Д. А. Леонтьев психология смысла

она для него эмоционально персонифицирована, она несет на себе память о множестве значимых переживаний, причем не пережива­ний по поводу этой конкретной игрушки, а переживаний из того жизненного контекста, в котором некогда эта игрушка существо­вала» (Лобок, 1997, с. 445). «Когда ребенок играет со СВОЕЙ иг­рушкой — это имеет для него совершенно особое значение: он одновременно играет как бы с ее прошлым, он играет со своей эмоциональной памятью, удерживаемой многочисленными следа­ми прошлых событий» (там же, с. 446—447). Следы понимаются здесь в буквальном смысле; А.М.Лобок характеризует эту деятель­ность как знаково-меточную потому, что ребенок физически пер­сонифицирует предметы, оставляя на них отметины, царапины, вмятины и зазубрины, которые и выступают как знаки эмоциональ­ных переживаний, обеспечивающие узнавание предметов.

Таким образом, личностное осмысление предметов через устой­чивое включение их в контекст своей индивидуальной жизнедея­тельности, своего жизненного мира, и опознание их как опорных элементов этого жизненного мира является генетически первичной формой осмысления внешней действительности. Мы наблюдаем здесь ту же закономерность, что и обнаруженная и сформулирован­ная нами в предыдущем разделе филогенетическая закономерность: от максимально субъективного отношения к окружающему миру к отношению, в большей мере опосредованному познанием объектив­ных или, по меньшей мере интерсубъективных его атрибутов. Годо­валый ребенок «пока еще совершенно равнодушен к культурным измерениям предметов, но эти предметы уже обладают для него ЛИЧНЫМИ измерениями» (там же, с. 448).

^ Второй этап развития субъективности начинается, по А.М.Лоб-ку, в возрасте около полутора лет, когда ребенок начинает видеть в обращении с предметами окружающих его взрослых людей культур­ные образцы, примеры для подражания, и начинает активно осва­ивать, копировать эти образцы. «Маленький ребенок осваивает смыслы окружающего его предметного мира ...наблюдая за действи­ями взрослых и за сопровождающими эти действия эмоциональны­ми репликами» (там же, с. 518). А.М.Лобок называет этот этап развития возрастом магической утилитарности (1998), имея в виду при этом, что осваивая утилитарно-инструментальные свойства предметов через копирование действий взрослых, ребенок относит­ся к этой процедуре не как к утилитарной, а как к обрядово-маги-ческой; его цели далеки от утилитарной пользы. «Это деятельность ради нее самой, а вовсе не ради достижения какого-то практичес­кого результата, и именно поэтому наиболее точно ее можно оха­рактеризовать как обрядово-ритуальную. Трехлетка, имитирующий

воспринимает как проекцию собственной самости. Весь мир для него одухотворен и живет по законам его собственного "Я". Ребенок как бы идентифицируется с тем миром, который он осваивает, а осваиваемый мир идентифицирует с собой... Ребенок познает окру­жающий мир, подминая его законы под логику своей ничем не ог­раниченной субъективности» (там же, с. 647).

Именно школа позволяет ребенку выйти на новый уровень осмысления мира благодаря формированию у ребенка особой по­зиции по отношению к осваиваемому им знанию. Этот уровень А.М.Лобок характеризует как сознательное изобретательство, со­знательное творчество на основе образования. «Лишь пережив дра­му несовпадения себя с культурой, ребенок обретает способность творить-в-культуре, то есть производить продукт, имеющий значе­ние не только для него лично, но и для культуры в целом. У него появляется возможность не только себя реализовывать, но и созда­вать нечто, имеющее ценность в самой культуре. Только благодаря школе ребенок получает возможность стать из субъекта самого себя субъектом культуры. Иллюзия творчества — когда результаты уси­лий ребенка существенны только для его личного мира — сменя­ется творчеством как таковым, когда его результаты обретают некое культурное эхо, то есть оказываются значимы с точки зрения са­мой культуры» (там же, с. 648).

Концепция становления и возрастного развития субъективности А.М.Лобка — не единственная, которая ставит во главу угла возра­стную динамику процессов организации внутреннего мира ребенка и его отношений с внешним миром. Нельзя не упомянуть еще по меньшей мере две возрастных периодизации, в центре внимания которых находятся сходные по своей природе феномены. В.И.Сло-бодчиков непосредственно рассматривает становление различных форм субъективности человека в онтогенезе — от оживления (раз­рыва биологической свйзи с матерью и вхождения в новые отноше­ния с окружающим миром, хоть и опосредованные со-бытийностью с взрослыми) до универсализации, выводящей человека за преде­лы его индивидуальности в область общечеловеческих жизненных смыслов, «в сферу подлинно вселенского и универсального со-бы-тия» (Слободчиков, 1994, с. 68).

В.С.Мухина предлагает путь познания личности «через анализ индивидуальных личностных смыслов, которые организуются в со­знании человека в структурные звенья, общие для всех и каждого по наименованию и культурному абрису, но уникальные по их зна­чениям и смыслу» (Мухина, 1997, с. 58). Она рассматривает в каче­стве критерия вьщеления возрастных этапов специфические для них формы самосознания, определяемого как «ценностные ориента-

онтогенеза. Именно этот удельный вес является показателем того, в какой степени жизнедеятельность субъекта управляется им самим через личность как орган такого управления, а не просто адаптив­но подчиняется внутренним и внешним воздействиям. Анализируя в данном разделе закономерности и механизмы «большой динами­ки смысловых образований» (Асмолов, Братусь и др., 1979) в онто­генетическом разрезе, мы начали с того, что, опираясь на взгляды А.М.Лобка, В.И.Слободчикова и В.С.Мухиной, получили возмож­ность утверждать: развитие личности в онтогенезе нельзя понять с должной полнотой, если не уделить специальное внимание механизмам смысловой регуляции, развитию смысловой сферы.

Проблема развития механизмов смысловой регуляции в онтоге­незе человека требует, однако, более углубленного специального анализа. Прежде всего перед нами стоит задача аналитически оха­рактеризовать развитие смысловой сферы как таковой, выделив ос­новные линии и направления ее развития в онтогенезе. Такая задача, насколько нам известно, ранее никем не ставилась. После этого нам предстоит соотнести развитие смысловой сферы с общим развитием человека, определить место развития смысловой сферы в общей динамике человеческого онтогенеза.

Начнем с вычленения основных линий онтогенетического разви­тия смысловой сферы. А.НЛеонтьев, говоря о развитии личности дошкольника, выделяет в качестве основной вехи трехлетний воз­раст, когда на смену импульсивно сменяющим друг друга мотивам приходит их интеграция, иерархизация и соподчинение в единую структуру. Возникновение такой структуры означает, что ребенок те­перь «может стремиться к достижению цели, которая сама по себе не привлекательна для него, ради чего-нибудь другого, или, наоборот, отказаться от чего-нибудь непосредственно приятного для того, что­бы достичь более важного или избежать нежелательного» (Леонтьев А.Н., 1948, с. 8—9). Именно это соподчинение является, по А.Н.Ле­онтьеву, основой той сложной организации, с наличием которой связано становление личности человека. «В противном случае, т.е. тог­да, когда такой со подчиненности мотивов нет, когда отдельные по­буждения вступают в простое взаимодействие друг с другом, мы имеем, наоборот, картину распада личности, картину возвращения к чисто "полевому", чисто реактивному поведению» (там же, с. 9). Важное добавление вносит Л.И.Божович (1995). Она отмечает, что определенные формы соподчинения мотивов есть и у животных, и у новорожденных младенцев. «У детей же дошкольного возраста возни­кает, во-первых, не просто соподчинение мотивов, а относительно устойчивое внеситуативное их соподчинение. Вместе с тем во главе возникшей иерархии становятся специфически человеческие, т.е.

тива будущего, возникает «расширяющееся пространство» (за пре­делы непосредственно воспринимаемого) и «расширяющееся вре­мя» (за пределы непосредственно проживаемого), как их обозначил А.Н.Леонтьев (цит. по Леонтьев А.А., 1983 6). Собственно говоря, именно присущая одному лишь человеку возможность охвата мира в целом в его представлении и является основой смысловой регуляции как таковой, предпосылкой конституирующей функции личности (Леонтьев Д.А., 1989 а; 1993; см. также раздел 2.7.). Не случайно С.Мадди придавал такую большую роль в личностной динамике «психологическим потребностям» в концептуализации, суждении и воображении (Maddi, 1971), считая, что только на их основе возмож­на индивидуальная траектория личностного развития.

Как отмечал еще В.В.Зеньковский в своей выпущенной впервые в 1924 году работе «Психология детства» (1995), в личности есть не только данное, эмпирическое, но и заданное, внеэмпирическое, скрытое в глубине. Именно эта внеэмпирическая или, по В.В.Зень-ковкому, метафизическая сторона «определяет и направляет эмпи­рическое развитие души. Человек никогда не бывает только дан, он никогда не закончен, он всегда и "задан", перед ним всегда раскры­та бесконечная перспектива духовного развития. Человек и глубже и богаче своей эмпирической личности» (там же, с. 284). Эта метафи­зическая сторона личности, открывающая перспективу возможного, но еще не реализованного, и обнаруживающаяся наиболее отчетли­во в воображении, фантазировании, играет в развитии личности очень важную роль; к сожалению, сегодняшняя психология развития не уделяет ей того внимания, которое она заслуживает. «Именно в фантазиях, — писал Л.С.Выготский, — подросток впервые нащупы­вает свой жизненный план. Его стремления и смутные побуждения отливаются в форму определенных образов. В фантазии он предвосхи­щает свое будущее, а следовательно, и творчески приближается к его построению и осуществлению» (1984, с. 219).

Идеаторный план воображения, мысленные действия в нем играют чрезвычайно важную роль в развитии личности. Рассматри­вая механизм мечты, Б.И.Додонов (1973) характеризовал его как механизм проектирования своих будущих отношений к миру, бла­годаря которому человек может предвосхищать будущее и даже опе­режать развитие собственной личности (Додонов, 1973, с. 27). В воображении можно создать любые, сколь угодно экстремальные си­туации для «проигрывания себя» (и каждый из нас часто этим пользуется), в отличие от реальной жизни, которая предоставляет такие ситуации редко и не всегда по нашему желанию. Конечно, воображаемое благородство не гарантирует, что, встретившись жизни с соблазном, человек не забудет образ своей мечты. Тем

ацию, в финале которой совершает воображаемое убийство. Этот процесс приводит к изменению его морально-этических установок, в результате чего совершение убийства перестает ощущаться им как нечто страшное и недопустимое, человеческая жизнь в его представ­лении теряет всякую ценность. В решающий момент при соверше­нии преступления, не связанного с удовлетворением агрессивных комплексов (например, кражи, грабежа, обычной драки) такой подросток легче принимает решение и без борьбы мотивов со­вершает убийство» (Морозова, 1996, с. 85). Более того, в том же ис­следовании было показано, что даже у детей, не отличавшихся повышенной агрессивностью в раннем возрасте, и в отсутствие не­благоприятных факторов семейного и другого окружения, также может происходить формирование агрессивно-садистических тенден­ций путем закрепления агрессивных фантазий (часто подкрепляе­мых мастурбацией), в частности, возникающих при просмотре видеофильмов со сценами жестокости и насилия.

Общетеоретической моделью, в которую хорошо вписываются изложенные представления о воображении как пространстве лич­ностного развития, является, в частности, виртуальная психология Н.А.Носова (1997). Этот подход основан на изучении виртуальных психических явлений, не обладающих статусом константности и не отвечающих методическому требованию воспроизводимости, но фе­номенологически данных субъекту как нечто объективное. (Одной из иллюстраций таких состояний является состояние творческого подъема.) Общие представления Н.А.Носова об онтогенетическом развитии основываются на идее о том, что все психологические но­вообразования возникают первично в виртуальной форме (новорож­денный обладает совершенно виртуализированной психикой) и постепенно, по мере развития, девиртуализируются, переходят в статус константной реальности.