Geum.ru

В конце нет никакого слова ваши вопросы показывают ваш путь от невежества к невинности

Вид материалаРеферат

Содержание


Вы — наблюдатель
Ас дхаммо санантано.
Подобный материал:
1   ...   36   37   38   39   40   41   42   43   44
Возлюбленный Бхагаван,

общины Махавиры и Будды пережили их самих, а Ваши общины не выживают даже при Вашей жизни, хотя они имеют автономное жизнеобеспечение.

Зависит ли выживание общин от социальной структуры и изобилия общества, господствующих религий или внутренней и внешней политики?

Пожалуйста, объясните.


Вот первое, что надо понять: у Гаутамы Будды и Махавиры не было общин.

Их ученики были странствующими монахами, они не жили общинной жизнью на одном месте; они всегда были в пути — за исключением сезона дождей. И даже в сезон дождей они останавливались в разных местах.

Моя же община была альтернативным обществом.

Гаутама Будда и Махавира не устраивали альтернативного общества, поэтому они не были в конфликте с существовавшим тогда обществом. Наоборот, они зависели от общества в еде, одежде, крове — их ученики во всем зависели от общества.

Они не могли быть бунтарями. Как можно восставать против того общества, которое дает вам пищу, которое дает вам одежду, которое дает вам кров, которое дает вам все, что вам необходимо? Вы не можете восставать против его морали - пусть даже она гнилая, вы вынуждены поддерживать ее. Вы не можете идти против традиций общества.

Моя община была совершенно новым экспериментом. Такого никогда не было раньше.

В прошлом нет ничего, с чем можно было бы сравнить мою общину, так как мои люди ни от кого не зависели и они были против общества, культуры, цивилизации, религии, политики, образования — всего, что составляет этот мир.

Мы вели битву, в которой победить было невозможно - маленькая группа пыталась жить совершенно не так, как все остальное человечество.

Махавира не был против брака, а я — против.

Махавира не относился к женщинам с уважением, а я отношусь.

Будда был таким же мужским шовинистом, как и всякий другой. Двадцать лет он упорно отказывался посвящать женщин в буддизм. Он так и не принял идею, что женщины равны мужчинам. Я же говорю, что они не только равны мужчинам, но и превосходят их в некоторых отношениях.

Моя община была бунтом.

Их религии — религии Махавиры и Гаутамы Будды - были просто отростками той же цивилизации, того же общества, той же морали, тех же предрассудков. Да, они спорили о невидимых вещах, до которых никому нет дела — никого не интересует, имеет Бог семь или шесть футов роста. Три лица у Бога или только одно — это проблема самого Бога, другим нет до этого дела. Если у Бога три лица, то, может быть, проблемы будут у портного, у которого Бог заказывает себе одежду!

Они расходились по многим вопросам, но все эти вопросы были несущественными, они не имели никакого отношения к той жизни, которой человек живет здесь и сейчас, — относительно этого все они были абсолютно согласны.

Так что были абсолютно все основания ожидать, что моя община будет уничтожена. Она была против церкви, она была против государства, она была против всей вашей так называемой цивилизации — ибо я не верю, что человек уже стал цивилизованным.

Если человек уже стал цивилизованным, тогда почему ведутся войны; если человек уже стал цивилизованным, тогда почему существует дискриминация между белыми и черными, мужчинами и женщинами; если человек уже стал цивилизованным, тогда почему люди умирают от голода? И есть люди, которые умирают от переедания. В Америке тридцать миллионов человек умирают от переедания и тридцать миллионов человек умирают от недоедания.

И вы называете этот мир цивилизованным? Это даже не разумный мир. И это не может быть простым совпадением: тридцать миллионов человек обжираются, прекрасно зная, что тем самым приближают свою смерть, тогда как тридцать миллионов человек на улицах умирают от голода. Странно... шестьдесят миллионов человек можно было бы спасти за одну секунду, но эти шестьдесят миллионов умрут.

Я слышал... Один человек очень беспокоился из-за того, что его жена все толстела и толстела.

А женщины больше склонны к полноте, чем мужчины — это биологическая привилегия, ибо женщина должна быть в состоянии забеременеть, стать матерью, тогда девять месяцев она не сможет нормально питаться, ее будет тошнить, ведь в своем животе она будет нести такой груз. И ребенку каждый день надо все больше и больше питания. Это очень странная ситуация: женщина не может есть, а ребенок требует все больше и больше питания, так как он растет. Поэтому природа сделала женское тело способным накапливать больше жира для экстремальных случаев. Так что, даже если женщина не принимает пищу, ребенок может получать необходимое питание из запасов жира, которыми обладает женщина, и женщина тоже может продолжать питаться собственным жиром, а девять месяцев — большой срок. Так что женщина обладает огромными возможностями. Если она будет использовать свои возможности в полную меру, тогда мужчина ей не соперник.

До замужества женщины сохраняют стройность. Но как только женщина выходит замуж, она начинает толстеть — ибо теперь никаких проблем нет. Она заполучила себе мужа, который не может убежать от нее, поэтому ее больше не волнуют пропорции ее тела, ей больше не интересен конкурс красоты.

Тот человек обратился к врачу: «Что делать?»

Врач сказал: «Сделайте вот что: возьмите фотографию обнаженной красавицы и приклейте ее внутри холодильника, чтобы каждый раз, когда ваша жена будет открывать дверцу холодильника, она думала: «Какое красивое тело!» И, может быть, она станет следить за своим телом и ограничит себя в еде».

Человек сказал: «Эта идея мне нравится!»

Через два месяца врач снова встретился с этим человеком и не мог поверить своим глазам. Он сказал: «Что случилось? Я не видел вас всего лишь два месяца, и за это время вы так растолстели!»

Тот сказал: «Это все благодаря вашему идиотскому совету! Я приклеил внутри холодильника фотографию обнаженной красавицы. С тех пор моя жена не открывает холодильник, а вот я и пятнадцати минут не могу выдержать, чтобы не посмотреть на эту фотографию. А когда открываешь холодильник, видишь не только фотографию, но и всякие вкусные вещи... Вы поломали мне жизнь. Моя жена похудела, похорошела, а я стал отвратительно толстым. И всем этим я обязан вам! Вы мой врач или мой враг?»

Это общество, этот мир основан на идиотских предрассудках.

Моя община была бунтом.

Она продержалась пять лет — и это было чудо, так как все фашистское и империалистическое правительство Америки испробовало все для того, чтобы уничтожить ее. Они не смогли добиться этого законными средствами, потому что у нас в общине было четыреста юристов — община имела самую большую юридическую фирму в мире. Четыреста санньясинов были юристами, а другие были недавними выпускниками университетов — четыреста юристов вели непрерывную борьбу с американским правительством по всем юридическим вопросам. В конце концов, правительство поняло, что законными средствами оно не может уничтожить нас, и тогда оно обратилось к незаконным методам.

А когда мировая держава — крупнейшая мировая держава — начинает вести преступные и незаконные действия, что могут сделать четыреста человек?

Мы были готовы вести борьбу законными средствами, сообразуясь с разумом и логикой. Но незаконными средствами вести борьбу было невозможно.

Я был незаконно арестован, без ордера на арест — они не могли найти никакого основания для моего ареста, так какой же может быть ордер на арест?

Я был арестован посреди ночи под дулами двенадцати пистолетов. И я спросил: «А где ордер на мой арест?»

Они сказали: «Ордера нет».

Я сказал: «Вы, по крайней мере, могли бы на словах объяснить мне, на каком основании меня арестовывают».

Они сказали: «Мы не знаем».

Я сказал: «Тогда позвольте мне связаться с моим адвокатом».

Они отказали мне в этом.

Во всем мире каждый гражданин имеет право связаться со своим адвокатом, если правительство совершает такой незаконный акт. Но они боялись, что если появится мой адвокат, то он первым делом спросит: «А где ордер на арест?»

Они уничтожили общину таким способом, чтобы весь мир думал, что они не совершили ничего криминального, но все их действия были криминальными...

В суде они выдвинули против меня обвинения в совершении ста тридцати шести преступлений. Три с половиной года я хранил молчание и никуда не выходил из моей комнаты. И если человек хранит молчание — ни с кем не встречается, ни с кем не разговаривает, не выходит из своей комнаты и умудряется совершить сто тридцать шесть преступлений, тогда я, должно быть, творил чудеса! И у них не было никаких доказательств.

Они предложили начать переговоры. Представитель правительства дал понять моим адвокатам, что для правительства поражение неприемлемо. Они сами по глупости своей назвали это дело «Соединенные Штаты Америки против Бхагавана Шри Раджниша» — они сами дали этому делу такое название, без всякой на то необходимости.

Теперь они оказались в затруднении: если я выиграю дело, это будет означать, что Соединенные Штаты Америки потерпели поражение в своем собственном суде, в соответствии со своими собственными законами, в соответствии со своей собственной конституцией.

Поэтому они сказали: «Мы не можем — правительство не может — признать свое поражение. Вы знаете и мы знаем, что у нас нет никаких доказательств, поэтому лучше всего будет не доводить дело до судебного разбирательства. Мы готовы пойти на компромисс. Наше условие таково: Бхагаван должен признать любые два обвинения, он должен сознаться в том, что совершил два преступления — чтобы показать миру, что, арестовав его, мы не совершили ничего незаконного, — и заплатить символический штраф. Тогда внешне все будет выглядеть законно».

Мой главный адвокат сказал: «Будет очень трудно убедить его принять ваши условия».

Они сказали: «Мы хотим, чтобы вы осознали, что если он не согласится и дело дойдет до судебного разбирательства, то суд можно будет растянуть на десять-двадцать лет. Здесь затронуты интересы правительства, и вы должны понять, что правительство не может позволить себе проиграть это дело. Поэтому мы будем всячески затягивать суд, Бхагавану будет отказано в праве на временное освобождение под залог, и он все время будет оставаться в тюрьме. Все его движение будет уничтожено, во всем мире у всех его санньясинов будут огромные неприятности».

И представитель правительства шепнул на ухо моему главному адвокату: «Вы же понимаете, что его можно и убить. Если мы увидим, что проигрываем дело...»

Мои адвокаты пришли ко мне в слезах, — а они были лучшими адвокатами Америки.

Я спросил у них: «Почему вы плачете? В чем дело? Ведь все эти сто тридцать шесть обвинений ни на чем не основаны. Мы выиграем дело».

Они сказали: «Мы-то выиграем, но ваша жизнь в опасности, а мы не хотим подвергать опасности вашу жизнь».

И они были правы.

Ведь под мое сидение уже была помещена бомба, так что, если бы что-то пошло не так, они могли бы покончить со мной в тот же самый день.

Просто по случайности меня привезли в тюрьму раньше, чем они ожидали, — а бомба была с часовым механизмом, так что она не взорвалась.

После того, как я уехал из Америки, генеральный прокурор заявил представителям печати: «Нашей первоочередной задачей было уничтожение общины».

Почему? Ведь община не нанесла Америке никакого ущерба.

Но глубоко внутри она уязвила эго Америки, ее гордость — ведь мы показали им, что мечту можно осуществить, что пять тысяч человек могут жить без всяких законоохранительных органов, без судов, без насилия, без наркотиков, без убийств, без самоубийств, без умопомешательств. И люди жили так радостно и красиво, что вся Америка начала завидовать.

Само существование общины представляло опасность для американских политиков, так как оно доказывало, что у них нет разума — ведь если бы у них был разум, они бы очень легко могли сделать то, что сделали мы... у них же вся власть, все деньги.

В этой маленькой общине из пяти тысяч человек было все, что нужно человеку — и вся свобода, вся любовь.

Все работали семь дней в неделю, двенадцать-четырнадцать часов в день, и никто не уставал, — ибо это не было принуждением, это было то, что они хотели делать, — они хотели творить. Это было таким творческим актом, что, проработав четырнадцать часов, они танцевали на улицах, поздно вечером они играли на гитарах, пели, танцевали.

Община была обречена на уничтожение. Она была слишком хороша, чтобы не быть уничтоженной. Она была альтернативным обществом.

Махавира и Будда не создавали альтернативного общества. Они были частью этого общества, они оставались зависящими от этого общества.

Их революция была интеллектуальной, словесной.

Мой бунт был реальным и экзистенциальным.

И уничтожение общины в Америке не означает, что идея общины исчезнет. Во многих странах общины процветают. И будет появляться все больше и больше общин во всем мире.

Америка еще пожалеет, что упустила такую благоприятную возможность. Она могла бы поддержать общину и показать всему миру, что община символизирует свободу, нового человека, будущее человечество.

Америка упустила великую возможность.

Уничтожив общину, она уничтожила доверие к себе, она уничтожила свою собственную демократию. Она показала себя не чем иным, как просто лицемерным обществом.


Возлюбленный Бхагаван,

самое сильное переживание в моей жизни — это любовь, которую я чувствую к Вам. Она подобна ливню, который очищает мою душу и наполняет мое сердце благодарностью.

Но я по-прежнему продолжаю искать что-то еще, как будто есть еще некий секрет, которым Вы еще не поделились со мной. Действительно ли в этой безумной любовной истории между нами есть все, что нужно? Почему это переживание не удовлетворяет меня?


Любовь никогда не может быть удовлетворена.

Если она удовлетворена, то это будет не такая уж и любовь. Чем больше и глубже она, тем больше будет неудовлетворенности.

Это не противоречит любви, это просто показывает, что твое сердце хочет любить бесконечно, что оно никогда не будет удовлетворено. И это хорошо, что оно не удовлетворено. Как только оно удовлетворено, оно мертво.

Любовь между учителем и учеником никогда не может быть удовлетворена. Она всегда будет оставаться трепетным ожиданием, новым восторгом, новым экстазом. Она всегда будет открывать все новые и новые двери — ученичество станет преданностью, а в один прекрасный день преданность станет слиянием — подобно тому, как река вливается в океан. Но и это не принесет удовлетворения.

Удовлетворенность — это не великое качество. Оно свойственно ничтожным умам, ничтожным сердцам, которые удовлетворяются ничтожными вещами.

Есть люди, которые удовлетворяются небольшой суммой денег; есть люди, которые удовлетворяются домом; есть люди, которые удовлетворяются небольшой известностью, небольшой славой, — это пигмеи.

Гиганты никогда не бывают удовлетворены. С каждым новым шагом они обнаруживают, что путешествие становится все глубже, все чудеснее, все таинственнее, — и жажда усиливается, сердце полно сладостной боли.

Быть в любовной связи с учителем — значит быть в любовной связи с самим Существованием; учитель — всего лишь стрела, указывающая в непознаваемое, чудесное, таинственное.

Учитель — это не конец, учитель — только начало.

Все назначение учителя в том, чтобы подталкивать тебя... как птица-мать выталкивает из гнезда птенца, новую птицу, которая еще никогда не расправляла крылья в небе. Естественно, птенец боится — такое огромное небо. Он жил в маленьком уютном гнезде, надежном и безопасном, мать заботилась о нем, — а теперь она хочет, чтобы он совершил прыжок и полетел. И в один прекрасный день она выталкивает его из гнезда. И когда она выталкивает его, то на мгновение ему кажется, что он упадет на землю, но прежде чем он достигает земли, его крылья раскрываются и все небо оказывается в его распоряжении.

А за этим небом есть еще другие небеса.

И назначение учителя в том, чтобы толкать тебя во все более и более глубокую неудовлетворенность.


Возлюбленный Бхагаван,

Вы, действительно нечто особенное — говорите о выходе за пределы просветления, когда большинство из нас еще даже не за пределами мелочности, тщеславия и откладывания! Вы что, верите в чудеса или нечто подобное? (Может быть, в любовь?)


Верно, я — нечто особенное.

Я знаю, что вы не за пределами мелочности, зависти, алчности, гнева.

Но я не говорю о выходе за их пределы по той простой причине, что если вы начнете бороться со своей мелочностью, вы останетесь мелочными; если вы начнете бороться с завистью, вы останетесь завистливыми.

Древняя пословица говорит: «Всегда очень тщательно выбирай себе врага». Друга можно выбирать не особенно внимательно, но врага надо выбирать очень тщательно, ведь вам придется бороться с ним, — а в борьбе вы уподобляетесь вашему врагу, так как вам придется пользоваться такими же методами, такими же средствами.

Враги драгоценны.

Я не хочу, чтобы вы боролись с мелочами. Я не хочу, чтобы вы смотрели себе под ноги, где вас со всех сторон окружают мелочность, зависть, гнев. Все мои усилия направлены на то, чтобы показать вам звезды и помочь вам узнать, что у вас есть крылья. И когда вы начнете двигаться к звездам, эти мелочи исчезнут сами по себе.

Лучше смотреть на звезду и стремиться достичь ее, ибо это путешествие прекрасно, сердце трепещет от восторга.

Вместо того чтобы бороться с мелочами...

Борясь с ничтожными вещами, вы сами останетесь ничтожными.

Все ваши религии учат вас бороться с мелочами, и именно поэтому все человечество остается мелочным — оно борется с мелочами.

Я настаиваю: не боритесь с мелочами.

Боритесь за нечто великое; и по мере движения к великому мелкое будет исчезать.

Я безумен, но вы еще безумнее!

И это единственная связь между нами — я безумен, вы же еще безумнее. Это единственное обязательство. Мы достигнем звезд — мы не будем беспокоиться из-за пустяков. Оставим их здесь для других людей, пусть они борются с ними.


Возлюбленный Бхагаван,

что нужно для того, чтобы не упустить Вас?


Прасад, для того, чтобы не упустить меня, нужно только одно: всегда надо помнить о том, что в каждом уме, в каждом человеке, который пускается на поиски истины, эго играет очень хитрую игру.

Я расскажу вам одну историю.

Рассказывают, что Бокудзю, один из великих учителей дзэна, имел обыкновение спрашивать у каждого вновь прибывшего: «Осознал ли ты, что путь ученичества очень труден? Прежде чем ты вступишь на этот путь, мой долг — предупредить тебя, что это очень трудно. Готов ли ты к трудностям или ты пришел сюда просто из любопытства?»

И один человек сказал: «Нет, я пришел сюда, чтобы обрести истину, но если быть учеником так трудно, то, как насчет того, чтобы сделать из меня учителя?»

Это очень странная история.

Но это единственное, что может помешать вам, приблизиться ко мне — желание стать учителем, скрытое где-то в глубине вашего эго. Вы хотите непременно стать чем-то большим, чем-то великим.

Учитель — это просто палец, указывающий на луну. Не стремитесь к тому, чтобы стать учителем. Зачем становиться пальцем, когда можно стать луной?

Ты спрашиваешь у меня, из-за чего ты продолжаешь упускать меня.

Только из-за одного: из-за желания стать учителем.

Это одна из тайн жизни: только те, кто не хочет стать учителем, становятся учителями, а те, у кого есть желание стать учителем, утрачивают даже статус ученика — ибо желание стать учителем есть не что иное, как тонкое эго.

Поэтому просто наблюдай свой ум.

Из ученика стань преданным, а из состояния преданности соверши квантовый скачок — слейся с Существованием.

Ни мгновения не думай о том, чтобы стать учителем. Оставь это Существованию: если Существование захочет, чтобы ты стал учителем, то есть, - если Существование захочет использовать тебя в качестве учителя, оно использует тебя. Если Существование сочтет, что ты сделал достаточно, и захочет, чтобы ты расслабился, растворился в вечности... предоставь это Существованию.

Не надо ничего желать.

Как только ты придешь к состоянию отсутствия желаний, Существование начнет использовать тебя именно так, как это нужно: в качестве мистика, учителя, певца, танцора, флейтиста — или в качестве никого, но все будет благословением.

То, что приходит к тебе от Существования, без всякого желания с твоей стороны, всегда оказывается самым великим экстазом из всех возможных.


Беседа 30

^ ВЫ — НАБЛЮДАТЕЛЬ,

А НЕ ДЕЙСТВУЮЩЕЕ

ЛИЦО

2 ноября 1986 г., Бомбей


Возлюбленный Бхагаван,

последний месяц я слышу, как Вы говорите о состоянии «за пределами просветления», - и я не понимаю этого. Последние двенадцать лет я слышу, как Вы говорите о просветлении — и я не понимаю этого.

Я знаю только то, что когда я сижу перед Вами, Вы кажетесь мне кровью моего тела, Ваш голос более знаком мне, чем мое собственное сердцебиение.

Бхагаван, я разочаровываю Вас?


Маниша, есть вещи, которые выше понимания.

Просветление выше понимания, и, конечно, состояние за пределами просветления будет еще более чудесным, еще более таинственным.

Само понимание — это не сердце человека, не сама его суть. Оно полезно лишь в том, что касается внешнего мира. Как только вы начинаете двигаться внутрь, вам надо научиться по-новому чувствовать, любить, познавать и, наконец, жить.

Понимание хорошо для ума, для интеллекта, для объективного мира, но жизнь состоит не только из тех вещей, которые можно понять. На самом деле те вещи, которые можно понять, не делают жизнь праздником, они не придают ей значительности, они не позволяют жизни стать любовью.

Понимание — это демаркационная линия между мирским и духовным.

Мирское может быть понято, и должно быть понято. А духовное не может быть понято, и не должно быть понято.

Духовное, по самой своей сути, есть тайна, которую вы переживаете — точно так же, как вы чувствуете биение своего сердца, как вы чувствуете свое дыхание.

Духовное придает красочность Существованию, придает мирскому музыкальное звучание. Оно превращает всю прозу в поэзию и делает все само по себе тайной, так что все Существование становится постоянным вызовом для свершения все новых и новых открытий. Вы продолжаете открывать, но открытие никогда не кончается, поэтому вы никогда не можете сказать, что вы поняли. Наоборот, чем больше вы углубляетесь в духовное измерение жизни, тем больше вы чувствуете, что вы не понимаете, что вы не знаете.

Когда Сократ совсем состарился, незадолго до того, как его отравили, оракул Дельфийского храма провозгласил его самым мудрым человеком во всем мире. Несколько человек, которые знали Сократа, ужасно обрадовались и поспешили в Афины, чтобы сообщить ему об этом: «Такого никогда не случалось раньше, никогда еще Дельфийский оракул не провозглашал кого-то самым мудрым человеком в мире. Ты первый».

Сократ сказал: «Вам надо вернуться в Дельфийский храм и сказать оракулу, что, хотя он всегда оказывался прав, на этот раз он ошибся, — ибо я ничего не знаю».

Люди, которые принесли эту новость, были поражены. Они вернулись в Дельфийский храм и сказали оракулу: «Сократ отказывается. И он не только отказывается быть признанным самым мудрым человеком в мире, но и говорит, что он вообще ничего не знает».

И вот в чем вся красота этого случая. Оракул сказал: «Именно поэтому он и есть самый мудрый человек в мире, в этом нет никакого противоречия».

Маниша, если бы ты поняла то, что я двенадцать лет говорил о просветлении, ты бы упустила. Но поскольку ты осознаешь, что не смогла ничего понять, ты не упустила.

И твое чувство, что, когда ты сидишь рядом со мной, я становлюсь биением твоего сердца, твоим дыханием, твоим кровообращением, и есть подлинное понимание. Это не знание, это понимание того же рода, как и то, когда Сократ говорит: «Я ничего не знаю».

Это ближе к любви, это ближе к музыке, это ближе к чувству прекрасного.

Ты же не понимаешь красоту, ты же не понимаешь музыку, ты же не понимаешь танец — ты наслаждаешься, ты радуешься, ты чувствуешь. Это входит в твое существо. Это становится частью тебя, но ты не можешь сказать, что это — знание.

Слушая музыку ветра в соснах, что ты можешь понять? Слушая журчание ручья, что ты можешь понять? Или, глядя на прекрасный закат, окрасивший горизонт, что ты можешь понять? Что ты понимаешь?

Но случается нечто гораздо более ценное, чем понимание.

Ты влюбляешься, ты чувствуешь это, ты становишься этим.

Так и должно быть — ^ Ас дхаммо санантано.

Такой всегда и была религия, это и есть та вечная тайна, которую я называю «религия» — не религия ума, а религия сердца, внутреннего существа, не религия знания, а религия невинности.

Все, что происходит с тобой, — это как раз то, что должно происходить с каждым. Те, кто уходит отсюда, что-то поняв, что-то узнав, став более знающим, могли бы вообще не приходить сюда, так им было бы лучше — ибо я не помог им, я обременил их, я не смог облегчить их.

И все мои усилия направлены на то, чтобы избавить вас от груза знаний и сделать вас снова невинными детьми — снова собирающими цветы в саду, бегающими за бабочками, собирающими ракушки, строящими домики из песка на пляже... полностью поглощенными всем, что вы делаете, полностью блаженными — так что все Существование вокруг вас становится сказочной страной, ибо все таинственно.

Если мне удастся избавить вас от ваших знаний и вернуть вам чувство тайны, то я сделал мою работу, я исполнил мое предназначение.