Психология XXI столетия том 2
| Вид материала | Документы |
- Психология XXI столетия том, 6973.09kb.
- Психология XXI столетия том, 4887.3kb.
- Социальная психология XXI столетия том, 5888.52kb.
- Социальная психология XXI столетия том, 5532.32kb.
- Аннотация Издателя, 5537.94kb.
- Идеи джекоба леви морено в контексте развития западноевропейской и североамериканской, 2778.41kb.
- Программа вступительного испытания по предмету «Психология», 304.02kb.
- Xxi столетия Дунаева Светлана Олеговна, 37.07kb.
- А. В. Михальский изучение эмоционального потенциала делового коллектива взрослых (Из, 40.29kb.
- Андреева Г. М., Богомолова Н. Н., Петровская Л. А. ''Зарубежная социальная психология, 4507.36kb.
^ ПСИХОЛОГО-ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ОСОБЕННОСТИ
ПРЕПОДАВАНИЯ КУРСА «ИСТОРИИ ПСИХОЛОГИИ»
В ВУЗЕ
Турчин А.С. (Иваново)
История психологии – учебная дисциплина обобщающего характера, предмет которой до настоящего времени недостаточно четко определен в науке. Независимо от различия трактовок вклада в прогресс психологической науки, учебники, подготовленные в последние десятилетия существенным образом не отличаются от классических учебников «Истории психологии» 70-х- 80-х гг. ХХ в. Они требуют от студента хорошей историографической подготовки, знаний по истории России и зарубежных стран, культурологи, биологии и др., так как центральным в структуре методов истории психологии является метод исторической реконструкции. Студенту требуется не просто зафиксировать в сознании факт какого-либо научного открытия, а соотнести его с системой историко-культурных условий, в которых потребовалось именно такое понимание обсуждаемого предмета.
Преподавание истории психологии на первом курсе ставит во главу угла именно проблему историко-психологической реконструкции. С точки зрения деятельностного подхода к обучению, эффективным является организация учебного процесса на высоком уровне трудности как решения студентами учебных задач. Конструирование таких задач требует наличия научных текстов от периода Античности и до современности. При этом принципы гуманной педагогики требуют, чтобы обучение было успешным, т.е. система психодидактических средств и условий не должна допускать у большинства студентов, добросовестно работающих над учебным курсом, результата ниже «хорошего».
Простая проблемность изложения знаний преподавателем или автором учебника в этом случае не является гарантией появления познавательного интереса к предмету. Приученные к ежедневной опеке и контролю в школе, некоторые первокурсники не умеют принимать элементарные решения. У них недостаточно воспитаны навыки самообразования, а в первые месяцы обучения может складываться иллюзия, что к семинарам можно готовиться не всегда. Надежды на записи лекций и учебники оказываются несостоятельными.
Во-первых, тексты лекций первокурсников оказываются фрагментарными, часто лишены внутренней логики. Так как студенты не умеют по ходу лекции переформулировать высказывания преподавателя, то либо записывают, «что успели», либо вообще не пишут, надеясь получить чьи-либо готовые. Во-вторых, учебники в недостаточной степени освещают собственно историко-психологическую специфику. Студенты теряются, когда авторы учебника от хронологического принципа изложения («по эпохам», странам, научным школам), переходят к изложению по проблемам (проблема души, проблема метода исследования, психофизическая проблема в психологии и др.). В-третьих, появление зарубежных учебников психологии и истории психологии добавляет путаницы в знаниях первокурсников. Как правило, снабженные яркими рекламными слоганами, эти учебники дают массу конкретных фактов, примеров, описаний, хорошо запоминающихся, но не гарантирующих перехода студента от заучивания примеров к их научно-психологической интерпретации. В-четвертых, до сих пор нет хрестоматий по истории психологии, включавших в систематизированном виде тексты, на основе которых можно было бы организовывать самостоятельную работу студентов над этим учебным курсом. Существующие сборники текстов по истории психологии включают работы авторов, живших не позднее конца Х1Х в. С учетом выше сказанного, семинарские занятия по истории психологии и самостоятельная работа студентов могут повысить свою эффективность, если будут подготовлены соответствующие хрестоматии и в течение первого семестра первокурсников будут специально обучать работе с историко-психологическими текстами. Как показывает наш опыт преподавания этой учебной дисциплины, целесообразно в дальнейшем, на старших курсах, обращаться к этому опыту, требуя проведения историко-психологического обзора в курсовых и дипломных работах студентов.
^ МЕТОДОЛОГИЧЕСКОЕ ОСМЫСЛЕНИЕ И
ОБОЗНАЧЕНИЕ ПОНЯТИЯ «СОЦИАЛЬНЫЙ
ИНТЕЛЛЕКТ» В РАМКАХ ИНТЕГРАТИВНОГО
ПОДХОДА
Фадеева Ю. (Челябинск)
С тех пор как исследователи пришли к выводу о недостаточности развития академического интеллекта для возникновения успешной социально-адаптированной и в достаточной мере реализованной личности, яркими всполохами стали расцветать различные теории, предполагающие помимо G-фактора наличие какой-либо неакадемической формы интеллекта, позволяющей человеку достичь социальной и личной успешности.
Сначала в качестве дополнения возник социальный интеллект (1920), далее практический интеллект (1985) и позже совсем молодой эмоциональный интеллект (1995).
Естественно с момента возникновения понятия трансформировались: появлялись дополнительные компоненты, уточнялась или изменялась структура. При этом интерес исследователей к неакадемическим интересам носил волнообразный характер.
Однако эта дифференциация не привела к какой бы то ни было определенности – твердой и однозначной теоретической платформе в исследованиях интеллекта.
Такой результат был во многом предсказуем:
Во-первых, если вспомнить до сих пор актуальные слова Ч. Спирмена «само понятие интеллект имеет так много значений, что в конечном итоге не имеет ни одного», а оно является основополагающим и связующим во всех выше перечисленных методологических конструктах.
Во-вторых, большое количество исследователей, вводивших и использовавших очередной новый методологический конструкт, предполагали некую исключительность, универсальность, принимающую характер панацеи введенного ими субстрата, что опять-таки привело с одной стороны к исключительно широким, практически философского объема определениям этих конструктов, заведомо лишающих их конкретики и точности: «Социальный интеллект – это приспособленность индивида к человеческому бытию» (Векслер, 1958), «практический интеллект – способность человека достигать в жизни успеха, уровня заданных личных стандартов, обусловленных конкретным социально-культурным контекстом» (Р. Стернберг, 1985), «Эмоциональный интеллект – все некогнитивные способности, знания и компетентность, дающие человеку возможность справляться с различными жизненными ситуациями» (Бар-Он, 1997) – вне сомнения, любой методологический конструкт такого объема вытесняет все другие альтернативные конструкты, органично включая их в свое семантическое поле, границы которого и вовсе не обозначаются.
С другой стороны в рамках одного и того же конструкта, что, как правило, соответствует логике развития науки, возникло неимоверно огромное количество толкований с весьма большим разнообразием семантических полей, к примеру «такое ощущение, что существует также много определений и толкований понятия социальный интеллект, как и исследователей, занимающихся этой проблемой» (Р. Стернберг, 2002)
В-третьих, как отмечает Р. Стернберг, под сомнение может ставиться и существование G-фактора в качестве главного устойчивого иерархического конструкта человеческого интеллекта, поскольку его существование может быть обусловлено взаимодействием между любыми латентными (неизмеряемыми непосредственно) способностями, которыми обладает индивид в совокупности с теми видами компетентности, какие приобретаются в школе.
В силу неоднозначности и разроннености исследований в этой области, начиная от огромного количества гипотез и заканчивая крайними расхождениями семантических полей, а скорее именно в силу такого трагического взаимовлияния, понимание многих исследований становится доступным только в рамках какой-то определенной модели и совершенно недоступно для другой, в то время как сам конструкт обозначен тождественно в обоих направлениях.
Несомненно, каждая теория имеет собственную логичную красивую структуру, органично вписывающуюся если уж не в развитие каждой конкретной личности, то в картину мира не только самого исследователя. На наш взгляд, все теории, которые позиционируют различные формы интеллекта, в сущности, рассматривают один и тот же вопрос процесса социальной успешности личности.
Вне сомнения предельно точно расставить границы и обозначить области пересечения этих конструктов, каждый из которых бесспорно имеет право на существование, предельно сложно даже на уровне абстракции.
В рамках интегративного подхода мы попробуем соединить эти конструкты в гипотетически возможной на абстрактном уровне демонстрационной модели. Мы не будем определять вес когнитивного процесса, т.е. исключаем из рассмотрения академический интеллект (пресловутый G-фактор). При создании этой модели мы предполагаем, что каждый из видов неакадемического интеллекта занимает конкретное методологическое пространство, имеет пограничные области и области пересечения. При этом предположим отсутствие какой-либо иерархии, опираясь на соподчинение и взаимодействие, проявляющееся, допустим, в различных видах деятельности личности. Это позволит избежать нивелировки значения какой-либо одной из форм. В итоге мы получаем предположительно такое соотношение.
Г
де,
EQ – эмоциональный интеллект, который определяет точность оценки и выражения эмоций самого индивида, распознавание, понимание и осмысление собственных эмоций, управление ими.
PQ – аналитическая рационализация собственной практической деятельности индивидом.
SQ – аналитика и прогнозирование социальных взаимодействий, следствием чего становится выбор адекватного поведения.
Соответственно, при определении смежных областей мы приходим приблизительно к такой расстановке понятий:
SEQ – аналитическое прогнозирование социальных взаимодействий с опорой на точность оценки и выражения эмоций окружающих людей, а также управление и регулировка эмоций самого индивида и других людей
EPQ – внутриличностная аналитика эмоций самого индивида в процессе собственной практической деятельности (вне социума) и последующая рационализация этой деятельности.
PSQ - рационализация собственной практической деятельности на основе прогнозирования социальных взаимодействий («в нужном месте в нужное время»).
Следует заметить, что в рамках академической психологии личность формируется в социуме и большинство трансформаций происходит именно в этом пространстве и носит социальный характер, при этом личность определенным образом эмоционально реагирует на эти процессы, на каком-то уровне осознавая свои эмоции, и предпринимает определенные попытки рационализации своих действий, так называемая социализация Эго-сознания. Соответственно, большинство жизненных ситуаций должно входить в ту зону демонстрационной модели, которую мы обозначили как SEPQ. При этом нужно заметить, что зона SEPQ не является простой совокупностью, простым сложением различных форм неакадемического интеллекта, но качественно иное образование, вызванное совмещением взаимоотношений этих различных форм во всей их сложности и многообразии. Именно это с позиции интегративного подхода мы можем обозначить «социальным интеллектом».
В любой момент времени, в любой ситуации человек действует с помощью именно этого совмещения – SEPQ – возможно, с определенной диспропорцией, которую можно объяснить либо самим характером и условиями жизненной ситуации либо наибольшим развитием у личности какой-либо определенной формы, соответственно, являющейся для конкретного индивида привычной.
Определяя методологическую позицию зоны SEPQ, мы обратимся к определению социального интеллекта, данному Е. С. Михайловой (Алешиной). Согласно автору, этот конструкт представляет собой «интегральную интеллектуальную способность, обеспечивающую успешность общения и социальной адаптации, способность прогнозировать поведение людей в различных житейских областях, в разных житейских ситуациях, распознавать намерения, чувства и эмоциональные состояния человека по невербальной и вербальной экспрессии».
На наш взгляд, автору, явно или скрыто, удалость наиболее удачно спрогнозировать целесообразность интеграции в понимании социального интеллекта. Однако представляется очевидным, что для успешности общения и социальной адаптации необходимы не только способность прогнозировать, но и анализировать и управлять собственным поведением и поведением другого. Благодаря такому дополнению мы можем более ясно очертить границы методологической зоны SEPQ.
Таким образом, с позиций интегративного подхода дальнейшая перспектива изучения социального интеллекта лежит не в отграничении от остальных форм неакадемического интеллекта и не в попытке их отождествления или подчинения, а в раскрытии той интегративной части, которая позволяет проживать и действовать в каждой конкретной ситуации целостно.
^ ГЕНДЕРНЫЕ ДЕТЕРМИНАНТЫ СОЦИАЛЬНОЙ
ЭНТРОПИИ В ИЗМЕНЯЮЩЕМСЯ ОБЩЕСТВЕ
Фетискин Н.П. (Кострома)
Издается при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 06-06-00354а
В ряде наших работ определение социальной энтропии рассматривалось в контексте дезорганизации социальных отношений под воздействием непрерывных и быстрых социально-экономических изменений во всех значимых сферах жизнедеятельности личности (Н.П. Фетискин, А.И. Субетто, 2007).
Однако отсутствие эмпирических данных делает такое определение лишь гипотетическим и недостаточно обоснованным. Разрешению этого вопроса и посвящена настоящая статья
В ходе реализации указанной цели нами был разработан интегральный опросник, включающий изучение детерминант, форм, механизмов, личностных деформаций и стратегий совладания с социальной неопределенностью. В ходе исследования было занято 405 студентов Костромского госуниверситета им. Н.А. Некрасова.
В ходе эмпирического исследования социальной энтропии в молодежной среде было выявлено несколько разноуровневых факторов, составляющих структуру ее базовых детерминант. Так, среди социально-экономических предпосылок в мужской выборке особое место отводилось непредсказуемости социально-экономической политики (38,5 %), затрудненности в построении жизненных планов и перспектив (30,8 %), негативным ожиданиям со стороны государственных органов (12,8 %), неустойчивости в профессиональной деятельности (15,4 %), обесцениванию полученных знаний и социального опыта (20,5 %), нестабильности социальных ценностей и государственных стратегий (17,9 %). В женской выборке, несмотря на содержательное сходство детерминант социальной энтропии, количественные показатели отличались большей выраженностью. Так, ведущими предпосылками у женщин являлись непредсказуемость социально-экономической политики (48,5 %), нестабильность социальных ценностей и государственных стратегий (30,3 %), неустойчивость в профессиональной деятельности (27,3 %), затрудненность в построении жизненных планов и перспектив (27,3 %), обесценивание полученных знаний и социального опыта (21,2 %) и негативные ожидания со стороны государственных органов (15,2 %). Значимость остальных показателей данной детерминанты не превышала 6,1 %.
Основными источниками социальной неопределенности у мужчин были следующие сферы жизнедеятельности: здравоохранение (43,6 %), законодательство (33,3 %), жилищная (41,0 %) и экономическая (30,8 %). У женщин среди источников социальной неопределенности особое внимание отводилось сферам: жилищной (48,5 %), профессиональной (42,4 %) и здравоохранению (36,4 %). Социально-психологическую основу детерминант социальной энтропии у мужчин составили: формальность и бездействие властных структур в реализации национальных проектов (35,9 %), неопределенность в профессиональной деятельности (25,6 %) и воздействие негативно-деструктивной информации (28,2 %). В женской выборке приоритетность показателей в данном блоке распределялась следующим образом: формальность и бездействие властных структур в реализации национальных проектов (30,3 %), неясность и противоречивость социальной политики (24,3 %), быстрая смена государственных приоритетов в отраслевых сферах и социальные риски в сферах жизнеобеспечения и безопасности (21,2 %). Представления будущей жизни у женщин более неопределенны (33,3 %), чем у мужчин (15,4 %). Реализация основных стратегий жизнедеятельности у женщин осуществляется «по инерции, за счет накопленного опыта» (39,4 %), а у мужчин «стабильно, по намеченному плану» (33,3 %).
В данную группу показателей следует включить и проявления социальной аномии (переживания равнодушия к личным запросам и нуждам со стороны государства, снижение возможностей для достижения жизненных целей, состояние нереализованности и отсутствие поддержки со стороны непосредственного окружения). Следует отметить, что количественные проявления аномии у мужчин в среднем были выше на 9 %, чем у женщин.
На личностном уровне социальная энтропия у мужчин в большей мере обусловливалась неудовлетворенностью реальным и прогностическим материальным положением (58,0 %), профессиональной деятельностью (30,8 %), жилищными условиями (28,2 %). У женщин данная группа показателей социальной энтропии дополнялась затруднениями в карьерном росте (18,2 %), безопасностью (18,2 %), дефицитом времени на осуществление жизненных целей (21,2 %). Однако в мужской выборке оказались довольно высокими проявления затруднений в выборе адекватных решений жизненных проблем (30,5 %). У женщин же этот показатель равнялся 12,8 %.
Таким образом, социальная энтропия является следствием нестабильности вышеотмеченных факторов и нуждается в системных мерах по её элиминации.
^ ГЕНДЕРНЫЕ ФОРМЫ ПЕРЕЖИВАНИЯ СОЦИАЛЬНОЙ ЭНТРОПИИ В МОЛОДЁЖНОЙ СРЕДЕ
Фетискин Н.П., Миронова Т.И., Шепелева С.В. (Кострома)
Издается при финансовой поддержке РГНФ. Проект № 06-06-00354а
Социальная энтропия, переживаемая в форме неопределенности и являющаяся одной из базовых модальностей эмоциональной сферы, остается до сих пор актуальной и малоразработанной проблемой в социальной психологии. Переживания неопределенности, по утверждению Г. Селье, могут быть вполне сопоставимы с дистрессом. Однако состояние неопределенности в зависимости от ее детерминант, ситуативной значимости, широты, интенсивности, продолжительности, гендерных особенностей субъекта и т.п. может проявляться в самых различных полимодальных формах.
Учитывая широкий спектр неопределенности в российской ментальности, обусловленной быстро текущими и непрерывными социально-экономическими и духовно-ценностными изменениями, в данной работе предпринята попытка изучения её базовых форм социальной неопределенности в контексте гендерных особенностей.
В качестве диагностического инструментария использовался интегральный опросник Н.П. Фетискина (2007). В ходе исследования было занято 586 студентов Костромских вузов.
Результаты эмпирического исследования свидетельствуют о том, что формы переживаний социальной неопределенности носят разноуровневый характер: социальный, эмоциональный когнитивно-деятельностный, поведенческий.
В мужской выборке (192 чел.) доминировали эмоциональные формы переживания (59,0 %), поведенческие (в форме противоречивого поведения) (28,2 %), социальные (дестабилизация устойчивого государственного развития) (25,6 %) и оппозиционно-групповые отношения (10,2 %).
В женских группах (394 чел.) также доминировали две первые формы переживания социальной энтропии, что и у мужчин, но при большей количественной выраженности. Так, пассивность и безразличие к социальным явлениям выражалась на уровне 63,6 %, а делинквентного поведения – на уровне 36,4 %. В отличие от мужчин в женских группах оппозиционно-групповые отношения проявлялись в два раза чаще и отмечались в 21,2 % случаев. Влияние неопределенности на дестабилизацию устойчивого государственного развития в женских группах было несколько ниже (18,2 %), чем в мужских. Снижение творческой активности вследствие воздействия социальной энтропии проявлялось на уровне 12,1-12,8 %, т.е. было идентичным в мужских и женских группах. Сужение жизненных планов в условиях социальной энтропии сводилось в мужской и женской группах к трем потребностным сферам: зарабатывание денег (82,0-75,8 %), поддержание быта (35,9-51,5 %) и противоправные действия (25,6-21,2 %). Эмоциональную основу переживания социальной неопределенности составили в мужской выборке следующие чувства: непонимание социальных процессов (43,6 %), боязнь отстать от быстротекущих социальных изменений (28,2 %), неуверенность в правильности своих действий (25,6 %), безразличие от бессилия что-либо изменить в своей жизни (23,1 %) и осознание бессмысленности своих действий (17,9 %). В женских группах доминировала несколько иная иерархия чувств, она сводилась к следующим трем формам: неуверенность в адекватности своих действий (63,6 %), непонимание социальных процессов и осознание бессмысленности своих усилий (48,6 %) и отчаяние из-за отставания от быстротекущих социальных изменений (15,2 %). Указанные переживания социальной энтропии протекали на фоне малоизвестности или трудной прогнозируемости своего отдаленного будущего. Такой фон в мужской выборке наблюдался в 43,6 % случаев, а в женской – в 60,6 %.
Таким образом, полученные нами данные свидетельствуют о негативно-деструктивных воздействиях социальной энтропии на все уровни личности и общества и требуют дальнейших исследований, способствующих разработке мер по их элиминации.
^ ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ОРГАНИЗАЦИОННОГО КОНСУЛЬТАНТА
В ТРАНСФОРМАЦИОННОЙ КОНЦЕПЦИИ
МЕНЕДЖМЕНТА (К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ)
Филатова О. В. (Владимир)
Работая организационным консультантом, на современном этапе психолог выступает в трех ипостасях: психолог-диагност, психолог-тренер и психолог-консультант. Для повышения эффективности профессиональной деятельности, как показывают исследования, психолог зачастую становится на позиции одного из подходов: эклектического, приверженец одной теории или обобщенной теории.
Эклектический подход - это «признание достоинства многих методов и теорий, намеренное подбирание различных аспектов этих теорий, которые могут оказаться полезными для его разнообразной клиентуры. Сильная сторона эклектизма – в гибкости и широте охвата» (А.Е. Айви, М.Б. Айви, Л. Саймэн-Даунинг, 1999).
В противоположность эклектикам, многие психологи и психотерапевты проповедуют приверженность одной теории. Это углубленное изучение техники, методологии и возможность использования теории под потребности клиента.
И третья позиция – это сторонник обобщенной теории, предполагающая более общий концептуальный подход. Обобщенная теория может быть названа метатеорией, характеризующейся согласованностью и систематичностью своего строения. Последняя позиция, отмечал Д. Келли, автор работ по психотерапии личности, требует более высокого уровня профессиональной подготовленности и мастерства.
Анализ литературы указывает на то, что наши западные коллеги как наиболее эффективную называют позицию «сторонника обобщенной теории». Анализ индивидуальных стилей консультирования практикующих психологов, показывает, что наиболее эффективным в России является эклектический подход, зачастую сводимый к отсутствию систематического мышления, «лени» некоторых психологов изучить какую-то одну концепцию.
В одной из коллективных работ А.Е. Айви, М.Б. Айви и Л. Саймэн-Даунинг предлагают статистику эффективности различных теорий, на которых базируются методы терапевтического воздействия. Эти данные дают основание утверждать, что когнитивно-бихевиористические методы наиболее эффективны. Однако исследования данных методик, по мнению этих же исследователей, обнаруживают более ограниченные показания к их применению по сравнению с гуманистическими. Второе место по праву занимает психоаналитическая теория с ее довольно четким набор методик психологической помощи. Аналогичных исследований у нас в России, к сожалению, не проводилось. Однако можно предположить в соответствии с особенностями нашей культуры, существует вероятность инверсии названных «лидирующих теорий». Это объясняется тем, что индивидуальные паттерны поведения человека в определенных пределах определяются культурными нормами.
На наш взгляд, в любом из перечисленных подходов, методологическую базу профессиональной деятельности психолога в организации должны составлять знания основ психологии и психотерапии. Наличие этих знаний позволяют являться психологу «носителем солидного багажа» методик, использование которых на практике способствуют разрешению комплекса проблем заказчика.
В современных организациях спектр проблем, разрешаемых психологом, достаточно широкий – это кадровые вопросы, социально-экономические, научной организации труда и др. Данные вопросы определяют основные направления деятельности психологических служб организаций: консультативное, диагностическое и образовательное. Для реализации поставленных задач психологу необходимо уметь использовать богатое разнообразие современных методов и методик, современный диагностический инструментарий.
Психолог в организации призван решать следующие проблемы:
1. Подбора и отбора персонала, ротации кадров.
2. Оценки и аттестации персонала.
- Научной организации труда.
- Социально-психологического характера, связанные с мотивацией труда, управленческой деятельностью, отношением исполнительского персонала к организации и системе руководства.
- Формирование правильного отношения к технике личной безопасности и др.
При решении данных проблем собственная деятельность организационного консультанта сводится к оказанию психологической помощи – оказанию человеку поддержки в самых разных формах. Психологическая помощь представляет собой обобщение таких методов как интервьюирование, консультирование, а зачастую и оказание психотерапевтического воздействия. Терапия сейчас становится популярным термином у зарубежных психологов и может со временем стать общим понятием для консультирования и терапии. В настоящее время многие зарубежные психологи-консультанты не выделяют различий между такими терминами как консультирование и терапия, позволяют себе использовать их как синонимичные.
По-мнению отечественных психологов, несмотря на признание отсутствия четких границ между интервьюированием, консультированием и терапией, данные понятия не отождествляются, а даже наоборот, предпринимаются попытки искусственного разделения, прописывая четкие определения данным понятиям. В качестве критерия-различителя данных процедур они принимают «психическое здоровье личности».
Интервьюирование определяется отечественными психологами, как только метод сбора данных. Интервьюирование, подчеркивают они, возможно проводить исключительно с «психически здоровыми» личностями. Психотерапия предполагает изменение мышления и поступков, реконструкцию личности, рассчитана на долговременные контакты. К психотерапевту обычно обращаются «патологичные» клиенты. Консультирование есть глубокий процесс, касающийся оказания помощи «психически нормальным» людям для достижения их целей.
Таким образом, актуальность исследования закономерностей трансформационных изменений при кросскультурном переносе не вызывает сомнений и характеризуется высоким уровнем практической значимости. Знания об особенностях трансформационных изменений могут содействовать повышению эффективности профессиональной деятельности организационного консультанта.