От редакторов русского издания

Вид материала

Документы

Содержание Упадок национального государства и конец прав человека Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма Глава девятая. Упадок национального государства... 367 Azcarate P. de. Арендт. Истоки тоталитаризма

Подобный материал:

• Предисловие редакторов русского издания, 732.37kb.
• Философия русского религиозного искусства XVI-XX вв. Антология, 6335.43kb.
• Автор, название, изд-во, год издания, 464.93kb.
• Концепция и специфические характеристики первого номера корпоративного издания для, 905.48kb.
• В. Н. Дёмин Гиперборея. Исторические корни русского народа, 1249.63kb.
• В. В. Зеленский От редактора русского издания 1929, 10660.27kb.
• Информационно-библиографические издания, 485.77kb.
• Национальное достояние русского народа, 99.7kb.
• Федеральный компонент, 401.39kb.
• Информационно-библиографический отдел Золотое кольцо России, 148.24kb.

Глава девятая

^ УПАДОК НАЦИОНАЛЬНОГО ГОСУДАРСТВА И КОНЕЦ ПРАВ ЧЕЛОВЕКА

Теперь почти невозможно представить, что в действительности произошло в Европе 4 августа 1914 г. Время до и время после первой мировой войны разделены не как конец старого и начало нового периода, а как день до и день после взрыва. Все же и этот оборот речи неточен подобно всем прочим, потому что скорбное умиротворение, которое обычно приходит после катастрофы, так никогда и не наступило. Первый взрыв, по-видимому, вызвал цепную реакцию, в которую мы были втянуты с тех пор и которую, вероятно, никто не способен остановить. Первая мировая война непоправимо разрушила европейское взаимоуважение прав наций, чего не делала никакая другая война. Инфляция погубила целый класс мелких собственников без надежды на восстановление или новое его формирование. Столь радикально не действовал ни один денежный кризис. Безработица, когда она приходила, достигала невероятных размеров, не ограничиваясь больше рабочим классом, но захватывая, за незначительными исключениями, целые нации. Гражданские войны, которые начинались и развертывались на протяжении 20 лет нелегкого мира, были не только кровавее и ожесточеннее всех прежних. Они сопровождались миграциями групп, которых, в отличие от их более счастливых предшественников в религиозных войнах, нигде не привечали и которые нигде не могли прижиться. Однажды покинув родину, эти люди оставались бездомными раз потеряв свое государство, они становились безгосударственными однажды лишенные своих человеческих прав, они пребывали бесправными пасынками мира. Ничто из сделанного, каким бы глупым оно ни было, как бы много людей ни знало и ни предсказывало последствия, нельзя было уничтожить или предотвратить. Каждое событие имело окончательность приговора, приводимого в исполнение не Богом и не дьяволом, а чемто вроде непоправимо глупого рока.

Еще до того, как тоталитарная политика сознательно атаковала и частично разрушила самый строй европейской цивилизации, взрыв 1914 г. и порожденные им суровые условия нестабильности достаточно потрясли фасад европейской политической системы, чтобы обнажилась ее скрытая основа. Такими видимыми проявлениями были страдания все новых и новых групп людей, для которых внезапно переставали Действовать правила мира вокруг них. Именно кажущаяся стабиль

12—1028

^ Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава девятая. Упадок национального государства... 363


ность окружающего мира заставляла смотреть на каждую группу, выброшенную из уюта покровительственных связей, как на несчастное исключение из в остальном здоровых и нормальных правил, что равно наполняло горечью и цинизмом как жертв, так и наблюдателей явно несправедливой и «неправильной» судьбы. И те и другие ошибочно принимали этот цинизм за свою растущую мудрость в мирских делах, тогда как в действительности они были сбиты с толку и, следовательно, стали глупее еще больше, чем когда-либо прежде. Ненависть, которой определенно хватало и в довоенном мире, всюду начала играть ведущую роль в общественных делах, так что политическую сцену в обманчиво спокойные 20е годы наполнила отталкивающая и причудливая атмосфера семейного скандала, как в романах Стриндберга. Возможно, ничто так не показывает общий распад политической жизни, как эта смутная всепроникающая ненависть всех ко всем, без направленности на определенный предмет страсти, без знания, кого сделать ответственным за состояние дел правительство, буржуазию или внешнюю силу. Эта ненависть поочередно кидалась во всех направлениях случайным и непредсказуемым образом, неспособная сохранить дух здорового беспристрастия ко всему, что под солнцем.

Эта атмосфера распада, хотя и типичная для всей Европы между двумя войнами, была более заметна в побежденных, чем в победоносных, странах, и она достигла полного развития в государствах, новообразованных после гибели двуединой монархии и царской империи. Последние остатки солидарности между несвободными национальностями в «поясе смешанного населения» улетучились с устранением центральной деспотической бюрократии, которая одновременно и собирала на себя и отводила друг от друга рассеянную ненависть и конфликтующие национальные притязания. Отныне каждый был против любого другого и больше всего против своих ближайших соседей словаки против чехов, хорваты против сербов, украинцы против поляков. И это не было результатом конфликта между малыми и государственными народами (или меньшинствами и болынинствами). Словаки не только постоянно саботировали решения демократического чешского правительства в Праге, но и одновременно преследовали венгерское меньшинство на своей территории. Сходная враждебность, с одной стороны — к государству, а с другой — между собой, существовала среди недовольных меньшинств в Польше.

На первый взгляд эти тревоги в старом беспокойном регионе выглядели как мелкие националистические дрязги, не имеющие последствий для политических судеб Европы. Далее, на этих территориях в р^е зультате крушения двух многонациональных государств довоенной Европы, России и АвстроВенгрии появились две группы жертв, чьи по

тери отличались от потерь других в эпоху между войнами. Им было хуже, чем потерявшим состояние средним классам, безработным, маленьким rentiers, пенсионерам, кого события лишили социального положения, возможности работать и права иметь собственность они потеряли те права, которые мыслились и даже определялись как неотчуждаемые, а именно Права Человека. Безгосударственные народности и меньшинства, правильно названные «бедными родственниками»¹, не имели правительств, чтобы представлять и защищать их, и потому были вынуждены либо жить по исключительному закону «Договоров о меньшинствах» (the Minrity Treaties), которые все правительства (кроме Чехословакии) подписали против воли и никогда не признавали настоящим законом, либо в условиях абсолютного беззакония.

С появлением меньшинств в Восточной и Южной Европе и «людей без государства» в Центральной и Западной в послевоенную Европу вошел совершенно новый фактор разъединения. Денационализация стала мощным оружием тоталитарной политики, и конституционная неспособность европейских национальных государств обеспечить права человека тем, кто потерял национально гарантированные права, дала возможность правительствамугнетателям навязывать свои ценностные стандарты даже своим противникам. Те, кого гонитель избрал на роль отбросов общества, — евреи, троцкисты и т.д. — практически везде принимались как отбросы те, кого преследователи называли нежелательным элементом, становились indésirables Европы. Официальная газета СС «Schwarze Krps» открыто заявила в 1938 г., если, мол, мир еще не убедился, что евреи — отбросы общества, он скоро убедится в этом, когда безродные бродяги без национальности, без денег и паспортов хлынут через чужие границы². И поистине этот род деловой пропаганды срабатывал лучше, чем риторика Геббельса, не только потому, что ставил евреев в положение мировых отбросов, но также по

¹ Childs S. L. Refugees — a permanent prblem in internatinal rganizatin War is nt inevitable. Prblems f peace. 13th Series. L., 1938, published by the Internatinal Labr ffice.

Первые преследования немецких евреев нацистами надо рассматривать как попытку Распространить антисемитизм среди «тех народов, которые дружески расположены к евреям, прежде всего среди западных демократий», а не как усилия избавиться от евре^ев В циркулярном письме Министерства иностранных дел всем немецким представителям за границей вскоре после ноябрьских погромов 1938 г. говорилось «Эмиграционного Потока всего около 1 тысяч евреев уже хватило, чтобы пробудить внимание многих ^стран к еврейской опасности... Германия весьма заинтересована в поддержании рассеяния еврейства... Наплыв евреев во все части света вызывает сопротивление местного населения и тем самым ведет самую лучшую пропаганду за немецкую политику в отношении еврейства... Чем беднее и, следовательно, обременительнее будет иммигрирующий евFu для страны, принимающей его, тем сильнее эта страна будет реагировать» (см. Nazi cnspiracy and aggressin. Washingtn, 1946, published by U. S. Gvernment. Vl. 6. P. 87 ff).


364

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава девятая. Упадок национального государства... 365


тому, что это неслыханное положение все растущей группы невинных людей было как бы нагляднопрактическим показом правоты циничных прорицаний тоталитарных движений, будто таких вещей, как неотчуждаемые права человека, не существует в природе и все утверждения противного со стороны демократий попросту предрассудки, лицемерие и трусость перед лицом жестокого величия нового мира. Само словосочетание «права человека» стало для всех — жертв, гонителей и зрителей одинаково — доказательством безнадежного идеализма или неуклюжего слабодушного лицемерия.

1. «Национальные меньшинства» и «люди без государства»

Современное господство силы, которое превращает национальный суверенитет в издевку, за исключением суверенитета государствгигантов, рост империализма и пандвижений подорвали устойчивость системы европейского национального государства извне. Однако ни один из этих факторов не вытекал прямо из традиции и институтов самих национальных государств. Их внутренний распад начался только после первой мировой войны с появлением меньшинств, сотворенных мирными договорами, и постоянно растущего повстанческого движения — детища революций.

Негодность мирных договоров часто объясняли тем, что миротворцы принадлежали к поколению, сформированному опытом довоенной эпохи, так что они никогда до конца не понимали всей мощи отдаленного влияния войны, по окончании которой им довелось заключить мир. Этому нет лучшего доказательства, чем их попытка урегулировать национальную проблему в Восточной и Южной Европе, учредив национальные государства и внедрив соглашения о меньшинствах. Если становилась спорной мудрость продления формы правления, которая даже в странах с давней и устоявшейся национальной традицией не могла справиться с новыми проблемами мировой политики, то было еще сомнительнее, можно ли ее вводить на территории, где отсутствовали сами условия для подъема национальных государств однородность населения и укорененность на своей замле. Но полагать, будто национальные государства можно учредить методами мирных договоров, было просто нелепым. В самом деле, «одного взгляда на демографическую карту Европы должно быть достаточно, чтобы показать всем принцип нациигосударства не может быть введен в Восточной Европе»³. Дого

³ Tramples К. Völkerbund und Völkerfreiheit Süddeutsche Mnatshefte. 26. JahrgangJuli 1929.

воры смешали множество разных народов в единых государствах, назвали когото из них «государственным народом» и возложили на него управление, молчаливо полагая, что какието другие народы (как словаки в Чехословакии, или хорваты и словенцы в Югославии) будут равными партнерами в правительстве (каковыми они, конечно, не стали⁴), и с равной произвольностью создали из остальных третью группу народностей, названных «меньшинствами», тем самым добавив ко многим нагрузкам новых государств тяжесть соблюдения особых административных положений для части населения⁵. Результат был таков, что те народы, кому не дали права на государство, безразлично, были ли они официальными меньшинствами или просто народностями, считали договоры игрой, в которой произвольно присудили правление одним и порабощение другим. Со своей стороны и новосозданные государства, которым обещали равный национальный суверенитет с западными нациями, рассматривали договоры о меньшинствах как открытое нарушение обещаний и дискриминацию, потому что ими были связаны только новые государства, но не охвачена даже побежденная Германия. Тупиковый вакуум власти, порожденный распадом двуединой монархии и освобождением Польши и прибалтийских стран от царского деспотизма, был не единственным фактором, искушавшим государственных мужей на этот гибельный эксперимент. Гораздо важнее была невозможность и дальше отмахиваться от чаяний более чем 1 миллионов европейцев, никогда еще не достигавших стадии национальной свободы и самоопределения, которой домогались уже и колониальные народы и которую им обещали. Поистине роль западно и центральноевропейского пролетариата — исторически угнетенной группы, освобождение которой стало делом жизни и смерти для всей европейской социальной системы, на востоке Европы играли «народы без истории»⁶.

Борьба словаков против «чешского» правительства в Праге окончилась поддержанной Гитлером независимостью Словакии Югославская конституция 1921 г. была «принята» в парламенте вопреки голосам всех хорватских и словенских представителей. Хорошее обозрение югославской истории между двумя войнами см Prpyläen Weltgeschichte. Das Zeitalter des Imperialismus. 1933. Bd. 10. S. 471 ff.

Муссолини был совершенно прав, когда писал после мюнхенского кризиса «Если Чехословакия сегодня находит себя в, можно сказать, "деликатном положении", то это потому, что она не просто Чехословакия, но ЧехоГерманоПолоноМадьяроРусиноРумьшоСловакия...» (цит. по Ripka H. Munich Befre and after. L., 1939. P. 117).

Этот термин впервые пустил в оборот Отто Бауэр (Bauer , Die Natinalitätenfrage und die österreichische Szialdemkratie. Wien, 1907). Историческое сознание играло °ольшую роль в формировании национального сознания. Освобождение наций от династического правления и господства международной аристократии сопровождалось освобождением литературы от «международного» языка обучения (сперва латинского и потом французского) и ростом национальных языков из народных говоров. Казалось, что

^йаРоды, чьи языки годились для литературы, по определению, достигали национальной

Ь

^ Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Национальноосвободительные движения Востока были революционны во многом одинаково с рабочими движениями на Западе. Оба типа движений представляли «неисторические» слои европейского населения, и оба боролись за признание и участие в общественных делах. Поскольку была цель сохранить status qu в Европе, казалось действительно неизбежным обеспечение национального самоопределения и суверенитета всем европейским народам. Иное означало бы безжалостно обречь часть их на положение колониальных народов (нечто подобное всегда предлагали пандвижения) и ввести колониальные методы в европейские дела⁷.

Но пункт преткновения, несомненно, был в том, что европейский status qu нельзя было сохранить и что только после падения последних остатков европейской автократии стало ясно Европой управляла система, которая никогда не брала в расчет или не отзывалась на потребности по меньшей мере 25 процентов ее населения. Этого зла, однако, не излечило учреждение государствпреемников АвстроВенгрии, потому что, по грубой оценке, около 30 процентов из 1 миллионов их жителей были официально признаны исключением, которых специально должны были защищать договоры о меньшинствах. Более того, эта цифра никоим образом не говорит о всей глубине вопроса. Она только показывает разницу между народами со своим собственным управлением и теми, которые предположительно были слишком малы и слишком рассеяны, чтобы достичь полного статуса нации. Договоры о меньшинствах охватили только те народности, которые в значительном числе были представлены по меньшей мере в двух государствахпреемниках, но упускали из виду все другие народности без своего управления, так что в некоторых государствах на месте бывшей АвстроВенгрии национально ущемленные люди составляли 50 процентов общего населения⁸. Хуже всего в этой ситуации было даже не то, что она сама

^ Глава девятая. Упадок национального государства... 367

собой вызывала неверность народностей навязанному им правительству, а у правительства — необходимость подавлять свои народности как можно эффективнее, а то, что национально ущемленное население было твердо убеждено (как и любой человек), будто истинную свободу, подлинное освобождение и настоящий суверенитет народа можно получить только вместе с полным национальным освобождением, будто люди без их собственного национального правительства лишаются и прав человека. В этом убеждении, которое само по себе могло бы опереться на факт, что Французская революция соединила Декларацию прав человека с национальным суверенитетом, их поддерживали сами договоры о меньшинствах, кои не доверяли правительствам защиту различных народностей, но обязывали Лигу Наций оберегать права тех из них, кто по причинам территориального расселения был оставлен без собственного государства.

Не то чтобы меньшинства верили Лиге Наций больше, чем государственным народам. Лига, в конце концов, состояла из национальных государственных деятелей, чьи симпатии не могли не быть на стороне несчастных новых правительств, которым из принципа мешали и противодействовали от 25 до 50 процентов их подданных. Поэтому творцы договоров о меньшинствах вскоре были вынуждены растолковывать свои действительные намерения более строго и указывать на «обязанности» меньшинств перед новыми государствами⁹. Теперь все подавалось так, словно договоры были задуманы как безболезненный и гуманный метод ассимиляции — толкование, которое естественно вызывало ярость меньшинств¹⁰. Но ничего другого и нельзя было ожидать от системы суверенных национальных государств. Если договоры о меньшинствах намеревались сделать чемто большим, нежели временным лекарством для поправки хаотической ситуации, тогда подразуме


зрелости. Поэтому освободительные движения восточноевропейских народностей начинались с некоего филологического оживления (результаты были иногда гротескные, иногда очень плодотворные), политической целью которого было доказать, что народ, обладающий своей собственной литературой и историей, имеет право на национальный суверенитет.

⁷ Разумеется, это не всегда было четкой альтернативой. До сих пор никто не обеспокоился поискать характерные сходства между эксплуатацией меньшинств и колониальной эксплуатацией. Только Якоб Робинсон походя замечает «Появился особый экономический протекционизм, направленный не против других стран, а против определенных групп населения. Как ни удивительно, но известные методы колониальной эксплуатации можно наблюдать в Центральной Европе» (Rbinsn J. Staatsbürgerliche und wirtschaftliche Gleichberechtigung Süddeutsche Mnatshefte. 26 Jahrgang. Juli 1929).

⁸ Согласно оценке, перед 1914 г. насчитывалось около 1 миллионов людей, чьи национальные ожидания не были исполнены. (См. Webster Ch. К. Minrities Histry Encyclpedia Britannica. 1929) Численность меньшинств оценивалась приблизительно между 25 и 30 миллионами (См. Azcarate P. de. Minrities League f Natins Ibid.) Фактическое положение в Чехословакии и Югославии было намного хуже. В первой чеш

ский «государственный народ» составлял 72 тысяч, около 50 процентов населения, а во второй — 5 миллионов сербов составляли только 42 процента всего населения (см. Winkler W. Statistisches Hanbuch der eurpäischen Natinalitäten. Wien, 1931 Junghann . Natinal Minrities in Eurpe. 1932 Tramples K. p. cit. В последней работе даются слегка отличающиеся цифры).

⁹ ^ Azcarate P. de. p. cit. «Договоры не содержат особых условий относительно "обязанностей" меньшинств перед государствами, частью которых они являются. Однако Третья очередная ассамблея Лиги Наций в 1922 г... одобрила... резолюции, касающиеся "обязанностей меньшинств"...»

¹⁰ Французский и британский делегаты были наиболее красноречивы в этом отношении. Бриан заявил «Процесс, который мы должны иметь в виду, — не исчезновение меньшинств, но некий вид ассимиляции...» Сэр Остин Чемберлен, представитель Британии, даже воскликнул, что «цель договоров о меньшинствах... обеспечить им... ту меру защиты и справедливости, которая постепенно подготовила бы их к полному слиянию с окружающим национальным сообществом» (Macartney С. A. Natinal states and natinal minrities. L., 1934. P. 276, 277).

Ханка ^ Арендт. Истоки тоталитаризма

368

ваемое ими ограничение национального суверенитета повлияло бы на национальный суверенитет более старых европейских держав. Представители великих наций очень хорошо знали только то, что меньшинства в национальных государствах раньше или позже должны быть либо ассимилированы, либо ликвидированы. И не имело значения, двигали ли ими гуманные намерения защищать расколотые народности от преследования, или же политические расчеты заставляли их противиться двусторонним договорам между заинтересованными государствами и странами, где данные меньшинства составляли уже большинство (ведь, в конце концов, немцы были сильнейшим из всех официально признанных меньшинств — и по численности, и по экономическому положению), — эти представители не желали, да и не могли опрокидывать законы, на которых стоят национальные государства¹¹.

Ни Лига Наций, ни договоры о меньшинствах не помешали бы новообразованным государствам более или менее насильственно ассимилировать свои меньшинства. Сильнейшим фактором, противодействующим ассимиляции, была численная и культурная слабость так называемых государственных народов. Русское или еврейское меньшинство в Польше не чувствовали превосходства польской культуры над своей собственной и на них не производил особенного впечатления факт, что поляки составляли приблизительно 60 процентов населения Польши.

Уязвленные национальности, совершенно презрев Лигу Наций, скоро решили взять свои дела в собственные руки. Они объединили силы на конгрессе меньшинств, примечательном в нескольких отношениях. Он противоречил самой идее, стоявшей за договорами Лиги, официально именуя себя «Конгрессом организованных национальных групп в европейских государствах» и тем самым сводя на нет огромные усилия, потраченные во время мирных переговоров, дабы избежать угрожающего слова «национальный»¹². Это имело то важное последствие, что

¹¹ Правда, некоторые чешские государственные деятели, в большинстве своем либеральные и демократические лидеры национальных движений, одно время мечтали сделать Чехословакию республикой вроде Швейцарии Причина, почему даже Бенеш никогда всерьез не пытался осуществить похожее решение своих беспокойных национальных проблем, состояла в том, что Швейцария была не моделью для подражания, а скорее особенно счастливым исключением, которое только подтверждало чужое правило. Новосозданные государства не чувствовали себя в достаточной безопасности, чтобы избавиться от централизации государственного аппарата, и не могли вдруг создать те малые самоуправляемые организмы из коммун и кантонов, на чьих чрезвычайно обширных полномочиях основана система Швейцарской Конфедерации.

¹² Вильсон, бывший страстным проповедником гарантирования «расовых, религиозных и лингвистических прав меньшинствам», в то же время «опасался, что "национальные права" окажутся вредоносными, поскольку группы меньшинств, выделенные таким образом в качестве отдельных корпоративных организмов, тем самым сделались бы уязвимыми для "ревности и нападения" извне» (Janwsky О. J. The Jews and minrity

Глава девятая. Упадок национального государства...