Д. А. Леонтьев психология смысла
Вид материала | Монография |
- А. А. Леонтьев (председатель), Д. А. Леонтьев, В. В. Петухов, Ю. К. Стрелков,, 2031.5kb.
- А. Н. Леонтьев Психофизиологическая проблема и ее решение, 385.35kb.
- Б. Д. Карвасарского спб., 2002. Клиническая психология. Хрестоматия. Спб.,2000. Менделевич, 7.78kb.
- Программа вступительного испытания по предмету «Психология», 304.02kb.
- «Я знал это!»: не является ли социальная психология аналогом здравого смысла?, 156.56kb.
- Д. А. Леонтьев, Е. Н. Осин печать экзистенциализма: эмпирические корреляты экзистенциального, 240.66kb.
- Порождение и метаморфозы смысла: от метафоры к метаформе, 1354.21kb.
- Источник: приан ру; Дата: 25. 07. 2007, 1194.96kb.
- Рабочая Программа учебной дисциплины общая психология Трудоемкость (в зачетных единицах), 377.92kb.
- Программа дисциплины опд. Ф. 01 Психология цели и задачи дисциплины, 483.88kb.
Естественно, что далеко не во всех актах общения взаимодействие его участников носит характер диалога в высшем смысле этого слова и приводит к обоюдным смысловым перестройкам. Ведь, как и переживание критических ситуаций, смыслостроительство в ситуации диалога включает в себя в качестве необходимого этапа более или менее масштабное разрушение сложившихся смысловых структур, на обломках которых строятся новые смыслы (см. Тульчин-ский, 1986, с. 118). Свойственная в той или иной мере всем людям инерционная тенденция к поддержанию целостности своей личности, к сохранению сложившейся смысловой структуры выступает в роли мощного предохранительного механизма, оценивающего открытость личности глубинному диалогу, затрагивающему основы осмысления ею действительности. В большинстве случаев поэтому реальное общение носит монологический характер. В монологе лич-
^ 4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ
265
ность закрыта для взаимодействия на уровне смыслов; «образ собеседника ...является проекцией личностной позиции говорящего, перенесением на "него" того, что фактически значимо лишь "для меня"» (Родионова, 1981, с. 191).
Открытость глубинному диалогу с конкретным другим, допускающая возможность изменения меня в ходе этого диалога, обусловлена значимостью этого другого для меня, а само наличие реальных изменений может служить критерием этой значимости. Эмпирические исследования показывают ограниченность круга значимых других, способных оказать на личность воздействие, выходящее за пределы актуального взаимодействия и выражающееся в перестройке ее смысловых структур. Согласно данным Е.А.Хоро-шиловой (1984), основанным на косвенных оценках испытуемых, число значимых других, способных оказать реальное влияние на формирование личности любого конкретного человека на протяжении его жизненного пути, ограничено универсальной константой, равной 18.
Путь к психологическому анализу конкретных механизмов описанного взаимодействия открывает, на наш взгляд, концепция отраженной субъектности (Петровский В.А., 1985; 1996), являющаяся дальнейшим развитием идеи «личностных вкладов». Отраженная субъектность определяется «как бытие кого-либо в другом и для другого. Смысл выражения "человек отражен во мне как субъект" означает, что я более или менее отчетливо переживаю его присутствие в значимой для меня ситуации... отражаясь во мне, он выступает как активное деятельностное начало, изменяющее мой взгляд на вещи, формирующее новые побуждения, ставящее передо мной новые цели; основания и последствия его активности не оставляют меня равнодушным, значимы для меня, или, иначе говоря, имеют для меня тот или иной личностный смысл» (Петровский В.А., 1985, с. 18).
В.А.Петровский выделяет и описывает три основные генетически преемственные формы проявления отраженной субъектности. Первая форма — запечатленность субъекта в эффектах межиндивидуальных влияний — психологически выступает в форме переживания индивидом того влияния, которое непроизвольно оказывает на него данный индивид. Вторая форма — представленность субъекта как идеального значимого другого — проявляется в переживании присутствия «внутри» себя второй, альтернативной смысловой перспективы, принадлежащей Другому во мне. При осмыслении жизненных ситуаций во мне обнаруживаются два смысловых фокуса, находящихся в отношении диалога друг с другом. Подобное присутствие Другого во мне в виде альтернативной перспективы осмыс-
266
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
ления действительности не зависит от фактического его присутствия в ситуации (там же, с. 18—20).
Третьей, завершающей формой отраженной субъектности выступает претворенный субъект. Здесь происходит уже полное слияние и взаимопроникновение смысловой перспективы Я и Другого (и, соответственно, перестройка смысловой структуры Я). Присутствие Другого во мне уже невозможно обнаружить рефлексивным путем; это присутствие нашло свое завершенное выражение в изменении моей личности (там же, с. 21).
Завершая рассмотрение динамики отраженной субъектности, приведем слова В.А.Петровского, отчетливо выражающие сущностную связь механизмов этой динамики с процессами смыслострои-тельства, в контексте которых мы ее рассматриваем: «Понятие отраженной субъектности выражает особое внутреннее движение сознания и деятельности человека, осуществляющего отражение... Перед нами именно смысловая форма репрезентации одного человека другому, выступающая как движение преобразования жизненных отношений к миру последнего» (там же).
^ Художественное переживание. Перейдем теперь к анализу третьего класса ситуаций смыслостроительства — ситуаций воздействия искусства на личность.
Необходимо сразу оговориться, что воздействие, о котором пойдет речь, не вытекает автоматически из любого контакта человека с художественным произведением. Мы ограничим наш анализ идеальной моделью полноценного восприятия личностью произведения, не рассматривая специально условий, при которых такое восприятие имеет место в действительности.
Можно выделить три теоретических обоснования рассмотрения нами процессов художественного восприятия в контексте динамики смысловых процессов. Во-первых, многими теоретиками подчеркивается необходимость для полноценного художественного восприятия определенной внутренней работы сознания, которая нередко характеризуется как сотворчество читателя или зрителя (Выготский, 1991; Асмус, 1961; Леонтьев А.Н., 1983 б). Эта внутренняя работа несводима к познавательному или эмоциональному отражению; она заключается именно во внутренних трансформациях, «переплавке чувств» (Выготский, 1968) и обычно обозначается термином «художественное переживание» (см., например, Целма, 1974; Шор, 1978; 1981). Во-вторых, не что иное как личностные смыслы рассматриваются многими авторами как специфическое содержание художественного произведения, а их трансляция — как основная психологическая функция последнего (см. Леонтьев Д.А., 1998 а). Наконец, в-третьих, сама художественная деятельность
^ 4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ 267
часто описывается как форма общения автора (исполнителя) со зрителями (читателями, слушателями), опосредованная художественным произведением (Леонтьев А.А., 1997 и многие другие). Последний момент сближает психологическую ситуацию художественного восприятия с рассмотренной выше психологической ситуацией диалога.
Действительно, если в общении с конкретным телесным Другим я сталкиваюсь с иным смысловым видением мира, иной смысловой перспективой, выражающейся в словах и поступках этого человека, то «общаясь» с художественным произведением, я также сталкиваюсь с выраженным в нем смысловым видением мира, присущим его автору. Это «представление о мире в свете отношения к нему человека» (Целма, 1974, с. 10), «мир, пропущенный через другую личность» (Тендряков, 1980, с. 437). «Художник вливает в чувственную, говорящую нашему восприятию художественную форму мир своих неповторимо-пережитых смыслов, свое переживание времени» (Печко, 1968, с. 15).
Взаимодействие с этим объективированным в произведении миром автора и представляет собой художественное переживание. «Художественный материал обладает способностью "оживать" в личностном сознании, становится частью реального функционирования этого сознания» (Шор, 1980, с. 35). Внесение (или невнесение) в сознание реципиента нового смыслового содержания и позволяет, собственно говоря, ответить на главный вопрос: состоялось или не состоялось реальное восприятие художественного произведения (там же, с. 34). Но поскольку два смысла необходимо «должны внутренне соприкоснуться, то есть вступить в смысловую связь» (Бахтин, 1979, с. 219), следующей стадией процесса художественного переживания будет являться соотнесение личного смыслового опыта реципиента со смысловым опытом художника, воплощенном в произведении (Шор, 1978). А.Ф.Лазурскому удалось экспериментально зафиксировать процесс разложения текста сразу мосле его прочтения и комбинирования его элементов с элементами личного опыта реципиента (см. Выготский, 1968, с. 108).
В том случае, если взаимодействие смыслового содержания произведения с личным опытом реципиента приводит к реальным трансформациям последнего (Целма, 1974), художественное переживание завершается эффектом катарсиса. Преобразование, «очищение» эмоций, в форме которого эффект катарсиса переживается субъектом, является отражением процесса глубинной смысловой перестройки, диалектического разрешения на новом уровне внутреннего противоречия в смысловой сфере личности.
268
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
Смыслостроительство, происходящее в личности под воздействием контакта с искусством, не всегда протекает в направлении ее развития. Секрет специфической действенности искусства — в художественной форме, которая вводит мир произведения в «непосредственное и непринужденное» (Натев, 1966) соприкосновение с внутренним миром личности. Однако в эстетически действенную форму может облекаться не только глубокое и возвышенное, но и примитивное, пассивное или циничное мироотношение. «Почему мы возмущаемся бульварным, порнографическим искусством? Если бы его предназначение ограничивалось "развлечением" индивида, отдыхом... то не стоило бы так ополчаться против лжеискусства. Но, пользуясь средствами искусства, оно не просто... развлекает, оно оказывает влияние и на мироотношение человека. Разумеется, лишь тогда, когда оно его затронуло» (Натев, 1966, с. 207). В этом случае смысловые перестройки ведут в конечном итоге не к развитию личности, а к ее деградации.
Как и в критических ситуациях и в ситуациях диалога, условием возможности смысловых перестроек под воздействием искусства является готовность субъекта к таким перестройкам, его открытость диалогу с иной смысловой перспективой. Столь же характерна противоположная, защитная установка, обеспечивающая нечувствительность к воздействию искусства. Одной из форм такой защитной установки является эстетская установка; недаром О.Уайльд заметил, что один из способов не любить искусство — это любить его рационалистически. Различные варианты такого «частичного» (в противоположность целостному) восприятия искусства, при котором оно лишается своих сущностных черт и тем самым возможности воздействия на воспринимающего, описаны в статье М.Тимченко (1981).
Попробуем теперь рассмотреть вместе все три описанных выше класса ситуаций, в которых могут происходить процессы смыс-лостроительства. В критической жизненной ситуации имеет место столкновение субъекта (личность которого представляет собой устойчивую иерархию его отношений с миром) с самим миром, в результате чего выявляется противоречие между реальными жизненными отношениями и их смысловой репрезентацией в структуре личности. В двух остальных случаях происходит аналогичное столкновение, однако не с самой реальностью мира, а с иной смысловой моделью мира, смысловой перспективой мировосприятия, носителем которой выступает в одном случае конкретный Другой во всей своей целостности, а в другом случае — художественное произведение. Возникающее в этом случае противоречие между собственной и чужой смысловой перспективой мировосприятия будет иметь критический характер лишь в том случае, если
^ 4.1. ВНУТРИЛИЧНОСТНАЯ ДИНАМИКА СМЫСЛОВЫХ ПРОЦЕССОВ
269
чужая альтернативная смысловая перспектива будет оценена как более адекватная — либо в силу ее большей обоснованности, либо в силу априорного признания за конкретным Другим (или за автором художественного произведения) высшего авторитета в осмыслении мира. Во всех случаях процессы смыслостроительства служат разрешению выявившегося критического противоречия.
Естественно, что необходимым условием выявления смыслового противоречия является сама возможность вступления смыслового опыта субъекта в непосредственный контакт с чужим смысловым опытом или с самой реальностью бытия, что требует отказа от описанных выше психологических защит.
Различия трех описанных ситуаций связаны прежде всего с их критичностью, остротой, насущностью. Критические жизненные ситуации представляют некоторый предел, за который уже нельзя двигаться, не разрешив противоречия. Смысловые перестройки в этих ситуациях абсолютно необходимы, они выступают условием сохранения психологической ценности личности в долгосрочной перспективе позитивной дезинтеграции сложившихся ригидных ре-гуляторных структур и их реинтеграции на новой основе.
Напротив, искусство «есть организация нашего поведения на будущее, установка вперед, требование, которое, может быть, никогда и не будет осуществлено, но которое заставляет нас стремиться поверх нашей жизни к тому, Что лежит за ней» (Выготский, 1968, с. 322). Смысловые перестройки, происходящие под воздействием контакта с искусством, не являются жизненно необходимыми сегодня, но вооружают субъекта механизмами преодоления реальных кризисов завтра. Субъекту нет необходимости для развития и обогащения своего мировосприятия переживать каждый раз новые и новые кризисы в своей жизни. Искусство позволяет сделать это безболезненно, воздействуя на человека так же непосредственно, как и реальная жизнь, но при этом непринужденно, не заставляя его подчиняться какой-либо жесткой необходимости (Натев, 1966). В развитии, обогащении форм осмысления человеком действительности и заключается основная психологическая функция искусства, приобщение к которому не только не «отрывает» человека от жизни, а скорее наоборот, приближает его к ней (см. Леонтьев Д.А., 1998 а).
Ситуации общения занимают промежуточное положение. С одной стороны, они не содержат в себе такой жесткой необходимости, как критические жизненные ситуации; с другой стороны, они не предоставляют и такой свободы в отношении в ним, как ситуации контакта с искусством. Поскольку человек живет в окружении других людей, в обществе ему приходится в большей или меньшей
270
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
степени согласовывать свое мировосприятие со смысловой перспективой других людей, а также социальных групп и человечества в целом. В сущности, социализация заключается в более или менее успешном преодолении исходной эгоцентрической смысловой перспективы. Это привносит в ситуацию общения момент необходимости и критичности, присутствующий в ней наряду с моментом непринужденности.
Подытожим содержание раздела. Поставив проблему перехода от структурно-функционального к динамическому анализу смысловой сферы личности и смысловой регуляции деятельности, мы выделили три рода смысловых процессов: смыслообразование — расширение смысловых систем на новые объекты и порождение новых производных смысловых структур; смыслоосознание — восстановление контекстов и смысловых связей, позволяющих решить задачу на смысл объекта, явления и действия; смыслостроительство — содержательная перестройка жизненных отношений и смысловых структур, в которых они преломляются. Процессы смыслостроительства могут порождаться тремя классами ситуаций: критическими (экс-квизитными) жизненными ситуациями, обнажающими рассогласования жизненных отношений и смысловых структур личности, личностными вкладами значимых других и столкновением с художественно запечатленной реальностью в искусстве. Этот спектр процессов динамики смысловой сферы личности охватывает как эволюционные, так и революционные изменения; как осознаваемые или даже инициированные работой сознания, так и неосознаваемые трансформации; как «синхронические», так и «диахронические» процессы (см. Петровский В.А., 1996, с. 26). Нам представляется, что системный взгляд на смысловую динамику, дополняющий развернутые в предыдущей главе структурно-функциональные представления, позволяет поднять смысловой подход на качественно новый уровень.
4.2. филогенез смысловой регуляции
В данном разделе мы затронем проблемы «большой динамики» развития смысловых образований. Авторы, которые ввели это понятие, определяли «большую динамику» как «процессы рождения и изменения смысловых образований личности в ходе жизни человека, в ходе смены различных видов деятельности» (Асмолов, Братусь и др., 1979; см. Асмолов, 1996 а, с. ПО). На наш взгляд, это понимание требует уточнения: мы будем говорить о «большой динами-
^ 4.2. филогенез смысловой регуляции 271
ке» или просто о развитии смысловой сферы в случае таких ее изменений, которые сопряжены с качественными изменениями процессов смысловой регуляции в целом, а не просто смены одних смысловых образований другими или их трансформаций, которые описаны в двух предыдущих разделах. Порождение новых смыслов, их исчезновение, перенос на новые носители, осознание и даже «смыслостроительные» трансформации представляют собой феноменологию актуальной динамики функционирования смысловой сферы, но не ее развития. О развитии смысловой сферы мы вправе говорить тогда, когда мы сталкиваемся с изменениями закономерностей, по которым осуществляются процессы смысловой регуляции, или же изменениями основ структурной организации самих смысловых систем.
Попробуем выделить основные линии и вехи развития смысловой сферы, основываясь на сравнительно немногочисленной литературе на эту тему. Как правило, это развитие описывается в ней преимущественно в терминах развития мотивационной сферы или эмоциональных процессов; мы, однако, попытаемся вычленить закономерности, описывающие развитие именно смысловой сферы.
Мы начнем с филогенетического анализа — с анализа того, каким образом и в какой форме смысловые механизмы включены в регуляцию поведения животных. Первым вопросом, без четкого ответа на который невозможно двигаться дальше, является вопрос о том, можно ли говорить о смысле и смысловой регуляции применительно к поведению животных. А.Н.Леонтьев (1972; 1984) использовал понятие смысла как ключевое объяснительное понятие именно в контексте проблемы поведения животных (введя при этом лишь различение биологического и личностного смысла). С другой стороны, в главе 2 мы говорили о смысловой регуляции как присущей исключительно человеку. Нет ли здесь противоречия?
Рассмотрим подробнее, как соотносятся между собой, с одной стороны, присущая только человеку и конституирующая личность смысловая регуляция жизнедеятельности на основе логики жизненной необходимости и, с другой стороны, доминирующая у животных форма регуляции их поведения на основе логики удовлетворения потребностей. Мы легко увидим, что во многих частных случаях эти две логики совпадают, сливаются, они попросту неразличимы. Действуя по смысловой логике жизненной необходимости, человек делает что-то потому, что это ему важно, но «важно» означает чаще всего «нужно для удовлетворения некоторой потребности». Действительно, если мы проследим цепочку смысловых связей любого человеческого действия, мы чаще всего придем к тому, что можно было бы интерпретировать как потребность. Чаще
272
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
I
всего, но не всегда. Во-первых, наряду с потребностями смыслооб-разующими источниками человеческой жизнедеятельности выступают также несводимые к ним личностные ценности, коренящиеся не в жизненных отношениях субъекта, а в опыте социальных групп, с которыми он себя отождествляет, или, в терминах А.М.Лобка (1997), в культурной мифологии этих групп. Соотношение потребностей и личностных ценностей мы подробно анализировали в разделе 3.6. Во-вторых, если у животных потребности выступают конечной объяснительной причиной поведения, ибо в каждый момент времени в их динамической иерархии можно выделить одну безусловно доминирующую потребность, то у человека возможна и, более того, весьма типична конкуренция самих потребностей. Допустим, один объект или одна поведенческая альтернатива оказывается предпочтительнее под углом зрения одной потребности, а другая — другой. Если у животного в любой момент времени все потребности образуют весьма жесткую иерархию и выбор между ними не является проблемой, то у человека это отнюдь не всегда так, и, тем самым, проблема выбора оказывается нерешаемой в парадигме удовлетворения потребностей. Она требует выхода на более высокий уровень анализа и постановки вопроса о выборе между самими потребностями, ответ на который может быть найден только в более общей логике жизненной необходимости.
По сути, анализ вновь привел нас к типологии жизненных миров Ф.Е.Василюка (1984): животным присущ внутренне простой жизненный мир, в котором в каждый данный момент времени наличествует лишь один смыслообразующий источник (доминантная потребность); регуляция поведения при этом всецело сводится к обеспечению реализации этой потребности. Человеку, напротив, присущ внутренне сложный жизненный мир, в котором регуляция деятельности должна основываться на более сложных механизмах, подразумевающих также не решаемую автоматически задачу соотнесения самих потребностей (и других смыслообразующих источников), определения их сравнительной значимости в каждый момент времени с учетом временной перспективы.
Таким образом, мы можем говорить о том, что понятия смысла и смысловой связи приложимы к описанию поведения и животных и человека, но по-разному. У животных элементы смысловой регуляции подчинены сравнительно простой логике удовлетворения доминирующей в данный момент потребности, к которой, собственно, и сводится логика жизненной необходимости в условиях внутренне простого жизненного мира. У человека, напротив, удовлетворение потребностей оказывается подчинено более сложной логике жизненной необходимости, входит в сложноорганизован-
^ 4.2. филогенез смысловой регуляции 273
ную смысловую регуляцию жизнедеятельности как несамостоятельный элемент. Дополнительный свет на это различение проливает введенное П.Я.Гальпериным разведение биологического и органического: даже низшие потребности человека, по П.Я.Гальперину, не являются биологическими, в отличие от потребностей животных, поскольку они не предопределяют тип жизни, тип поведения, отношения в среде. У человека мы имеем дело с органическими потребностями, которые выступают как условия, но не объяснительные причины поведения (см. Гальперин, 1998, с. 410—412). Соответственно, если у животного смысловая связь предстает лишь как звено в цепи удовлетворения потребности, которая выступает как критерий регуляции и объяснительная инстанция поведения, то у человека мы имеем дело с обратным соотношением: удовлетворение потребности предстает как звено в цепи смысловой рефляции; объяснительным принципом и критерием регуляции жизнедеятельности человека выступает именно смысл.
Из сказанного, однако, вытекает, что мы вправе искать и находить элементарные смысловые механизмы поведения даже среди сравнительно низкоорганизованных животных. Более того, даже поверхностный взгляд на проблему филогенеза психики показывает нам, что отражение в психике животных смысловых характеристик объектов и явлений окружающей среды первично по отношению к возможности чисто познавательного отражения, то есть отражения ими свойств окружающего мира, имеющих косвенное, более опосредованное отношение к их жизнедеятельности.
Попробуем охарактеризовать отношение того, что отражается в психике животного, к его жизнедеятельности на разных стадиях эволюционного развития психики в животном мире.
В качестве отправной точки филогенетического экскурса рассмотрим низший, нулевой уровень организации живой материи — уровень, характеризующийся свойством раздражимости, понимаемой как «...общее свойство всех живых тел приходить в состояние деятельности под влиянием внешних воздействий» (Леонтьев А.Н., 1972, с. 12—13). На этом уровне, характеризующемся, по определению А.Н.Леонтьева, отсутствием психического отражения, любое воздействие выступает как имеющее непосредственное отношение к реализации потребностей живого организма в силу специфики его взаимоотношений с диффузной средой. Соответственно, любое воздействие вызывает реакцию в силу непосредственного влияния на состояние той или иной потребности, на поддержание существования организма.
Следующая ступень развития живого возникает вместе с несовпадением «...с одной стороны, тех свойств среды, которые отража-
274
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
ются и побуждают деятельность животного, а с другой стороны, тех ее свойств, которые, воздействуя на животное... определяют собой... поддержание его существования» (там же, с. 52). Это несовпадение возникает в условиях жизни организма в «вещно оформленной» среде и порождает эволюционную необходимость возникновения психического отражения среды.
Первым уровнем развития психического отражения в животном мире является уровень элементарной сенсорной психики, характеризующийся, по А.Н.Леонтьеву, тем, что животное способно реагировать на воздействие, сигнализирующее о присутствии по-требностно значимого объекта, то есть на воздействие, обладающее биологическим смыслом для животного, хотя само это воздействие как таковое (например, запах хищника или, напротив, жертвы) не связано с энергетическими процессами поддержания жизни организма. С другой стороны, животное способно воспринять лишь объекты, окрашенные для него биологическим смыслом; объекты, лишенные смысла, попросту не воспринимаются им. Сошлемся на эксперименты над лягушкой, проведенные Дж.Леттвином с соавторами (см. Петрушевский, 1967, с. 363). Перед лягушкой образовали цветную панорамную модель ее родного болота и стали перемещать в нем предметы разного размера, в том числе двигать все «болото». Лягушка реагировала только на движущийся предмет, равный по размеру мухе, на фоне неподвижного болота. Крупные движущиеся предметы, неподвижная «муха» и движущееся «болото» не вызывали у лягушки ни малейшей реакции. Этот эксперимент иллюстрирует мысль А.Н.Леонтьева о том, что первично сенсорные модальности неразрывно связаны с эффективностью, с субъективностью и «биологическим знаком» (Леонтьев А.Н., 1986, с. 74; 75).
Следующий, более высокий уровень развития психики животных — стадия перцептивной психики — характеризуется возможностью психического отражения не только отдельных внешних воздействий в форме элементарных ощущений, но и возможностью целостного восприятия вещей. В деятельности животного при этом выделяются звенья, относящиеся не к самому предмету потребности, а к условиям, в которых этот предмет дан. Иными словами, происходит выделение предмета потребности из ситуации и возникновение производных смыслов, то есть наряду с биологическим смыслом предмета потребности животное руководствуется и опосредованными, многозвенными смысловыми связями. Вместе с тем животным, находящимся на стадии перцептивной психики, недоступно решение двухфазных задач, для которого необходимо выполнение специальных подготовительных операций, не приближающих его к предмету потребности в чисто пространственном
^ 4.2. филогенез смысловой регуляции
275
отношении. Только с переходом на высший уровень развития психики животных — уровень интеллекта — становится возможным временное отвлечение животного от присутствия в поле предмета потребности. По-видимому, если на стадии перцептивной психики условия достижения предмета потребности получают производный биологический смысл лишь ситуативно, ad hoc, то на стадии интеллекта такой смысл приобретает определенную степень устойчивости, что и лежит в основе окончательного обособления операции, направленной на эти условия. Поэтому только высшие приматы решают задачи, требующие, например, сначала оттолкнуть от себя приманку с тем, чтобы затем достать ее с другой стороны. Двухфазность интеллектуальной деятельности животных связана, таким образом, с приобретением определенной устойчивости производными биологическими смыслами объектов действительности.
Даже этот весьма поверхностный анализ позволяет увидеть, что по мере усложнения психической организации и строения деятельности животных имеет место расширение способности животных активно относиться к объектам и явлениям внешнего мира, не служащим непосредственно реализации актуальных потребностей. Эволюционная необходимость этого расширения обусловлена увеличением в поведении животных удельного веса гибких форм приспособления, основанного на индивидуальном научении. В этих условиях необходимой предпосылкой эффективного приспособления будет являться ориентировка в широком круге объектов, явлений и воздействий внешнего мира, лишь опосредованно и (или) потенциально связанных с реализацией потребностей живого существа, то есть обладающих для него производным биологическим смыслом.
При переходе к человеку, наконец, происходит качественный скачок, связанный с возможностью воспринимать объекты и явления, в том числе и нейтральные, в контексте индивидуальной жизнедеятельности, через призму социального опыта, совокупной общественной практики. Было бы ошибкой, естественно, считать, что в жизнедеятельности человека смысловая регуляция играет меньшую роль, чем в жизнедеятельности животных. Приобретая у человека чрезвычайно разветвленные сложноопосредованные формы, она, однако, позволяет ему освободиться от власти непосредственной ситуации, произвольно регулировать свое поведение, ставить и реализовывать отдаленные цели. Детерминированность жизнедеятельности субъекта миром, выражающаяся в смысловых связях, развиваясь, переходит в свою диалектическую противоположность — в способность субъекта активно действовать, целенаправленно изменяя свой жизненный мир.
276
глава 4. динамика и трансформации смысловых структур
4.3. Линии и механизмы развития смысловой