Geum.ru

Психологии и психотерапии

Вид материалаДокументы

Содержание


Роль коммуникативной компетенции в развитии интерпретирующей способности личности
Актуальные проблемы социально-психологической адаптации личности в коллективе
Подобный материал:
1   ...   25   26   27   28   29   30   31   32   33
^

РОЛЬ КОММУНИКАТИВНОЙ КОМПЕТЕНЦИИ В РАЗВИТИИ

ИНТЕРПРЕТИРУЮЩЕЙ СПОСОБНОСТИ ЛИЧНОСТИ


Предлагаемое сообщение посвящено смысловым, знаковым феноменам человеческой коммуникации (общения), существующим в социальном сознании в виде «языков» культуры. Они становятся достоянием личности в процессе деятельности, понимаемой как интерпретация – то есть, присвоение социального опыта, воплощенного в явлениях культуры. В структуре личности они существуют в виде различных форм коммуникативной компетенции и играют важную роль в индивидуальном, личностном и социальном развитии человека. Таким образом, в центре исследовательского поля оказываются:

- интерпретирующая способность личности как психологическое качество человека, обеспечивающее процессы интерпретации и проявляющееся во взаимодействии с другими людьми;

- коммуникативная компетенция как одна из внутренних движущих сил, управляющих развитием интерпретирующей способности личности.

Разработка социально-психологических аспектов интерпретирующей способности личности (ИСЛ), а также выявление и экспериментальное апробирование методических основ диагностики уровня сформированности коммуникативной компетенции как центрального компонента ИСЛ – таковы задачи исследования, проводимого автором на кафедре связей с общественностью Института социологии и управления персоналом Государственного университета управления (ГУУ; научный консультант – заслуженный деятель науки Российской Федерации, доктор психологических наук, профессор А.В. Филиппов).

В настоящее время в психологии и педагогике не разработана единая теория коммуникативной компетенции. Это проявляется, в том числе, в отсутствии единого определения понятия «коммуникативная компетенция», смешении терминов «компетенция» и «компетентность», а также недостаточной разработанности теоретических оснований, позволяющих выстроить строгую и непротиворечивую классификацию психологических явлений, относящихся к коммуникативной компетенции. Описанная ситуация негативным образом сказывается, прежде всего, в педагогике. Так в Концепции модернизации отечественного образования и в ГОС высшего образования в качестве целеполагающих факторов обозначены различного рода компетентности, которые (по замыслу) должны выполнять функцию важнейших квалификационных характеристик специалиста.

При всех положительных моментах перехода от инструментально определяемых ориентиров профессионального образования (знаний, умений и навыков) к компетентностям, последние не снимают полностью проблему разработки целостной личностной характеристики в качестве прогнозируемого результата образования. При ближайшем рассмотрении профессиональные компетентности оказываются «совокупностью», «суммой» все тех же знаний, умений и навыков, а общее количество профессиональных компетентностей (при отсутствии четких параметров их определения) начинает стремиться к «дурной» бесконечности.

Есть ли разумная альтернатива обозначенной выше ситуации? Есть, если попытаться преодолеть ставший традиционным инструментализм в понимании профессионально значимых качеств личности, который проявляется в непременной «привязке» личностных характеристик, ориентиров образовательного процесса, к конкретным узкопрофессиональным функциям. Для этого предлагается рассматривать профессионализм с позиций социального заказа современного постиндустриального этапа развития общества: как комплекс качеств специалиста, обеспечивающий возможности продуцирования нового знания, – то есть, обязательно включающий в себя творческое начало.

Для этого в качестве образовательных ориентиров должны быть выдвинуты социально заданные феномены, представляющие собой, с одной стороны – бóльшую целостность по сравнению с профессиональными компетентностями, с другой стороны – бóльшие возможности для творческой самореализации специалиста как личности, как творца нового знания. В качестве таких феноменов предлагается рассмотреть «языки» культуры. Это символические знаковые системы, социальные коды (Ю.М. Лотман), которые функционируют в различных областях культуры (в том числе, в науке и в искусстве) и позволяют фиксировать, сохранять и транслировать совокупный человеческий опыт. При этом доказано, что владение знанием на уровне его кода обеспечивает возможность создания нового знания. Поэтому «языки» культуры представляют собой гуманитарные системы (Л.Заде), постижение которых в наиболее полной мере соответствует постиндустриальной образовательной парадигме.

Характеристику особенностей владения личностью «языками» культуры предлагается обозначить понятием «коммуникативная компетенция». Данная характеристика обрисовывает ту систему социально опосредованных каналов информации, которые доступны личности и представляют собой некий индивидуальный сплав способов усвоения и преобразования этой информации, а, в конечном счете, – способов психического отражения как «превращения энергии внешнего мира в факт сознания» (Б.Ф. Ломов).

Коммуникативная компетенция как психологический феномен находится «на пересечении» биологических и социальных факторов психического отражения; в этом проявляется ее биосоциальная природа. К биологическим факторам могут быть отнесены сенсорные модальности – визуальная (зрительная), аудиальная (слуховая), кинестетическая (тактильно-двигательная) и ольфакторная (обонятельно-вкусовая); к социальным факторам – «языки культуры», символические коммуникативные системы, обеспечивающие кодирование, сохранение и трансляцию совокупного человеческого опыта.

Таким образом, коммуникативная компетенция представляет собой сложное единство, в котором могут быть выделены области, виды и формы. Областям коммуникативной компетенции в самом широком плане будут, по-видимому, соответствовать вербальный и невербальный планы мышления; видам – рационально-логическая (условно научная) и эмоционально-образная (условно художественная) мыслительные стратегии; формам – конкретные символические системы кодирования информации. Последние представляют собой «слепки» языков конкретных областей культуры, кодовое знание, позволяющее использовать эти языки «в качестве инструмента мысли и самовыражения» (Дж. Брунер). В этом случае они могут рассматриваться в контексте теории сенсорно-перцептивной организации психики как конкретные формы психического отражения: моно- и полимодальные, чувственные и рациональные, конкретные и абстрактные, дифференцированные и интегральные, развитые и неразвитые (Б.Г. Ананьев, Б.Ф. Ломов). С позиций теории культурно-исторического развития психики формы коммуникативной компетенции могут быть трактованы как усвоенные личностью социальные феномены языков культуры, перенесенные внутрь и интериоризированные, то есть, ставшие подсистемами личности и компонентами ее структуры (Л.С. Выготский).

В процессе превращения информации во внутреннее содержание человеческого сознания происходят сложные и многоуровневые преобразования, в целом направленные на повышение эффективности полученной информации (Б.Ф. Ломов). Если эта общая стратегия преобразования информации в сознании человека объективно (в том числе и социально) задана, то вряд ли приемы, способы и целостные модели преобразования информации каждый раз изобретаются заново каждым отдельным человеком. По-видимому, они тоже присваиваются, интериоризируются личностью вместе с самой информацией, одновременно и взаимообусловленно, в качестве ее кода, ее «языка».

Таким образом, выявление «языков» культуры в качестве социальных кодов, прототипов конкретных форм коммуникативной компетенции, позволяет обновить представления о психологических закономерностях развития личности, в том числе – о взаимной обусловленности процессов социализации и формирования креативности.

Как социально-психологический феномен, коммуникативная компетенция оказывается важным фактором, задействованным в процессах психического отражения, – поскольку от владения информационными кодами зависят качественные характеристики мышления, представления и восприятия информации, выражающиеся в их объеме, организации, степени обобщенности, степени дифференцированности и т.д. Коммуникативная компетенция оказывается также фактором, управляющим когнитивными и мнемическими процессами, в том числе процессом воображения, – поскольку от уровня владения информационными кодами зависит создание мысленных эталонов, служащих не только смысловыми ориентирами для опознания, но и прообразами, «эскизными моделями» нового знания. Кроме того, коммуникативная компетенция оказывается фактором, участвующим в процессах антиципации (по Б.Ф. Ломову, Е.Н. Суркову), – поскольку уровень владения информационными кодами выполняет в психическом отражении прогностическую функцию, то есть, позволяет в той или иной мере предвидеть, предсказывать дальнейшее развитие воспринимаемого явления культуры.

Можно предположить, что различные формы коммуникативной компетенции, усвоенные человеком «внутри» социального опыта, принадлежащего различным областям знания, образуют в целом некий «сверхъязык» сознания. Данный феномен гипотетически может быть охарактеризован по следующим параметрам:

- по сенсорно-модальной опосредованности (одномодальный, полимодальный, с доминированием того или иного вида модальности);

- по особенностям взаимодействия составляющих коммуникативной компетенции: ее областей (вербальной и невербальной), видов (логической и художественной) и конкретных форм (например, сочетание вербальной поэтической и музыкально-языковой форм коммуникативной компетенции).

«Сверхязык» сознания представляет собой целостную коммуникативную компетенцию, сформированную в результате взаимодействия всех, присвоенных конкретным человеком, «языков» культуры. Данный феномен может быть рассмотрен в контексте операционных структур с позиций теории сенсорно-перцептивной организации психики (Б.Г. Ананьев), а закономерности его функционирования могут считаться полисистемными (Б.Ф. Ломов). В составе коммуникативной компетенции как «сверхязыка» сознания присвоенные человеком «языки» культуры (конкретные формы коммуникативной компетенции), по-видимому, не существуют изолированно. Они начинают играть роль социально заданных «анализаторов» смысла, функционирующих на уровне мышления.

Таким образом, роль коммуникативной компетенции как внутренней детерминанты в развитии интерпретирующей способности личности реализуется, благодаря системному (целостному) принципу организации. Он проявляется в том, что конкретные характеристики процессов сенсорно-перцептивного уровня (доминирующие типы модальностей, степень дифференцированности ощущений и восприятия и т.д.) определяются смысловыми потенциями представлений, которые выстраиваются в соответствии со смысловыми целями и задачами мышления и речи. Поэтому коммуникативная компетенция, будучи индивидуально-личностным «слепком» социально заданных «языков» культуры, может быть представлена как феномен мышления, «задающий» смысловые цели и задачи всему психическому отражению в целом.

Системность (целостность) коммуникативной компетенции воплощается в знаковом способе ее организации, «унаследованном» этим психологическим конструктом от его социальных прототипов – «языков» культуры. Структура коммуникативной компетенции разработана нами на основе теоретических представлений об уровнях и единицах организации системных объектов – явлений живой и неживой природы. В качестве таких уровней и единиц организации в экономике определены: элемент, операция, процесс, система. В структуре коммуникативной компетенции им соответствуют уровни и единицы организации смыслообразования: признак, образ (понятие), коллизия (суждение), текст (умозаключение). На основе полученной иерархической структуры нами разработаны методические основы диагностики коммуникативной компетенции, проходящие в настоящее время экспериментальную проверку.


Федорова П.С., Г. Ярославль

^ АКТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ СОЦИАЛЬНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКОЙ АДАПТАЦИИ ЛИЧНОСТИ В КОЛЛЕКТИВЕ


Неопределенность и динамика социально-экономической системы страны приводила к тому, что адаптация работников к профессиональным и организационным условиям современного производства является одним из важнейших факторов повышения эффективности трудовой деятельности. Она представляет собой процесс приспособления субъекта к задачам, условиям и традициям организации, формирования положительного отношения к профессиональной деятельности, вхождения в систему межличностных отношений, определение условий для самореализации личности и удовлетворения ее потребностей.

Грамотное управление процессом социально-психологической адаптации значительно облегчает ее и ускоряет в несколько раз. Оно сводится к проведению совокупности мероприятий, направленных на то, чтобы помочь новому сотруднику лучше ориентироваться в организации, сократить период освоения им работы, облегчить установление контактов с окружающими.

Следует отметить, что социально-психологическая адаптация предполагает установление межличностных и деловых отношений с сослуживцами, освоение ценностей и групповых норм поведения. Новый работник знакомится с расстановкой сил в подразделении, выясняет значимость того или иного сотрудника, включается в состав формальных и неформальных групп. При этом процесс социально-психологической адаптации может оказаться трудным и долговременным. Учитывая выше отмеченное, использование специальных процедур по адаптации персонала могут облегчить вхождение новых сотрудников в жизнь организации. Кроме того, способы включения новых сотрудников в жизнь организации могут существенно активизировать творческий потенциал уже работающих сотрудников и усилить их включенность в корпоративную культуру организации.

Психологически это дает человеку ощущение того, что его ждали, к его приходу готовились, позволяет избежать на первых порах многих ошибок и тем самым снизить вероятность разочарования и досрочного ухода.

В настоящее время многие компании для того, чтобы сгладить проблемы адаптации, разрабатывают и применяют различные методики, направленные на максимально быстрое и эффективное включение нового работника в деловую жизнь фирмы, создаются структурные подразделения, отвечающие за процессы адаптации.

Тем не менее, проблема социально-психологической адаптации молодых специалистов в организации остается по-прежнему актуальной: отмечая высокий уровень их профессиональной подготовки, руководители предприятий часто называют их главным недостатком «неумение работать в команде». Кроме того, руководство организаций не всегда готово «вкладывать деньги» в молодого специалиста для его становления как профессионала, полноценного члена коллектива. При этом отмечается недостаточный уровень социально-психологической компетентности как руководства различных фирм и компаний, так и молодых специалистов.

В связи с выше сказанным, в настоящее время, имеется острая потребность в разработке и реализации программ повышения квалификации (и, прежде всего, просвещение по социально-психологическим аспектам управления персоналом) руководителей, а также соответствующая междисциплинарная подготовка будущих специалистов в рамках высших учебных заведений.

Работа по повышению эффективности адаптации молодых специалистов должна быть направлена, прежде всего, на интеграцию интересов сотрудников и организации, нивелированию разрыва между ожиданиями, возможностями специалиста и потребностями руководства.

Программу повышения социально-психологической адаптации молодых специалистов целесообразно реализовывать в виде инновационного семинара-тренинга. Помимо узкоспециализированных целей, в задачи данной программы может входить развитие навыков, необходимых любому человеку для эффективного взаимодействия и адаптивного поведения в окружающем мире.

Учитывая актуальные потребности организаций и персонала, к решению проблемы адаптации молодых специалистов необходимо подходить комплексно с привлечением специалистов различного профиля (юристов, программистов, экономистов, психологов и т.д.). Это, в свою очередь, смогло бы обеспечить большую эффективность программ по адаптации молодых специалистов. Удовлетворение потребностей сотрудников в знаниях из смежных отраслей позволило бы организациям в процессе адаптации молодых специалистов повышать уровень их профессионализма, формируя тем самым свой кадровый резерв. Таким образом, в результате проведения обучения, у сотрудников формируются навыки, с помощью которых организации могут достичь своих целей в бизнесе.


Литература:
  1. Неймышева Н. Личные достоинства кандидата. Какие качества востребованы на рынке труда/Справочник карьериста.Ежегодник деловой газеты «Ведомости». 2005-2006. с.77-79.
  2. Попов М. Нетренированный рынок/Ярославский бизнес журнал. №21(17) с.41-44.
  3. Попов М. Путь тренинга/ Ярославский бизнес журнал. №21(17) с.44-45.



Хвостова С.А., г. Курган

СОСТОЯНИЕ СИТУАЦИОННОЙ ТРЕВОЖНОСТИ, СТИЛЬ ВЫХОДА ИЗ КОНФЛИКТНЫХ СИТУАЦИЙ И ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ПОЖИЛЫХ И СТАРЫХ ЛЮДЕЙ, БОЛЬНЫХ ОСТЕОПОРОЗОМ, О СЕБЕ В ПРОЦЕССЕ ЛЕЧЕНИЯ ПЕРЕЛОМОВ

Под наблюдением находилось 480 больных пожилого и старческого возраста (65-85 лет), страдающих от остеопороза и с переломами. Наиболее эффективным методом реабилитации являлся чрескостный остеосинтез по Г.А.Илизарову, так как он обеспечивал подвижность больных с первых же дней после перелома.

Для характеристики ситуационной тревожности использовали методику С.Спилбергера, стиль поведения оценивали по К.Томасу, мнение больных о себе и окружающих устанавливали по тесту В.Стефенсона под названием "Q-сортировка".

При поступлении в клинику предстоящее лечение становилось основным о чем думали больные, преобладающим в переживаниях. Особенно существенными были слова "операция", "аппарат", "фиксация", "регенерат".

Эффективными словесными раздражителями были: "нормальная или ослабленная регенерация", "костная мозоль", "перемонтаж аппарата", "удаление спиц".

До операции состоянию больных обычно присуща умеренная выраженность личностной тревожности и высокий уровень ситуационной. Ситуационная тревога включала все элементы тревожного ряда. После наложения аппарата для тревожности было характерно беспокойство за ход регенерации, неуверенность в возможностях своего организма, снижение претензий и побуждающих к действию мотивов в структуре личности. Завышенная оценка своих требований часто служила в палате источником дополнительной эмоциональной напряженности и длительных отрицательных эмоций. В большей степени тревожность снижалась и становилась умеренной в конце лечения. Была характерна оптимистическая оценка лечения.

Наиболее частыми формами выхода из трудных ситуаций, которые использовали больные в процессе лечения, были компромисс, избегание (уход от сложных ситуаций) и приспособление к окружающим. Приспособление чаще использовалось до операции, когда требовалось взаимно удовлетворяющее решение. При компромиссе ситуация разрешалась путем взаимных уступок, принималось решение, устраивающее обе стороны. От такого исхода никто ничего не терял. При избегании больные старались не спорить, не вступать в дискуссию, не придавали значения разногласиям, считая, что спорить не из-за чего. В конце лечения число случаев приспособления уменьшалось.

Соревнование и сотрудничество в процессе взаимодействия больных с окружающими встречались намного реже. При соревновании разрешение конфликта происходило за счет одного из пожилых и старых людей в ущерб другим. В условиях сотрудничества удовлетворение интересов обеих сторон осуществлялось путем установления хороших отношений, сглаживания разногласий. Больные стремились не касаться спорных вопросов и поддержать другую сторону в конфликте.

Нами проанализировано 6 тенденций поведения: зависимость - независимость, общительность - необщительность, принятие - уклонение от "борьбы". Подсчитывали частоту проявления каждой тенденции.

Сразу после наложения аппарата возрастала зависимость больного от окружающих, но в конце месяца - снижалась. Особенно интенсивно этот процесс происходил после снятия аппарата. Тенденция к независимости от группы была особенно заметной через 3 месяца после снятия аппарата.

Общительность больных к 30-му дню лечения непрерывно нарастала и была наибольшей через 3 месяца после завершения лечения. Противоположное состояние - необщительность - снижалась.

Степень участия больного в принятии "борьбы" существенно уменьшалась через 30 дней лечения. После снятия аппарата - приближалась к норме.

Избегание "борьбы" в наибольшей мере заметно во время лечения. После снятия аппарата этот показатель уменьшался и приближался к норме.

Выраженная зависимость больного от окружающих лиц понималась нами как внутреннее стремление индивида к принятию норм других больных и персонала. Стремление к общительности свидетельствовало о стремлении к контактам, желании образовать эмоциональные связи с больными и персоналом. Но в спорах между собой больные уклонялись от "борьбы", стремились сохранить нейтралитет и принять компромиссное решение. Тенденцию к принятию "борьбы" мы рассматривали как стремление участвовать в обсуждении проблем других больных, к достижению более высокого статуса в системе межличностных отношений.

Близкое число баллов по противоположным тенденциям (например, избегания "борьбы" после снятия аппарата) говорит о наличии внутреннего конфликта личности, которая находилась во власти одинаково выраженных противоположных тенденций. В процессе лечения иногда встречались ответы типа "сомневаюсь" в правильности ответа в пределах одной тенденции, которые свидетельствовали о нерешительности, уклончивости, астеничности, иногда об избирательности поведения, тактической гибкости.