (К 210-летию со дня рождения А. С пушкина) «слово пушкина», 328.38kb.
• Урок по теме : «духовная и светская литература на примере молитвы и стихотворений, 105.31kb.
• Е. В. Никкарева традиция романса в ранней лирике а. С. Пушкина кмоменту выхода на литературную, 105.1kb.
• А. С. Пушкина и литература о нём из фондов библиотек, музеев и архивов Беларуси, 1562.58kb.
• Тема урока: Творчество А. С. Пушкина, 119.12kb.
• Литература 7 класс Зачет №1 Тема: Фольклор. Литература XIX века, 17.17kb.
• Аннотированный список ресурсов Интернет по теме «Лицей в жизни и творчестве А. С. Пушкина», 7.29kb.
• Тема: «обобщающий урок-квн по произведениям а. С. Пушкина». Цели урока обучающие, 134.25kb.
• Урок-квн по теме: «Сказки А. С. Пушкина», 41.63kb.

^ 2.2 В.Г. Белинский-критик


В. Белинский родился в крепости Свеаборг в семье флотского врача, участвовавшего в военно-морских сражениях в 1812 году, после отставки поселившегося на родине в г. Чембар Пензенской губернии, где служил городским и уездным лекарем. Отец будущего критика слыл в городе сторонником материализма, защитником обездоленных, разделял взгляды французских просветителей. Мать Виссариона, Мария Ивановна, поглощенная домашними заботами, семейным бытом, высказывала недовольство по поводу скромного жалованья супруга, и часто это провоцировало ссоры между родителями. После окончания уездного училища в Чембаре, Пензенской гимназии Белинский стал студентом Московского университета. Независимость взглядов молодого человека, оппозиционирование по отношению к господствовавшим в то время в университете порядкам, болезнь (Белинский страдал чахоткой) привели в 1832 году к исключению его из числа студентов.

До получения постоянной работы в 1834 году в журналах Н.И. Надеждина («Телескоп», «Молва») Белинский занимался тяжелым поденным литературным трудом, переводами. Судьба едва не привела его в Белоруссию. Стечение обстоятельств (то ли упоминание имени вчерашнего студента как политически неблагонадежного, то ли потеря документов в канцелярии Белорусского учебного округа) помешали Белинскому найти работу на окраине Белоруссии, на границе с Польшей. Историк В.С. Поссе обнаружил в Белорусском государственном историческом архиве работу Белинского «Мои мысли о том, каким образом должно поступать учителю при обучении русскому языку учеников, не могущих объясняться на оном, и который с своей стороны не знает их отечественного языка». Этот труд уникален предлагаемыми Белинским методическими приемами, проявляемой будущим критиком заинтересованностью в оптимизации учебного процесса.

Сотрудничая в журналах «Телескоп», «Молва», Белинский публикует ряд статей «Литературные мечтания», где обозначает приоритеты для русской литературы: народность, стремление к идеалу. В цикле он выделяет четыре периода развития русской литературы: Ломоносовский, Карамзинский, Пушкинский, новый (как современный Белинскому). Современные литературоведы называют время создания «Литературных мечтаний» периодом «романтика» и «идеалиста» Белинского в критике. Однако не вызывает сомнений его стремление рассматривать ипостаси художников слова в историческом контексте, разрушить сложившуюся к тому времени традицию признавать лидирующую роль в русской литературе за Ломоносовым, Херасковым и др. Он по праву говорит о Жуковском и Батюшкове как о предшественниках Пушкина, которые и подготовили появление гениального поэта: «Без Жуковского не было бы Пушкина». В то же время заметно стремление Белинского к реалистическому методу, что выразилось в довольно смелых замечаниях в адрес литературы классицизма и романтизма. Уже первый цикл статей свидетельствует о внутренней свободе Белинского, смелости суждений, подкрепленных глубокими знаниями.

В первый период литературно-критической деятельности Белинского появляется и статья «О русской повести и повестях г. Гоголя», где критик, вновь ориентируясь на народность литературы, делает акцент на творческой индивидуальности писателя, выделяет в литературе «идеальную» и «реальную» поэзию. Он прекрасно осознает, что «новый» период литературы связан с «реальным» искусством, со стремлением художников слова постигать и осмысливать процессы современной действительности сквозь призму историзма, объективной картины мира.

После закрытия журнала «Телескоп» Белинский оставался без работы, предпринимая ряд безуспешных попыток заниматься любимым делом. К тому же гибель Пушкина, который намеревался сделать Белинского своим помощником в журнале «Современник», обострившаяся болезнь, казалось, не оставляли надежд на возобновление литературной деятельности.

В 1838 году Белинский стал редактором журнала «Московский наблюдатель». Судьба журнала с приходом в его редакцию Белинского вместе с друзьями М.А. Бакуниным, В.П. Боткиным, К.С. Аксаковым, др. изменилась к лучшему, но ненадолго. Через достаточно короткое время Белинскому пришлось преодолевать давление цензуры, идеологические и личные разногласия с единомышленниками. В то же время для Белинского не прошло бесследно и принесло свои позитивные плоды общение со Станкевичем, Боткиным, которые развили в критике философскую мысль, приобщили к гегелевской философии.

В литературоведении 1837 – 1840-е годы в судьбе Белинского называют «периодом примирения с действительностью». В этот период он был увлечен известным философским тезисом Гегеля: «Что действительно, то разумно».

Следующий этап творческой судьбы Белинского ознаменовался его переездом из Москвы в Петербург и сотрудничеством в журнале «Отечественные записки». Этот период отражает эволюцию взглядов критика, пересмотр гегелевской позиции, что нашло отражение в статьях о Лермонтове. Белинский и Лермонтов родились на пензенской земле, учились в Московском университете, но познакомились в Пятигорске только в 1837 году, встречались и в 1840 г., когда Лермонтов находился под арестом за дуэль с Э. Барантом.

Взвешенность оценок, профессионализм, историзм, широкий литературный контекст, мастерское владение словом, великолепное знание поэтических, прозаических текстов произведений Лермонтова, умелое их цитирование – то, что отличает статьи Белинского о знаменитом современнике.

Статьи о поэзии Лермонтова и его романе «Герой нашего времени» Лермонтова стали поворотным пунктом в творческой деятельности Белинского. Он окончательно отрекся от идей Гегеля, перешел на позиции революционных демократов, выступая с гневными обличениями в адрес самодержавия, в поддержку свободы и равенства. Критик пересмотрел и свои прежние взгляды на произведения и творчество отдельных писателей. Например, уже не было негативных оценок комедии «Горе от ума» Грибоедова, изменилось мнение о Гете и Шиллере.

О Н. Гоголе Белинский не писал столь подробно, тщательно исследуя различные аспекты поэмы «Мертвые души», как это было в статьях, посвященных поэзии и роману Лермонтова. Были созданы четыре небольшие по объему статьи, в которых критик акцентировал внимание на частных вопросах: достоинство произведения, лирическое начало, юмор и сатира в поэме и др.

Появление цикла из 11 статей, посвященных А. Пушкину, – явление знаковое. Впервые в русской критике исследовался творческий путь писателя в его идейно-тематическом богатстве, жанровом многообразии, с позиции системы образов и типов, средств художественной выразительности, языка, мирового значения художника слова. Белинский проследил логику, диалектику, динамику творческого «взросления» Пушкина, показал его новаторство, опору на традиции предшествующей мировой литературы. При этом в поле зрения критика находились философская, эстетическая, просветительская, психологическая составляющие творчества классика, что доказывало мастерство владения словом Пушкиным.

После завершения работы над циклом «Сочинения Александра Пушкина» Белинский покидает «Отечественные записки». Критику, чье здоровье вызывало понятную обеспокоенность друзей, требовался отдых. Хлопоты близких товарищей увенчались успехом: Белинский вместе с известным артистом М.С. Щепкиным почти полгода провел в поездке по европейской части России.

В 1844 – 1845 годах Белинский признает ошибочность своих утопических воззрений. Понимая вред, опасность существования крепостного права, он на какое-то время приходит к выводу, что крестьянство способно решить этот вопрос, поскольку «реформы сверху» отсутствовали. Однако вскоре критик разочаровывается в крестьянах и связывает свои надежды на улучшение судьбы народа с «сильной личностью». Это не является свидетельством отказа от идеологии революционных демократов и верой в справедливость Николая I. Это, скорее, демонстрировало определенный кризис человека, связывающего свою общественную позицию с современными реалиями.

C 1847 года Белинский начинает сотрудничать в обновленном журнале «Современник», где публикует два известных труда: «Взгляд на русскую литературу 1846 года», «Взгляд на русскую литературу 1847 года». В этот период методология Белинского, его эстетические, критические взгляды подверглись серьезным изменениям. Основной акцент критик делает на сближении литературы с реальной действительностью, видит в этом особую заслугу и роль писателей «натуральной школы». Известно, что критик достаточно рано расстался с романтическими иллюзиями и перешел на позиции реализма. Однако, начиная с 1847 года, он стремится анализировать отдельные произведения и творчество писателей в целом с точки зрения социально-исторического содержания, а эстетические, этические категории рассматривает как неотъемлемые составляющие литературно-художественного пространства, общественных процессов, философской мысли в их современном состоянии, в динамике. Его внимание все больше привлекают образы и характеры из крестьянской, народной среды.

Высоко оценив творческое дарование Ф. Достоевского в «Бедных людях», его гуманизм, сострадание униженным и оскорбленным, критик даст резко отрицательную оценку рассказам и повестям прозаика, созданным в этот же период (40-е годы): «Двойник», «Хозяйка». Он увидит в «фантастическом колорите», в «причудливой фантазии» серьезный творческий изъян, расценив это как свидетельство определенного отказа от поиска правды жизни, постижения «тайны человека», его психологии.

Вызывает похвалу Белинского и первый роман («Обыкновенная история») трилогии И. Гончарова (прежде всего это относится к художественной структуре произведения, его языку).

В этот период критик усиливает анализ произведений теоретическими положениями, стремится выявить общие тенденции развития литературы, прояснить соотношение и взаимодействие общественно-философской мысли и творческих достижений писателей.

Не вызывает сомнений выдающийся вклад В.Г. Белинского в развитие литературной критики. Именно благодаря его деятельности не только творческая личность, но и читатель осознали важность и значимость критического анализа художественных произведений, осмысления текста как целостной системы в ее проблемно-тематическом, жанрово-стилевом пространстве.

Литературоведы справедливо называют подход Белинского к искусству «универсальным». Критику удалось проанализировать отдельные произведения, творчество писателей русской и мировой литературы в их тематическом разнообразии, с позиции жанровой природы, средств и приемов художественной выразительности.

Белинский экспериментирует в жанровом формате критической статьи, создавая такие ее разновидности, как критический портрет, обзор, критико-публицистическую статью, монографию, рецензию, цикл статей и пр. Он дает профессионально глубокую характеристику универсальным художественным системам (классицизм, романтизм, реализм), ищет и находит исключительное, единичное и типическое, принципиально важные категории в анализе и оценке художественного образа, литературного героя. Он отмечает заслуги писателей, их творческие успехи и не скрывает их промахов, погрешностей, что становится подлинной школой для художников слова. Он умеет признавать собственные ошибки и заблуждения, стремясь к предельной объективности в оценке художественного произведения и его создателя.

Можно смело утверждать, что литературно-критическая деятельность В. Белинского – подлинная школа для современных исследователей литературы, для критиков.


2.2.1 Белинский В.Г. о Мольере


Специальной, отдельной статьи, посвященной личности и творчеству французского драматурга XYII века Жана-Батиста Поклена Мольера (1622 – 1673), Белинский не создал. Однако он обращался к имени этого литературного деятеля, когда искал аналогии, типологические схождения и различия в подходах писателей русской, мировой литературы в целом к изображению характеров, типов, в подборе средств и приемов художественного воплощения творческого замысла.

Отношение критика к драматургу не отличалось постоянством. Известна присущая Белинскому категоричность в отстаивании своей позиции, игнорирование очевидных вещей, когда он находился под влиянием определенной общественной, философской мысли. Это вовсе не означало, что резкие суждения в адрес того или иного писателя оставались неизменными на протяжении всей литературно-критической деятельности Белинского. Мольер – яркий тому пример. В 30 – 40-е годы Белинский с позиции эстетической критики негативно оценивал сатиру, которую, по его мнению, нельзя назвать искусством. Этот пафос отрицания он перенес и на творчество Мольера, о котором в статье, посвященной комедии «Горе от ума» Грибоедова (1840), было сказано, что он «не художник»; в рецензии 1842 года с той же обличительной патетикой было заявлено, что комедии французского драматурга «не произведения строгого искусства».

В статье «Мысли и заметки о русской литературе» (1846) острота критики теряет силу, и Белинский пытается дать объективную оценку творческим достижениям Мольера. Сейчас он сам выступает против эстетической критики, признавая присущую ей определенную односторонность. На этот раз высказывания Белинского в адрес Мольера отличаются взвешенностью, сдержанностью, отсутствием непримиримости по отношению к творческой индивидуальности. Он видит заслугу Мольера и в том, что у французов есть театр «для всех», где общество получает уроки жизни и приобщается к эстетическому идеалу, идеалу прекрасного.


Белинский В.Г. Мысли и заметки о русской литературе


< … > У нас есть люди, которым удалось понять, что «Ревизор» есть глубоко творческое и художественное произведение и что ни одна комедия Мольера не выдержит эстетической критики. Они правы в этом отношении, но не правы в выводе, который они делают из этого факта. Действительно, ни одна комедия Мольера не выдержит эстетической критики, потому что все они больше сделаны, нежели созданы, часто сбиваются на фарс, или по крайней мере допускают в себя фарсы..; пружины их действия всегда искусственны и однообразны, характеры абстрактны, сатира слишком резко выглядывает из-под формы поэтического изобретения и т.д. Но вместе с этим Мольер имел огромное влияние на современное ему общество и высоко поднял французский театр, – что мог сделать только человек даже не просто с талантом, а с гением. Чтобы судить о его комедиях, их надо не читать, а видеть на сцене, и при том непременно на французской сцене, потому что их сценическое достоинство выше драматического. Французы не имеют права гордиться именно тою или вот этою комедиею Мольера, но имеют полное право гордиться комедиями, или, лучше сказать, театром Мольера, потому что Мольер дал им целый театр. < … > У французов, положим, нет ни одной художественной комедии, но зато есть театр, который существует для всех и в котором общество и учится и эстетически наслаждается… < … >


^ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. Насколько справедливо, на ваш взгляд, замечание критика о «абстрактности» характеров в произведениях Мольера?
   
2. В чем Белинский видит заслуги Мольера перед французским театром и современным ему обществом?
   

3 Русская литература ХIХ века

^ 3.1 М.Ю. ЛЕРМОНТОВ, А.С. ПУШКИН, Н.В. ГОГОЛЬ В ОЦЕНКЕ В.Г. БЕЛИНСКОГО


3.1.1 В.Г. Белинский о «Герое нашего времени» М.Ю. Лермонтова


Статья «Герой нашего времени», отклик на отдельное издание романа М.Ю. Лермонтова, впервые была опубликована в журнале «Отечественные записки» в 1840 году. Анализ романа В.Г. Белинский предваряет обзором русской литературы XYIII – первой трети XIX веков. Отмечая заслуги Державина, Фонвизина, Хемницера, Карамзина, Богдановича, др. в русской и мировой литературе, критик справедливо указывает на то, что литература в разные времена развивается с различной степенью успешности, достижений. Это объясняется рядом объективных, субъективных факторов, самой специфичностью творческого процесса. Смена эпох, исторических явлений сопровождается сменой литературных направлений, жанровых образований, стилей и пр.

Лермонтову Белинский отводит важную роль в развитии литературы, называет его «сильным художественным талантом» [6, 79]. Поэт, поразивший «Песней про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова» в народном духе, заявил о себе как прозаик, опубликовав повесть «Бэла». Ничего особенного и уникального в подобном переходе от лирики к прозе критик не находит, приведя в качестве аргументов творческие судьбы Шиллера и Гете.

Роман Лермонтова интересует Белинского с позиции целого (он неоднократно подчеркивает это в статье) и с точки зрения его отдельных составляющих. Все произведения романа (исключая «Тамань») даны в кратком изложении содержания, который сопровождается довольно обширными цитатами из лермонтовского текста. Подобный подход носит вынужденный, по признанию Белинского, характер и оправдан задачей, которую ставит перед собой критик: дать целостный анализ нового романа прозаика.

В статье большое место отведено характеристике героев. Подробно, увлеченно, эмоционально говорит критик о Максиме Максимыче, Бэле, Грушницком, княжне Мери. Более лаконичными на этом фоне выглядят сведения об Азамате, Казбиче, Вернере, Вере, девушке-контрабандистке. При этом каждый персонаж рассматривается с позиции типического и индивидуального.

Анализ произведения логично подводит читателя к мысли о том, что это роман психологический, поскольку от главы к главе и особенно в журнале Печорина раскрываются новые грани этой сложной и противоречивой натуры главного героя. Белинский отмечает способность Лермонтова находить и выявлять в определенное историческое время характерное, типичное, то, что позволяет воплотить в художественном образе героя своего времени.

На протяжении всей статьи критик обращается к историко-социальному, литературному контексту эпохи. Подобное «погружение» героя в определенное историческое время в различных его аспектах доказывает жизнеспособность, актуальность художественного образа. Белинский находит прямые аналогии между Печориным и молодым поколением («Дума» Лермонтова), еще раз справедливо указывая на чуткую восприимчивость писателя к реалиям современной действительности. Не менее ценны наблюдения критика, касающиеся таких понятий, как «творческая концепция», «рефлексия», «моральная сентенция», «идеал человека» и др.

Довольно подробно говорится о значении замысла в создании произведения и ключевой роли в этом процессе характеров. Не имея четкого представления о действующих лицах, характерной для них мотивации поступков, невозможно создать сюжетную фабулу, произведение, которое бы несло в себе глубокую идею, было бы современно и востребовано на последующих этапах развития общества. Оправдано и обращение Белинского к Онегину, указание на черты, объединяющие его с Печориным и разнящие с героем Лермонтова.

Статья завершается предположением критика относительно заявления Лермонтова в «Предисловии» к журналу Печорина продолжить повествование о Григории Александровиче. Белинский высказывает сомнение в том, что подобное будет реализовано в силу прежде всего особой природы творческой личности. Кроме того, если это и произойдет, то «на суд света» (Лермонтов) явится иной Печорин независимо от того, какую ипостась на сей раз изберет для него писатель, какую роль предложит.

Статья обрывается на размышлениях критика о роли любви в судьбе человека, а незавершенный диалог Белинского с читателем приглашает последнего подумать о «герое нашего времени», коллизиях многотрудной жизни личности, которая «бешено гоняется... за жизнью, ища ее повсюду...» [6, 146].


Белинский В.Г. Герой нашего времени. Сочинение М. Лермонтова

< ... > Отличительный характер нашей литературы состоит в резкой противоположности ее явлений. < ... > С двадцатых до тридцатых годов настоящего века литература наша оживилась: еще далеко не кончили своего поэтического поприща Крылов и Жуковский, как явился Пушкин, первый великий народный русский поэт, вполне художник, сопровождаемый и окруженный толпою более или менее примечательных талантов, которых неоспоримым достоинствам мешает только невыгода быть современниками Пушкина. Но зато пушкинский период необыкновенно (сравнительно с предшествовавшими и последующим) был богат блестящими беллетристическими талантами, из которых некоторые в своих произведениях возвышались до поэзии, и хотя другие теперь уже и не читаются, но в свое время пользовались большим вниманием публики и сильно занимали ее своими произведениями, большею частию мелкими, помещавшимися в журналах и альманахах. < ... > Начало четвертого десятилетия ознаменовалось романическим и драматическим движением и – несбывшимися яркими надеждами... < ... > ...отличительный характер русской литературы – внезапные проблески сильных и даже великих художнических талантов и, за немногими исключениями, вечная поговорка читателей: «Книг много, а читать нечего...». К числу таких сильных художественных талантов, неожиданно являющихся среди окружающей их пустоты, принадлежит талант г. Лермонтова. < ... > В то время как какие-нибудь два стихотворения, помещенные в первых двух книжках «Отечественных записок» 1839 года, возбудили к Лермонтову столько интереса со стороны публики, утвердили за ним имя поэта с большими надеждами, Лермонтов вдруг явился с повестью «Бэла», написанною в прозе. Это тем приятнее удивило всех, что еще более обнаружило силу молодого таланта и показало его разнообразие и многосторонность. В повести Лермонтов явился таким же творцом, как и в своих стихотворениях. С первого раза можно было заметить, что эта повесть вышла не из желания заинтересовать публику исключительно любимым ею родом литературы, не из слепого подражания делать то, что все делают, но из того же источника, из которого вышли и его стихотворения, – из глубокой творческой натуры, чуждой всяких побуждений, кроме вдохновения. Лирическая поэзия и повесть современной жизни соединились в одном таланте. Такое соединение по-видимому столь противоположных родов поэзии не редкость в наше время. Шиллер и Гете были лириками, романистами и драматургами, хотя лирический элемент всегда оставался в них господствующим и преобладающим. < ... > Лермонтов и в прозе является равным себе, как и в стихах, и мы уверены, что, с большим развитием его художнической деятельности, он непременно дойдет до драмы. Наше предположение не произвольно: оно основывается сколько на полноте драматического движения, заметного в повестях Лермонтова, столько же и на духе настоящего времени, особенно благоприятного соединению в одном лице всех форм поэзии. Последнее обстоятельство очень важно, ибо и у искусства всякого народа есть свое историческое развитие, вследствие которого определяется характер и род деятельности поэта. < ... > «Бэла», заключая в себе интерес отдельной и оконченной повести, в то же время была только отрывком из большого сочинения, равно как и «Фаталист» и «Тамань», впоследствии напечатанные в «Отечественных же записках». Теперь они являются, вместе с другими, с «Максимом Максимычем», «Предисловием к журналу Печорина» и «Княжною Мери», под одним общим заглавием «Героя нашего времени». < ... > Во всех повестях одна мысль, и эта мысль выражена в одном лице, которое есть герой всех рассказов. В «Бэле» он является каким-то таинственным лицом. Героиня этой повести вся перед вами, но герой – как будто бы показывается под вымышленным именем, чтобы его не узнали. Из-за отношений его по «Бэле» вы невольно догадываетесь о какой-то другой повести, заманчивой, таинственной и мрачной. И вот автор тотчас показывает вам его при свидании с Максимом Максимычем, который рассказал ему повесть о Бэле. Но ваше любопытство не удовлетворено, а только еще больше раздражено, и повесть о Бэле все еще остается для вас загадочною. Наконец, в руках автора журнал Печорина, в предисловии к которому автор делает намек на идею романа, но намек, который только более возбуждает ваше нетерпение познакомиться с героем романа. В высшей степени поэтическом рассказе «Тамань» герой романа является автобиографом, но загадка от этого становится только заманчивее, и отгадка еще не тут. Наконец, вы переходите к «Княжне Мери», и туман рассеивается, загадка разгадывается, основная идея романа, как горькое чувство, мгновенно овладевшее всем существом вашим, пристает к вам и преследует вас. Вы читаете наконец «Фаталиста», и хотя в этом рассказе Печорин является не героем, а только рассказчиком случая, которого он был свидетелем, хотя в нем вы не находите ни одной новой черты, которая дополнила бы вам портрет «героя нашего времени», но, странное дело! вы еще более понимаете его, более думаете о нем, и ваше чувство еще грустнее и горестнее... < ... > Но целое романа – его колорит, его индивидуальная особенность, его нечто, для выражения которого нет слова, – еще памятнее вам, нежели каждое слово в особенности... < ... > ...мы должны проследить в его содержании, уже хорошо известном читателям, развитие основной мысли. < ... > Таким образом завязалось у автора знакомство с одним из интереснейших лиц его романа – с Максимом Максимычем, с этим типом старого кавказского служаки, закаленного в опасностях, трудах и битвах, которого лицо так же загорело и сурово, как манеры простоваты и грубы, но у которого чудесная душа, золотое сердце. Это тип чисто русский, который художественным достоинством создания напоминает оригинальнейшие из характеров в романах Вальтера Скотта и Купера, но который, по своей новости, самобытности и чисто русскому духу, не походит ни на один из них. Искусство поэта должно состоять в том, чтобы развить на деле задачу: как данный природою характер должен образоваться при обстоятельствах, в которые поставит его судьба. Максим Максимыч получил от природы человеческую душу, человеческое сердце, но эта душа и это сердце отлились в особую форму, которая так и говорит вам о многих годах тяжелой и трудной службы, о кровавых битвах, о затворнической и однообразной жизни в недоступных горных крепостях, где нет других человеческих лиц, кроме подчиненных солдат да заходящих для мены черкесов. И все это высказывается в нем не в грубых поговорках, вроде «черт возьми», и не в военных восклицаниях, вроде «тысяча бомб», беспрестанно повторяемых, не в попойках и не в курении табака, – а во взгляде на вещи, приобретенном навыком и родом жизни, и в этой манере поступков и выражения, которые должны быть необходимым результатом взгляда на вещи и привычки. Умственный кругозор Максима Максимыча очень ограничен; но причина этой ограниченности не в его натуре, а в его развитии. Для него «жить» значит «служить», и служить на Кавказе; «азиаты» его природные враги: он знает по опыту, что все они большие плуты и что самая их храбрость есть отчаянная удаль разбойничья, подстрекаемая надеждою грабежа; он не дается им в обман, и ему смертельно досадно, если они обманут новичка и еще выманят у него на водку. < ... > ...Познакомьтесь с ним получше, – и вы увидите, какое теплое, благородное, даже нежное сердце бьется в железной груди этого по-видимому очерствевшего человека; вы увидите, как он каким-то инстинктом понимает все человеческое и принимает в нем горячее участие; как, вопреки собственному сознанию, душа его жаждет любви и сочувствия, и вы от души полюбите простого, доброго, грубого в своих манерах, лаконического в словах Максима Максимыча. < ... > Максим Максимыч рассказал ее (историю «Бэлы». – С.Т.) по-своему, своим языком; но от этого она не только ничего не потеряла, но бесконечно много выиграла. Добрый Максим Максимыч, сам того не зная, сделался поэтом, так что в каждом его слове, в каждом выражении заключается бесконечный мир поэзии. < ... > Это место повести (Белинский имеет в виду восхищение Азамата лошадью Казбича и гордость последнего. – Примечания наши. – С.Т.) вполне знакомит читателя с черкесами как с племенем, и в нем могучею художническою кистию обрисованы характеры Азамата и Казбича, этих двух резких типов черкесской народности. < ... > В его (Казбича. – С.Т.) словах так и дышит знойная, мучительная страсть дикаря и разбойника по рождению, для которого нет ничего в мире дороже оружия или лошади и для которого желание – медленная пытка на малом огне, а для удовлетворения, жизнь собственная, жизнь отца, матери, брата – ничто. < ... > Нет ничего тяжелее и неприятнее, как излагать содержание художественного произведения. Цель этого изложения не состоит в том, чтобы показать лучшие места: как бы ни было хорошо место сочинения, оно хорошо по отношению к целому, следовательно, изложение содержания должно иметь целию – проследить идею целого создания, чтобы показать, как верно она осуществлена поэтом. < ... > Есть манеры столь грациозные, есть слова столь благоухающие, что одного или одной из них достаточно, чтобы обрисовать всего человека, выказать наружу все, что кроется внутри его. Не правда ли: слыша... милое, простодушное «поджалуста, поджалуста, не нада, не нада!», вы видите перед собою эту очаровательную, черноокую Бэлу, полудикую дочь вольных ущелий, и вас так обаятельно поражает в ней эта гармония, эта особенность женственности, которая составляет всю прелесть, все очарование женщины?.. < ... > Скоро узнал счастливый Печорин, что Бэла полюбила его с первого взгляда. Да, это была одна из тех глубоких женских натур, которые полюбят мужчину тотчас, как увидят его, но признаются ему в любви не тотчас, отдадутся нескоро, а отдавшись, уже не могут больше принадлежать ни другому, ни самим себе... Поэт не говорит об этом ни слова, но потому-то он и поэт, что, не говоря иного, дает знать все... < ... > Итак, Печорин охладел к бедной Бэле, которая любила его еще больше. Он не знает сам причины своего охлаждения, хотя и силится найти ее. Да, нет ничего труднее, как разбирать язык собственных чувств, как знать самого себя! И объяснения автора для нас так же неудовлетворительны, как и для Максима Максимыча, которому он их сообщил. Может быть, и тут та же причина, и в отношении к автору, и в отношении к нам: нет ничего труднее, как знать и понимать самих себя!.. Но тем не менее мы предложим и наше решение, или, лучше сказать, и наше гадание об этом столько же общем, сколько и грустном феномене человеческого сердца, который особенно част и поразителен в современном обществе. В числе причин скорого охлаждения Печорина к Бэле не было ли причиною и то, что для бессознательного, чисто естественного, хотя и глубокого чувства черкешенки Печорин был полным удовлетворением, далеко превосходящим самые дерзкие ее требования; тогда как дух Печорина не мог найти своего удовлетворения в естественной любви полудикого существа. К тому же, ведь одно наслаждение далеко еще не составляет всех потребностей любви, и что могла дать Печорину любовь, кроме наслаждения? О чем он мог говорить с нею? Что оставалось для него в ней неразгаданного? Для любви нужно разумное содержание..; любовь есть гармоническое слияние двух родственных натур в чувство бесконечного. < ... > В любви Бэлы была сила, но не могло быть бесконечности: сидеть с глаза на глаз с возлюбленным, ласкаться к нему, принимать его ласки, предугадывать и ловить его желания, ...замирать в его объятиях, – вот все, чего требовала душа Бэлы; при такой жизни и вечность показалась бы для нее мгновением. < ... > Но Печорина такая жизнь могла увлечь не больше, как на четыре месяца, и еще надо удивляться силе его любви к Бэле, если она была так продолжительна. < ... > Любовь Бэлы была для Печорина полным бокалом сладкого напитка, который он и выпил зараз, не оставив в нем ни капли; а душа его требовала не бокала, а океана, из которого можно ежеминутно черпать, не уменьшая его... < ... > Мы хотели, чтобы в нашем изложении содержания романа видны были и характеры действующих лиц и сохранена была внутренняя жизненность рассказа, равно как и его колорит; а этого невозможно было сделать, показав один скелет содержания или его отвлеченную мысль. Да и в чем содержание повести? Русский офицер похитил черкешенку, сперва сильно любил ее, но скоро охладел к ней; потом черкес увез было ее, но, видя себя почти пойманным, бросил ее, нанесши ей рану, от которой она умерла: вот и все тут. Не говоря о том, что тут очень немного, тут еще нет и ничего ни поэтического, ни особенного, ни занимательного, а все обыкновенно до пошлости, истерто. Значит: содержание не во внешней форме, не в сцеплении случайностей, а в замысле художника, в тех образах, в тех тенях и переливах красок, которые представлялись ему еще прежде, нежели он взялся за перо, словом – в творческой концепции. Художественное создание должно быть вполне готово в душе художника прежде, нежели он возьмется за перо: написать для него уже – второстепенный труд. Он должен сперва видеть перед собою лица, из взаимных отношений которых образуется его драма или повесть. Он не обдумывает, не расчисляет, не теряется в соображениях: все выходит у него само собою, и выходит так, как должно. Событие развертывается из идеи, как растение из зерна. Потому-то и читатели видят в его лицах живые образы, а не призраки, радуются их радостями, страдают их страданиями, думают, рассуждают и спорят между собою о их значении, их судьбе, как будто дело идет о людях, действительно существовавших и знакомых им. Этого нельзя сделать, сперва придумавши отвлеченное содержание, то есть какую-нибудь завязку и развязку, а потом уже придумавши лица и волею или неволею заставивши их играть сообразные с сочиненною целию роли. Вот почему изложение содержания так затруднительно для критика, и без выписок нельзя ему обойтись: надо сделать его кратко и заставить говорить само за себя разбираемое творение. < ... > Глубокое впечатление оставляет после себя «Бэла»: вам грустно, но грусть ваша легка, светла и сладостна... < ... > Смерть черкешенки не возмущает вас безотрадным и тяжелым чувством, ибо она явилась... по произволу автора, но вследствие разумной необходимости, которую вы предчувствовали уже, и явилась светлым ангелом примирения. Диссонанс разрешился в гармонический аккорд, и вы с умилением повторяете простые и трогательные слова доброго Максима Максимыча: «Нет, она хорошо сделала, что умерла! Ну, что бы с ней сталось, если б Григорий Александрович ее покинул? А это бы случилось рано или поздно!..» И с каким бесконечным искусством обрисован грациозный образ пленительной черкешенки! Она говорит и действует так мало, а вы живо видите ее перед глазами во всей определенности живого существа, читаете в ее сердце, проникаете все изгибы его... < ... > А Максим Максимыч, этот добрый простак, который и не подозревает, как глубока и богата его натура, как высок и благороден он? Ему досадно, что его ни одна женщина не любила так, как Бэла Печорина; ему грустно, что она не вспомнила о нем перед смертью, хоть он и сам сознается, что это с его стороны не совсем справедливое требование... Простая красота, которая есть одна истинная красота, не для всех доступна: у большей части людей глаза так грубы, что на них действует только пестрота, узорчатость и красная краска, густо и ярко намазанная... < ... > Характер Азамата и Казбича – это такие типы, которые будут равно понятны и англичанину, и немцу, и французу, как понятны они русскому. Вот что называется рисовать фигуры во весь рост, с национальною физиономиею и в национальном костюме!.. < ... > Обратите еще внимание на эту естественность рассказа, так свободно развивающегося, без всяких натяжек, так плавно текущего собственною силою, без помощи автора. Офицер, возвращающийся из Тифлиса в Россию, встречается в горах с другим офицером; одинокость дорожного положения дает одному право начать разговор с другим и так естественно доводит их до знакомства. < ... > Молодой офицер, которого любопытство давно уже сильно возбуждено, но который умеет умерить его приличием, с притворным равнодушием спрашивает: «Как же это случилось?» – Вот изволите видеть – и повесть началась. Исходный пункт ее – страстное желание мальчика-черкеса иметь лихого коня, – и вы помните эту дивную сцену из драмы между Азаматом и Казбичем. Печорин – человек решительный, алчущий тревог и бурь, готовый рискнуть на все для выполнения даже прихоти своей, – а здесь дело шло о чем-то гораздо большем, чем прихоть. Итак, все вышло из характеров действующих лиц, по законам строжайшей необходимости, а не по произволу автора. < ... > ...история Бэлы кончилась; но роман еще только начался, и мы прочли одно вступление, которое, впрочем, и само по себе, отдельно взятое, есть художественное произведение, хотя и составляет только часть целого. < ... > ...Максим Максимыч ждет за воротами. В нем заметно было живейшее беспокойство, и явно было, что его огорчало равнодушие Печорина. < ... > ...Засим они (Максим Максимыч и Печорин. – С.Т.) довольно сухо расстались; но вы, любезный читатель, верно, не сухо расстались с этим старым младенцем, столь добрым, столь милым, столь человечным и столь неопытным во всем, что выходило за тесный кругозор его понятий и опытности? Не правда ли, вы так свыклись с ним, так полюбили его, что никогда уже не забудете его, а если встретите – под грубою наружностию, под корою зачерствелости от трудной и скудной жизни – горячее сердце, под простою, мещанскою речью – теплоту души, то, верно, скажете: «Это Максим Максимыч»?.. И дай бог вам поболее встретить, на пути вашей жизни, Максимов Максимычей!.. < ... > И вот мы рассмотрели две части романа – «Бэлу» и «Максима Максимыча»: каждая из них имеет свою особенность и замкнутость, почему каждая и оставляет в душе читателя такое полное, целостное и глубокое впечатление. Героев той и другой повести мы видели в торжественнейших положениях их жизни и коротко их знаем. Первая – повесть; вторая – эскиз характера, и каждая равно полна и удовлетворительна, ибо в каждой поэт умел исчерпать все ее содержание и в типических чертах вывести вовне все внутреннее, крывшееся в ней как возможность. Что нам за нужда, что во второй нет романического содержания, что она представляет собою не жизнь, а отрывок из жизни человека? Но если в этом отрывке – весь человек, то чего же больше. Поэт хотел изобразить характер и превосходно успел в этом: его Максим Максимыч может употребляться не как собственное, но как нарицательное имя, наравне с Онегиными, Ленскими, Зарецкими, Иванами Ивановичами, Никифорами Ивановичами, Афанасиями Ивановичами, Чацкими, Фамусовыми и пр. Мы познакомились с ним еще в «Бэле» и больше уже не увидимся. Но в обеих этих повестях мы видели еще одно лицо, с которым, однако ж, незнакомы. Это таинственное лицо не есть герой этих повестей, но без него не было бы этих повестей: он герой романа, которого эти две повести только части. Теперь пора нам с ним познакомиться, и уже не через посредство других лиц, как прежде: все они его не понимают, как мы уже видели; равным образом, и не через поэта, который хоть и один виноват в нем, но умывает в нем руки, а через его же самого: мы готовимся читать его записки. Поэт написал от себя предисловие только к запискам Печорина. Это предисловие составляет род главы романа, как его существеннейшая часть, но, несмотря на то, мы возвратимся к нему после, когда будем говорить о характере Печорина, а теперь прямо приступим к «запискам». < ... > Первое отделение их называется «Тамань» и, подобно первым двум, есть отдельная повесть. Хотя оно и представляет собою эпизод из жизни героя романа, но герой по-прежнему остается для нас лицом таинственным. < ... > Мы не решились делать выписок из этой повести, потому что она решительно не допускает их: это словно какое-то лирическое стихотворение, вся прелесть которого уничтожается одним выпущенным или измененным не рукою самого поэта стихом; она вся в форме; если выписывать, то должно бы ее выписать всю от слова до слова; пересказывание ее содержания даст о ней такое же понятие, как рассказ, хотя бы и восторженный, о красоте женщины, которой вы сами не видели. Повесть эта отличается каким-то особенным колоритом: несмотря на прозаическую действительность ее содержания, все в ней таинственно, лица – какие-то фантастические тени, мелькающие в вечернем сумраке, при свете зари или месяца. Особенно очаровательна девушка: это какая-то дикая, сверкающая красота, обольстительная, как сирена, неуловимая, как ундина, страшная, как русалка, быстрая, как прелестная тень или волна, гибкая, как тростник. Ее нельзя любить, нельзя и ненавидеть, но ее можно только и любить и ненавидеть вместе. Как чудно хороша она, когда, на крыше своей кровли, с распущенными волосами, защитив глаза ладонью, пристально всматривается вдаль, и то смеется и рассуждает сама с собою, то запевает эту полную раздолья и отваги удалую песню... < ... > Что касается до героя романа – он и тут является тем же таинственным лицом, как и в первых повестях. Вы видите человека с сильною волею, отважного, не бледнеющего никакой опасности, напрашивающегося на бури и тревоги, чтобы занять себя чем-нибудь и наполнить бездонную пустоту своего духа, хотя бы и деятельностию без всякой цели. < ... > ...вот и «Княжна Мери». Эта повесть разнообразнее и богаче всех других своим содержанием, но зато далеко уступает им в художественности формы. Характеры ее или очерки, или силуэты, и только разве один – портрет. Но что составляет ее недостаток, то же самое есть и ее достоинство, и наоборот. Подробное рассмотрение ее объяснит нашу мысль. < ... > Печорин в Пятигорске... сходится с своим знакомым – юнкером Грушницким. По художественному выполнению, это лицо стоит Максима Максимыча: подобно ему, это тип, представитель целого разряда людей, имя нарицательное. Грушницкий – идеальный молодой человек, который щеголяет своею идеальностию, как записные франты щеголяют модным платьем, а «львы» ослиною глупостию. Он носит солдатскую шинель из толстого сукна; у него георгиевский солдатский крестик. Ему очень хочется, чтобы его считали не юнкером, а разжалованным из офицеров: он находит это очень эффектным и интересным. Вообще, «производить эффект» – его страсть. Он говорить вычурными фразами. Словом, это один из тех людей, которые особенно пленяют чувствительных, романических и романтических провинциальных барышень, один из тех людей, которых, по прекрасному выражению автора записок, «не трогает просто прекрасное и которые важно драпируются в необыкновенные чувства, возвышенные страсти и исключительные страдания». – «В их душе, – прибавляет он, – часто много добрых свойств, но ни на грош поэзии». Но вот самая лучшая и полная характеристика таких людей, сделанная автором же журнала: «Под старость они делаются либо мирными помещиками, либо пьяницами, – иногда тем и другим». < ... > Он очень недолюбливает Печорина за то, что тот его понял. < ... > Печорин тоже не любит Грушницкого и чувствует, что когда-нибудь они столкнутся, и одному из них несдобровать. < ... > Детская, а тем более фальшивая идеальность оскорбляет чувство до того, что приятно уверить себя на ту минуту, что совсем не имеешь чувства. В самом деле, лучше быть совсем без чувства, нежели с таким чувством. Напротив, совершенное отсутствие жизни в человеке возбуждает в нас невольное желание увериться в собственных глазах, что мы не похожи на него, что в нас много жизни, и сообщает нам какую-то восторженность. Указываем на эту черту ложного самообвинения в характере Печорина, как на доказательство его противоречия с самим собою вследствие непонимания самого себя... < ... > В беллетристическом смысле это лицо (доктор Вернер. – С.Т.) превосходно, но в художественном довольно бледно. Мы больше видим, что хотел сделать из него поэт, нежели что он сделал из него в самом деле. ...пределы статьи не позволяют нам выписать разговора Печорина с Вернером: это образец грациозной шутливости и, вместе, полного мысли остроумия. < ... > ...его (Печорина. – С.Т.) равнодушие и ирония – больше светская привычка, нежели черта характера. «Нет в мире человека (говорит он), над которым бы прошедшее приобретало такую власть, как надо мною. Всякое напоминание о минувшей печали или радости болезненно ударяет в мою душу и извлекает из нее все те же звуки... Я глупо создан! Ничего не забываю – ничего!». < ... > ...Этот разговор (имеется в виду разговор Печорина с Мери во время исполнения мазурки. – Примечания наши. – С.Т.) был программою той продолжительной интриги, в которой Печорин играл роль соблазнителя от нечего делать; княжна, как птичка, билась в сетях, расставленных искусною рукою, а Грушницкий по-прежнему продолжал свою шутовскую роль. Чем скучнее и несноснее становился он для княжны, тем смелее становились его надеждою. < ... > Какой страшный человек этот Печорин! Потому что его беспокойный дух требует движения, деятельность ищет пищи, сердце жаждет интересов жизни, потому должна страдать бедная девушка! < ... > ...этому человеку (Печорину. – С.Т.) нечего бояться: в нем есть тайное сознание, что он не то, чем самому себе кажется и что он есть только в настоящую минуту. Да, в этом человеке есть сила духа и могущество воли, которых в вас нет; в самых пороках его проблескивает что-то великое, как молния в черных тучах, и он прекрасен, полон поэзии даже и в те минуты, когда человеческое чувство восстает на него... Ему другое назначение, другой путь... Его страсти – бури, очищающие сферу духа; его заблуждения, как ни страшны они, острые болезни в молодом теле, укрепляющем его на долгую и здоровую жизнь. Настанет торжественная минута, и противоречие разрешится, борьба кончится, и разрозненные звуки души сольются в один гармонический аккорд!.. Даже и теперь он проговаривается и противоречит себе, уничтожая одною страницею все предыдущие: так глубока его натура, так врожденна ему разумность, так силен у него инстинкт истины! < ... > Люди, которые вечно находятся в борьбе с внешним миром и с самими собою, всегда недовольны, всегда огорчены и желчны. Огорчение есть постоянная форма их бытия, и что бы ни попалось им на глаза, все служит им содержанием для этой формы. Мало того, что они хорошо помнят свои истинные страдания, – они еще неистощимы в выдумывании небывалых. < ... > Во всей выходке Печорина вы замечаете, что у него страждет самолюбие. Отчего родилось у него отчаяние? – Видите ли: он узнал хорошо свет и пружины общества, стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых он так неутомимо добивался. < ... > ...он клевещет на себя; поверьте мне, он и даром бы не взял того счастия, которому завидовал у этих других и которого добивался. < ... > В самом деле, в нем два человека: первый действует, второй смотрит на действия первого и рассуждает о них, или, лучше сказать, осуждает их, потому что они действительно достойны осуждения. Причины этого раздвоения, этой ссоры с самим собою, очень глубоки, и в них же заключается противоречие между глубокостию натуры и жалкостию действий одного и того же человека. < ... > Увы, как дорого достается уразумение самых простых истин!.. Печорин еще не знает этого, и именно потому, что думает, что все знает. < ... > С этого времени история круто поворотилась и из комической начала переходить в трагическую. Доселе Печорин сеял – теперь настает время пожинать ему плоды посеянного. Мы думаем, что в этом и должна заключаться истинная нравственность поэтического произведения, а не в пошлых сентенциях. < ... > Как ни старается Печорин выставить себя холодным обольстителем без всякой цели, но от нечего делать, однако для нас его холодность очень подозрительна. Конечно, это еще не любовь, но ведь трудно разбирать и различать свои ощущения: собственное сердце всякого есть самый извилистый, самый темный лабиринт... < ... > Что такое вся эта сцена? (Белинский имеет в виду сцену, когда в Кисловодске «водяное общество» отправилось смотреть Кольцо, и произошло невольное признание в любви Печорину княжны Мери. – Примечание наше. – С.Т.). Мы понимаем ее только как свидетельство, до какой степени ожесточения и безнравственности может довести человека вечное противоречие с самим собою, вечно не удовлетворяемая жажда истинной жизни, истинного блаженства; но последней черты ее мы решительно не понимаем... < ... > Она кажется нам преувеличением, умышленною клеветою на самого себя, чертою изысканною и натянутою; словом, нам кажется, что здесь Печорин впал в Грушницкого, хотя и более страшного, чем смешного... И, если мы не ошибаемся в своем заключении, это очень понятно: состояние противоречия с самим собою необходимо условливает большую или меньшую изысканность и натянутость в положениях... < ... > Печорин не любил княжны: он оскорбил бы самого себя, если бы назвал любовью легонькое чувство, возбужденное его собственным кокетством и самолюбием. Потом: брак есть действительность любви. Любить истинно может только вполне созревшая душа, и, в таком случае, любовь видит в браке свою высочайшую награду... < ... >...Повторяем: он еще не знает самого себя, и если не должно ему всегда верить, когда он оправдывает себя, то еще менее должно ему верить, когда он обвиняет себя или приписывает себе разные нечеловеческие свойства и пороки. < ... > ...Поучительна немая беседа с самим собою человека, который завтра готовится быть или убитым, или убийцею... Мысль невольно обращается на себя, и сквозь мглу предрассуждений и умышленных софизмов блестит луч ужасной истины... Но решение принято, шаг сделан, и возврата нет: само общество, которое смотрит на кровавые сделки, как на безнравственность, само общество, противореча себе, запрещает этот возврат своим насмешливо-презрительным взглядом, своим недвижно остановившимся на жертве перстом... < ... > Кровавая развязка дела доставляет ему средства читать себе для других нравоучения, произнести ближнему приговор и надавать ему поздних советов; отступление лишает его занимательного анекдота, прекрасного случая к развлечению на чужой счет. < ... > Печорин так и сделал; он решил, что не стоит труда жить, и он прав перед собою, или по крайней мере не виноват перед теми строгими судьями чужих поступков, которые сами не участвуют в жизни, но на живущих смотрят, как зрители на актеров, то аплодируя, то шикая... < ... > Это признание (имеется в виду «Во мне два человека: один живет в полном смысле этого слова, другой мыслит и судит его; первый, может быть, чрез час простится с вами и миром навеки, а второй... второй?..». – (Примечание наше. – С.Т.) обнаруживает всего Печорина. В нем нет фраз, и каждое слово искренно. Бессознательно, но верно выговорил Печорин всего себя. Этот человек не пылкий юноша, который гоняется за впечатлениями и всего себя отдает первому из них, пока оно не изгладится и душа не запросит нового. Нет, он вполне пережил юношеский возраст, этот период романического взгляда на жизнь: он уже не мечтает умереть за свою возлюбленную, произнося ее имя и завещая другу локон волос, не принимает слова за дело, порыв чувства, хотя бы самого возвышенного и благородного, за действительное состояние души человека. Он много перечувствовал, много любил и по опыту знает, как непродолжительны все чувства, все привязанности; он много думал о жизни, и по опыту знает, как ненадежны все заключения и выводы для тех, кто прямо и смело смотрит на истину, не тешит и не обманывает себя убеждениями, которым уже сам не верит... Дух его созрел для новых чувств и новых дум, сердце требует новой привязанности: действительность – вот сущность и характер всего этого нового. Он готов для него; но судьба еще не дает ему новых опытов, и, презирая старые, он все-таки по ним же судит о жизни. Отсюда это безверие в действительность чувства и мысли, это охлаждение к жизни, в которой ему видится то оптический обман, то бессмысленное мелькание китайских теней. – Это переходное состояние духа, в котором для человека все старое разрушено, а нового еще нет, и в котором человек есть только возможность чего-то действительного в будущем и совершенный призрак в настоящем. Тут-то и возникает в нем то, что на простом языке называется и «хандрою», и «ипохондриею», и «мнительностию», и «сомнением», и другими словами, далеко не выражающими сущности явления, и что на языке философском называется рефлексиею. Мы не будем объяснять ни этимологического, ни философского значения этого слова, а скажем коротко, что в состоянии рефлексии человек распадается на два человека, из которых один живет, а другой наблюдает за ним и судит о нем. Тут нет полноты ни в каком чувстве, ни в какой мысли, ни в каком действии: как только зародится в человеке чувство, намерение, действие, тотчас какой-то скрытый в нем враг уже подсматривает зародыш, анализирует его, исследует, верна ли, истинна ли эта мысль, действительно ли чувство, законно ли намерение, и какая их цель, и к чему они ведут, – и благоуханный цвет чувства блекнет, не распустившись, мысль дробится в бесконечность, как солнечный луч в граненом хрустале; рука, подъятая для действия, как внезапно окаменелая, останавливается на взмахе и не ударяет... < ... > Но это состояние сколько ужасно, столько же и необходимо. Это один из величайших моментов духа. Полнота жизни – в чувстве, но чувство не есть еще последняя ступень духа, дальше которой он не может развиваться. < ... > И наш век есть по преимуществу век рефлексии, почему от нее не освобождены ни те мирные и счастливые натуры, которые с глубокостию соединяют тихость и невозмущаемое спокойствие, ни самые практические натуры, если они не лишены глубокости. Отсюда значение целой германской литературы: в основании почти каждого из ее произведений лежит нравственный, религиозный или философский вопрос. «Фауст» Гете есть поэтический апотеоз рефлексии нашего века. Естественно, что такое состояние человечества нашло свой отзыв и у нас; но оно отразилось в нашей жизни особенным образом, вследствие неопределенности, в которую поставлено наше общество насильственным выходом из своей непосредственности, через великую реформу Петра. < ... > Дивно художественная «Сцена Фауста» Пушкина представляет собою высокий образ рефлексии, как болезни многих индивидуумов нашего общества. < ... > Ее характер – апатическое охлаждение к благам жизни, вследствие невозможности предаваться им со всею полнотою. Отсюда: томительная бездейственность в действиях, отвращение ко всякому делу, отсутствие всяких интересов в душе, неопределенность желаний и стремлений, безотчетная тоска, болезненная мечтательность при избытке внутренней жизни. Это противоречие превосходно выражено автором разбираемого нами романа, в его чудно поэтической «Думе», исполненной благородного негодования, могучей жизни и поразительной верности идей. < ... > Печорин есть один из тех, к кому особенно должно относиться это энергическое воззвание благородного поэта, которого это самое и заставило назвать героя романа героем нашего времени. Отсюда происходит и недостаток определенности, недостаток художественной рельефности в изображении этого лица, но отсюда же выходит и его высочайший поэтический интерес для всех, кто принадлежит к нашему времени не по одному году и числу месяца, в которые родился, – и то сильное неотразимо грустное впечатление, которое он на них производит... < ... > ...замыкается журнал Печорина. Теперь это таинственное лицо, так сильно волновавшее наше любопытство и в истории Бэлы, и при свидании с Максимом Максимычем, и в рассказе о собственном приключении в Тамани, – теперь оно все перед нами, во весь рост свой. < ... > Чрез него самого познакомились мы со всеми изгибами его сердца, со всеми событиями его жизни, и теперь уже сам он ничего нового не в состоянии сказать нам о самом себе. < ... > Но между тем, прочтя «Княжну Мери», мы все еще не расстались с ним, и еще раз встречаемся с ним, как с рассказчиком необыкновенного случая, которого он был свидетелем (Белинский имеет в виду рассказ «Фаталист». – Примечание наше. – С.Т.). < ... > Сам Печорин является тут действующим лицом, и едва ли еще не более на первом плане, чем сам герой рассказа. Свойство его участия в ходе повести, равно как и его отчаянная, фаталистическая смелость при взятии взбесившегося казака, если не прибавляют ничего нового к данным о его характере, то все-таки добавляют уже известное нам и тем самым усугубляют единство мрачного и терзающего душу впечатления целого романа, который есть биография одного лица. – Это усиление впечатления особенно заключается в основной идее рассказа, которая есть – фатализм, вера в предопределение, одно из самых мрачных заблуждений человеческого рассудка, которое лишает человека нравственной свободы, из слепого случая делая необходимость. Предрассудок – явно выходящий из положения Печорина, который не знает, чему верить, на чем опереться, и с особенным увлечением хватается за самые мрачные убеждения, лишь бы только давали они поэзию его отчаянию и оправдывали его в собственных глазах. < ... > Вообще, хотя автор и выдает себя за человека, совершенно чуждого Печорину, но он сильно симпатизирует с ним, и в их взгляде на вещи – удивительное сходство. Итак – «Герой нашего времени» – вот основная мысль романа. В самом деле, после этого весь роман может почесться злою ирониею, потому что большая часть читателей наверное воскликнет: «Хорош же герой!» – А чем же он дурен? – смеем вас спросить. < ... > Вы говорите против него, что в нем нет веры. Прекрасно! но ведь это то же самое, что обвинять нищего за то, что у него нет золота: он бы и рад иметь его, да не дается оно ему. < ... > И притом, разве Печорин рад своему безверию? Разве он гордится им? Разве он не страдал от него? Разве он не готов ценою жизни и счастия купить эту веру, для которой еще не настал час его?.. < ... > Вы говорите, что он эгоист? – Но разве он не презирает и не ненавидит себя за это? Разве сердце его не жаждет любви чистой и бескорыстной?.. Нет, это не эгоизм: эгоизм не страдает, не обвиняет себя, но доволен собою, рад себе. Эгоизм <не> знает мучения: страдание есть удел одной любви. Душа Печорина не каменистая почва, но засохшая от зноя пламенной жизни земля, пусть взрыхлит ее страдание и оросит благодатный дождь, – и она произрастит из себя пышные, роскошные цветы небесной любви... Этому человеку стало больно и грустно, что его все не любят, – и кто же эти «все»? – пустые, ничтожные люди, которые не могут простить ему его превосходства над ними. А его готовность задушить в себе ложный стыд, голос светской чести и оскорбленного самолюбия, когда он за признание в клевете готов был простить Грушницкому, человеку, сейчас только выстрелившему в него пулею и бесстыдно ожидавшему от него холостого выстрела? А его слезы и рыдания в пустынной степи, у тела издохшего коня? – нет, все это не эгоизм! Но его – скажете вы – холодная расчетливость, систематическая рассчитанность, с которою он обольщает бедную девушку, не любя ее, и только для того, чтобы посмеяться над нею и чем-нибудь занять свою праздность? – Так, но мы и не думаем оправдывать его в таких поступках, ни выставлять его образцом и высоким идеалом чистейшей нравственности: мы только хотим сказать, что в человеке должно видеть человека и что идеалы нравственности существуют в одних классических трагедиях и морально-сентиментальных романах прошлого века. Судя о человеке, должно брать в рассмотрение обстоятельства его развития и сферу жизни, в которую он поставлен судьбою. В идеях Печорина много ложного, в ощущениях его есть искажение; но все это выкупается его богатою натурою. Его во многих отношениях дурное настоящее – обещает прекрасное будущее. Вы восхищаетесь быстрым движением парохода, видите в нем великое торжество духа над природою? – и хотите потом отрицать в нем всякое достоинство, когда он сокрушает, как зерно жернов, неосторожных, попавших под его колеса: не значит ли это противоречить самим себе? < ... > Автор разбираемого нами романа, описывая наружность Печорина, когда он с ним встретился на большой дороге, вот что говорит о его глазах: «Они не смеялись, когда он смеялся... Вам не случалось замечать такой странности у некоторых людей? Это признак – или злого нрава, или глубокой, постоянной грусти...» < ... > Согласитесь, что как эти глаза, так и вся сцена свидания Печорина с Максимом Максимычем показывают, что если это порок, то совсем не торжествующий, и надо быть рожденным для добра, чтоб так жестоко быть наказану за зло?.. Торжество нравственного духа гораздо поразительнее совершается над благородными натурами, чем над злодеями... < ... > А между тем этот роман совсем не злая ирония, хотя и очень легко может быть принят за иронию; это один из тех романов,

В которых отразился век,

И современный человек

Изображен довольно верно

С его безнравственной душой,

Себялюбивой и сухой,

Мечтанью преданный безмерно,

С его озлобленным умом,

Кипящим в действии пустом…

...всякий современный человек, в смысле представителя своего века, как бы он ни был дурен, не может быть дурен, потому что нет дурных веков, и ни один век не хуже и не лучше другого, потому что он есть необходимый момент в развитии человечества или общества.

Пушкин спрашивал самого себя о своем Онегине:

Чудак печальный и опасный,

Созданье ада иль небес,

Сей ангел, сей надменный бес,

Что ж он? Ужели подражанье,

Ничтожный призрак, иль еще

Москвич в Гарольдовом плаще,

Чужих причуд истолкованье,

Слов модных полный лексикон,–

Уж не пародия ли он?

И этим самым вопросом он разрешил загадку и нашел слово. Онегин не подражание, а отражение, но сделавшееся не в фантазии поэта, а в современном обществе, которое он изображал в лице героя своего поэтического романа. < ... > Печорин... это Онегин нашего времени, герой нашего времени. Несходство их между собою гораздо меньше расстояния между Онегою и Печорою. Иногда в самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, хотя, может быть, и не видимая самим поэтом... < ... > Со стороны художественного выполнения нечего и сравнивать Онегина с Печориным. Но как выше Онегин Печорина в художественном отношении, так и Печорин выше Онегина по идее. Впрочем, это преимущество принадлежит нашему времени, а не Лермонтову. ...Он (Онегин. – С.Т.) является в романе человеком, которого убили воспитание и светская жизнь, которому все пригляделось, все приелось, все прилюбилось и которого вся жизнь состояла в том,

Что он равно зевал

Средь модных и старинных зал.

Не таков Печорин. Этот человек не равнодушно, не апатически несет свое страдание: бешено гоняется он за жизнью, ища ее повсюду; горько обвиняет он себя в своих заблуждениях. В нем неумолчно раздаются внутренние вопросы, тревожат его и он в рефлексии ищет их разрешения: подсматривает каждое движение своего сердца, рассматривает каждую мысль свою. < ... > Он сделал из себя самый любопытный предмет своих наблюдений и, стараясь быть как можно искреннее в своей исповеди, не только откровенно признается в своих истинных недостатках, но еще и выдумывает небывалые или ложно истолковывает самые естественные свои движения. < ... > Как в характеристике современного человека, сделанной Пушкиным, выражается весь Онегин, так Печорин весь в этих стихах Лермонтова:

И ненавидим мы, и любим мы случайно,

Ничем не жертвуя ни злобе, ни любви,

И царствует в душе какой-то холод тайный

Когда огонь кипит в крови.

«Герой нашего времени» – это грустная дума о нашем времени, как и та, которою так благородно, так энергически возобновил поэт свое поэтическое поприще и из которой мы взяли эти четыре стиха... < ... > Но со стороны формы изображение Печорина не совсем художественно. Однако причина этого не в недостатке таланта автора, а в том, что изображаемый им характер... так близок к нему, что он не в силах был отделиться от него и объективировать его. Мы убеждены, что никто не может видеть в словах наших желание выставить роман г. Лермонтова автобиографиею. ...Чтобы изобразить верно данный характер, надо совершенно отделиться от него, стать выше его, смотреть на него как на нечто оконченное. Но этого... не видно в создании Печорина. Он скрывается от нас таким же неполным и неразгаданным существом, как и является нам в начале романа. Оттого и самый роман, поражая удивительным единством ощущения, нисколько не поражает единством мысли и оставляет нас без всякой перспективы, которая невольно возникает в фантазии читателя по прочтении художественного произведения и в которую невольно погружается очарованный взор его. В этом романе удивительная замкнутость создания, но не та высшая, художественная, которая сообщается созданию чрез единство поэтической идеи, а происходящая от единства поэтического ощущения, которым он так глубоко поражает душу читателя. < ... > Это же единство ощущения, а не идеи, связывает и весь роман. В «Онегине» все части органически сочленены, ибо в избранной рамке романа своего Пушкин исчерпал всю свою идею, и потому в нем ни одной части нельзя ни изменить, ни заменить. «Герой нашего времени» представляет собою несколько рамок, вложенных в одну большую раму, которая состоит в названии романа и единстве героя. Части этого романа расположены сообразно с внутреннею необходимостию; но как они суть только отдельные случаи из жизни хотя и одного и того же человека, то и могли б быть заменены другими, ибо вместо приключения в крепости с Бэлою, или в Тамани, могли б быть подобные же и в других местах, и с другими лицами, хотя при одном и том же герое. Но тем не менее основная мысль автора дает им единство, и общность их впечатления поразительна, не говоря уже о том, что «Бэла», «Максим Макчимыч» и «Тамань», отдельно взятые, суть в высшей степени художественные произведения. И какие типические, какие дивно художественные лица – Бэлы, Азамата, Казбича, Максима Максимыча, девушки в Тамани! Какие поэтические подробности, какой на всем поэтический колорит! < ... > Но «Княжна Мери», и как отдельно взятая повесть, менее всех других художественна. Из лиц один Грушницкий есть истинно художественное создание. Драгунский капитан бесподобен, хотя и является в тени, как лицо меньшей важности. Но всех слабее обрисованы лица женские, потому что на них-то особенно отразилась субъективность взгляда автора. Лицо Веры особенно неуловимо и неопределенно. Это скорее сатира на женщину, чем женщина. Только что начинаете вы ею заинтересовываться и очаровываться, как автор тотчас же и разрушает ваше участие и очарование какою-нибудь совершенно произвольною выходкою. Отношения ее к Печорину похожи на загадку. То она кажется вам женщиною глубокою, способною к безграничной любви и преданности, к геройскому самоотвержению; то видите в ней одну слабость и больше ничего. Особенно ощутителен в ней недостаток женственной гордости и чувства своего женственного достоинства, которые не мешают женщине любить горячо и беззаветно, но которые едва ли когда допустят истинно глубокую женщину сносить тиранство любви. Она любит Печорина, а в другой раз выходит замуж, и еще за старика, следовательно, по расчету, по какому бы то ни было; изменив для Печорина одному мужу, изменяет и другому, и скорее по слабости, чем по увлечению чувства. Она обожает в Печорине его высшую природу, и в ее обожании есть что-то рабское. < ... > Вследствие всего этого она не возбуждает к себе сильного участия со стороны автора и, подобно тени, проскальзает в его воображении. < ... > Княжна Мери изображена удачнее. Это девушка неглупая, но и не пустая. Ее направление несколько идеально, в детском смысле этого слова: ей мало любить человека, к которому влекло бы ее чувство, непременно надо, чтобы он был несчастен и ходил в толстой и серой солдатской шинели. Печорину очень легко было обольстить ее: стоило только казаться непонятным и таинственным и быть дерзким. В ее направлении есть нечто общее с Грушницким, хотя она и несравненно выше его. Она допустила обмануть себя; но, когда увидела себя обманутою, она, как женщина, глубоко почувствовала свое оскорбление и пала его жертвою, безответною, безмолвно страдающею, но без унижения, – и сцена ее последнего свидания с Печориным возбуждает к ней сильное участие и обливает ее образ блеском поэзии. Но, несмотря на это, и в ней есть что-то как будто бы недосказанное, чему опять причиною то, что ее тяжбу с Печориным судило не третье лицо, каким бы должен был явиться автор. Однако, при всем этом недостатке художественности, вся повесть насквозь проникнута поэзиею, исполнена высочайшего интереса. Каждое слово в ней так глубоко знаменательно, самые парадоксы так поучительны, каждое положение так интересно, так живо обрисовано! Слог повести – то блеск молнии, то удар меча, то рассыпающийся по бархату жемчуг! Основная идея так близка сердцу всякого, кто мыслит и чувствует, что всякий из таких, как бы ни противоположно было его положение положениям, в ней представленным, увидит в ней исповедь собственного сердца. < ... > В «Предисловии» к журналу Печорина автор... говорит: «Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе. В моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света, но теперь я не могу взять на себя эту ответственность». Благодарим автора за приятное обещание, но сомневаемся, чтоб он его выполнил: мы крепко убеждены, что он навсегда расстался со своим Печориным. ...Такова благородная природа поэта, собственною силою своею вырывается он из всякого момента ограниченности и летит к новым, живым явлениям мира, в полное славы творенье... Объективируя собственное страдание, он освобождается от него; переводя на поэтические звуки диссонансы духа своего, он снова входит в родную ему сферу вечной гармонии... < ... > Если же г. Лермонтов и выполнит свое обещание, то мы уверены, что он представит уже не старого и знакомого нам, о котором он уже все сказал, а совершенно нового Печорина, о котором еще можно много сказать. < ... > Может быть, он покажет его нам исправившимся, признавшим законы нравственности, но, верно, уж не в утешение, а в пущее огорчение моралистов: может быть, он заставит его признать разумность и блаженство жизни, но для того, чтобы увериться, что это не для него, что он много утратил сил в ужасной борьбе, ожесточился в ней и не может сделать эту разумность и блаженство своим достоянием... А может быть и то: он сделает его и причастником радостей жизни, торжествующим победителем над злым гением жизни... Но то или другое, а во всяком случае искупление будет совершено через одну из тех женщин, существованию которых Печорин так упрямо не хотел верить, основываясь не на своем внутреннем созерцании, а на бедных опытах своей жизни... Так сделал и Пушкин с своим Онегиным: отвергнутая им женщина воскресила его из смертного усыпления для прекрасной жизни, но не для того, чтобы дать ему счастие, а для того, чтобы наказать его за неверие в таинство любви и жизни и в достоинство женщины... < ... >


^ ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ:

1. Что, по мнению В.Г. Белинского, побудило М.Ю. Лермонтова к созданию «Бэлы»?
   
2. Чем объясняет критик столь необычную композицию романа?
   
3. Укажите ведущие и определяющие черты Максима Макcимыча. Прочитав роман, напишите творческую работу (сочинение, очерк-портрет) «Максим Максимыч в моем восприятии», сравните собственную позицию с авторской интерпретацией и суждениями о герое Белинского.
   
4. Чем, по мнению Белинского, объяснить охлаждение Печорина к Бэле и как это характеризует лермонтовского героя?
   
5. Насколько оправдано в критической статье краткое изложение содержания произведения? Что по этому поводу говорит критик?
   
6. Вспомните известное признание А.С. Пушкина, что Татьяна Ларина неожиданно для него вышла замуж. Возможно ли в подобной трактовке рассматривать поступок Печорина (похищение Бэлы)? И как поясняют последующие шаги Казбича, Азамата в данной истории слова Белинского: «...все вышло из характеров действующих лиц, по законам строжайшей необходимости, а не по произволу автора»?
   
7. Согласны ли вы с тем, что Максим Максимыч может употребляться как нарицательное имя наравне с Онегиным, Ленским, другими героями Пушкина, Грибоедова?
   
8. Дайте собственное определение жанровой специфике «Тамани». Прав ли Белинский, назвав ее «лирическим стихотворением»?
   
9. Какими чертами характера обогащает критик образ Печорина в последующих частях романа в сравнении с «Бэлой»?
   
10. Постарайтесь (на основании статьи Белинского) составить психологические портреты женских образов, акцентировав внимание на главных их качествах.
    
11. Насколько справедливо замечание Белинского по поводу того, что повесть «Княжна Мери» уступает другим повестям романа в «художественности формы»?
    
12. Удалось ли, по вашему мнению, Белинскому постичь характер Грушницкого? Объясните смысл определения, данного критиком этому герою: «детская, а тем более фальшивая идеальность».
    
13. Какие новые качества, по мнению Белинского, открываются в характере Печорина в «Княжне Мери»?
    
14. Белинский говорит о «хандре», «сомнении» Печорина. Что общего между этим состоянием лермонтовского героя и пушкинского Онегина?
    
15. Выпишите в свой литературоведческий словарь определение «рефлексии».
    
16. Насколько рефлексия – типичное явление для эпохи Пушкина, Лермонтова? Можно ли говорить об актуальности рефлексии в современном мире?
    
17. Напишите сочинение-размышление на тему «Наше время», «наше поколение» (на материале «Думы» и «Героя нашего времени» М. Лермонтова).
    
18. Насколько верно, на ваш взгляд, Белинский оценил значение рассказа «Фаталист» для постижения многоплановости характера Печорина?
    
19. Почему Белинский так горячо развенчивает утвердившийся в его время стереотип об эгоизме Печорина и насколько убедительны его аргументы относительно «разумного эгоизма» героя?
    
20. Прочитайте завершающую часть статьи, сопоставьте характеры Печорина и Онегина. Самостоятельно подготовьтесь к дискуссии «Онегин и Печорин: «за» и «против».
    
21. Какой смысл вкладывает Белинский в понятие «творческая концепция»?