От редакторов русского издания

Вид материала

Документы

Содержание 370 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология, 6335.43kb.
• Автор, название, изд-во, год издания, 464.93kb.
• Концепция и специфические характеристики первого номера корпоративного издания для, 905.48kb.
• В. Н. Дёмин Гиперборея. Исторические корни русского народа, 1249.63kb.
• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• Информационно-библиографические издания, 485.77kb.
• Национальное достояние русского народа, 99.7kb.
• Федеральный компонент, 401.39kb.
• Информационно-библиографический отдел Золотое кольцо России, 148.24kb.

369

соединились все «национальности», а не просто «меньшинства» и что количество «наций из меньшинств» выросло столь заметно, что сумма этих национальностей в государствахпреемниках АвстроВенгрии превысила численность государственных народов. Но еще и другим способом Конгресс национальных групп нанес решающий удар по договорам Лиги. Одним из самых трудных аспектов проблемы восточноевропейских национальностей (более трудным, чем малые размеры и огромное число требующих внимания народов в «поясе смешанного населения»¹³) был межрегиональный характер национальностей, которые в случае, если они ставили свои национальные интересы над интересами соответствующих правительств, представлялись последним очевидной угрозой для безопасности их стран¹⁴. Договоры Лиги Наций пытались не замечать межрегиональный характер меньшинств, заключая отдельный договор с каждой страной, словно бы не было еврейского или немецкого меньшинства и за границами соответствующих государств. Конгресс национальных групп не только отступил от территориального принципа Лиги. На нем, естественно, задавали тон две национальности, которые были представлены во всех государствахпреемниках и, следовательно, по своему положению могли, если бы пожелали, заставить почувствовать свой вес во всей Восточной и Южной Европе. Эти две группы были немцы и евреи. Немецкие меньшинства в Румынии и Чехословакии, безусловно, стояли за немецкие меньшинства в Польше и Венгрии, и никто не мог ожидать, чтобы польские евреи, к примеру, оставались безразличными к дискриминационной практике румынского правительства. Другими словами, истинную основу членства в Конгрессе составляли национальные интересы¹⁵, а не общие интересы меньшинств как таковых, и только гармоничные отношения между евреями

rights. N.Y., 1933. Р. 351). Макартни (p. cit. P. 4) описывает сложившееся положение и «осторожную работу Объединенного иностранного комитета», направленную на то, чтобы избежать термина «национальный».

Термин принадлежит Макартни (p. cit., passim).

⁴ «Результатом мирного устроения было то, что каждое Государство в поясе смешанного населения... отныне смотрело на себя как на национальное государство. Но факты были против них. ...Ни одно из этих государств не было действительно однонациональным, точно так же как не было ни одной нации, которая целиком жила бы в одном государстве» (Macartney С. p. cit. P. 210).

В 1933 г. председатель Конгресса с чувством подчеркнул «Одно несомненно мы встречаемся на наших конгрессах не просто как члены абстрактных меньшинств каждый из нас душой и телом принадлежит к определенному народу, своему собственному, ^и чувствует себя связанным с судьбой этого народа, будь то светлой или печальной. Следовательно, каждый из нас выступает здесь, если можно так выразиться, как чистокровный Немец или чистокровный Еврей, как чистокровный Венгр или чистокровный Украинец» (см. Sitzungsbericht des Kngresses der rganisierten natinalen Gruppen in den Staaten Eurpas. 1933. S. 8).


^ 370

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава девятая. Упадок национального государства... 371


и немцами (Веймарская республика успешно играла особую роль покровителя меньшинств) удерживали их вместе. Поэтому, когда в 1933 г. еврейская делегация заявила протест против обращения с евреями в Третьем рейхе (жест, которого они, строго говоря, не имели права делать, ибо немецкие евреи не были официальным меньшинством), а немцы объявили о своей солидарности с Германией и были поддержаны большинством (антисемитизм созрел уже во всех государствахпреемниках), Конгресс, после того как еврейская делегация покинула его навсегда, впал в полное ничтожество.

Действительное значение договоров о меньшинствах заключается не в их практическом применении, а в самом факте, что они были гарантированы международным органом — Лигой Наций. Меньшинства существовали и раньше¹⁶, но меньшинство как постоянный институт, признание того, что миллионы людей живут вне нормальной правовой защиты и нуждаются в дополнительных гарантиях своих простейших прав какимто внешним органом, что это состояние не временное и договоры нужны, дабы установить некий продолжительный mdus vivendi, — все это было чемто новым, безусловно не встречавшимся в таком масштабе в европейской истории. Договоры о меньшинствах простым языком сказали то, что до того времени только подразумевалось в действующей системе национальных государств, а именно, что лишь люди одинакового национального происхождения могут быть гражданами и пользоваться полной защитой правовых институтов, что лицам другой национальности требуется какой-то исключительный закон, пока (или если) они не будут полностью ассимилированы и оторваны от национальных корней своего происхождения. Разъяснительные речи по поводу договоров Лиги государственные мужи стран, не имевших обязательств перед меньшинствами, произносили на еще более простом языке они принимали без доказательств, что закон любой страны не может отвечать за лиц, настаивающих на своей иной национальной принадлежности¹⁷. Тем самым они признали (и очень скоро, с появле

¹⁶ Первые меньшинства появились, когда протестантский принцип свободы совести подавил принцип cujus regi ejus religi [«Чья земля, того и вера» — принцип Аугсбургского мира (1555 г) между протестантскими князьями Германии и католическим императором Карлом V. (Прим. пер)]. Венский конгресс 1815 г. уже делал шаги, чтобы обеспечить определенные права польскому населению в России, Пруссии и Австрии, права, которые, безусловно, не были просто «религиозными». Характерно, однако, что все позднейшие договоры — протокол 1830 г о независимости Греции, протокол 1856 г. о независимости Молдавии и Валахии и решение Берлинского конгресса 1878 г. по Румынии —говорили о «религиозных», а не «национальных» меньшинствах, которым гарантировались «гражданские», но не «политические» права.

¹⁷ Де Мелло Франко, представитель Бразилии в Совете Лиги Наций, изложил проблему очень ясно «Мне кажется очевидным, что те, кто задумывали эту покровительственную систему, и вообразить не могли появления внутри некоторых государств группы под

нием людей без государства, получили возможность доказать это практически), что превращение государства из инструмента права в орудие нации завершилось. Нация завоевала государство, национальный интерес стал выше закона задолго до того, как Гитлер смог провозгласить «Право есть то, что хорошо для немецкого народа». Опять здесь язык толпы был только языком общественного мнения, очищенного от лицемерия и ограничений.

Несомненно, опасность такого развития была внутренне присуща структуре национального государства с самого начала. Но в той мере, в какой становление национальных государств совпадало с формированием конституционного правления, они всегда представляли закон и опирались на правление закона, противопоставляемое правлению произвольной администрации и деспотизму. Поэтому, когда нарушилось шаткое равновесие между нацией и государством, между национальными интересами и правовыми институтами, разложение правовой формы правления и организации народов пошло с ужасающей быстротой. Любопытно, что ее разложение началось как раз в тот момент, когда право на национальное самоопределение было признано по всей Европе и когда стало всеобщим убеждение, лежащее в его основе верховенство воли нации над всеми правовыми и «абстрактными» институтами.

Во время появления договоров о меньшинствах в их пользу могло быть и было сказано, как бы в порядке извинения за них, что старейшие нации имели конституции, которые скрыто или явно (как в случае Франции, этой natin par excellence) основывались на принципе прав человека, что если даже внутри их границ находились другие народности — для них не нужны были никакие дополнительные законы и что только в новосозданных государствахпреемниках принудительное проведение в жизнь прав человека было временно необходимым в качестве компромиссной и исключительной меры¹⁸. Появление безгосударственных людей положило конец этой иллюзии.

Меньшинства были только наполовину безгосударственными de jure они принадлежали к какомуто политическому организму, даже если нуждались в дополнительной защите в форме специальных договоров и гарантий некоторые вторичные права, как право говорить на

данных, которые постоянно считали бы себя иностранцами по отношению к общей организации страны» (Macartney С. p. cit. P. 277).

«Режим защиты меньшинств был выработан как вспомогательное средство в случаях, где территориальное устроение неизбежно оказывалось несовершенным с точки зрения национальной принадлежности» (Rucek J. The minrity principle as a prblem f plitical science. Prague, 1928. P. 29). Осложнения таились в том, что несовершенство территориального устроения оборачивалось ошибкой не только при расселении меньшинств, но и при образовании самих государствпреемников, поскольку в этом регионе не было территории, на которую не могли бы притязать сразу несколько национальностей.


372

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава девятая. Упадок национального государства... 373


своем языке и оставаться в своем культурном и социальном окружении, были в опасности и незаинтересованно охранялись какимто внешним органом но другие, более элементарные и основные права, как право на выбор места жительства и работу, оставались неприкосновенными. Создатели договоров о меньшинствах не предвидели возможности массовых перемещений населения или проблемы «недепортируемого» народа, потому что на земле не было страны, в которой он пользовался бы правом проживания. Меньшинства еще можно было считать исключительным явлением, свойственным определенным территориям, отклонившимся от нормы. Этот аргумент всегда был соблазнительным, ибо оставлял в неприкосновенности саму систему. В известном смысле он пережил вторую мировую войну, после которой миротворцы, убедившиеся в бесполезности договоров о меньшинствах, начали «репатриировать» как можно больше национальностей в попытке разобрать на составные части беспокойный «пояс смешанного населения»¹⁹. И эта крупномасштабная репатриация не была прямым результатом катастрофического опыта, сопровождавшего договоры о меньшинствах скорее, она выражала надежду, что такой шаг окончательно решит проблему, которая в предыдущие десятилетия принимала все более грозные размеры и для которой просто не существовало международно признанной и принятой процедуры, — проблему людей без государства.

Безгосударственность, это новейшее массовое явление в современной истории, существование некоего нового постоянно растущего в числе народа, состоящего из лиц без государства, этой самой симптоматичной группы в современной политике²⁰, представляла собой проб

¹⁹ Почти символическое свидетельство этой перемены в умах можно найти в высказываниях Эдуарда Бенеша, президента Чехословакии, единственной страны, которая после первой мировой войны доброжелательно подчинилась обязательствам, налагаемым договорами о меньшинствах. Вскоре после начала второй мировой войны Бенеш стал склоняться к поддержке принципа перемещения населения, который в конце концов вел к изгнанию немецкого меньшинства и к прибавлению еще одной категории к растущей массе перемещенных лиц. О позиции Бенеша см Janwsky . J. Natinalities and natinal minrities. N.Y., 1945. P. 136 ff.

²⁰ «Проблема безгосударственности выдвинулась на передний план после великой войны. До войны в некоторых странах, и что особенно примечательно — в Соединенных Штатах, существовали постановления, по которым натурализация (принятие в гражданство) могла быть аннулирована в тех случаях, когда натурализованное лицо отказывалось хранить честную верность принявшей его стране. Денатурализованное таким образом лицо становилось безгосударственным. Во время войны ведущие европейские государства нашли необходимым исправить свои законы о национальности так, чтобы иметь власть отменять натурализацию» (Simpsn J. H. The refugee prblem. Institute f Internatinal Affairs. xfrd, 1939. P. 231). Класс лиц без государства, созданный отменами натурализации, был очень мал. Но он установил легкоповторимый прецедент, так что в межвоенный период натурализованные граждане становились, как правило, первой

лему, и более трудноразрешимую практически и более грозную по отдаленным последствиям, чем просто проблема меньшинств. Едва ли можно возложить вину за существование безгосударственного люда только на одну причину. Если брать различные группы среди безгосударственников, то покажется, что каждое политическое событие с конца первой мировой войны неуклонно добавляло новую категорию лиц к тем, кто жил вне защиты закона, причем ни одна из этих категорий, независимо от того, как менялось первоначальное стечение обстоятельств, никогда не могла возвратиться в нормальное состояние²¹.

Среди таких категорий мы все еще нашли бы старейшую группу безгосударственного населения, Heimatlsen, созданную мирными договорами 1919 г., распадом АвстроВенгрии и образованием прибалтийских государств. Иногда их действительное происхождение нельзя было установить, особенно если в конце войны им случалось жить не там, где они родились²² иногда место их происхождения столько раз переходило из рук в руки в превратностях послевоенных споров, что национальность его обитателей менялась из года в год (как в Вильно, ко

категорией безгосударственного населения. Массовому лишению прав натурализации, вроде введенного нацистской Германией в 1933 г. закона против всех натурализованных немцев еврейского происхождения, обычно предшествовали денационализация граждан из-за рождения в подобных группах и введение законов, делавших денатурализацию возможной по простому указу, подобно законам 30х годов в Бельгии и других западных демократиях, предваривших действительную массовую денатурализацию. Хороший пример этого дает практика греческого правительства в отношении армянских беженцев из 45 тысяч армянских беженцев между 1923 и 1928 гг. были натурализованы одна тысяча человек после 1928 г. закон, который натурализовал бы всех беженцев моложе 22 лет, был приостановлен, а в 1936 г. правительство отменило все натурализации (см. Simpsn J. p. cit. P. 41).

²¹ Спустя 25 лет после того как советский режим лишил гражданства полтора миллиона россиян, по меньшей мере от 350 тысяч до 450 тысяч из них все еще оставались безгосударственными, и это дает огромный процент, если принять во внимание, что со времени начала исхода сменилось целое поколение, что значительная их доля уехала за океаны и что другая существенная часть приобрела гражданство в различных странах благодаря бракам (см. Simpsn J. p. cit. P. 559 Kulischer E. M. The displacement f ppulatin in Eurpe. Mnreal, 1943 Hadsel W. N. Can Eurpes refugees find new hmes? Freign Plicy Reprts. August 1943. Vl. 10. № 10).

Правда, Соединенные штаты принимали безгосударственных иммигрантов на началах полного равенства с другими иностранцами, но это было возможно только потому, что страна иммигрантов по преимуществу всегда рассматривала новоприбывших как своих перспективных граждан независимо от их прежней национальной принадлежности.

²² The American Friends Service Bulletin (General Relief Bulletin. March 1943) печатает озадачивающее сообщение одного из своих полевых работников в Испании, столкнувшегося с проблемой «человека, который рожден в Берлине, в Германии, но считается поляком по происхождению из-за своих польскоподданных родителей, поэтому становится апатридом, лицом без гражданства, однако настаивает на своей украинской национальности и на него притязает русское правительство с целью его репатриации и последующей службы в Красной Армии».


374


375

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава девятая. Упадок национального государства...


торый некий французский чин однажды назвал la capitale des apatrides) и гораздо чаще, чем можно бы подумать, люди после первой мировой войны искали спасения в безгосударственности, чтобы остаться там, где они жили, и избежать депортации в «родную страну», где они были бы чужими (так поступали многие польские и румынские евреи во Франции и Германии, милостиво поощряемые соответствующими антисемитски настроенными консульствами).

Явление само по себе незначительное, казавшееся просто правовой причудой, апатрид получил запоздалое внимание, когда по своему правовому статусу присоединился к послевоенным беженцам, вытесненным из своих стран революциями и срочно «денационализированным» победоносными правительствами у себя дома. В хронологическом порядке к данной группе принадлежали миллионы русских, сотни тысяч армян, тысячи венгров, сотни тысяч немцев и более полумиллиона испанцев — если перечислять только самые важные категории. Сегодня поведение этих правительств может показаться естественным следствием гражданской войны, но в то время массовые денационализации были чемто совершенно новым и непредвиденным. Они предполагали государственную структуру, которая, если и не была еще полностью тоталитарной, по меньшей мере не стала бы терпеть какуюлибо оппозицию и скорее согласилась бы потерять своих граждан, чем оберегать людей с различными взглядами. Более того, эти денационализации обнажили то, что было скрыто на протяжении истории национального суверенитета, а именно, что суверенитеты странсоседей могли вступать в смертельный конфликт не только в крайностях войны, но и в мирное время. Отныне стало ясным, что полный национальный суверенитет был возможен, только пока существовало взаимное признание прав среди европейских наций. Именно этот дух стихийной солидарности и согласия предотвращал применение любым правительством своей полной суверенной власти. Теоретически в сфере международного права всегда считалось истиной, что суверенитет нигде так не абсолютен, как в делах «эмиграции, натурализации, изгнания и определения национальности»²³. Но тонкость в том, что практический учет и молчаливое признание общих интересов ограничивали национальный суверенитет, пока не появились тоталитарные режимы. Возникает соблазн чуть ли не измерять степень тоталитарного заражения степенью, в какой заинтересованные правительства используют свое суверенное право на денационализацию (и в этой связи очень интересно узнать, что муссолиниевская Италия сильно противилась такому обращению со

²³ См. Preuss L. La dénatinalisatin impsée pur des mtifs plitiques Revue Internatinale Française du Drit des Gens. 1937. Vl. 4. № 1, 2, 5.

своими беженцами)²⁴. В то же время надо иметь в виду, что на Европейском континенте вряд ли осталась страна, не принявшая между двумя войнами какого-то нового законодательства, которое, если даже и не применяло широко этого права, всегда было сформулировано так, что позволяло ей избавиться от большого числа своих обитателей в любой удобный момент²⁵.

Ни один из парадоксов современной политики не скопил в себе столько ядовитой иронии, как расхождение между стараниями благонамеренных идеалистов, упрямо отстаивающих «неотчуждаемость» тех прав человека, коими наслаждаются лишь полноправные граждане самых процветающих и цивилизованных стран, и действительным положением бесправных людей. Оно упрямо ухудшалось, пока лагерь для интернированных (до второй мировой войны для безгосударственных скорее исключение, чем правило) не стал рутинным решением проблемы местопребывания «перемещенных лиц».

Даже терминология, применяемая к безгосударственным, ухудшилась. Термин «безгосударственные» по крайней мере признавал факт, что данные лица лишились защиты своего правительства и нуждались в международных соглашениях для обеспечения своего правового статуса. Распространившийся после войны термин «перемещенные лица» изобрели во время войны, выразив стремление раз и навсегда ликвидировать безгосударственность, просто игнорируя ее существование.

²⁴ Итальянский закон 1926 г. против «враждебной эмиграции», казалось, предвещал меры денатурализации против беженцевантифашистов. Однако после 1929 г. политика денатурализации была оставлена и стали создаваться фашистские заграничные организации. Из 40 тысяч членов Союза итальянского народа (Unine Pplare Italiana) во Франции по меньшей мере 10 тысяч были подлинными антифашистскими беженцами, но только 3 тысячи человек не имели паспортов (см Simpsn J. p. cit. P. 122 ff).

²⁵ Первым законом этого типа была французская военная мера 1915 г., которая затронула только натурализованных граждан вражеского происхождения, сохранивших свою первоначальную национальность. Гораздо дальше пошла Португалия в декрете 1916 г., коим автоматически исключала из гражданства всех лиц, рожденных от немецкого отца. Бельгия в 1922 г. приняла закон, который отменял натурализацию лиц, совершивших антинациональные действия во время войны, и подтвердила его новым декретом в 1934 г., в характерной туманной манере того времени говорившим о лицах «manquant gravement à leurs devirs de cityen belge». В Италии с 1926 г. могли быть лишены гражданства все лица, «недостойные итальянского гражданства» или угрожающие общественному порядку. Египет в 1926 г. и Турция в 1928 г. издали законы, согласно которым могли быть лишены гражданства люди, представлявшие угрозу общественному порядку Франция угрожала денатурализацией тем из своих новых граждан, кто действовал против интересов Франции (1927 г.). Австрия в 1933 г. могла лишить австрийской национальности любого из своих граждан, кто служил в иностранных армиях или участвовал за границей в действиях, враждебных Австрии. Наконец, Германия в 1933 г. очень близко следовала разным русским указам после 1921 г., постановляя, что все лица, «проживающие за границей», когда угодно могут быть лишены немецкой национальности.