Н. М. Фортунатов история русской литературы конца XIX начала XX века лекция
| Вид материала | Лекция |
СодержаниеОт "Войны и мира" к "Воскресению". Проблемы поэтики Контрольные вопросы |
- М. В. Ломоносова факультет журналистики кафедра истории русской журналистики и литературы, 672.12kb.
- Традиции «идеологического романа» Ф. М. Достоевского в русской прозе конца ХIХ начала, 632.99kb.
- Кисель Натальей Алексеевной. Ответственный редактор канд филол наук Е. В. Белопольская, 424.64kb.
- Список литературы по дисциплине Основная литература: История русской поэзии: в 2-х, 143.04kb.
- «пушкарях», 75.43kb.
- Лекция учителя, 121.97kb.
- Мифопоэтические аспекты жанровой эволюции в русской литературе конца XIX начала, 707.98kb.
- Курс лекций по русской литературе конца XIX начала XX века для студентов факультета, 1755.86kb.
- История зарубежной литературы конца XIX начала XX века, 44.21kb.
- Руководство по изучению дисциплины «история русской литературы III трети XIX века», 349.98kb.
^ От "Войны и мира" к "Воскресению". Проблемы поэтики
Работа над "Войной и миром" была особенно мощным всплеском творческой энергии у Толстого. Он ищет и не может пока что увлечься художественными замыслами. К тому же в начале 70-х годов наступает полоса увлечения педагогической деятельностью (первая была в конце 50-х начале 60-х годов). Толстой вновь открывает в Ясной Поляне школу для крестьянских детей, пишет "Азбуку", затем "Русские книги для чтения". На рассказах для детей, включенных в эти книги, выросло уже множество поколений русских людей, и каждое новое поколение, наши дети и дети наших детей, все с тем же увлечением читают их и воспитываются ими, потому что это в своем роде классические, непревзойденные произведения искусства. Позднее, уже в 80-х годах, из этого опыта вырастут не менее знаменитые "народные рассказы", потребовавшие от автора громадных усилий в работе над языком, в стремлении к тому, чтобы все было "красиво, коротко, просто и, главное, ясно", Толстой мысленно ставил перед собой "цензуру дворников, извозчиков и черных кухарок", как он говорил, т.е. восприятие простых людей из народа.
Нравственные же цели, определенные им, были исключительно велики: во-первых, спасти новых Пушкиных и Ломоносовых, которые, по словам Толстого, буквально "кишат в каждой школе", и, во-вторых, создать "университет в лаптях", потому что крестьянские дети, прошедшие ученичество, могут учиться, совершенствоваться и учить других.
В 1870 году возникает первоначальный замысел романа "Анна Каренина": судьба светской женщины, "потерявший себя", супружеская измена и все последствия, вытекающие из этого события. Энергичная работа начинается лишь в 1873 году, рамки идей, как всегда, расширяются, появляются новые персонажные линии, осложняющие сюжет: Левин - Кити, Облонский - Долли; возникает "роман широкий, свободный" (Л. Толстой), включающий в себя бесконечное разнообразие вопросов современности. Произведение выходит в громадное пространство философских, религиозных, нравственных проблем. Они будут сконцентрированы в эпиграфе к роману: "Мне отмщение и Аз воздам". Героиня, одаренная, обаятельная женщина, обречена. Однако люди и высший "свет" не вправе судить ее, так же как она не вправе "наказывать" Вронского своей смертью. Все совершается по воле Божией, и нарушение его заповедей карается только им, но через самого человека. Трагический исход "Анны Карениной" как бы отрицает финал "Войны и мира" со счастливым материнством Наташи Ростовой.
Новый роман Толстого (закончен в 1877 году) отмечен сумрачным, драматическим колоритом. Центральная героиня погибает, смерть ее ужасна. Но на грани гибели и тоже в смертельном тупике оказывается и Левин. "Счастливый семьянин, здоровый человек, - пишет Толстой, - Левин был несколько раз так близок к самоубийству, что спрятал шнурок, чтобы не повеситься, и боялся ходить с ружьем, чтобы не застрелиться".
Анна переступает нравственный, христианский закон в отношении Вронского, детей; Левин ведет мирскую жизнь, в которой не видит смысла, и только случайная реплика крестьянина о мужике его же деревни, Фоканыче: "Он для души живет. Бога помнит", - вдруг освещает ярким светом путь впереди, открывает возможность выхода из тупика.
Уже в самой композиционной системе романа заложено ощущение смятения: кошмар, который преследует Анну и Вронского, начинается в первый же момент встречи героев на ночном вокзале железной дороги, и то же зловещее видение возникает в финале в гаснущем сознании героини в момент мучительного отхода из жизни. Вл. Набоков (в романе "Пнин" и в лекциях по русской литературе) заметил, что время Вронского и Анны настолько насыщено внутренним напряжением, что уходит вперед на три года(!) по сравнению с временем Левина и Кити, хотя у Толстого такие несоответствия встречаются очень редко: он всегда точен в изображении последовательности описываемых событий.
Современная как критика тщетно пыталась понять и истолковать роман, Ф.М. Достоевский первым в "Дневнике писателя" точно определил его значение: "Анна Каренина" есть совершенство как художественное произведение", - добавив, что с ним ничто подобное в европейской литературе "в настоящую эпоху не может сравниться". А глава русских передвижников Н.И. Крамской, создавшая портрет Толстого как раз в эпоху напряженной работы над "Анной Карениной", заметил в одном из писем: на гения похож.
Драматизм романа в значительной мере объясняется тем, что и сам автор стоял на пороге жесточайшего духовного кризиса, своей "духовной драмы". В "Исповеди" (1879-1881) Толстой делает признание: "Я отрекся от жизни нашего круга, поняв, что это не жизнь".
Что же собой представлял этот духовный перелом? Каково его содержание? И как воздействовала на сознание современников религиозно-нравственная проповедь Толстого? Чехов в рассказе "Хорошие люди" (1886) по горячим следам событий свидетельствовал: "Это было как раз время - восьмидесятые годы, когда у нас в обществе и печати заговорили о непротивлении злу, о праве судить, наказывать, воевать, когда кое-кто из нашей среды стал обходиться без прислуги, уходил в деревню пахать, отказывался от мясной пищи и плотской любви". В основе теории Толстого, получившей определение: "непротивление злу насилием", - лежала христианская идея: борьба со злом при помощи зла же, т.е. насилия, не уменьшает, а лишь способствует увеличению зла. Злую силу можно победить только добром.
Однако толстовское непротивлению злу на деле становилось мощным рычагом протеста и именно сопротивления, но без применения силы. Мир, который окружал Толстого: общественные институты, социальные отношения, законы, право, мораль - все представлялось ему несовершенным, он все брал под сомнение. Не просто осуждал или критиковал, но отрицал. Отрицал одно время, отказываясь писать "художественное", даже искусство, которому отдал столько сил и в котором мог полнее всего высказаться.
Теория Толстого несла в себе черты социальной утопии. Он утверждал равенство людей перед трудом. Все, по мысли Толстого, должны приложить свои силы к сфере материального производства, чтобы уничтожить "рабство нашего времени", ужасные условия существования жизни рабочих людей, взять на свои плечи часть их усилий.
Земля, утверждает он, - общая, она ничья и должна принадлежать тем, кто ее обрабатывает; он справедливо говорил о себе, как об адвокате многомиллионного русского крестьянства.
Однако пути решения этих болезненных для русской жизни проблем были утопичны, т.е. вполне в духе самой теории Толстого, с ее безграничной, даже в какой-то мере простодушной верой в человека, в его нравственное самосовершенствование. Помещики сами должны прийти к мысли о том, чтобы добровольно отдать землю крестьянам, собственники отказаться от собственности как от предрассудка, который сеет вокруг неизбежное зло, царь - распустить войско и т.п.
Взрывная сила протеста, заключенная в теории Толстого, вскоре же дала о себе знать: калечились судьбы многих его последователей, некоторые оказывались под судом, другие в тюрьмах и ссылке. Толстой становился опасен для властей. Но когда он сам стал протестовать, - а обрушить на него такие же репрессии - значило бы неминуемо вызвать всемирный скандал: гений его давно уже вышел за пределы России, - и высказывать возмущение тем, что за него ссылают, на него не обращают внимания, - один из жандармских генералов весьма галантно, однако совершенно точно ответил ему: "Граф, ваша слава слишком велика, чтобы наши тюрьмы могли ее вместить!" Поэтому и говорили часто, что в России оказалось два царя: один сидит на троне и правит государством, другой владеет душами людей и отрицает усилия первого.
В 80-е годы Толстым создаются "народные рассказы" (1885-1886) - разнообразные в жанровом отношении произведения: сказки, легенды, короткие зарисовки, бытовые сценки; и повести: "Холстомер" с подзаголовком - "История лошади" (1885), "Смерть Ивана Ильича" (1886). Появляются его драматургические произведения: в 1886 году народная трагедия "Власть тьмы" ("Коготок увяз, всей птичке пропасть") и в том же году комедия "Плоды просвещения" с ярко выраженной острой сатирической направленностью.
С 1886 года началась работа над романом "Воскресение", как всегда в первых стадиях обдумывания замысла, с большими перерывами. Но с 1898 года работа развернулась так энергично, как никогда еще с Толстым не бывало. Дело в том, что, образно говоря, его подстегивал ритм типографского станка: нужно было успеть на средства, вырученные от продажи романа, зафрахтовать два морских парохода, чтобы перевезти в Канаду представителей религиозной секты духоборов, жестоко преследовавшихся правительством, и текст печатался одновременно в России и в Англии (бесцензурное издание).
Обличительная сила писателя в последнем его романе достигла высших своих пределов. Именно об этой сатирической манере Толстого когда-то остроумно и точно сказал Бернард Шоу: "Толстой видит мир из-за кулис политической и общественной жизни, в то время как большинство из нас, одураченное сидит, в задних рядах партера" Критика Толстым суда, церкви, вплоть до Священного синода и его главы Победоносцева, которого все узнали в Торопове, тюрем, чиновничества, аристократического света и обитателей дна была неотразимой и резкой, а изображение церковного богослужения в острожной церкви оказалось последней каплей, переполнившей чашу терпения высокопоставленных деятелей русского православия. В 1901 году, спустя три года после появления романа, Толстой был отлучен от церкви. Русские церковники дорого бы дали, чтобы вернуть свое опрометчивое решение, потому что Толстой, отрицавший ряд догматов православия, был глубоко верующим человеком и подлинной совестью нации, а к тому времени - и мирового людского сообщества.
Ему оставалось 10 лет жизни. За этот срок он написал почти пятьдесят (!) законченных и не вполне завершенных произведений. Требовательность его к себе была невероятно велика, ведь к числу незаконченных им вещей он относил подлинные шедевры: драму "Живой труп", повесть "Хаджи-Мурат", великолепный рассказ "После бала"!
Творческие планы и жизнь писателя были прерваны неожиданным поступком: уходом в ночь с 27 на 28 октября 1910 года 82-летнего старика Толстого из Ясной Поляны. Это был шаг навстречу смерти. Он получил крупозное воспаление легких и 31 октября на станции Астапово вынужден был сойти с поезда, а 7 ноября в 6 часов утра наступила смерть. Последними словами, произнесенными в полубреду, были слова: "...Я люблю истину". Последняя запись в дневнике умирающего, начатая его рукой по-французски: "Вот и план мой. Делай, что должно..., - и затем продолженная дочерью: "И все на благо и другим, и главное, мне", Первые слова этой последней, предсмертной записи - вступительная часть французская пословица: "Делай, что должно, и пусть будет, что будет". Он следовал этому правилу всю свою жизнь.
Толстой - один из величайших новаторов русской и мировой литературы. Создав "Войну и мир", он не смог определить ее жанра и назвал ее "книгой" (статья "Несколько слов по поводу книги "Война и мир"). "Что такое "Война и мир"? - писал он. - Это не роман, еще менее поэма, еще менее историческая хроника. "Война и мир" есть то, что хотел и мог выразить автор в той форме, в которой оно выразилось". Позднее произведение было определено исследователями как роман-эпопея, причем определение было заимствовано из дефиниций Гегеля в его "Эстетике" по поводу древнегреческой эпопеи. "Мир нации и эпохи", "всеобщее эпическое состояние мира", по Гегелю, - это не случайное происшествие, а "действие, вплетенное в целостность своего времени и состояния нации": природа, семья, государственная жизнь предстают в эпопее как некоторое внутреннее единство, а не просто как обширная панорама жизни. С романом Толстого было соотнесено и еще одно положение Гегеля - "героическое состояние мира", заключающееся "в сплоченности и в сознании, что один значит что-то только в единстве с другими". Поэтому часто говорят о романе как о "народной героической эпопее".
Однако такие определения не охватывают все-таки жанровой необычности и сложности "Войны и мира", а тем более, - общих свойств романов Толстого, которые роднили бы их между собой. Ведь "Война и мир", "Анна Каренина", "Воскресение" - это одна авторская рука, одно авторское сознание, одно мировосприятие, одни приемы.
М.Бахтин был прав, говоря об особенной прочности "жанровой памяти" в истории литературы. Неповторимое своеобразие типологии толстовского романа, новаторского явления в литературе, созданного им, можно было бы определить как жанровую полифункциональность, сложнейший жанровый синтез.
В самом деле, все без исключения романы Толстого - это психологические и вместе с тем бытовые романы, семейные и исторические (они включают в себя интерес к определенным историческим событиям и фактам, а "Война и мир" к тому же несет в себе черты романа-хроники), это романы испытаний; наконец, философские романы, так как философичность - это свойство художественной мысли Толстого, а философия — его родная стихия: вопросы бытия, жизни и смерти всегда его особенно занимают.
Он разрушитель канонов. Например, в основе семейного романа всегда оставалась так называемая "романтическая, или любовная интрига". Однако о романах Толстого уже нельзя сказать так, как говорил Салтыков-Щедрин, иронизируя над характерными построениями Тургенева: в его романах на каждого помещика, непременно порядочного и симпатичного, "приходится по соответствующей помещице", а любовь в его изображении - такое чувство, что каждый околоточный надзиратель, т.е. грубый низший полицейский чин, готов стать во фрунт и взять под козырек. У Толстого же "романтическая" интрига всегда уходит в глубокие пласты жизни, осложняется философскими, религиозно-нравственными истолкованиями.
Более того, создается представление, что Толстой не просто нарушает, а прямо разрушает привычные жанровые опоры романа, такой эпической формы, где автор должен стоять вне событий. А здесь он вдруг, прерывая повествование, выходит на авансцену и начинает рассуждать как публицист, опровергая одну точку зрения, утверждая другую, излагает авторские взгляды на исторические события и исторических лиц, выдвигает философские, нравственные концепции, тут же развивая их.
С точки зрения представлений о романе как особой, объективной эпической форме - это "жанровый неологизм". Ничего подобного до Толстого не существовало. Самое замечательное же состоит в том, что эти чуждые, казалось бы, романной природе вторжения оказывались у него и органичными, и даже необходимыми. Попытки вывести их за пределы романа, разрушали его целостную художественную ткань.
Даже вопросы эстетики и психологии творчества подвергаются обсуждениям на страницах его романов. Если сделать выборку всех эпизодов, связанных с художником Михайловым в "Анне Карениной", то получится своего рода микротрактат об искусстве и исследование творческого процесса работы художника. Многие идеи будущего создания Толстого "Что такое искусство?" (1898), уже заложены были здесь, в "Анне Карениной".
Аналогичный жанровый сложнейший синтез демонстрирует и "Воскресение". Первотолчком для замысла послужил сообщенный Толстому известным судебным деятелем А.Ф. Кони факт из его собственной практики (в дневниках и письмах Толстого одно время замысел так и назывался - "коневская повесть"). Однако Толстой не только преобразил сообщенный ему действительный факт (герой рассказанной Кони истории, никогда прежде не видел до суда этой "падшей женщины", на которой под впечатлением судебного процесса принял решение жениться), но и придал роману глубокое философское, нравственное звучание. Название романа - "Воскресение" - имеет символическое значение; воскресение Катюши Масловой к иной жизни состоялось, на пути к нему находится и Нехлюдов.
Помимо синтеза жанровых особенностей, о которых шла речь (все они есть и в "Воскресении"), в этом романе существует еще одно жанровое "заимствование": это роман путешествующего героя. Поэтому и возникает здесь перед автором возможность показать все русское общество в его различных пластах: от изысканной светской гостиной до смрадного острога.
Уникальный случай: в романе Толстой изложил целый важнейший раздел собственной поэтики - теорию характера. Глава 59 части первой открывается размышлением: "Люди, как реки: вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то мутная, то холодная, то теплая. Каждый человек несет в себе задатки всех свойств людских. Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д... А мы всегда так делим людей. И это неверно",
Парадокс состоит в том, что теория характера (Толстой так и назовет ее - "текучесть характера" - наиболее полно сформулирована не на страницах статей, трактата или дневника, а в романе! Суть этой концепции, по которой Толстой строит изображение своих действующих лиц, состоит в двух положениях: контрастность, отсутствие однотонности в художественной трактовке героя и движение, развитие характера.
"Люди - пегие: дурные и хорошие вместе", - замечает Толстой в одной из дневниковых записей. А в другом случае говорит: "Мы пишем не так грубо, как прежде: злодей - только злодей и Добротворов - только добротворов, но все-таки ужасно грубо, одноцветно". Цель художника, утверждает он, - добиться того, чтобы создаваемые им лица "оживали бесконечной сложностью всего живого".
В научной литературе о Толстом одно время бытовало мнение, что этих качеств он лишает отрицательных героев, что они душевно "неподвижны и статичны". Но стоит только вспомнить старого князя Куракина, отказывающегося от заветного "мозаикового портфеля" и борьбы за него, или Анатолия Куракина, рыдающего в лекарской палатке на Бородинском поле, или Долохова после дуэли с Пьером Безуховым, где он чуть было хладнокровно не застрелил беспомощного человека и между тем оказывается нежным сыном и братом, или, наконец, самого "нелюбимого" его персонажа - Наполеона, "актерствующего" героя, который вдруг на Шевардинском редуте отказывается от своей маски величия, испытывая ужас надвигающейся катастрофы и неотразимой погибели, которая охватывает беспомощного человека и перед которой он бессилен, - достаточно вспомнить эти и множество других эпизодов (например, холодную чиновничью "машину", Каренина, плачущего у постели жены, или сцену, когда он не может из-за сильнейшего волнения выговорить слово "перестрадал", -достаточно вспомнить эти и многие другие великие достижения Толстого-психолога, чтобы убедиться в том, насколько нелепа применяемая по отношению к нему до сих пор градация в распределении авторской симпатии по принципу "положительные" или "отрицательные" персонажи; у Толстого все более сложно, схематические рубрики, уместные в иной писательской манере, рушатся у нас на глазах.
Гораздо более прав был В.В. Вересаев в "Записках врача", утверждая, что великое преимущество Толстого как художника заключается в его "поразительно человечном отношении к рисуемым лицам". Толстой со своими художественными новациями далеко опережал время. Диалектика души и внутренний монолог были способом художественного изображения работы человеческого сознания, созданным именно им, задолго до Джеймса Джойса, и только позднее получившим определение "потока сознания". Точно так же он опередил построения экзистенциализма с его концентрацией внимания не на событии, а на состоянии действующего лица, что нашло свое наиболее полное и яркое выражение в гениальной повести "Смерть Ивана Ильича".
Анализируя еще в 60-е годах лучшие образцы литературы, Толстой приходит к выводу, что в русской классике нет ни одного художественного прозаического произведения, которое бы вполне укладывалось в традиционные жанровые формы, начиная с "Мертвых душ" и кончая "Мертвым домом". Он имел в виду, не указывая авторов, роман Гоголя, названный поэмой, и "Записки из Мертвого дома" Достоевского, соединившие в себе черты художественной мемуаристики и беллетристической манеры вымысла.
Но его собственный опыт был таким же: он открывал своим творчеством новые горизонты искусству, давал миру новые литературные формы.
Лекция 9
А.П.Чехов (1860-1904) От "Антоши Чехонте" к А.П.Чехову
Чехову суждено было остаться загадкой для своих современников. У них на глазах происходило нечто в высшей степени странное. Весельчак Антоша Чехонте, сотрудник юмористических газетенок и журналов, одни названия которых настраивали на иронически снисходительный лад ("Будильник", "Стрекоза", "Осколки", "Мирской толк", "Волна", "Развлечение"), становился грустно сосредоточенным Чеховым, властителем дум целого поколения.
Он выступал под множеством псевдонимов. Одни хранили тепло домашнего очага и были понятны только близким людям: "Антоша" (так звали его в семье), "Чехонте" (прозвище Чехова, еще подростка, в таганрогской гимназии), "Брат моего брата" (намек на старшего брата Александра, который и ввел его в литературу). Другие - "Человек без селезенки", "Врач без пациентов" - отразили увлечение медициной (с 1879 по 1884 год Чехов - студент медицинского факультета Московского университета). Третьи были результатом неистощимой игры воображения: "Прозаический поэт", "Старый грешник", "Вспыльчивый человек", "Грач", "Крапива", "Гайка" (самых разнообразных, порой совершенно немыслимых размеров), "Улисс", "Лаэрт", "Шампанский", "Юный старец", "Макар Балдастов" и просто "Г. (господин) Балдастов".
Но уже в раннем его творчестве заметна некоторая двойственность. Чехонте не так прост, как кажется. Известный исследователь его наследия З.С. Паперный говорит: "Это Чехонте, но все-таки уже Чехов". Правда, это сказано о его драматургии, но то же самое следует сказать и о его ранней прозе. Здесь бьет ключом молодая энергия. Образы теснятся пестрой и веселой толпой. Автор не прочь посмеяться над парикмахером, который, узнав, что его невеста просватана за другого, оставляет голову клиента остриженной наполовину ("В цирюльне" и тот так и ходит, пока не отрастут волосы, или вспомнить сценку в поезде, когда вернувшаяся в вагон Петровна узнает, что ее сумка с вещами только что выброшена в окно ее приятельницей, беспокойной старушкой, решившей, что она отстала от поезда ("В вагоне"), или рассказать, как молодой человек, мелкий чиновник, не помня себя от счастья, возбужденный, бегает по городу и читает вслух родне и знакомым коротенькую заметку из отдела скандальной хроники, где упоминается, как он в нетрезвом виде попал под лошадь извозчика и получил удар оглоблей по затылку. Но радости его нет предела: еще бы, теперь о нем "вся Россия узнает!" ("Радость").
Стоит, однако, присмотреться внимательнее, как в этом, казалось бы, беззаботном веселье отчетливо проскальзывают нотки горечи и протеста. Ведь именно в ранние годы возникли такие шедевры чеховской юмористики, как "Смерть чиновника", "Толстый и тонкий", "Дочь Альбиона", "Маска", "Хамелеон", появились его "забитые люди", униженные, жалкие жертвы окружающего хамства, тупости, угодничества, вероломства, наглой и беззастенчивой власти денег, самодурства и произвола.
При внимательном анализе творчества Чехонте рушится исключительно устойчивая, живущая до сих пор легенда о позднем переходе Чехова "в серьез", как он говорил, о его стремлении к острым общественно важным темам. Во многих произведениях уже этой поры ярко намечены темы и образы, которые будут разрабатываться им в более позднее время. В 1882 году опубликована "Барыня", рассказ мрачный, суровый, заканчивающийся убийством и развалом молодой крестьянской семьи из-за прихотей развратной барыньки. В описаниях деревни с ее нищетой и жестокостью узнаются черты будущих повестей "Мужики" (1897) и "В овраге" (1900). В "Цветах запоздалых" (1882) в докторе Топоркове, пересчитывающем засаленные пятирублевки и скупающем доходные дома, заключена судьба Дмитрия Ионыча Старцева ("Ионыч", 1898). Рассказ "Устрицы" (1884) -своеобразный черновой набросок трагической ситуации, заставляющей вспомнить несчастную Варьку ("Спать хочется", 1888), маленькую измученную няньку, которая душит ребенка в припадке сумасшествия; только в раннем рассказе галлюцинации вызваны голодом, а здесь - изнурительным трудом и бессонницей. "Верба" и "Осенью" (оба рассказа 1883 года) - прообразы будущих его лирико-драматических новелл, но даже в них заключена безжалостная критика лихоимствующего, вороватого чиновничества и горькая насмешка над промотавшимся дворянством: барин в кабаке просит милостыню у крестьян, когда-то бывших у него в услужении.
От Чехонте ждали шутки, а он говорил о серьезных проблемах жизни, в нем хотели видеть исключительно комедийный талант, а он вдруг неожиданно начинал рассуждать о литераторах, несущих на своих плечах тяжелейшее бремя ответственности, делающих свое дело, несмотря ни на что: "Если мы уйдем и оставим наше поле хоть на минуту, то нас тотчас же заменят шуты в дурацких колпаках с лошадиными бубенчиками, нас заменят плохие профессора, плохие адвокаты да юнкера, описывающие свои нелепые любовные похождения по команде: левой! правой!", - причем высказывает он эти серьезные мысли в анекдотическом по своей сюжетной ситуации рассказе с нелепо юмористическим заглавием - "Марья Ивановна" (1884)!
Обращает на себя внимание быстрое возмужание молодого писателя. В 1884 году появился первый скромный сборник веселых "театральных" рассказов "Сказки Мельпомены" (Мельпомена в древнегреческой мифологии - покровительница трагедии), спустя год "Пестрые рассказы" уже имели несомненный успех и вызвали сочувственные отклики критики, а сборник рассказов "В сумерках" (1887) был отмечен Пушкинской премией. Литературное имя Чехова было упрочено. Но он был так скромен, так мало ценил созданное им, что даже в конце 80-х годов приберегал свое имя, по его же словам, для серьезных трудов по медицине и по-прежнему предпочитал появляться под псевдонимами. (В 1884 году у него возник замысел диссертации на степень доктора медицины "Врачебное дело в России").
Причина такого успеха в значительной мере заключалась в четкости его эстетической ориентации, в том, что молодой писатель даже в первых своих шагах, в первых литературных опытах (в своих "мелочах" и "мелочишках") никогда не шел на ощупь. Еще только вырабатывая свой стиль, свои приемы, он твердо знал, что ему нужно, а от чего можно отказаться и чем следует пренебречь. Чехонте начинает с того, что проводит своего рода ревизию прозаических жанров, отвергает романтизм, избитые литературные штампы и приемы. Так возникают под его пером ранние пародии "Что чаще всего встречается в романах, повестях и т.п.?", "Каникулярные работы институтки Настеньки N", блестящее пародирование сюжетов и стиля В. Гюго ("Тысяча одна страсть, или Страшная ночь"), Ж. Верна ("Летающие острова") и пародии-стилизации "Ненужная победа" (1882) и "Драма на охоте" (1884).
Когда-то Лев Толстой, работая над "Войной и миром", записал в дневнике 1865 года: "Знать свое - или, скорее, что не мое (подчеркнуто Толстым. - Н. Ф.), вот главное искусство". Чехов использовал это правило, только еще начиная свой творческий путь.
Еще один побудительный мотив его стремления к совершенству, наблюдаемый в раннем творчестве, состоит в особенном, подчеркнутом его внимании к тому, что значительно позже, уже в XX веке, назовут "эстетикой слова" (определение великого русского лингвиста Л. Щербы). Для Чехова уже в ранних стадиях его писательского становления бесспорной была какая-то таинственная, скрытая, но несомненная для него безграничная власть художественного слова над душами людей. Эта излюбленная уже в молодые годы тема рождала множество веселых сюжетов: "Пропащее дело" (1882), "Случай из судебной практики" (1883), "Сильные ощущения" (1886) и более поздние его шедевры: "Святой ночью" (1887), "Дома" (1887), "Без заглавия" (в первоначальной публикации "Сказка", (1888). Важно в писательском деле, утверждает Чехов, если ты рассчитываешь на успех, не только что, но и как это "что" высказано тобой, важна неотразимо действующая, совершенная - "анафемская форма", как признается герой "Сильных ощущений". Неслучаен, а закономерен и персонажный выбор в подобных рассказах: чаще всего это адвокаты или проповедники - служители церкви, т.е. люди, знающие толк в художественной форме и великолепно владеющие ею.
Важнейшим определяющим обстоятельством, способствующим стремительному росту популярности Чехонте был его труд. Это было главное. Ведь ему пришлось пройти литературную "школу", хуже которой трудно себе что-нибудь представить. Он сотрудничал в молодые годы в бульварных изданиях с их жалким уровнем художественных требований, с циничным отношением к литературному делу, с грубой работой на потребу обывателю. Чехов, по его словам, был единственным из писателей 80-х годов, кто выбился в большую литературу с ее "задворков", остальные погибли в этой трясине.
Легенда о необычайной легкости, с какой давались ему его произведения, держалась упорно. Он не делал никаких усилий, чтобы развеять ее, скорее даже поддерживал ее (он в этом смысле был великий мистификатор), охотно рассуждая о том, что часто пишет "наотмашь" и "спустя рукава", но работал упорно. Вопреки утверждениям о том, что Чехов "набело пишет свои рассказы", он шел своим путем, веруя, что только постоянное усилие и напряжение могут стать верными спутниками успеха. Для него, молодого человека, старомодно звучат слова о работе в минуты "внутреннего настроения". "Тут нужны, - пишет 26-летний Чехов, - беспрерывный дневной и ночной труд, вечное чтение, штудировка, воля ... Тут дорог каждый час".
Он прекрасно знал по наблюдениям над своим окружением, к чему приводят ситуации, когда "рафаэльствующая юность" заменяет труд рассуждениями о труде: эта мысль прекрасно выражена в рассказе "Талант" (1886). Над небольшой вещью в 150-200 строк он советует сидеть дней 5-6, не меньше, несколько раз переписывать, кропотливо обрабатывать текст, сокращая его до nec plus ultra (до предела), и сжато формулирует своеобразный закон творчества: чем больше ты себя сокращаешь, тем чаще тебя печатают. Но ведь самое замечательное заключается в том, что задолго до этого знаменитого письма 1886 года к брату Александру, он уже высказал ту же идею в остроумнейшей юмореске 1884 года "Правила для начинающих авторов".
С середины 80-х годов заметно усиливается драматическое звучание рассказов и повестей Чехова. В 1886 году он пишет рассказ "На пути", создав "тип Рудина" нового времени, надорвавшегося над своими подвигами в народническом духе, продолжив в следующем же году разработку такого же характера в пьесе "Иванов" (первая его "большая" драма), герой которой заканчивает жизнь самоубийством. В 1888 году опубликовано "Счастье" (один из его "крестьянских" рассказов, лучший, по его словам, из написанных к этому времени). В конце 1887 - начале 1888 года по совету В.Г. Короленко и Д.В. Григоровича создается повесть "Степь" - первое крупное произведение Чехова, к тому же впервые появившееся в "толстом" журнале ("Северный вестник", 1888, №3).
Герой повести, девятилетний Егорушка, отправляется с обозом в уездный город, и перед ним распахивается степной простор, развертывается народная драма, которая оказывается всего лишь частью трагедии русской жизни. Все, с кем встречается Егорушка в пути, по-своему несчастны. Особенно тяжело простому народу. "Жизнь наша пропащая, лютая!" - эти слова молодого возчика Дымова объясняют многое. Но счастливой не назовешь и красавицу графиню Драницкую, да и купец-предприниматель Варламов, который держит в руках всю округу с сознанием своей силы и власти над людьми, оказывается всего лишь маленьким, жестоким, бездушным человеком, всецело подчиненным своему делу.
Символический смысл приобретает в повести образ степи, отражая неразрешимое противоречие самой жизни: безграничную силу русского человека и узость обстоятельств, унижающих его, лишающих размаха, полета, страсти. Но сам простор степи таит в себе мысль о том, что могучий народный характер рано или поздно даст о себе знать, и кажется, что "на Руси еще не перевелись громадные, широко шагающие люди вроде Ильи Муромца и Соловья Разбойника и что еще не вымерли богатырские кони".
В 1888 году Чехов создает повесть "Скучная история", овеянную особенно мрачным настроением. Ее герой, крупный русский ученый-медик с мировым именем, уже на пороге смерти, - а он должен умереть и это знает это - вдруг начинает понимать, что прожил жизнь не так, как следовало бы. У него нет "общей идеи", которая придавала бы смысл существованию, одной медицины недостаточно. Жизнь проходит мимо, оставляя его на обочине, в стороне, как постороннего наблюдателя, он не может внести в нее свою борьбу, свои идеалы или хотя бы помочь советом близким людям, которые гибнут у него на глазах. Он увидел и понял это только на закате своих дней, незадолго перед смертью, когда уже изменить ничего нельзя.
Немногим удается выбраться из такого духовного тупика: Лаевский (повесть "Дуэль", 1889), Наталья Гавриловна и ее муж, инженер Ассорин (рассказ "Жена", 1892), в последний момент остановился и ужаснулся, увидев себя среди тупых обывателей, Никитин ("Учитель словесности", 1894). Круто ломает свою судьбу героиня рассказа "Хорошие люди" (1886), бросает обеспеченное, спокойное существование сын городского архитектора (повесть "Моя жизнь", 1896), предпочитая добывать себе кусок хлеба "черным трудом" и на каждом шагу испытывать унижения, выпадающие на долю рабочего человека, лишенного каких бы то ни было прав.
На такие решения, утверждает Чехов, способны только сильные духом люди. Алексей Федорович Лаптев (повесть "Три года", 1895) рад бы бросить наследство и уйти, куда глаза глядят. Но жизнь превратила его в раба своего купеческого дела, которое он ненавидит, лишила любви и свободы. Несколько в стороне, особняком стоит Дымов ("Попрыгунья", 1892), талантливый врач и ученый, нелепо погибающий, спасая больного. Таких людей, ясно осознанной цели, Чехов, по его словам, любил бесконечно и всякий раз с воодушевлением наблюдал хотя бы слабые "симптомы доброкачественной заразы, которая распространяется по земле от подвига".
В последнее десятилетие трагическое мироощущение доминирует в творчестве Чехова. Герои его нередко оказываются в тупике, преодолеть который могут лишь ценой собственной гибели. Таков рассказ "Скрипка Ротшильда", повесть "Черный монах". С особенной силой критика русской жизни прозвучала в повести "Палата № 6". Доктор Рагин, с философским спокойствием наблюдавший страдания больных, сам попадает - совершенно здоровый человек - в палату № 6 (палату умалишенных) и вдруг запоздало осознает всю противоестественность того ужаса и той боли, на которые он когда-то обрекал людей своим равнодушием.
Даже темы лирического характера приобретали у Чехова неожиданно драматическое, порой трагедийное звучание. Вот Гуров, герой рассказа "Дама с собачкой" (1899), оказывается в провинциальном городе и видит перед собой длинный серый забор с торчащими вверх гвоздями. Но ведь эта подробность и эта тема "тюремного застенка" уже с громадной трагедийной силой была высказана еще в "Палате № 6" (1892)!
В успокоении, в сытом благополучии, в мещанском счастье Чехову открывалось отвратительное лицо обывателя. Мир велик и прекрасен, но как низки люди, когда теряют чувство собственного достоинства. Мелкий чиновник ценой постоянных лишений, отказывая себе во всем, сколотил небольшое состояние, превратился в благоденствующего помещика, но приобрел поразительное сходство ...со свиньей: "Того и гляди хрюкнет в одеяло". Высшая цель его жизни - иметь собственный крыжовник, это предел "мечты", предел "счастья", как он себе его представляет ("Крыжовник", 1898). Чехов отрицает такую жизнь. Ложь и лицемерие из-за страха за свое благополучие, построенное на горе других, наглое благодушие сытых, потому что голодные молчат... "нет, больше жить так невозможно!"", - вот чеховская мысль, с особенной силой высказанная в произведениях конца 90-х годов "Человек в футляре", "Крыжовник", "О любви", "Дом с мезонином".
В финале жизненной и творческой судьбы Чехов приходит к убеждению, близкому к идеям Достоевского: мир основан на неразумных началах, на чудовищной несправедливости, на безмерном унижении человека. Когда тысячи фабричных рабочих в нездоровой обстановке, живя впроголодь и только в кабаке "отрезвляясь" от этого кошмара, трудятся день и ночь, а другие, теряя человеческий облик, с грубой жестокостью надзирают над ними, и все это лишь для того, чтобы глуповатая пожилая дама, гувернантка, жила в свое удовольствие и могла есть стерлядь и пить мадеру, - (то это вызывает мысль о бессмысленной действительности, похожей на шутку дьявола, вздумавшего посмеяться над людьми ("Случай из практики", 1898). Или другая трагедийная ситуация, способная развести в стороны даже близких лиц и вытравить в человеке естественные человеческие чувства: мать, простая дьяконица, видит в сыне-архиерее только преосвященного, бесконечно далеко стоящего для нее на высших ступенях церковной и общественной иерархии. И только когда он бьется в агонии и уже никого не узнает, мать снова становится матерью, в испуге бросается к нему, говоря ласковые, родные слова, которые ему так хотелось все это время от нее услышать ("Архиерей", 1902).
В начале 900-х годов Чехов жил предчувствием надвигающейся революции, предчувствием перемен, не предполагая, разумеется, к чему они могут привести. Последний его рассказ - "Невеста" (1903), написанный незадолго до смерти, оказался самым светлым его произведением, полным радостного, бодрого восприятия жизни.
Нет большего недоразумения, чем попытки, они до сих пор продолжаются, истолковывать творчество Чехова как писателя пессимистических настроений или как бытописателя, равнодушного ко всему, что находится в сфере идеала. Он ярчайший представитель русского искусства, искусства глубоких, выстраданных идей. "Если я врач, то мне нужны больные и больницы; если я литератор, то мне нужно жить среди народа", - говорил он и один, без спутников, по бездорожью, в слякоть и стужу, отправился на Сахалин в 1890-м году через Сибирь, не раз рискуя головой в пути, чтобы обратить внимание общества на этот "богом забытый край", место каторги и ссылки. Это был настоящий гражданский подвиг писателя.
А спустя год, еще не придя в себя, разбитый, больной, в жесточайшие морозы Чехов едет по глухим уголкам голодающей Нижегородской губернии, чтобы помочь народному горю, выясняет размеры бедствия, открывает общественные столовые для крестьян. На свои более чем скромные средства он строит в Мелихове сельские школы, участвует в Ялте в создании первого пансиона для нуждающихся туберкулезных больных, в эпидемию холеры добровольно берет на себя (как всегда, безвозмездно) обязанности врача на обширном участке.
Это был писатель редкого мужества, олицетворявший собой высшую нравственную силу и высшую силу искусства. Вдохновенный художник, называвший себя "добросовестным мастеровым", он оставил поразительные по совершенству и загадочные до сих пор по своему эмоциональному воздействию на нас произведения. Одну из причин всемирной и постоянно растущей славы русского гения определил Лев Толстой, внимательно присматривавшийся к нему и близко знавший его. Достоинство творчества Чехова, говорил он, заключается в том, что "оно понятно и сродно не только всякому русскому, но и всякому человеку вообще. А это главное".
^ КОНТРОЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ
- Каков любимейший псевдоним Чехова?