Geum.ru

* Владимир Набоков

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   ...   27   28   29   30   31   32   33   34   ...   50

9



Я с удовольствием думал, что познакомлюсь с Лолитиными подругами, но в

общем они не оправдали ожидания. Перечислю Опаль Икс, Линду Голль, Авис

Чапман, Еву Розен и Мону Даль - (все эти фамилии, за исключением одной, -

лишь приближения к настоящим). Опаль, застенчивое, мешковатое, прыщавое

создание в очках, души не чаяла в Долли, которая цукала ее. С Линдой Голль,

лучшей теннисисткой в школе, Долли играла сингли не меньше двух раз в

неделю: у меня есть подозрение, что Линда была настоящей нимфеткой, но

почему-то она у нас не бывала (может быть, ей не позволялось бывать); она

мне запомнилась только как вспышка самородного солнца на прямоугольнике

крытого корта. Из других ни одна не могла претендовать на нимфетство, кроме

Евы Розен. Авис представляла собой жирную, коренастую девочку с волосатыми

ногами; Мона же, хоть и блистала какой-то грубоватой, чувственной красотой

(причем ей было всего на год больше, чем моей стареющей любовнице), явно

перестала давно быть нимфеткой, если когда-либо и была таковой. С другой

стороны, Ева Розен, маленькое "перемещенное лицо" из Франции, служила

примером того, что и не отличающаяся исключительной красотой девочка может

иногда обнаружить, для проницательного любителя, некоторые основные элементы

нимфеточной прелести - идеально-тоненькую, едва развившуюся фигуру,

странно-задерживающийся взгляд, приподнятые скуловые кости. Ее блестящие

медные волосы напоминали если не окраской, то шелковистым глянцем, волосы

Лолиты. Черты ее нежного, молочно-бледного лица с розовыми губами и белесыми

ресницами лишены были той лисьей заостренности, которая свойственна великому

внерасовому клану рыжеволосых; к тому же, она не носила зеленого - этого

мундира их клана; я вижу ее всегда в черном или темно-вишневом - в очень

элегантном черном пуловере, например, и в черных башмачках на высоких

каблуках; ногти она мазала гранатово-красным лаком и (к большому Лолитиному

отвращению) любила говорить по-французски: интонации у Евы все еще

оставались дивно-чистыми, но для школьных и спортивных терминов она

обращалась к разговорному американскому языку, и тогда легкий бруклинский

акцент примешивался к ее речи, что забавляло меня в этой парижаночке,

ходившей в новоанглийскую школу со псевдобританскими притязаниями. К

сожалению, Лолита, которая сперва с уважением говорила, что "дядя этой

французской девчонки - миллионер", скоро прекратила, из каких-то "светских"

соображений дружбу с Евой, так и не дав мне времени насладиться - о, совсем

скромно - ее душистыми появлениями в нашем гостеприимном доме. Милый

читатель знает, какое значение я всегда придавал присутствию целой стайки

девочек-пажей, утешительно призовых нимфеток, вокруг моей Лолиты. Одно время

я приглядывался к Моне Даль, которая часто посещала нас, особенно в весенний

семестр, когда Лолита и она так увлеклись сценическим искусством. Я,

случалось, спрашивал себя, какие тайны возмутительно ненадежная Долорес Гейз

сообщила Моне; ведь мне Лолочка успела выболтать - сдавшись однажды на мою

срочную и хорошо оплачиваемую мольбу - совершенно неслыханные подробности

относительно романа, затеянного Моной на атлантическом курорте с каким-то

моряком. Характерно, что Лолита избрала себе в наперсницы изящную, холодную,

опытную, блудливую Мону, которую я слышал раз (ослышался, по клятвенному

заверению Лолиты) беспечно говорящей в прихожей (Лолита только что заметила

про свой свитер, что он из "девственной", мол, шерсти): "Вот и все, что есть

у тебя в смысле девственности, милашка моя". Голос у Моны отличался

курьезной хрипотцой; она завивала у хорошего парикмахера свои тускло-черные

волосы и носила большие серьги; у нее были янтарно-карие, слегка навыкате,

глаза и сочные губы. Лолита рассказывала, что учительницы журили Мону за то,

что она навешивает на себя так много стразовых украшений. У нее дрожали

руки. Над ней тяготел умственный коэффициент в сто пятьдесят пунктов.

Упомяну еще громадное шоколадно-бурое родимое пятно, находившееся у нее на

уже вполне женской спине, которую я осмотрел в тот вечер, когда Лолита и она

нарядились в очень открытые, пастельных оттенков, платья для бала в

Бутлеровской школе.

Забегаю немного вперед, но поневоле память перебегает по всей

клавиатуре, когда думаю об этом учебном годе в Бердслее. В ответ на мои

расспросы о том, с какими Лолита волочилась мальчиками, мадемуазель Даль

выказала изящную уклончивость. Разговор происходил в тот день, когда Лолита,

отправившись играть в теннис в тот весьма "светский" спортивный клуб, к

которому Линда принадлежала, звонила оттуда по телефону, что она, может

быть, опоздает на целый час, так что не могу ли я, пожалуйста, занять Мону,

когда та придет репетировать с ней сцену из "Укрощения Строптивой". И вот

красивая Мона, пуская в ход все свои модуляции, все чары обхождения и

голоса, и глядя мне в глаза с какой-то (или я ошибался?) легкой искрой

хрустальной иронии, ответила мне так:

"По правде сказать, сэр, Долли вообще не думает о желторотых мальцах.

По правде сказать, мы с ней соперницы. И она и я безумно влюблены в

преосвященного Риггера" (ходячая шутка - я уже упоминал об этом угрюмом

громадном мужлане с лошадиной челюстью; он меня довел чуть ли не до

смертоубийства своими впечатлениями от поездки в Швейцарию, которыми донимал

меня на каком-то чаепитии для родителей, не помню точно когда).

"А как прошел бал?" "Ах, буйственно!" "Виноват?" "Не бал, а восторг.

Словом, потрясающий бал". "Долли много танцевала?" "О, не так уже страшно

много - ей скоро надоело (TM)." "А что думает Мона (томная Мона) о самой

Долли?" "В каком отношении, сэр?" "Считает ли она, что Долли преуспевает в

школе?" "Что ж, девчонка она - ух, какая!" "А как насчет общего поведения?"

"Девчонка, как следует". "Да, но все-таки...?" "Прелесть девчонка!" - и

сделав это заключение, Мона отрывисто вздохнула, взяла со столика случайно

подвернувшуюся книгу и, совершенно изменив выражение лица, притворно

нахмурив брови, осведомилась: "Расскажите мне про Бальзака, сэр. Правда ли,

что он так замечателен?" Она придвинулась так близко к моему креслу, что я

учуял сквозь косметическую муть духов и кремов взрослый, неинтересный запах

ее собственной кожи. Неожиданно странная мысль поразила меня: а что, если

моя Лолитка занялась сводничеством? Коли так, она выбрала неудачную

кандидатку себе в заместительницы. Избегая хладнокровный взгляд Моны, я с

минуту поговорил о французской литературе. Наконец явилась Долли - и

посмотрела на нас, прищурив дымчатые глаза. Я предоставил подружек самим

себе. На повороте лестницы было створчатое, никогда не отворяемое, паутиной

заросшее оконце, в переплете которого один квадратик был из рубинового

стекла, и эта кровоточащая рана среди других бесцветных клеток, а также ее

несимметричное расположение (ход коня, бе восемь - це шесть) всегда меня

глухо тревожили.