Geum.ru

Примечания 386 последовательное опровержение книги гельвеция «о человеке»

Вид материалаДокументы

Содержание


Чувствовать — это значит судить.
Чувствовать — значит мыслить: не мыслишь, если не почувствовал...
Подобный материал:
1   ...   19   20   21   22   23   24   25   26   ...   41

ГЛАВА V


С. 102. $Утверждение школьных философов, что некоторый модус, или способ существования, не есть тело или не обладает протяжением, вполне понятно. Но делать из этого модуса какое-то существо, и даже духовное существо, по-моему, совершенно нелепо.

Но они этого и не делают. Они не говорят, что мысль есть духовное существо, а говорят, что это модус, несовместимый с материей, — что совсем не одно и то же, — и заключают отсюда о существовании некоего духовного существа.

Я не думаю, что их система становится от этого более здравой, но считаю недопустимым неправильно излагать ее. Прочтя такое, они скажут: «Полюбуйтесь-ка. Вот как они нас понимают и как опровергают».

ГЛАВА VI


С. 103. $^ Чувствовать — это значит судить.$

Взятое в таком виде, это утверждение представляется мне не вполне правильным. Глупец чувствует, но, может быть, не судит. Существо, начисто лишенное памяти, чувствует, но не судит; суждение предполагает сравнение двух идей. Трудность заключается в том, чтобы понять, как происходит это сравнение, ибо оно предполагает одновременное наличие двух идей. Гельвеций разрубил бы чудовищный узел, если бы ясно растолковал нам, каким образом мы удерживаем одновременно две идеи или же каким образом, не имея их одновременно, мы все же сравниваем их друг с другом.

Может быть, я был в дурном настроении, когда читал эту главу, но вот мое впечатление, нравится вам оно или нет. Из всей метафизики нашего автора вытекает, что суждение, или сравнение двух предметов, предполагает некоторый интерес к сравниванию их. Но этот интерес вытекает необходимым образом из желания быть счастливым, желания, источником которого служит физическая чувствительность. Таково притянутое сюда умозаключение, которое подходит скорее к животному вообще, чем к человеку. Перейти внезапно от физической чувствительности, т. е, от того, что я не растение, не камень и не металл, к желанию счастья, от желания счастья к интересу, от интереса к вниманию, от внимания к сравнению идей? . . Я не могу довольствоваться столь общими рассуждениями: я — человек, и мне нужны специфические для человека причины. Автор прибавляет к этому, что, поднимаясь на две ступеньки выше или опускаясь на ступеньку ниже, он переходит от физической чувствительности к организации, от организации к существованию. Я существую, я существую в этой форме; я чувствую, я сужу; я хочу быть счастливым, потому что я чувствую; я заинтересован в сравнении своих идей, потому что я хочу быть счастливым. Какая мне польза от умозаключения, которое одинаково подходит для собаки, куницы, улитки или верблюда? Если Жан Жак отрицает этот силлогизм, то он не прав, но если он находит его бесплодным, то с ним вполне можно согласиться.

Декарт сказал: «Я мыслю, следовательно, я существую».

Гельвеций хочет, чтобы говорили: «Я чувствую, следовательно, я хочу чувствовать приятным образом».

Я предпочитаю этому мнение Гоббса, который утверждает, что для получения плодотворного вывода следовало бы сказать: «Я чувствую, я мыслю, я сужу; следовательно, известная часть организованной, как я, материи может чувствовать, мыслить и судить».

Действительно, если после этого первого шага сделаешь второй, то окажешься уже очень далеко.

Кто бы поверил, что, начав так откровенно и уверенно, и этот философ вдруг поддастся страху и закончит свое замечательное произведение «О человеческой природе» странными, суеверными и нелепыми фантазиями, которые вызывают не меньше негодования, чем изумления?

$^ Чувствовать — значит мыслить: не мыслишь, если не почувствовал...$ Неужели это два настолько разных положения, что, считая первое данным, можно рассматривать второе как замечательное открытие?

Если бы Гельвеций, исходя только из явления физической чувствительности как общего свойства материи или как результата организации, отчетливо вывел из него все действия разума, то он сделал бы нечто новое, трудное и прекрасное.

Но еще выше я оценил бы старания того, кто строго доказал бы с помощью опыта и наблюдения, что физическая чувствительность столь же существенна для материи, как и непроницаемость, или вывел бы ее безукоризненным образом из организации.

Я приглашаю всех физиков и химиков исследовать, что такое животная, чувствительная и живая субстанция.

Рассматривая развитие яйца и некоторые другие естественные явления, я со всей ясностью вижу, как инертная по видимости, но организованная материя переходит при посредстве чисто физических действующих начал от инертного состояния к состоянию чувствительности и жизни: но от меня ускользает необходимая связь всех этапов этого перехода.

Надо думать, что наши представления о материи, организации, движении, теплоте, ткани, чувствительности и жизни далеко не совершенны.

Надо признать, что организация или координация инертных частей отнюдь не приводит к чувствительности, а всеобщая чувствительность молекул материи — это только предположение, все достоинство которого в том, что оно освобождает нас от ряда трудностей, чего явно недостаточно для хорошей философии. А теперь вернемся к нашему автору.

Верно ли, что физическое страдание и удовольствие — быть может, единственный принцип действий животного — является также единственным принципом действий человека?

Без сомнения, чтобы действовать, надо обладать нашей организацией и чувствовать; но мне кажется, что одно дело — эти существенные, первичные условия, эти предпосылки sine qua non, и совсем другое дело — непосредственные, ближайшие мотивы наших желаний и антипатий.

Без щелочи и песка нет стекла, но разве эти элементы служат причиной его прозрачности?

Без невозделанных земель и рабочих рук не поднимают целины, но разве эти мотивы побуждают пахаря приняться за дело?

Принимать условия за причины — значит упражняться в пустых паралогизмах и ничтожных умозаключениях.

Могли бы вы сдержать улыбку, если бы я рассуждал примерно так: чтобы быть скупым, честолюбивым или завистливым, надо быть животным или человеком; чтобы быть животным или человеком, надо чувствовать; чтобы чувствовать, надо быть; следовательно, принципами зависти, честолюбия, скупости является организация, чувствительность, существование? Что же в этом смешного? Да то, что я принял бы условие всякого вообще животного действия за мотив действия особи одного из видов животных, именуемого человеком.

Разумеется, все то, что я делаю, я делаю из желания чувствовать приятным образом или из страха чувствовать неприятным образом, но разве слово чувствовать имеет только одно значение?

Разве обладание женщиной доставляет только физическое удовольствие? Разве потеря ее вследствие смерти или измены доставляет только физическое страдание?

Разве различие между физическим и духовным не столь же четко, как различие между чувствующим животным и животным рассуждающим?

Разве то, что принадлежит чувствующему животному, и то, что принадлежит размышляющему животному, не встречается — то вместе, то раздельно — почти во всех действиях, доставляющих нам радости и огорчения — радости и огорчения, предполагающие в качестве условия физическое ощущение, т. е. тот факт, что человек не есть капуста?

Все это показывает, как важно не делать из чувствования и суждения двух совершенно тождественных действий.