Общий ход кодификационных работ в российской империи в XVIII – 1-й четверти XIX в

Вид материалаДокументы

Содержание


Комиссия 1720 – 1727 гг.
Комиссия Анны Иоанновны.
Уложенная комиссия.
Комиссия составления законов 1804 г.
Русское уложение должно быть истинно русским
Подобный материал:
  1   2   3   4

ОБЩИЙ ХОД КОДИФИКАЦИОННЫХ РАБОТ


В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ В XVIII – 1-й четверти XIX в.


Кодификационные планы (и в первую очередь – в сфере частного права) занимали внимание правительства Российской Империи с самого начала XVIII века. Уже в феврале 1700 г. Петр учредил Палату об уложении, долженствовавшую пересмотреть и систематизировать наличное законодательство1, сильно разросшееся со времен Уложения и уже начавшее приходить в хаотическое состояние.

Палата об Уложении 1700 г. Указом 18 февраля 1700 г. был определен состав комиссии. В нее вошли исключительно члены служилого класса, а именно бояре, окольничии, думные дворяне, стольники и дьяки – всего 71 человек. Кроме того к Палате были прикомандированы подьячие их приказов, на обязанности которых было вести все письменное делопроизводство. По заключению Д.И. Поленова, к которому присоединился В.Н. Латкин, если не официальным, то во всяком случае фактическим руководителем Палаты был кн. И.Б. Троекуров, что явствует, в частности, из того обстоятельства, что в случаях невозможности для кн. Троекурова присутствовать, заседания комиссии прерывались2. На втором заседании Палаты, состоявшемся 28 февраля 1700 года, бояре приказали послать во все приказы предписание дьякам, чтоб они распорядились изготовлением списков с новоуказных статей3 и чтоб эти списки внесли в Палату. Первым имевшиеся у него списки новоуказных статей представил Сыскной приказ. За ним вскоре последовали еще три - Патриарший Разряд, Московский Судный приказ и Дворцовый Судный приказ. «Скорое исполнение требований Палаты, – отмечал В.Н. Латкин, – объясняется, по всей вероятности, тем, что названные приказы исполнили указ 1695 г. и тогда же принялись за собирание новоуказных статей»4.

Одновременно с доставлением списков статей Палата начала самостоятельную работу, избрав для нее следующую форму: сначала зачитывалась глава Уложения, далее ее дополняли представленными выписками, затем приступали тем же порядком к следующей главе, по мере поступления новых списков из приказов возвращаясь к ранее просмотренным главам5. Таким образом, видно, что выбранная форма работы сводилась к приведению Уложения 1649 года в соответствие с новоизданными законами, с тем, чтобы на выходе получить удобный в практической работе акт, не содержащий – по меньшей мере преднамеренно со стороны членов Палаты – каких бы то ни было нововведений в существующие узаконения.

К середине мая 1700 г. приказы представили все нужные списки и на подьячих была возложена основная работа – разобрать внесенные списки указов, отмечая в какую главу и под какую статью они должны быть помещены. Большая часть дела была исполнена до 10 сентября того же года, после же этого числа заседания Палаты стали заметно становиться все реже и реже, разбирая вновь вышедшие указы и указы, по каким-либо причинам поздно доставленные из приказов6. К июлю 1701 г. Палата выслушала все Уложение и пересмотрела и дополнила его новоуказными статьями, к июлю-августу была окончена вся работа и составлена Новоуложенная книга7, а также сохранившийся проект указа об обнародовании. В последнем, в частности, говорилось: «И чтобы те все неполезные дела, паче же и грешные и миру досадительные, яэе деются всякого чина в человецех, отсещи, указал Он, Великий Государь, учинить новое свое Великого Государя повеление и Соборное Уложение, списав и справя с прежним Уложеньем, которое изложено и напечатно в прошлых во 156 и во 157 годех, по указу отца Его Великого Государя, блаженные и преславные памяти Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, по советуж со святейшим Иосифом, патриархом Московским и всеа Росии, и с преосвященными митрополиты, и архиепископы, и епископы, и со всем освященным собором, и по приговору бояр, и околничих, и думных людей собрано и учинено, и их архиерейскими и бояр, и околничих, и думных, и ближних и всего Московского Государства к тому делу выборных людей руками укреплено и подтверждено.

Также которые статьи написаны в правилех святых Апостол и святых Отец, и в грацких законех Греческих православных Царей, и прежних Великих Государей Царей и Великих Князей Российских, и которые дела на Москве в Его Великого Государя и в Патриарше Приказех слушанья блаженные и преславные памяти отца Его Государева, Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и братей Его Государевых, Великого Государя Царя и Великого Князя Федора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и Великого Государя Царя и Великого Князя Иоанна Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белыя Росии Самодержца, и Его Великого Государя указы и святейших вселенских и Московских патриархов соборного их слушанья и боярскиен приговоры, которые статьи сверх Уложенья и новоуказных статей по вершеным делам состоялись, а в Уложенье и в новоуказных статьях об них на всякие государственные и земские дела не положено, а приличны они к Его Великого Государя указом и к сему Соборному Уложенью собрать, и те их Государские указы и боярские приговоры с старыми Судебники и с прежним Уложеньем справити и написать и изложить»8. Тем самым давался подробный и соответствующий действительному положению дел перечень источников, послуживших материалом для составления Новоуложенной книги, причем категориально он совпадает с аналогичным перечнем источников Уложения 1649 года9 – московский юридический аппарат старательно воспроизвел найденную двумя поколениями ранее кодификационную модель, причем почти начисто отказавшись от законодательных новаций, место которых в Уложении Алексея Михайловича обуславливается в первую очередь деятельностью Земского собора 1648 – 1649 гг.

В заключение в проекте указа излагалось здание Палаты: «Чтобы те все дела по нынешнему Его Великого Государя указу и Соборному Уложенью впредь были ничем не рушимы, и Московского Государства всяких чинов людем от большого и до меньшего чину росправа была во всяких делех всем равна. А поставя те все дела на мере, им бояром доложить Его Великого Государя»10.

Подготовленное Уложение, однако, не было введено в действие, а в скором времени возвращено Палате, по причинам, непосредственно оставшимся незафиксированными в дошедших до нас письменных памятниках. По всей вероятности основанием к продолжению работы над Новоуложенной книгой стали «значительные неисправности в его составлении, выразившиеся главным образом в пропуске многих указов и новоуказных статей, оставшихся таким образом несведенными с прежним Уложением»11. Палата продолжила свои занятия, однако все более вяло. Последней датой заседания, отмеченной в Поденном журнале, является 5 мая 1703 года, однако из списков стольников и дворян, присутствовавших в Палате известны и более поздние заседания, последнее из которых состоялось 14 ноября 1703 года12. На этом история Палаты завершается без каких бы то ни было видимых последствий и даже без формального повеления о закрытии Палаты.

Основной причиной неудачи, постигшей Палату, стали не какие-либо промахи и недостатки в организации работ, но самый общий принцип деятельности, избранный кодификаторами. Палата в точности следовала модели крупной законодательной работы, созданной в XVII веке в Московском государстве – подобно земскому собору 1648 – 1649 гг. она последовательно зачитывала главы Уложения и вносила в них те изменения, что состоялись в действующем указном правотворчестве. Такая форма кодификационной работы являлась эффективной при том условии, что целью была систематизация, упорядочивание уже фактически действующего права, устранение противоречий, уточнение законодательных формулировок и тому подобная техническая работа. В условиях законодательного хаоса, созданного уже первыми шагами петровских реформ, деятельность Палаты была заведомо обречена на неудачу – вопрос был только в том, создаст ли она мертворожденный памятник права или ее работа не пройдет и стадии законодательного утверждения. Акты, издававшиеся петровским правительством, в отличие от тех, которые были привычны для московских канцелярий XVII века, были не частными изменениями и дополнениями уже давно сложившейся системы права, были не своего рода responsa’ми, получаемыми приказами от Боярской думы в некоторых затруднительных случаях. Законодательные новации начавшейся преобразовательной деятельности затрагивали, как правило, куда большее число отношений, чем те, на которые они были непосредственно направлены, а в условиях общей ломки старого московского правового механизма они также подчастую давали прямо противоположные ответы на один и тот же вопрос. В такой ситуации обычная компиляторская деятельность не могла породить удовлетворительный результат – требовались по меньшей мере навыки системного, юридического профессионального мышления, способного логически развивать и взяимоувязывать суждения по частным случаям, содержащиеся в государевых указах. Неуспех последующих кодификационных комиссий, избравших своей целью сознательное правотворчество, заставляет предположить, что суть проблемы лежала еще глубже – в условиях реформирующейся в своих основаниях правовой системы с еще неясными конечными ориентирами развития всякая масштабная кодификаторская деятельность, вероятно, была обречена на неудачу, ведь самое содержание кодификации по природе задач консервативно, XVIII-й же век стремился созидать контуры нового.

Комиссия 1714 г. К кодификационным проектом петровское правительство вернулось в середине 1710-х годов, когда после десятилетия лихорадочных военных усилий у него появилась возможность обратиться к упорядочению внутреннего положения в новосозданной империи. 20 мая 1714 года был издан на имя Сената указ, которым предписывал судьям все дела решать только по одному Уложению. Что же касается до новоуказных статей и сепаратных указов, то они совсем не должны были приниматься в расчет. В одном только случае судьи получили разрешение обращаться к ним, это – при разборе таких дел, которые не были предусмотрены Уложением, иначе говоря, только за теми указами и новоуказными статьями была оставлена сила законодательных актов, какие «учинены не в перемены (т. е. не в изменение), но в дополнение Уложения»13. Подобный порядок вещей должен был продолжаться до тех пор, пока Уложение, вследствие «недовольных в нем решительных пунктов, исправлено и в народ публиковано будет». Все же новоуказные статьи, изданные «не в образец», но «противно» Уложению, хотя бы они были «помечены именными указами и палатными приговорами» (т. е. боярскими приговорами), велено было «отставить, на пример не выписывать и вновь отнюдь не делать». Указ заканчивался предписанием Сенату озаботиться собранием тех из новоуказных статей и указов, которые были изданы для решения дел, не имевших возможности быть разрешенными на основании Уложения с целью кодификации этих законодательных актов.

В силу указа от 20 мая 1714 г., Сенат учредил комиссию под председательством сенатора Апухтина, предписав ей заняться названным делом. Комиссия собрала новоуказные статьи и расписала их по особой табели, указанной Сенатом, вследствие чего 17 сентября 1717 г. были даны из Юстиц-коллегии дьякам Поместного и Земского приказов пункты о составлении свода полного Уложения или, как тогда говорилось, сводного Уложения14. Работа над Сводным Уложением велась тем же канцелярским порядком, что и над Новоуложенной книгой 1700 – 1703 годах, однако результат был еще плачевнее, чем в первом случае, поскольку, с одной стороны, надлежало оставить вовсе без изменения текст Соборного Уложения, а новые узаконения вводить в текст в тех случаях, когда по оным в самом Уложении статьи отсутствовали15. Внутреннее рассогласование текста нового законодательного акта тем самым по неизбежности было крайне глубоким, предполагая буквальное соединение, практически без редактуры, актов, временной разрыв между которыми составлял по полувеку и более. Подготовлены были десять глав Сводного Уложения, но ввиду того, что они не были окончены, то и остались без рассмотрения и вообще без всяких последствий16.

Поскольку сложившаяся ситуация законодательного хаоса делала крайне затрудненной повседневную юридическую практику, начали появляться полуофициальные17 и частные кодификации. В последующем, во 2-й половине XVIII и первые десятилетия XIX века частные законодательные компиляции и опыты «кодификационной» обработки получили широкое распространение, в частности в изданиях Л. Максимовича, Ф. и А. Правиковых, А. Фиалковского и др.18.

^ Комиссия 1720 – 1727 гг. После неудачи комиссии 1714 – 1717 гг. было решено избрать новый путь, а именно оставить попытки создания сводного уложения и приступить к работе над новым уложением, положив в его основание шведский и датский кодексы. 9 мая 1718 г. последовала высочайшая резолюция на доклад Юстиц-коллегии об устройстве судебных мест по примеру Швеции, о переводе шведского кодекса на русский язык и об «учинении» свода русских законов со шведскими19. На это указом, воспоследовавшим в конце 1719 г. был назначен десятимесячный (sic!) срок, иными словами, новое уложение должно было быть готово к концу октября 1720 г.

Указ 1719 г. определял также и метод составления нового Уложения и указал, взяв за основу шведский и датский кодексы, вносить в них те изменения из отечественных законов, которые для русской жизни более пригодны, а при регулировании поземельныз отношений за основу полагать лифляндские и эстляндские законы20. Однако только лишь 8-го августа 1720 г. был издан сенатский указ, которым учреждалась Комиссия, долженствовавшая составить Уложение, в состав которой вошли три иностранца, находившихся на русской службе и пять русских; впрочем, состав комиссии не раз изменялся за время ее существования21. К 1724 году был составлен план нового Уложения, разделявшегося на следующие книги: 1) о государственных преступлениях, 2) о партикулярных преступлениях, 3) о судебном процессе по делам первого рода, 4) о судебном процессе по делам второго рода, 5) о градских порядках, 6) о наследиях и 7) о благочинном состоянии. Из намеченного фактически за время работы Комиссии были подготовлены четыре книги готовящегося уложения:: 1) о процессе, т.е. о суде, месте и лицах, к суду надлежащих, 2) о процессе в криминальных делах, розыскных и пыточных делах, 3) о злодействах, какие штрафы и наказания последуют и 4) о цивильных или гражданских делах22.

Не дожидаясь завершения затянувшихся против первоначального плана работ Комиссии, в ноябре 1723 года Петр предписал разобрать состоявшиеся в разное время по поводу одного и того же дела указы и те из них, которые будут им утверждены, напечатать и присоединить к соответствующим регламентам. Указом 11 марта 1724 г. был издан дополняющий ноябрьское повеление именной указ, которым повелевалось все новые указы печать и присоединять: одни к регламентам, а другие к старому Уложению, причем было предписано, в случае несоответствия указов с Уложением, решать дела на основании первых, а не на основании второго, т.е. была занята позиция диаметрально противоположная, чем по указу 1714 г., на сей раз более соответствующая нуждам юридической практики.

Через три недели по смерти Петра и воцарении Екатерины деятельность по подготовке уложения была стимулирована. Изданный сенатский указ констатировал, что «в виду того, что прежде назначенные члены по разным причинам выбыли из нее, в данный момент она состоит только из двух лиц, вследствие чего в сочинении Уложения произошла остановка и «пропущение» времени. Того ради Прав. Сента, рассуждая, дабы Уложение при довольном числе членов сочиняемо было с поспешением, приказали: быть при том сочинении чинам их духовных, из военных, их гражданских и из магистрата по две персоны»23. Эта мера оказалась и последним свидетельством активности Комиссии, прекратившей свое существование со смертью императрицы Екатерины I, в 1727 году.

Комиссия 1728 г. Констатировав неудачу Комиссии 1720 – 1727 гг., Верховный тайный совет, являвшийся высшим правительственным органом Российской империи в царствование несовершеннолетнего императора Петра II, принял решение вернуться на путь кодификационной обработки наличного законодательства и 14 мая 1728 года был дан Сенату указ об организации комиссии для составления сводного уложения24. Приказано было все указы и новоуказные статьи разобрать, которые явятся Уложениею в пополнение, а не в противность или, сверх того, что потребуется пополнить, то выписывать и доставлять в Сенат, а в Сенате слушать немедленно. После утверждения Сенатом сих дополнений, доставить оные в Верховный тайный совет, и по одобрении оным, печатать, присоединяя к соответствующим главам Уложения. Дабы действовать без промедления, доставлять в Верховный тайный совет статьи по каждой главе Уложения немедленно, не дожидаясь завершения работы по прочим главам.

Дабы способствовать выполнению приказанного, указом предписывалось: «А для того сочинения выслать к Москве из офицеров и из дворян добрых и знающих людей из каждой губернии, кроме Лифлянди, Эстляндии и Сибири, по пяти человек, за выбором от шляхества». Депутаты должны были прибыть в Москву к 1 сентября 1728 года. К назначенному сроку, между тем, ни один депутат в Москву не прибыл, уведомление о первом присланном Сенат получил только 4 сентября, причем и дальше ситуация с дворянскими избранниками оставалась ненамного лучше, хотя «Сенат должен был не раз подтверждать губернским канцеляриям о немедленном исполнении объявленного им высочайшего повеления»25. Дело было не только в неявке избранных – те, что оказывались в Москве и представали перед Сенатом были таковы, что привлечь их к делу составления уложения не представлялось возможным: «Присылали кого попало, вовсе не добрых и не знающих людей, глухих и хромых, старых и дряхлых, мелкопоместных, имевших по одному двору или даже и одного не имевших»26. В.Н. Латкин, обозревая переписку Сената с губернскими канцеляриями, подводит следующий неутешительный итог: «…До чего халатно относилось общество к избранию своих представителей и как мало оно интересовалось возможностью принять участие в составлении законов, непосредственно касавшихся его интересов. Местным начальствам приходилось прибегать ко всевозможным репрессивным мерам вроде, например, ареста жен депутатов, захвата их крепостных, конфискации их имущества и т. п., чтоб заставить дворян участвовать в выборах, а депутатов ехать в Москву, и все-таки в результате получилось избрание совершенно неспособных к делу лиц»27.

В результате 16 мая 1729 г. правительство было принуждено издать новый указ: «Указали мы офицеров и дворян, которые из губерний высланы к Москве для сочинения Уложения, ныне отпустить в домы их по-прежнему; а к губернаторам послать наши указы, чтобы на их место выбрали других знатных и добрых людей, которые б к тому делу были достойны, из каждой губернии по два человека, согласясь губернаторам обще с дворянами, и те выборы, закрепя им, губернаторам, и тем дворянам, прислать прежде их [т.е. выборных – А.Т.] высылки в Верховный тайный совет, а их самих до нашего указа к Москве не высылать. А ежели усмотрено будет, что губернаторы выберут к тому делу неспособных людей, то взыскано будет на них и для того повелено будет с такими людьми к Москве быть самим губернаторам или товарищам их, чтобы могли сами ответствовать»28. Иными словами, правительству, дабы обеспечить себя людьми с мест, способными работать над уложением государственных законов, пришлось, предпринимая вторую попытку, предоставить губернаторам право контроля за выборами и одновременно возложить на последних ответственность за присланных лиц, грозя, в случае негодности избранных, карами всему губернскому начальству.

^ Комиссия Анны Иоанновны. Со второй попытки депутаты все же были избраны, однако явились в Москву уже по кончине Петра II, когда его преемницей Анной Иоанновной вопрос об основаниях и способе составления уложения был вновь перерешен.

1 июня 1730 г. воспоследовал указ, в котором от имени императрицы Анны Иоанновны объявлялось: «Относительно Уложенья до сих пор ничего сделано. И мы, последуя нашего дяди [т.е. Петра I – А.Т.] намерению, милосердуя к верным подданным нашим, чтоб во всей нашей империи был суд равный и справедливый, повелеваем начатое Уложенье немедленно оканчивать и определить к тому добрых и знающих в делах людей по рассмотрению Сената, выбрав из шляхетства, и духовных и купечества, из которых духовным и купецким быть в то время, когда касающиеся к ним пункты слушаны будут; а чтоб поспешнее оканчивали, то, коль скоро которую главу окончат, слушать в Сенате всем собранием и, утвердя по крайнему рассуждению и подписав, взносить к нам, и, как от нас апробировано и подписано будет, тогда, напечатав, публиковать и по оным дела решать и так одну по другой главы к совершенству привесть»29. Таким образом, в новой комиссии был значительно расширен состав представительства, вобравшего в себя представителей трех основных сословий государства, исключая государственных крестьян, уже тогда, с точки зрения законодательства, решительно по статусу приближавшихся к крепостным30. Следующим указом было установлено тех выборных, что были определены в губерниях по указу 1729 г., непременно выслать в Москву к 1 сентября 1730 г., а для тех, кого еще предстояло выбрать, определялся тот же срок31.

Не дожидаясь приезда депутатов, правительство образовало новую комиссию (по общему счету пятую), к которой были определены двое: Иван Поздяков и секретарь комиссии Сверчков. «Задачей… комиссии… было сочинение нового Уложения; свод же существующих законов должен был служить к тому только пособием»32. Спустя полтора месяца (18 июля) от них потребовали представить первые результаты своей работы33, а именно главу о богохульниках. Сенаторы, «рассмотревши фору главы о богохульниках, приказали Познякову и Серчкову, чтобы сводили по той форме только, что касается из Кормчей книги до гражданства, того также не выписывали бы и шли б по оглавлениям, и титул по титуле, на основании прежнего Уложения, разнося по приличности глав»34, тем самым вновь, в некотором противоречии с первоначальными указаниями, ориентируя исполнителей на сводный характер работы. Для ускорения работы к указанным были добавлены еще пятеро чиновников35.

Между тем с выборными повторялась старая история: к «8 декабря было в Москве только пять депутатов и то одних только дворянских»36, а наблюдая оных «Сенат убедился, что они не могут принести никакой пользы делу»37. Посему в декабре 1730 г. правительство приняло решение выборных отпустить, более таковых не созывать, а пополнить комиссию знающими людьми38, каковым приступить к «сочинению и окончанию» уложения39. До 1735 г. комиссия занималась составлением проектов «вотчинной» и «судной» глав Уложения, некоторые «части» которых, как окончательно изготовленные, были внесены в Сенат, в Юстиц- и Вотчинную коллегии и выслушаны ими40, тем работ, однако, ясно свидетельствовал, что ни о каком «окончании» уложения в обозримом времени говорить не приходится.

В связи с такой ситуацией правительство приняло решение, не прекращая работы по составлению уложения, для удовлетворения потребности судов и правительственных мест, предписать печатание сводного уложения. Относительно последнего существовала уверенность, что оно более или менее готово, поскольку над его составлением трудился целый ряд комиссий, в связи с чем было приказано не разрабатывать его вновь, а только «выправить» с позднейшими указами и напечатать. Почти сразу выяснилась невозможность этого плана и комиссия занялась собиранием указав, поручив это отдельным коллегиям (первоначально комиссия предложила даже, чтобы само сводное Уложение было составлено пораздельно соответствующими коллегиями, но правительство отнесло к подобному плану неблагожелательно)41. Вновь произошла задержка, на сей раз по вине коллегий, медливших с доставкой имевшихся у них указов, и Комиссия, дабы не навлекать на себя гнев правительства, постоянно понукавшего его распоряжениями о скорейшем окончании работ, приступила к составлению сводного уложения, не имея под рукой большинства необходимых для этой цели материалов. Разумеется, раз сделанную подобным способом работу, приходилось переделывать вновь и вновь по мере того, как сообщались надлежащие указы или как их отыскивала сама Комиссия.

В начале 1739 г. комиссия окончила составление «вотчинной» главы и внесла ее на рассмотрение в Сенат. В конце же 1740 г. комиссия составила и судную главу, но вследствие смерти императрицы Анны Иоанновны и наступившего паралича правительственного аппарата ни та и ни другая глава не получили законодательной санкции, а сама деятельность комиссии остановилась. Последние известия о комиссии относятся к концу 1744 году, после чего исчезает и формальное делопроизводство42.