Geum.ru

Д. А. Леонтьев психология смысла

Вид материалаМонография

Содержание


4.4. индивидуальные особенности смысловой регуляции
4.4. индивидуальные особенности смысловой регуляции
4.5. методы исследования смысловой сферы личности
Смысловой сферы личности
Уктур я i
Подобный материал:
1   ...   20   21   22   23   24   25   26   27   ...   39
соотношение ценностной и потребностной регуляции в рамках смысловой регуляции или, иначе, соотношение личностных ценностей и потребностей как источников смыслооб-разования. На первый взгляд этот конструкт носит более частный характер по сравнению с первым; его выделение опирается на тео­ретические соображения о соотношении потребностей и личност­ных ценностей, изложенные в публикациях (Леонтьев ДА., 1996 б; 1997 б), а также в разделах 3.6. и 4.3. Он непосредственно связан с выделенной в предыдущем разделе линией развития смысловой сферы в направлении прогрессирующей ее социализации, опосре­дования индивидуальной жизнедеятельности социальными регуля­торами.

Человек с доминирующей ценностной регуляцией будет в боль­шей мере подчинять свое поведение принципам, «абсолютным», устойчивым, внеситуативным ориентирам, для него будет более зна­чима социальная идентичность, он будет в большей мере склонен рассматривать интересы своей социальной группы (групп), к кото­рой (которым) он принадлежит, как свои кровные интересы. Чело­век с доминирующей потребностной регуляцией будет в большей мере подчинять поведение своим сиюминутным желаниям, будет мало считаться с окружающими, мало учитывать отдаленные по­следствия своих поступков и решений. Важно, однако, при этом учитывать, что, хотя прогрессивная социализация, постепенное замещение потребностей как смыслообразующих источников лич­ностными ценностями представляет собой общее направление раз­вития, в конкретных случаях социализация может приводить и к заметным искажениям в развитии, о чем в свое время с большим пафосом писал К.Роджерс (Rogers, 1963). Социализация, научение соотносить свои индивидуальные желания и цели с желаниями и целями значимых других и социальных общностей является необ­ходимым компонентом развития личности, но когда это соотнесе­ние превращается из «служебного» социального навыка в самоцель, подчиняет себе всю логику поведения и не оставляет места для ав­тономных действий, оно превращается в тормоз для развития отно­шений с миром и личности в целом.

Более внимательный взгляд позволяет увидеть, что в этом кон­структе отражается неоднократно описывавшаяся феноменология. В частности, правомерно, на наш взгляд, было бы рассматривать классификацию смыслов Б.С.Братуся (1988) как отражение осо­бенностей ценностно-потребностного баланса, связав «эгоцентри­ческие» смыслы с потребностями как их смыслообразующими

^ 4.4. индивидуальные особенности смысловой регуляции 297

источниками, «группоцентрические» смыслы — с ценностями ма­лых групп, и «просоциальные» смыслы — с ценностями больших социальных общностей и общечеловеческими ценностями. В клини-ко-экспериментальных исследованиях И.А.Сапаровой (1989; 1990) было введено и эмпирически прослежено различение двух уровней смысловой регуляции, высший из которых связан, в частности, с ценностным опосредованием бытия. Было показано, что ипохонд­рическая симптоматика у психически больных разной нозологии, а также здоровых людей, связана с неполноценным развитием имен­но этого уровня регуляции. Последнее рассматривается автором как основная причина, способствующая развитию ипохондрических состояний вне прямой зависимости от нозологии. «Особенности смысловой регуляции, приводящие к ипохондризации, связаны с обедненностью, суженностью связей личности с миром, невозмож­ностью ценностно-смыслового опосредования бытия, негибкостью, ригидностью позиций, ценностей, смыслов, мнений» (Сапарова, 1990, с. 78).

Четвертой характеристикой индивидуальных особенностей смыс­ловой регуляции является структурная организация смысловых систем. Это не единичный параметр, который можно однозначно измерить, а комплексное качественно-количественное описание структурной организации смысловой сферы, включающее в себя це­лый ряд параметров. Прежде всего можно назвать три параметра, по которым А.Н.Леонтьев (1977) характеризовал личность, определя­емую им как иерархию мотивов: широту связей человека с миром, степень их иерархизированности и общую структуру, структурный профиль личности. Практически те же три параметра применимы и для структурной характеристики динамических смысловых систем (см. раздел 3.7.). Следует, впрочем, отметить, что А.Н.Леонтьев, го­воря об иерархии мотивов, и мы, говоря о динамических смысло­вых системах, имели в виду практически одно и то же — изменилась не столько базовая модель, сколько терминология, язык ее изложе­ния. Эти параметры получили операционализацию в разработанной нами методике предельных смыслов или МПС (Леонтьев, Бузин, 1992; Леонтьев, Филатова, 1999; см. также раздел 4.5.). Широте связей соответствуют такие структурные показатели МПС как коли­чество предельных смыслов и продуктивность, степени иерархизи­рованности — количество узловых категорий и индекс связности, а общую структуру позволяет содержательно охарактеризовать каче­ственный анализ МПС.

Пятой характеристикой индивидуальных особенностей смыс­ловой регуляции является степень ее осознанности. Мы ранее рас­сматривали осознанность в более широком контексте личностной

298

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

регуляции жизнедеятельности, как одно из двух базовых измерений жизненной позиции личности (Леонтьев Д.А., 1993, с. 38—39; 1998 б, с. 127—129). Осознанность характеризует степень рефлексивного вы­деления себя личностью из потока своей жизни, осознания несовпа­дения своего «Я» и объективно разворачивающегося жизненного процесса; отсутствие осознанности характеризует людей, для кото­рых их «Я» слито, неотделимо от того, что с ними реально происхо­дит. «Осознание жизни превращает ее в подлинное бытие. Отсутствие осознания оставляет ее всего лишь существованием» (Зинченко, 1991, с. 35). По сути, в регуляции поведения осознание выполняет функ­цию механизма обратной связи. Осознание того, как и с каким эф­фектом я как субъект управляю собственным поведением, является необходимой (но не достаточной) предпосылкой успешности этого управления. Другой предпосылкой является активность, которую мы рассматриваем как второе базовое измерение жизненной позиции, независимое от осознанности. Активность жизненной позиции в на­шем понимании характеризует способность личности управлять событиями своей жизни, активно в них вмешиваться. Личность с пас­сивной позицией не в состоянии воздействовать на свою собствен­ную жизнь, она плывет по течению, подчиняясь потоку событий.

Хотя оба параметра жизненной позиции в какой-то мере корре­лируют, они все же достаточно независимы друг от друга. Их по­парные сочетания дают четыре идеальных типа жизненной позиции. Действенная позиция характеризуется осознанностью и активностью; такой человек осознает течение своей жизни, способен стать по от­ношению к ней в активную позицию и управлять ею. Импульсивная позиция характеризуется активностью и отсутствием осознанности; такой человек стремится управлять своей жизнью, не будучи в состо­янии ее хорошо осмыслить, управление им своей жизнью принимает характер хаотичных, импульсивных решений и изменений, не свя­занных единой логикой и жизненной целью. Созерцательная позиция характеризуется осознанностью и отсутствием активности; осознавая события своей жизни как нечто отдельное от своего «Я», такой чело­век, однако, не в состоянии на них воздействовать по причине либо убежденности в невозможности это сделать (внешний локус контро­ля), либо невротической неуверенности в себе, своих силах и возмож­ностях. Страдательная позиция — это отсутствие осознанности и активности по отношению к своей жизни, полное пассивное подчи­нение обстоятельствам, принятие всего, что происходит, как неиз­бежного и неконтролируемого.

Если активность жизненной позиции связана не столько со смысловой регуляцией жизнедеятельности, сколько с развитием экзистенциальных механизмов свободы и ответственности, принад-

^ 4.4. индивидуальные особенности смысловой регуляции 299

лежащих к более высокому регуляторному уровню (Леонтьев Д.А., 1993), то осознанность в гораздо большей мере характеризует ин­дивидуальные особенности именно смыслового уровня регуляции. Выше, в разделе 4.1, мы рассматривали процессы смыслоосозна-ния и изменения, которые порождает осознание тех или иных смыслов. Если, однако, ограничиться рассмотрением только смыс­лового уровня регуляции, не учитывая экзистенциальный уровень механизмов свободы и ответственности, есть риск неправомерного отождествления осознанности с «уходом в осознавание», который компенсирует и рационализирует затруднения при переходе к ак­тивным действиям. Этот эффект, в частности, описал Д.Дёрнер (1997), изучавший стратегическое мышление в ситуациях управле­ния сложными динамическими системами: одной из характерных стратегий ухода от принятия решения было стремление собирать информацию с максимальной полнотой, упуская время для при­нятия необходимых решений.

Компенсаторную тенденцию пассивного осознавания отражает, в частности, индекс рефлексивности упоминавшейся выше методи­ки предельных смыслов. Высокие значения этого индекса отражают не только развитое осознание, но и трудности в осуществлении практической деятельности. Как показали наши исследования (Ле­онтьев, Филатова, 1999), человек с высоким значением индекса рефлексивности (ИР) испытывает трудности в переходе от плани­рования к воплощению замыслов, что может проявляться в избе­гании или затрудненности постановки целей в настоящем, ощущает свою неспособность строить жизнь в соответствии со своими целя­ми и представлениями о ее смысле, он лишен целенаправленнос­ти, его намерения часто остаются нереализованными, но не из-за нереалистичности самих намерений, а из-за чрезмерной интел­лектуализации, застревании на стадии обдумывания действий. Воспользовавшись терминологией В.Франкла (1990), мы можем предположить, что человек с высоким ИР склонен реализовывать смысл своей жизни в ценностях переживания, наиболее насыщен­ной из которых является любовь. Это согласуется с результатами сопоставления количественных показателей МПС у групп испытуе­мых, отличающихся друг от друга по вербально формулируемым содержательным описаниям смысла жизни. Те испытуемые, кото­рые связывают смысл своего существования с жизнью близких (детей, возлюбленных), отличаются наиболее высоким показате­лем ИР. Человек с низким ИР выглядит более решительным, прак­тичным, уверенным в своей способности контролировать события собственной жизни, он ориентирован в своих мотивационных уст­ремлениях на ситуацию «здесь-и-теперь».

300

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

Наконец, шестым измерением индивидуальных особенностей смысловой регуляции выступает временная локализация ведущих смысловых ориентиров. Напомним, что восприятие мира как целого — в пространственной протяженности и временной перспективе — является одной из психологических предпосылок смысловой регу­ляции вообще. Выше мы уже обращали внимание на связь развития смысловой регуляции с развитием идеаторного предвосхищения и мысленного экспериментирования в плане воображения. Одним из проявлений этой связи является постепенное смещение с возрас­том эмоциональных реакций от конца действия к его началу, пре­вращение их из завершающих в предвосхищающие (эксперименты А.В.Запорожца и Я.З.Неверович, 1974).

Вместе с тем временная локализация смысловых ориентиров не сводится к генетическому измерению общего развития. В про­цессе нашей работы по русскоязычной адаптации упоминавшегося выше опросника «Цели в жизни» Дж.Крамбо и Л.Махолика (см. Леонтьев Д.А., 1992 6) с помощью факторного анализа удалось выч­ленить ряд хорошо интерпретируемых субшкал, три из которых непосредственно связаны с временным измерением. Баллы по пер­вой шкале — «Цели в жизни» — характеризуют наличие или отсут­ствие в жизни человека целей в будущем, которые придают жизни осмысленность, направленность и временную перспективу. Низкие баллы по этой шкале даже при общем высоком уровне осмыслен­ности жизни будут присущи человеку, живущему сегодняшним или вчерашним днем. Вместе с тем высокие баллы по этой шкале могут характеризовать не только целеустремленного человека, но и про­жектера, планы которого не имеют реальной опоры в настоящем и не подкрепляются личной ответственностью за их реализацию. Со­держание второй шкалы — «Процесс жизни» или «Интерес и эмоцио­нальная насыщенность жизни»— совпадает с известной теорией, что единственный смысл жизни состоит в том, чтобы жить. Этот пока­затель говорит о том, воспринимает ли человек сам процесс своей жизни как интересный, эмоционально насыщенный и наполнен­ный смыслом. Высокие баллы по этой шкале и низкие по осталь­ным будут характеризовать гедониста, живущего сегодняшним днем. Низкие баллы по этой шкале — признак неудовлетворенности сво­ей жизнью в настоящем; при этом, однако, ей могут придавать пол­ноценный смысл воспоминания о прошлом или нацеленность в будущее. Баллы по третьей шкале — «Результативность жизни или удовлетворенность самореализацией» — отражают оценку пройден­ного отрезка жизни, ощущение того, насколько продуктивна и ос­мысленна была прожитая ее часть. Высокие баллы по этой шкале и низкие по остальным будут характеризовать человека, который

^ 4.5. методы исследования смысловой сферы личности

301

доживает свою жизнь, у которого все в прошлом, но это прошлое способно придать смысл остатку жизни. Низкие баллы — неудов­летворенность прожитой частью жизни. Из этих данных довольно отчетливо вытекает, что временная локализация ведущих смысло­вых ориентиров в будущем, настоящем либо прошлом представля­ет собой область индивидуальных различий, несводимых к общему уровню развития смысловой регуляции.

Шесть выделенных нами параметров индивидуальных различий смысловой регуляции и смысловой сферы личности вряд ли ис­черпывают их возможный список. Само их выделение представляет собой эмпирическое обобщение, опирающееся на имеющиеся на­правления теоретических и экспериментальных исследований в этой области, а не логически строгую классификацию. Эвристическое значение этого перечня заключается, на наш взгляд, прежде всего в том, чтобы указать основные направления операционализации развернутых выше теоретических положений о смысловой сфере и смысловой регуляции, с тем, чтобы активизировать эксперимен­тальные исследования, заметно отстающие пока от теории.

4.5. методология и методы исследования

^ СМЫСЛОВОЙ СФЕРЫ ЛИЧНОСТИ

Основной вопрос, касающийся общей методологии психологи­ческого изучения смысловой сферы личности, может быть сформули­рован в виде дилеммы специфичности—неспецифичности: должны ли применяться для анализа смысловой сферы особые специфи­ческие методы и особая методология, или же для этого пригодны методы, известные и применяющиеся в русле других подходов и на­правлений исследований. Из всего текста данной работы, и в особен­ности из предыдущего раздела достаточно явственно следует то, что достаточно большой объем эмпирических данных о тех или иных ас­пектах смысловой реальности может быть получен и фактически по­лучается с помощью неспецифических методов. С другой стороны, при использовании неспецифических методов необходимо диффе­ренцировать смысловые, эмоциональные, семантические и прочие феномены, что не во всех случаях легко осуществимо. Наши разнооб­разные исследования и методическая работа, проводившиеся на протяжении ряда лет, позволяют нам без колебаний утверждать, что смысловая реальность доступна для изучения разными методами, как специфическими, так и неспецифическими.

302


т

^ УКТУР Я I
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

При этом, однако, необходимо сделать некоторые оговорки и уточнения. Экспериментальные исследования могут быть направле­ны на две из трех граней смысла — на феноменологический или субстратный (регуляторный) их аспект. В первом случае предметом исследования выступают смысловые связи в картине мира, ми­ровоззрение, субъективная семантика, образы в широком смысле слова. Во втором случае предметом исследования выступают регу-ляторные влияния тех или иных индивидуальных особенностей смысловой сферы или индуцированных в экспериментальной ситу­ации смысловых установок на процессы практической и познава­тельной деятельности, на решение конкретных и более общих задач, вплоть до влияния на жизненный путь субъекта в целом. При этом исследования такого рода становятся исследованиями смыс­ловой реальности только в том случае, если при рассмотрении независимых и опосредующих переменных учитывается их онтоло­гический аспект, то есть место в структуре жизненных отношений. Поясним это на примере. Если мы, например, проводим психосе­мантическое исследование отношения к таким эмоциогенным сти­мулам как символика политических движений (коммунистическая, нацистская и другая подобная символика), то это исследование еще не открывает нам смысловую реальность. Исследованием смысло­вой реальности оно становится в том случае, если мы включаем в схему исследования вопросы на выявление прямого отношения ре­ципиентов к этим движениям, скажем, давая задание ранжирова­ния электоральных предпочтений, что позволяет нам локализовать эти движения в пространстве жизненных отношений реципиентов. Последнее является непременным условием любого исследования смысловой реальности, в отличие от исследований эмоциональной регуляции или психосемантики сознания, хотя методические про­цедуры могут при этом совпадать.

Второе уточнение касается невозможности в одном исследовании получить одновременно феноменологическую и деятельностную ха­рактеристику некоторой смысловой структуры, то есть содержатель­ное описание соответствующего смысла и характеристику его регуляторного эффекта. Речь идет в данном случае о гипотезе, индук­тивно выведенной из анализа массива эмпирических исследований. Эта гипотеза подобна известному в физике принципу дополнитель­ности Н.Бора, согласно которому в данный момент времени можно установить либо координаты элементарной частицы, либо ее энерге­тическую характеристику, но не то и другое одновременно. А.Е.Ше-розия (1979), рассматривавший принцип дополнительности Н.Бора как общегносеологический принцип, сформулировал его следствие для психологии: психические содержания можно изучать или субъек-

Ґ

4.5. методы исследования смысловой сферы личности

303

тивно, со стороны субъекта, или объективно, с позиции внешнего наблюдателя, но совмещение этих двух перспектив в одном исследо­вании невозможно. По сути, сформулированная нами гипотеза до­полнительности феноменологического и деятельностного описания смысловой реальности является частным случаем принципа, сфор­мулированного А.Е.Шерозия.

Переходим к характеристике пяти основных методических подхо­дов к эмпирическому изучению смысловой реальности: эксперимен­тальному, психометрическому, проективному, психосемантическому и качественно-феноменологическому. Первые два относятся к линии объективного (субстратного), остальные три — к линии субъектив­ного (феноменального) описания. Все подходы мы будем иллюст­рировать в данном разделе оригинальными исследованиями, выполненными нами или при нашем участии и под нашим руковод­ством. Рассмотрение формирующего подхода мы намеренно не вклю­чили в данный раздел, поскольку ему будет уделено внимание в разделе 4.8., посвященном методологии и технике смыслотехничес-кого воздействия.

Экспериментальный подход к изучению смысловой регуляции. Эк­спериментальный подход был первым из путей изучения смысловой реальности, на который обратили внимание авторы, концептуали­зировавшие идею смысловых образований личности (Субботский, 1977; Асмолов, Братусь и др., 1979; Асмолов, Насиновская, Васина, 1979). Е.В.Субботский (1977) отмечал, что смысловые образования проявляются в эффектах отклонения поведения от линии, предус­матриваемой «интеллектуалистической презумпцией объяснения». В этапной коллективной статье (Асмолов, Братусь и др., 1979) пред­лагался пошаговый анализ эффектов такого рода отклонений. Преж­де всего фиксируется или экспериментально вызывается поведение, отклоняющееся от оптимальной линии достижения цели. Затем осу­ществляется доказательство того, что это отклонение нельзя объяс­нить недостаточной «технической оснащенностью» субъекта. Это достигается путем нейтрализации предполагаемого скрытого моти­ва при сохранении операционально-технической структуры решае­мой субъектом задачи. Наконец, третий этап является, по сути, формирующим и предполагает изменение позиции субъекта в со­циальной ситуации. В качестве специфического экспериментального приема назван прием искусственного прерывания, сбоя деятельно­сти, а также создание неопределенности, лежащее в основе, в част­ности, проективного подхода.

В специальной работе, посвященной принципам исследования смысловой сферы (Асмолов, Насиновская, Васина, 1979), выделены следующие основные принципы: 1. Принцип личностной значи-

304

глава 4. динамика и трансформации смысловых структур

мости ситуации исследования для испытуемого. 2. Относительная неопределенность ситуации исследования. 3. Неконтролируемость исследуемых переменных со стороны испытуемого. 4. Контролируе­мость ситуации исследования со стороны исследователя. 5. Прин­цип изучения процесса в структуре целостной деятельности.

Примером экспериментального исследования смысловой регуля­ции является эксперимент, выполненный нами совместно с Ф.С.Са-фуановым и Ю.А.Васильевой и подробно описанный в разделе 3.7. (см. также Леонтьев Д.А., 1987). Задавшись целью зафиксировать из­менение направленности реакций на один и тот же стимул на проти­воположную (перцептивной защиты на перцептивную бдительность) как следствие изменения смысла завершения экспериментальной де­ятельности по мере утомления и исчерпания исходного мотива, мы построили «двухъярусную» экспериментальную схему. В поверхност­ном слое, построенном по канонам лабораторного эксперимента, испытуемые выполняли искусственную задачу придумывания подпи­сей к слайдам. Глубинный слой представлял собой скорее естествен­ный эксперимент, поскольку независимой переменной, реально интересовавшей нас в этом исследовании, было изменение внутрен­него желания испытуемых продолжать работать на желание завершить свое участие в эксперименте. Это изменение, как мы предполагали, должно было наступить естественным образом с течением времени и перестроить всю систему смысловой регуляции деятельности. Зави­симой переменной была интерпретация известных в психологии восприятия двузначных изображений; одна из двух интерпретаций служила сигналом к окончанию эксперимента. Нам удалось в этом ис­следовании уловить естественную динамику деятельности испытуе­мых по участию в эксперименте. Как и предполагалось, если в начале эксперимента сигнал к окончанию обычно вытеснялся, и двузнач­ные изображения виделись вторым, альтернативным образом, то к его концу перцептивная защита сменилась перцептивной бдительно­стью, и двузначные изображения чаще воспринимались в сигналь­ном варианте. Для интерпретации результатов необходим выход в онтологический план анализа, который позволяет увидеть изменение места сигнального изображения в системе жизненных отношений испытуемых: из ведущего к нежелательным следствиям оно превра­тилось в ведущее к желательным следствиям, что и обусловило ин­версию регуляторного эффекта.