От редакторов русского издания

Вид материалаДокументы

Содержание


322 Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма
Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения 323
Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения 327
Подобный материал:
1   ...   23   24   25   26   27   28   29   30   ...   56
1028

^ 322

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

утвердить человечество на земле. Позитивизм и прогрессизм XIX в. извратили это назначение человеческого равенства, когда они пробовали доказывать недоказуемое, будто люди равны по природе и различаются только историей и обстоятельствами, так что их можно уравнять не по правам, а по условиям жизни и образованию. Национализм со своей идеей «национальной миссии» извращал национальное понятие о человечестве как семье наций и превращал его в иерархическую структуру, где различия, обусловленные историей и организацией, были ложно перетолкованы как различия между людьми, кроющиеся в природном происхождении. Расизм, который отрицал общее происхождение человека и общую цель устроения человечества, ввел понятие божественного происхождения одного народа в противоположность всем другим, тем самым окутывая псевдомистическим туманом божественной вечности и завершенности бренные и переменчивые результаты

человеческих усилий.

Эта завершенность выступает как своего рода общий знаменатель философии пандвижений и расовых концепций и объясняет их внутреннее теоретическое родство. Политически совершенно неважно, Бог или природа мыслится источником происхождения народа в обоих случаях, независимо от того, насколько возвышены требования к одному своему народу, народы, как таковые, превращаются в виды животных так, что русский выглядит отличным от немца не меньше, чем волк от лисы. «Божественный народ» обитает в мире, где он либо прирожденный гонитель всех других более слабых видов, либо такая же естественная жертва всех более сильных. К его политическим судьбам возможно применять только правила животного царства.

Трайбализм пандвижений с его идеей «божественного происхождения» одного народа обязан частью своей большой привлекательности презрению к либеральному индивидуализму40, идеалу человечества и достоинству человека. От человеческого достоинства ничего не остается, если ценность индивида зависит только от случайного факта рождения немцем или русским но вместо этого есть новая связь — чувство взаимоподдержки среди всех сочленов одного народа, которое и в самом деле способно смягчить обоснованные страхи современных людей относительно того, что могло бы с ними случиться, если бы, при существующей изоляции индивидов в атомизированном обществе, они не были защищенными просто своей численностью и сильными единообразной общей спайкой. По сходным причинам народы «пояса сме

40 «...Все назначение человека состоит в разрушении его отдельного существа и в замен его существом совершенно социальным или безличным» (Ehrenberg H. p. cit. BdS. 60). [Чаадаев П. Я. Философические письма. Письмо седьмое Чаадаев П. Я. Соч. МПравда, 1989. С. 115.]

^ Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения 323

шанного населения», больше, чем в других частях Европы, открытые штормам истории и слабее укорененные в западной традиции, раньше прочих европейских народов почувствовали тяжесть идеала всечеловечности и иудеохристианской веры в общее происхождение человека. Народы этого пояса не питали никаких иллюзий насчет «благородного дикаря», ибо они и без исследования привычек каннибалов коечто знали о потенциальных возможностях зла. А чем больше народы знают друг о друге, тем меньше хотят признавать прочие народы себе равными и тем дальше отступают от идеала всечеловечности.

Привлекательность племенной изоляции и амбиции расы господ отчасти порождались инстинктивным ощущением, что человечество, будь то в форме религиозного или гуманистического идеала, подразумевает разделение бремени общей ответственности41. Сжатие географических

" " d9

расстоянии сделало это политической реальностью первого порядка . Оно также заставило отодвинуть в прошлое идеалистическую болтовню о человечестве и достоинстве человека просто потому, что все эти прекрасные и призрачные идеи с их традициями, освященными веками, вдруг приобрели пугающую актуальность. Для осознания того факта (который народ понимал очень хорошо), что идея всечеловечности, очищенная от всякой сентиментальщины, имеет чрезвычайно серьезные последствия в том смысле, что человек так или иначе должен принять на себя ответственность за все преступления людей, и что в конце концов все нации будут в ответе за зло, творимое всеми другими, — для этого не хватало даже признания греховности всех людей, конечно же отсутствующего во фразеологии либеральных поборников «человечества».

Трайбализм и расизм — это очень реалистические, хотя и крайне разрушительные, способы избежать неприятностей общей ответственности. Их метафизическая беспочвенность, так хорошо сочетавшаяся с утратой территориальных корней национальностями, которыми она завладела впервые, столь же хорошо соответствовала запросам неустойХарактерен следующий отрывок из Фриманна (p. cit. S. 186) «Мы знаем наш собственный народ, его достоинства и его недостатки — человечества мы не знаем и отказываемся заботиться о нем или воодушевляться им. Где оно начинается, где кончается, что нам положено любить как принадлежащее к человечеству?.. Входят ли в человечество вырождающийся или полуживотный русский крестьянин из своего "мира", негр из Восточной Африки, полукровка из немецкой ЮгоЗападной Африки, невыносимые галиЦийские или румынские евреи?.. Можно верить в солидарность германских народов — все, что вне этой сферы, не имеет для нас значения».

Именно об этом сжатии географических расстояний говорилось у Ф. Наумана в «Central Eurpe» «Еще далек день, когда будет "одно стадо и один пастух", но прошли Дни, когда пастыри без числа более или менее вольно водили свои стада по пастбищам Европы. Дух крупной промышленности и наднациональной организации завладел политикой. Как выразился однажды Сесил Роде, люди мыслят "континентами"». — Эти несколько строк бессчетно цитировались в статьях и памфлетах того времени.


324


325

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения


чивых масс больших городов, и потому вытекавшие из нее возможности сразу были поняты тоталитаризмом. Даже фанатическое принятие большевиками величайшего антинационального учения, марксизма, встретило противодействие, и мотивы панславистской пропаганды возобновились в Советской России из-за огромной разъединяющей силы таких теорий самих по себе43.

Справедливо говорят, что система правления в АвстроВенгрии и царской России была настоящей школой воспитания племенного национализма, основанной на подавлении национальностей. В России это подавление полностью монополизировала бюрократия, которая также подавляла и русский народ, в результате чего только русская интеллигенция стала панславистской. АвстроВенгерская монархия, напротив, господствовала над своими беспокойными национальностями, попросту предоставляя им достаточно свободы подавлять другие национальности, с тем результатом, что первые стали реальной массовой базой для идеологии пандвижений. Секрет выживания Габсбургов в XIX в. таился в тщательном поддержании межнационального баланса и наднациональной государственной машины с помощью взаимной вражды и эксплуатации чехов немцами, словаков венграми, русинов поляками и т.д. Для всех этих народов стало чемто само собой разумеющимся, что можно достичь самостоятельного национального существования за счет других и что можно было бы охотно пожертвовать свободой, если бы подавление исходило от собственного национального правительства.

Оба пандвижения развивались без всякой помощи от русского или германского правительства. Но это не помешало австрийским приверженцам этих пандвижений позволить себе скромное удовольствие изменять австрийскому правительству. То была возможность воспитания масс в духе государственной измены, осуществляемого австрийскими пандвижениямипри значительной народной поддержке, которой всегда не хватало пандвижениям в собственно Германии или России. Было много легче настроить немецкого рабочего против немецкой буржуазии, чем против правительства, как было легче в России «поднять крестьян на помещиков, чем на царя»44. Разница в психологических установках немецких рабочих и русских крестьян, конечно, была огромной первые

43 В этом отношении очень интересны новые теории генетиков Советской России Наследование приобретенных признаков явно означает, что популяции, живущие при неблагоприятных условиях, движутся к обеднению наследственной одаренности и vice versa «Одним словом, мы должны получить господствующие по природе и подчиненные расы» (см Muller H S The sviet master race thery New Leader 1949 July 30)

44 Fedtv G Russia and freedm The Review f Plitics 1946 Vl 8 № 1 January Это настоящий шедевр исторического письма, передающий суть русской истории в целом

видели в не слишком любимом монархе символ национального единства, вторые же смотрели на главу своего правительства как на истинного наместника Бога на земле. Эти различия, однако, значили меньше, чем факт, что ни в России, ни в Германии правительство не было таким слабым, как в Австрии, и не роняло свой авторитет так низко, что пандвижения могли извлекать политический капитал из революционного движения Только в Австрии революционный заряд нашел естественный выход в пандвижениях Не очень искусно проводимая политика divide et impera почти не ослабила центробежных национальных чувств, но зато весьма преуспела в возбуждении комплексов превосходства и общего настроения нелояльности

Враждебность к государству как институту пронизывает теории всех пандвижений Славянофильское отношение к государству правильно описывалось как «совсем иное, чем в системе официальной народности»45, государство по самой своей природе чуждо народу. Славянское преимущество усматривалось в безразличии русских людей к государству, в их стремлении держаться как crpus separatum от их собственного правительства Именно это подразумевали славянофилы, когда называли русских «не государственным» народом, и это же позволяло таким «либералам» примиряться с деспотизмом, все это вполне согласовывалось с требованием деспотизма «не вмешиваться в дела государственной власти», те не трогать абсолютности этой власти46 Пангерманисты, политически более развитые, всегда настаивали на первенстве национальных интересов перед государственными47 и обычно доказывали, что «мировая политика преодолевает рамки государства», что единственным постоянно действующим фактором в ходе истории был народ, а не государство и, следовательно, национальные потребности, меняющиеся с обстоятельствами, должны определять политические действия государства во все времена48 Но то, что в Германии и России оставалось только громкими фразами вплоть до конца первой мировой войны, имело достаточно реальный вид в АвстроВенгерской монархии, упадок которой породил постоянное злорадное презрение к правительству.

Berdyaev N p cit P 29 [Бердяев H А Истоки и смысл русского коммунизма M Наука, 1990 С 25]

46 Аксаков К С Цит по Ehrenberg H p cit S 97

См, например, жалобу Шенерера, что австрийская «Verfassungspartei» еще подчиняла национальные интересы государственным интересам (Pichl E p cit Bd l S 151) м также характерные пассажи в пангерманистском сочинении графа Ревентлова Reventfw E Judas Kampf und Niederlage m Deutschland 1937 S 39 ff, который рассматривал националсоциализм как реализацию пангерманизма по причине его отказа «идолопоКлонничать» перед государством, которое есть лишь одна из функций народной жизни 8 Hasse E Deutsche Weltphtik 1897 Alldeutsche Flugschriften № 5, Deutsche Plitik Heft l Das deutsche Reich als Natinalstaat 1905 S 50

326

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Было бы серьезной ошибкой полагать, будто лидеры пандвижений были реакционерами или «контрреволюционерами». Хотя, как правило, и не слишком интересовавшиеся социальными вопросами, они никогда не делали такой ошибки, чтобы становиться на сторону капиталистической эксплуатации, и большинство из них принадлежало (а многие продолжали принадлежать) к либеральным, прогрессивным партиям. В некотором смысле совершенно верно, что Пангерманская Лига делала «реальные попытки народного контроля в иностранных делах. Она твердо верила в эффективность сильного национально настроенного общественного мнения... и в установление национальной политики благодаря силе народных требований»49. Все верно, за исключением того, что толпа, организованная в пандвижения и вдохновляемая расовыми идеологиями, была совсем не тем народом, чьи революционные действия приводили когдато к конституционному правлению и подлинных представителей которого в то время можно было найти только в рабочих движениях, но гораздо больше походила на «расу» со своим «преувеличенным племенным сознанием» и видимым недостатком патриотизма.

Панславизм, в противоположность пангерманизму, формировался и распространялся в среде русской интеллигенции. Гораздо менее развитой в своих организационных формах и менее последовательный в политических программах, он удивительно долго сохранял очень высокий уровень литературной изощренности и философской спекуляции. В то время как Розанов предавался размышлениям о таинственных различиях между еврейской и христианской половой силой и приходил к удивительному заключению, что «евреи соединены с этою силою, а христиане с нею разделены»50, вождь австрийских пангерманистов всюду охотно делился планами «привлекать интерес маленького человека пропагандистскими песнями, почтовыми открытками, шёнереровскими пивными кружками, прогулочными тростями и спичками»51. И всётаки в конце концов и панслависты «отбросили Шеллинга с Гегелем и обратились за теоретическим снаряжением к естественным наукам»5

Пангерманизм, основанный одним человеком, Георгом фон Шёнерером, и поддержанный главным образом немецкоавстрийскими студентами, с самого начала говорил поразительно простым, народным языком, предназначенным привлекать возможно более широкие и раз

^ Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения 327

ные социальные слои. Шёнерер был также «первым, кто постиг возможности антисемитизма как инструмента для принудительного перенаправления внешней политики и подрыва... внутренней структуры государства»53. Некоторые причины пригодности евреев для таких целей очевидны это их очень заметное положение в Габсбургской монархии вкупе с фактом, что в многонациональной стране их куда легче признать отдельной национальностью, чем в национальных государствах, граждане которых, по крайней мере в теории, однородного происхождения. Но хотя это определенно объясняет исступленность австрийской ветви антисемитизма и показывает, каким проницательным политиком был Шёнерер, эксплуатируя данную тему, сие не помогает нам понять центральную идеологическую роль антисемитизма в обоих пандвижениях.

«Преувеличенное племенное сознание» как эмоциональное горючее пандвижений было вполне развитым еще до того, как антисемитизм стал их центральной и централизующей темой. Панславизм, с его долгой и более респектабельной историей философского умозрения и более очевидной политической неэффективностью, повернул к антисемитизму только в последние десятилетия XIX в. Пангерманист Шёнерер открыто провозглашал свою враждебность к государственным институтам уже тогда, когда многие евреи еще состояли в его партии54. В Германии, где штеккеровское движение наглядно доказало полезность антисемитизма как оружия политической пропаганды, Пангерманская лига начинала с явно антисемитских поползновений, но до 1918 г. она никогда не заходила так далеко, чтобы исключать евреев из числа своих членов55. Эпизодическая славянофильская антипатия к евреям переросла в антисемитизм у всей русской интеллигенции после убийства царя в 1881 г., когда волна погромов, организованная правительством, поставила еврейский вопрос в центр общественного внимания.

Шёнерер, который открывал возможности антисемитизма тогда же, вероятно, начал осознавать их почти нечаянно поскольку он прежде всего хотел разрушить Габсбургскую империю, было нетрудно «вычислить» отдаленный результат исключения одной национальности из государственной структуры, опиравшейся на множественность национальностей. Вся ткань этого своеобразного государственного строя, хрупкое равновесие его бюрократии могли расползтись и расстроиться, если бы умеренно давящая крышка, под которой все национальности пользовались равенством, была сорвана народными движениями. И од

49 Wertheimer M. p. cit. S. 209.

50 Rsanu V. p. cit., P. 5657. [Розанов В. В Указ. соч. С. 437.]

51 Karbach О. p. cit.

52 Levine L. PanSlavism and Eurpean Plitics. N.Y. 1914 Ливайн описывает это изменение, переходя от рассмотрения старшего поколения славянофилов к анализу нового панславистского движения.

53 Karbach О. p. cit.

4 Линцская программа, которая осталась программой пангерманистов в Австрии, первоначально была составлена без параграфа о евреях В редакционную комиссию 1882 г. входили три еврея. «Еврейский» параграф добавили в 1885 г (см. Karbach О. p. cit). 55 Bnhard О. p. cit. S. 45


328


329

Ханна Арендт. Истоки тоталитаризма

Глава восьмая. Континентальный империализм пандвижения


нако той же цели с равным успехом могла бы послужить и ярая ненависть пангерманистов к славянским национальностям — ненависть, которая прочно утвердилась задолго до того, как движение стало антисемитским, и которая одобрялась его еврейскими участниками.

Только объединение с племенным национализмом Восточной Европы сделало антисемитизм пандвижений столь эффективным, что он смог пережить общий упадок антисемитской пропаганды во время обманчивого затишья перед первой мировой войной. Ибо существовало внутреннее сродство между теориями пандвижений и «беспочвенным» бытием еврейского народа. По-видимому, евреи были тем совершенным примером народа и его организации в племенном смысле, чей образец пандвижения стремились превзойти, чье выживание и приписываемая им жизненная энергия служили лучшим доказательством правильности расовых теорий.

Если другие национальности в двуединой монархии были всего лишь слабо укоренены на своей земле и очень мало сознавали значение общей территории для самоопределения, то евреи выступали примером народа, который и вовсе без собственного дома оказался способен сохранять свою самотождественность, свое лицо веками и мог тем самым послужить доказательством, что никакая территория не нужна для формирования национальности56. Если пандвижения настаивали на второстепенной роли государства и высшем значении народа, организованного помимо суверенитетов стран его обитания и не обязательно представленного в «видимых» институтах, то евреи были совершенным образцом нации без государства и явных институтов57. Если «племенные» национальности указывали на самих себя как на главный предмет своей национальной гордости, независимо от исторических достижений и участия в засвидетельствованных событиях, если они верили, будто некое таинственное врожденное психологическое или телесное качество делало их воплощением не Германии — но германизма, не России — но русской души, то они еще почемуто чувствовали (даже если не знали, как это выразить), что еврейство ассимилированных евреев было точно таким же индивидуальноличным воплощением иудаизма и что особая гордость секуляризовавшихся евреев, которые не отказались от притязаний на избранность, в действительности означала, что они ве

6 Так казалось и определенно не антисемиту социалисту Отто Бауэру (Bauer О. p. cit

S. 373).

""7 Очень поучительно для характеристики еврейского самопонимания эссе. Steinberg A. S. Die weltanschaulichen Vraussetzungen der jüdischen Geschichtsschreibung Dubnv Festschrift. 1930. «Если... уверовать в идею жизни, как она выразилась в еврейской истории... тогда проблема государства теряет свое значение, как бы мы ни Ре шали ее».

рили в свою непохожесть и превосходство просто потому, что родились евреями, безотносительно к достижениям и традиции еврейства.

Достаточно правдоподобно, конечно, что этот еврейский настрой, этот, так сказать, еврейский отпечаток племенного национализма был результатом ненормального положения евреев в современных государствах, положения вне общества и вне нации. Но положение тех неустойчивых этнических групп, которые начали сознавать свою национальность только благодаря примеру других — западных — наций, и позднее положение вырванных из почвы масс больших городов, столь успешно мобилизованных расизмом, во многих отношениях было очень похожим. Они тоже пребывали вне общества и вне политической системы национального государства, единственной, по-видимому, удовлетворительной политической организации народов. В евреях упомянутые этнические группы и городские массы сразу же почуяли более счастливых, удачливых конкурентов, поскольку, как они считали, евреи нашли путь создания своего собственного общества, которое именно потому, что не имело видимого представительства и нормального политического выхода, смогло стать заменой нации.

Но сильнее, чем чтолибо еще, втягивало евреев в центр этих расовых идеологий то, даже более очевидное, обстоятельство, что претензии пандвижений на избранность могли серьезно столкнуться только с еврейскими претензиями. Неважно, что еврейская идея не имела ничего общего с трайбалистскими спекуляциями о божественном происхождении чьегото собственного народа. Толпа мало интересуется такими тонкостями при установлении исторической истины и едва ли сознает разницу между еврейской миссией достигнуть в конце концов устроения человечества в истории и ее собственной «миссией» — добиться господства над всеми прочими народами на земле. Зато вожаки панДвижений очень хорошо усвоили, что евреи, в точности как они сами, Делят мир на две половины мы и все другие58. В этой дихотомии евреи опять явились в роли счастливых соперников, которые добились признания, получив в наследство нечто такое, что неевреям надо было строить с самого начала и на пустом месте59.

Близость способов такого деления у евреев и неевреев видна по нижеследующим совПадениям, к которым можно бы прибавить еще много примеров. Штейнберг (указ, соч.) говорит о евреях, что их история протекает вне всех обычных исторических законов Чаадаев называет русских исключением среди народов [см. Чаадаев П. Я. Соч. М., 1989. • 21] Бердяев прямо заявил «Русский мессианизм родствен еврейскому мессианизму» töerdyaeu. p. cit., Р. 135.[Бердяев H. A. Указ. соч. С. 94]).

См. у антисемита Э. Ревентлова (см. Reventlw E. p. cit.), а также и у семитофила Русского философа В. Соловьева («Еврейство и христианский вопрос», 1884) «В среду... 8Ух религиозных наций [русских и поляков], имеющих каждая свою особую теократиескую идею, история выдвинула третий религиозный народ, также обладающий свое11—1028


330