Тесты по общему языкознанию для студентов Vкурса 25 заметки. Размышления. Очерки 48 © 2008 г. Е. Баранова 48 Специфика коммуникативных ситуаций в повести М. Булгакова «Роковые яйца» 48

Вид материала

Тесты

Содержание ? ЗАМЕТКИ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. ОЧЕРКИ © 2008 г. Е. Баранова © 2008 г. Л.М. Каппушева Особенности олицетворения как стилистического приема в творчестве Б.Ш. Окуджавы Lingua – universum

Подобный материал:

• Реферат «эксперимент в повестях м. А. Булгакова «роковые яйца», 142.83kb.
• М. А. Булгакова Вспомните, с какими произведениями Булгакова знакомы по книга, 41kb.
• Очерки по общему языкознанию, 5314.35kb.
• Программа-минимум 36 кандидатского экзамена по специальности 10. 02. 19 «Теория языка», 2402.56kb.
• Итоговые тесты по инфекционным болезням для студентов Vкурса педиатрического факультета, 1853.4kb.
• Образов повести. Поэтика повести М. А. Булгакова «Собачье сердце». Гуманистическая, 143.64kb.
• Итоговые тесты по инфекционным болезням для студентов Vкурса лечебного факультета Выберите, 1593.81kb.
• История русской литературы (ХХ век,, 54.38kb.
• М. А. Булгакова «Собачье сердце» Цели урок, 53.51kb.
• Рождественский Юрий Владимирович лекции по общему языкознанию: Учеб пособие для филол, 1469.5kb.

^

?

ЗАМЕТКИ. РАЗМЫШЛЕНИЯ. ОЧЕРКИ

© 2008 г. Е. Баранова

Специфика коммуникативных ситуаций в повести М. Булгакова «Роковые яйца»

Как известно, коммуникативная ситуация – это термин, позволяющий наиболее полно описать особенности общения (как с психологической, так и с лингвистической точки зрения). Это понятие применяется наряду с понятиями «коммуникативный ареал», «коммуникативная среда» и «коммуникативная сфера» для членения и детализации коммуникативного пространства. В данной статье мы попытались структурировать коммуникативное пространство, представленное в повести М. Булгакова «Роковые яйца», и предприняли попытку выявить специфику коммуникативных ситуаций в нём.

Как оказалось, коммуникативное пространство данного произведения представлено различными сферами и средами использования языка, отличие между которыми заключается, в первую очередь, в особенностях употребления разностилевой лексики.

Так, сфера быта дает довольно полную характеристику участников общения. Это объясняется тем, что коммуникация проходит в непринужденной обстановке, позволяющей проследить экстралингвистические и собственно лингвистические характеристики поведения коммуникантов, которые не ограничены в данном случае строгими рамками этикета. Однако коммуникативные сферы из области быта в произведении М.Булгакова «Роковые яйца», как правило, находятся (вопреки ожиданиям) не в ареале неофициального непринуждённого общения, а на периферии официального и неофициального общения, что объясняется характером отношений между участниками описанной в повести коммуникации. Например:

«В 1919 году у профессора отняли из пяти комнат три. Тогда он заявил Марье Степановне:

- Если они не прекратят эти безобразия, Марья Степановна, я уеду за границу» (Булгаков М., 1989, с.217).

Здесь, обращаясь к своей экономке Марье Степановне, сухонькой старушке, Персиков выбирает преимущественно официальный тон и нейтральную лексику, что объясняется возрастом как адресата, так и адресанта, а также их социальными ролями.

Сфера науки предполагает, на наш взгляд, преимущественно официальные отношения, чем и обусловлен выбор соответствующей лексики. Например:

«… показалась остренькая бородка, кожаный нагрудник, и ассистент позвал:

- Владимир Ипатьич, я установил брыжжейку, не хотите ли взглянуть?» (Булгаков М., 1989, с.220).

В данной ситуации на лексическом уровне для коммуникации используются профессионализмы (брыжжейка) и нейтральная лексика, кроме того из атрибутов официального общения можно отметить официальное обращение (в традициях официального русского речевого этикета: по имени-отчеству, на «Вы»).

В другой коммуникативной ситуации, участниками которой являются профессор Персиков и сторож института Панкрат, ощущается превосходство социальной роли первого над социальной ролью второго:

«Профессор добрался до комнаты Панкрата…

- Панкрат, - сказал профессор, глядя на него поверх очков, - извини, что я тебя разбудил. Вот что, друг, в мой кабинет завтра утром не ходить. Я там работу оставил, которую сдвигать нельзя. Понял?

- У-у-у, по-по-нял, - ответил Панкрат, ничего не поняв. Он пошатывался и рычал.

- Нет, слушай, ты проснись, Панкрат, - молвил зоолог и легонько потыкал Панкрата в ребро ( …) Понял?

- Слушаю-с, - прохрипел Панкрат» (Булгаков М., 1989, с.222-223).

В этой ситуации Персиков, обращаясь к Панкрату, называет его «другом», хотя тот таковым не является, следовательно, имеется определённая фамильярность в обращении, которую подтверждает и невербальная составляющая данной ситуации: «... потыкал в ребро…». Кроме того, Персиков в обращении к сторожу использует местоимение второго лица единственного числа «ты», исключающее официальность, что позволительно для профессора, потому что его социальная роль это оправдывает.

Представляет интерес и тот факт, что в произведении «Роковые яйца» можно выделить среду межнационального общения:

«Ферцайен зи бите, херр профессор, - захрипел телефон по-немецки, - дас их штере. Их бин митарбейтер дес Берлинер Тагеблатс (- Извините, пожалуйста, господин профессор, если я мешаю. Я сотрудник «Берлинер Тагеблатс»).

- Панкрат! – закричал в трубку профессор, - бин моменталь зер бешефтигт инд канн зи десхальб етцт нихт емпфанген!.. (- В данный момент я очень занят и потому не могу принять Вас!) Панкрат!!»

Используемые языковые средства сообщают об официальности разговора, а использование клише говорит о том, что коммуниканты до этого момента не общались.

Таким образом, можно убедиться, что коммуникативная ситуация сообщает большое количество различной информации, причём не только об условиях общения, но и об отношениях между коммуникантами, а также о характере, индивидуальных социальных и психологических чертах каждого участника коммуникации.


Литература

1. Беликов В.И., Крысин Л.П. «Социолингвистика», М., 2001г.
   
2. Булгаков М.А. «Роковые яйца», 1989г.
   

^

© 2008 г. Л.М. Каппушева

Особенности олицетворения как стилистического приема в творчестве Б.Ш. Окуджавы

Как известно, олицетворение – один из тропов речи, суть которого заключается в перенесении свойств живых существ (в частности человека) на неодушевленные предметы или явления природы. Эта стилистическая фигура имеет давнюю историю и интерес к ней не ослабевает и в наши дни, поскольку стремление очеловечить предметы и явления окружающего мира продолжает существовать в литературе и в жизни.

При этом в творчестве каждого писателя или поэта олицетворение воплощается совершенно особым образом, помогая раскрыть отношение автора к миру, утвердить его мировоззренческую позицию. Ни метафоры, ни сравнения, ни эпитеты не могут в полной мере отразить все особенности авторского миропонимания. С этой задачей во многих случаях может справиться только олицетворение.

Однако особое место этот троп занимает именно в творчестве Б.Ш. Окуджавы. В его произведениях в полной мере раскрылись стилистические особенности и возможности этого приёма.

С точки зрения реализации олицетворений среди проанализированных нами стихотворений можно выделить две относительно самостоятельные группы.

К первой группе относятся произведения, в которых полному олицетворению подвергаются определенные образы и явления окружающего мира (вера, надежда, любовь, река, Родина, война и т.д.). Это проявляется в таких поэтических произведениях, как «Родина», «Бумажный солдатик», «Я вновь повстречался с надеждой», «А.Ш.», «Сентиментальный марш», «До свидания, мальчики», «Сто раз закат краснел» и т.д. Особый интерес вызывает то обстоятельство, что в некоторых случаях все стихотворение представляет собой обращение к адресату, соотносимому с образом человека (причём, как правило, женщины). Иными словами, олицетворяемое понятие чаще всего отождествляется именно с женским образом.

Так, например, в стихотворении «А.Ш.» река соотносится с образом женщины. На языковом уровне это находит отражение в употреблении непосредственно лексем, обозначающих лицо женского пола (Я с женщинами счастлив не бывал…Вы – первая…), в употреблении слов, называющих части тела, принадлежности человека, например, глаза, платье. (Я всматриваюсь в ваших глаз глубины…; и ваше платье цвета белой ночи…), в упоминании действий, свойственных человеку, например, идти, послушать, выбирать, сказать. (Бывало вы идете на проспект…, не вслушиваясь в титулы и званья, так отчего, скажите, ваша грусть?..., да вы не выбирали кто велик…).

Таким образом, можно сказать, что река Нева воспринимается поэтом как величественная женщина, которая была свидетельницей многих исторических событий. Она хорошо знакома с такими великими людьми, как Пётр I, А.С. Пушкин и т.д. Именно в ней Булат Окуджава видит символ дружбы, любви и верности.

Уже противоположный, неидеализированный образ женщины мы находим в песне «До свидания, мальчики». Здесь олицетворяется война, что на языковом уровне проявляется прежде всего в упоминании действий и качеств, свойственных человеку. Так, автор не раз повторяет: «Ах война, что ж ты сделала, подлая!». Это разлучница, предательница, которая становится между влюблёнными, ломает судьбы («наши девочки платьица белые раздарили сестрёнкам своим…»). Во многом появление такого образа было обусловлено жизненной позицией самого поэта. Так, Булат Окуджава не раз говорил, что он «всегда стремился писать о войне глазами человека мирного времени». Война воспринималась им как всенародное несчастье, вынуждающее людей встать на защиту своей Родины.

Ко второй группе мы отнесли стихотворения, в которых есть отдельные случаи олицетворения. Иными словами, на этом художественном приёме строится уже не всё произведение, а только его отдельные части. Сюда прежде всего следует отнести такие стихотворения, как «Вобла», «Я ухожу от пули», «О.Б.», «Главная песенка», «Музыка», «Песенка о ночной Москве», «Последний мангал», «Каравай», «Песенка об Арбате» и др. Главное отличие произведений второй группы от произведений первой заключается в том, что в них уже нет непосредственного обращения к олицетворяемому понятию. Так, например, в стихотворении «Вобла» сначала описываются её собственные черты («случайная одинокая вобла к земле обетованной плыла…», «мама руками тёплыми за голову воблу брала…»), а дальше мы снова сталкиваемся с очеловечиванием («раздевала её догола…», «она клала на плаху буйную голову…», «красавицей вобла казалась…», «королевою снеди пивной нарекли…»). Такое удивительное необычное восприятие воблы объясняется, скорее всего, теми условиями, при которых она попадает в руки «пяти сыновей и дочек и отчаянной матери». Ясно, что речь идёт о войне, о голоде. В этой обстановке одна «крошечная» вобла кажется лирическому герою «красавицей», «счастливой жертвой». Она ложится «по сухому кусочку в сухую ладонь». И этот единственный маленький «сухой кусочек» воспринимается как средство к выживанию («плыла по клеёнке счастливая жертва на встречу спасению моему…»).

Вообще война для поэта является, по-видимому, своеобразным переломным моментом в жизни, здесь он впервые лицом к лицу сталкивается со смертью, с необходимостью убивать, стрелять в других людей. Это доказывают и особенности употребления олицетворения в его стихотворениях о войне. Например, в стихотворении «Я ухожу от пули» мы встречаемся с целым рядом удивительных олицетворённых образов. Прежде всего, следует отметить, что очеловечивается само место событий («на выжженном теле Крыма…»). Отношение поэта к войне проявляется в сопоставлении ее с одухотворённым образом довоенной жизни («васильками над бруствером… жизнь моя довоенная разглядывает меня с удивлением…»). По сути дела здесь мы сталкиваемся с двойным олицетворением: очеловечивается не только довоенная жизнь, но и васильки, которые являются как бы представителями того прошлого мирного времени.

Интересно, что с подобным явлением мы можем встретиться и во многих других поэтических произведениях Окуджавы, которые были посвящены различным темам. Так, в стихотворении «Каравай» мы снова обнаруживаем очень интересный образ. Сначала происходит очеловечивание: караваю приписываются черты живых людей, что на языковом уровне проявляется в употреблении слов, обозначающих части тела человека («прищуренные глазки каравая…»), в упоминании действий, которые могут совершать только люди («когда очнуться не хватает мочи…», «о чём он думает? О чём бормочет, ленивые глотая пузыри?...»), «и задыхается…»), в употреблении слов, используемых для называния событий, происходящих с человеком («от радости рожденья своего…»). Затем перечисляются его собственные черты («румяный край…», «ломтики уносят от него…», «а в нём живут сгоревшие поленья, старанья мастериц и мастеров…»).

Особого внимания заслуживают в творчестве Окуджавы стихотворения, посвященные теме поэта и поэзии. Причём эта тема раскрывается весьма своеобразно. Так, поэтов он отождествляет с кузнечиками, т.е. снова происходит олицетворение. Сначала перечисляются собственные черты кузнечиков («два кузнечика зелёных…», «в траве… сидят…», «каждый лапкой шевелит…»). Затем происходит очеловечивание, которое на языковом уровне находит отражение в указании действий, совершаемых только людьми («два кузнечика зелёных пишут белые стихи…», «они пёрышки макают…», «и в затылках дружно чешут…», «но заглядывать в работу один другому не велит…»), в упоминании чувств, свойственных человеку («но у них к любви и ласкам что-то сердце не лежит…»). Создание такого образа, по-видимому, было вызвано как личной позицией автора, так и контекстом эпохи. В 60-е годы XX века (когда и было написано стихотворение) вся литература находилась под бдительным надзором государства. Поэты этого времени, действительно, были похожи на беспомощных кузнечиков. Однако в данном случае речь, скорее всего, идёт о поэтах-шестидесятниках, которые несмотря ни на что старались в своих произведениях не воспевать существующий государственный строй, а освещать острые проблемы современности («Снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичек кропит, шар земной на повороте отвратительно скрипит...»).

Нельзя не упомянуть и о тех стихотворениях Окуджавы, в которых мы сталкиваемся с особой разновидностью олицетворения. Как мы уже видели, в творчестве этого поэта очень часто неживые предметы очеловечиваются, однако в некоторых случаях они просто наделяются свойствами живых существ (различных животных, птиц). Так, например, в стихотворении «Последний мангал» мангалу сначала приписываются черты, свойственные человеку («вдруг закричал мангал последний, что он последний на всей земле…»), а затем он отождествляется с псом, что на языковом уровне выражается в упоминании действий, характерных для собак («качаясь шёл на железных лапах…», «присел и вильнул жестяным хвостом…», «слушал слова людей…»), в употреблении слов, обозначающих части тела собаки («лапы», «хвост»).

С тем же явлением мы встречаемся в стихотворении «Сапожник», где молоток отождествляется с ласточкой. На языковом уровне это олицетворение находит отражение в упоминании действий, совершаемых птицами («хвостом своим раздвоенным качает…», «из рук… рванётся…», «и полетит над грозами. Над войнами…», «она вернётся…»), в употреблении слов, используемых для называния частей тела птиц («хвост», «клюв»). Отсюда можно заключить, что в творчестве Окуджавы мы сталкиваемся с довольно специфическими олицетворениями, которые по-разному реализуются в тексте, но в любом воплощении играют особую, очень важную роль в раскрытии особенностей авторского миропонимания.

^ Lingua – universum


№ 5 2008