Прогулкапоарбат у
| Вид материала | Рассказ |
СодержаниеЭстетика лилового плена |
Посвящается Александру Николаевичу Вертинскому
Театр Эстрады. Вечер памяти Бернеса.
В белом круге прожектора Брунов заканчивает вступительный конферанс. Следующий мой выход.
Влажная от страха ладонь старшей дочери сжимает мои пальцы.
- Папа, а ты не боишься?-
На ответ времени уже не остается. Моя песня первая.
Медленно угасающий свет переходит в полнейшую темноту.
Черный цвет. Черный квадрат Малевича.
Вы, вглядываясь в эту черноту, замечали едва уловимое движение, всегда происходящее в глубине затемненной сцены. Черный цвет - ваша печаль, Ваш выход. Черный костюм Пьеро - это ваша защита, а еще - траур, смерть.
Недаром Гумилев говорил: «Если поэты и напишут что-либо хорошего - это непременно о смерти, или любви», что есть одно и то же.
Итак, нужно сделать шаг вперед...
...Вы боялись. Вы боялись сделать этот шаг. Вы преодолевали себя. Вы преодолевали себя ради чего? Ради того, чтобы стать артистом. Великим артистом! Гармоническая игра разума и чувственности влекла вас.
Ваш первый шаг - еще в детстве застыть от изумления и восторга перед иконой Богоматери с ее «опущенными долу очами». Любовная тоска. Таинство. Затаенная нежность. Нечто неуловимое, но неодолимо притягательное.
Создав два пола - мужской и женский - тем самым природа заложила изначальную недостаточность, преодолеваемую сексуальным потенциалом.
Все ли гиперсексуальные люди - великие поэты, композиторы, художники?- Отнюдь. Но у всех великих поэтов, композиторов. художников. как правило, это чувство обострено и возведено в степень. Сверхчувственное - высшая форма идеала.
Обостренная полярность женского и мужского составляет основу любого творчества. Безумное влечение к противоположному полу дало миру сотню тому свидетельств. Это только привод.
Сам же механизм гениальности кроется в тончайшем восприятии изящного в окружающем мире вкупе со всею гармонией природы и того прекрасного, что создано человечеством. Однако, докапываться до формулы гениальности - не задача данного исследования.
Лиловый плен вашего искусства - вот цель.
Каждый год, в мае, в Киевском Ботаническом саду проходит выставка различных видов сирени. С теми же самыми чувствами, что когда-то и вы, погружаюсь в пиршество цвета и запаха.
Тот же город, почти то же место.
«Густой темно-бордовый, бело-пышный, душистый, персидская - синевато-лиловое» -
Ваши слова, а также мои ощущения от нашего Киева. И рядом, пригласившая меня сюда, на берег Днепра любимая женщина.
Тайна, ласковая мягкость движений. Женский облик. Образ любимой. И только потом приходит страдание и появляется опыт - многое убивающий и остающийся такой шаткой опорой.
А свои душевные муки мы воплощаем в творчестве, понимая и принимая, что коварство и жестокость, лицемерие и лукавство, непостоянство и легкомыслие, своекорыстие и сиюминутность, жеманство и расчетливость - стороны одной и той же медали, неотъемлемые черты наших возлюбленных.
Но, возможно, что соседство с явной опасностью и доставляет наибольшее удовольствие. Это балансирование на грани.
Вот здесь разница. Эйфория от кокаина - смерть. Эйфория от смертельной любви - прекрасные песни.
Родившись в первый день первого огненного знака, вы вместили в себя все мыслимые его дары и потери.
Звание ЖЕНЩИНА для вас превыше всего. Чтобы возвыситься до такой степени понимания, КРАСОТЫ ЖЕНЩИНЫ вам необходим был такой же по уровню высоты интеллект.
Вы поставили себе цель и усилием воли достигли ее.
От рождения не аристократ, а значит, человек вовсе не светский, вы создали сами себя рафинированным, утонченным, принципиально изящным.
Многие, например, Игорь Северянин, стремились к тому же. А получилось у вас. Только после этого стало возможным рождение шедевров в лиловом цвете вашего великолепного искусства.
Всех в равной степени окружают замечательные вещи: небо, море, цветы, женщины. Большинство проходит мимо, не обращая внимания, и только единицы останавливаются, захлебнутся от любви и, пронзенные в самое сердце, унесут впечатления от встречи, пока не появится возможность с помощью искусства поделиться этой яркой вспышкой восприятия с большим числом людей.
Почти все ваши первые песни, стихи посвящены ЖЕНЩИНЕ, и всему, что с НЕЙ связано.
И не важно, как ее зовут. Вера, Мария, Валентина, Анна, Марлен, Лиля, или же еще как.
В любовно-сексуальной игре для мужчины призом является очаровательная женская плоть, для женщины - жизненная опора, и, в первую очередь, материальная, и только потом - моральная.
Спустя уже много лет, говорите о пудах соли, которые заставили вас проглотить любимые.
Но все же в смене ощущений кроется то, о чем твердил попугай.
-Jamais-
никогда не повторится.
Страдания, душевные муки. Новые песни...
...Темнота сцены, ощущаемая, физически плотная, давящая. Глаза, постепенно привыкающие к черному, отмечают появление голубовато-розовых свечении, не сливаясь с черным, они образуют лиловое сияние.
Это ваш цвет - цвет вашего искусства.
Брунов объявляет мой выход. Я должен сделать шаг на сцену...
..."Капризная, как дитя, смуглолицая, с тонкими чертами лица, часто фланировала по Кузнецкому мосту».
Знакомство состоялось.
Жена прапорщика Холодного. «Чья-то жена» -...
«и вдруг печаль в немыслимых глазищах молоденькой жены...»,
«Легкий китайский колокольчик».
А дальше фантазия вас унесла за вечно, с кем-то, к кому -то спешащей, куда -то убегающей, ну хотя бы в феерический туман Сан -Франциско, а там, возможно, и еще куда подальше пленительной звездой.
Но лиловый негр - это только ваша цветовая константа. На нее можно положиться и опереться.
Веру вы в душе уже отпустили и только воспоминания театральных кулис. А рядом обольщает очаровательная женщина.
«Послушайте, маленький, можно мне вас тихонько любить».
Вы бросаетесь в этот синеглазый омут навстречу страданиям, мукам, новым песням.
Но почему-то вмешивается запах ладана. Что вы чувствуете совершенно точно…
«Ваши пальцы пахнут ладаном»…
Запах женщины. Запах любви. Запах смерти...
Как часто все, понимая и предвидя, мы не можем отказаться от любви. Этот магнит сильнее нас, сильнее всего на свете. Это солнце заслоняющее весь мир.
А она - балерина. И вы крестите ее «ножку упрямую, ее атласный башмачок, и еще ее, и не ту, и ту самую». Совсем по-особому, как никто другой. И будете прятать «за гипсовой маской тоску о ее фуэте, о полете шифонном и многое, многое, что не знает никто». А знаете только вы.
Но, вот уже в грим-уборной вы умираете от ревности в сетях бесконечных театральных сплетен.
- «Из-за маленькой, злой, ограниченной женщины, умираю в шести зеркалах».
Несоответствие. Вы ее осыпаете «духами, мылом, пудрой, одеколоном, шоколадом, конфетами, пирожными, шелком, шифоном, бархатом».
Она все принимает, как должное, и всего-то ей мало.
Однако.Прощай Муся Юрьева!
Недаром, Сомерсет Моэм заметил, что женщина готова простить мужчине зло, которое он ей причинил. Но жертв, которые он ей принес, она не прощает.
А еще Александр Сергеевич со своей «Сказкой о рыбаке и рыбке».
Как мотыльки летим на пламя и сгораем.
О, как это нужно, необходимо для творчества и для новой боли! Наверное, в каждом художнике скрывается чуть-чуть мазохист. Вы со мной согласны?
Харьков. 1918 год.
Вокруг жесточайшая гражданская война.
А вы?
«Безмятежно спокойные, огромные голубые глаза с длинными ресницами и узкая, редкой красоты, рука с длинными пальцами. Голова точно в тяжелой золотой короне. Чуть раскосые скулы, красиво изогнутый немного иронический рот.
Похожая на пушистую ангорскую кошку, Санина, лениво тянула через соломинку какой-то гренадин и спокойно разглядывала меня, как змея кролика перед тем, как проглотить».
И проглотила.
Вы были этим счастливы. Новые вдохновенные обертоны вашего голоса. Новые, совершенно неожиданные сюжеты и повороты, а значит и интрига ваших песен.
«На ней было черное, глухое до горла закрытое платье. На шее висел на черной ленточке белый хрустальный крестик».
Эта женщина умела себя подать, прекрасно знала себе цену.
Так началась ваша новая болезнь. Вы ухаживали, вы отдавали всего себя. Ведь ЖЕНЩИНА ПРЕВЫШЕ ВСЕГО. Пока не вмешался лучший врач от этой болезни - ВРЕМЯ, и Валентина не потеряла свою власть над вами.
«Надо жить потише, повнимательней, перечитывая книгу вновь и вновь, и поплакать тоже обязательно над страницей, где написано «любовь».
И еще.
«... все окончилось так нормально, так логично, прост конец: вы сказали, что нынче в спальню не приносят с собой сердец»…
Всякий раз по окончании очередного любовного романа вы погибали настолько искренно и глубоко, насколько искренне любимы и почитаемы до сих пор ваши песни.
Проникновенность в самое волнующее трепетное, внутреннее состояние души и вызывает появление этого лилового свечения именно своей ненавязчивостью, но абсолютной определенностью происходящего...
...Пошла моя фонограмма.
Брунов просил написать песню к юбилею Бернеса, которого я бесконечно люблю. Ведь он так похож на моего молодого папу.
По-моему, песня удалась, иначе он не поставил бы ее открывать «Кконцерт» - кажется вы так грассировали.
В зале я заметил вашу «младшенькую, Настеньку». Великолепная очаровательная женщина.
Я, как и множество мужчин в России, после выхода фильма «Человек-амфибия» был по уши в неё влюблен.
Жили мы в соседних домах, и я часто видел ее, выходящей из подъезда. Красивые молодые люди на дорогих авто подъезжали, отъезжали. Ваша кровь.
Она очень любит черное. Черная, гибкая, прекрасная пантера - так она вас всегда защищает от невежественного, жестокого и подлого окружающего мира.
Вот и сегодня черное платье, как тогда...
Однажды, проходя мимо её подъезда, я чуть с ней не столкнулся: выбегающей, навстречу подъехавшему бордовому «Вольво».
Она кого-то поджидала.
Улыбчивая. Воздушная. Сверкающая. Ослепительная. От черного платья шла волна прекрасного дорогого французского парфюма.
Впоследствии, когда нас представили, я подарил ей романс, написанный ко дню вашего рождения.
«И французскими вея духами в черном платье из бархатных роз...»
Он ей понравился. Считайте, что это привет от вас, от вашего лилового сияния...
...Душа - это круг, все точки которого противоположны. Органика вашего творчества, безусловно – рожденность. Суть вас.
Вдохновение - есть расположение души.
Жесты, мелодика стиха, интонация - это ваши и только ваши чувства в ваших песнях. Потому, что вы совершенно точно знали, что такое боль, печаль, тоска, одиночество.
Страдания и душевные муки несли прекрасные женщины. Изощренная интуиция привела к цели.
Излом 1917 года.
Необычайно сильная политизация создала вакуум души. И это была ваша область в 20-30-е годы безраздельно принадлежащая только вам.
А вакуум остался и поныне. Души заледенели. И смогут ли они когда-нибудь оттаять?
Романтическая любовь к ЖЕНЩИНЕ постоянно наталкивается на нечто материальное и постоянно проигрывает. От этого она не становится менее притягательной, а лишь одевается в трагический флер.
Вы это хорошо знали и ощущали.
Поэтому важнейшая цель каждой песни о ЖЕНЩИНЕ - это разгадывание ее тайны, тайны ее души.
И когда «Самое страшное - ЖЕНЩИНА» - ушло из вашей жизни, прекратилась и ваша поразительная творческая индивидуальность.
Закончилось ваше время и наступило время чувств Дориана Грея.
Не нам нужна жизнь, а мы нужны жизни. Поэтому и ощущает человек свою необходимость ей. Этим живет. Отсюда черпает жизненные силы.
Но однажды, осознав свою отстраненность, он умирает сначала духовно, потом физически.
Герой должен гибнуть рано, чтобы остаться героем - Пушкин, Лермонтов, Есенин, Высоцкий. Такие разные, но с одним ореолом.
Вам предстояли 40-50-е годы, когда гипербола жизнесуществования направила вспять суть вашего творчества. По жизни каждый несет лишь СВОЙ крест.
Остановившись на гастролях в «Европейской», в Питере, вы приходили к Галичу со стаканчиком крепкого чая с лимоном и внимательно его слушали, впитывая в себя стихи новых поэтов.
«Мне совершенно все равно, где - совершенно одинокой быть...», твердила Цветаева.
Одиночество для поэта так же непреложно, как и его жизнь. Лучшие годы отдаются миражам. Любовь к женщине. Любовь к Родине. Поэты все попадаются на эти возвышенные приманки.
Вневременных поэтов не существует.
Подходит к концу XX век.
Борьбы нет, поскольку есть время.
Ваши - 20-30-е годы. У Окуджавы - 50-60-е. У Высоцкого -60-70-е. Эвфония - музыкальное сопровождение стиха зримо уменьшается от начала века. Много у вас, меньше у Окуджавы, еще меньше у Высоцкого.
Вы сказали, что «стихи очень помогают жить. В них отыскиваешь свои мысли и чувства. И уже делается легче от сознания того, что кого-то мучили те же муки, что и тебя».
Время покажет - придет ли кто дальше продолжить, или же прервется эта тонкая лиловая нить.
Мир ваших песен - мир снов и иллюзий, но именно туда стремится душа каждого человека. Ведь из пустоты ничего не возникает.
Так на рубежах истории появляются танцы.
Вальс 17-18 век. И на рубеже 19-20 века появляется танго. Лиловая квинтэссенция, музыкальный ответ на вкус времени начала века.
Модерн, сюрреализм, эротика Обри Бердслея спроецировав на латиноамериканский темперамент, создали танец взаимоотношений мужчины и женщины. Контраст и единение их душ и тел. Двух противоположных полярных начал в природе.
Томный, сладострастный, привораживающий ритм этого танца, нежного, как длительная ласка, опьяняющего, как любовь под небом юга, опасного и жестокого, как манящий тропический лес. Танго любви - танго смерти.
Отчасти этот танец иллюстрация ваших песен. Он вечен, как и вечно ваше искусство.
«На сцене мне всегда было страшно. Что такое актер - человек, который претендует на внимание и время, а значит и деньги публики, а для этого надо быть неисчерпаемо интересным, значительным, многогранным...»
...Прошло время. Вторая половина 90-х годов. Театр Эстрады.
На мне нет грима, нет черного костюма Пьеро. Сегодня я одет в черный смокинг. И я беззащитен. Во рту от волнения пересохло, но я знаю точно - моя песня сегодня лучшая. Она первая, и от моего исполнения зависит судьба ««кконцерта».
Я начинаю петь, и пространство зала передо мной вновь наполняется лиловым свечением.
***
6
Прощай, Садовое кольцо…
Посвящается Вадиму Черняку
Песня с такими словами припева получила известность ещё в семидесятые годы двадцатого века благодаря авторству известного кинорежиссёра Геннадия Шпаликова.
Его фильм «Я шагаю по Москве», а в последствии, и трагическая гибель в Израиле, усилили некий мистический флёр вокруг, как автора, так и самой песни.
И лишь совсем недавно в разговоре с Лёней Жуховицким, близко знавшим, как самого Шпаликова, так и всех остальных членов команды, я понял, что соавтором этой песни являлся также и Вадим Черняк.
С Вадиком познакомил меня всё тот же «Жух», так среди своих именовался Жуховицкий. А «своими», то есть членами одной компании, в шестидесятые-восьмидесятые годы были Саша Аронов, Юра Смирнов, Володя Шлёнский, Гена Шпаликов, Юлик Даниэль, Лёня Жуховицкий, Булат Окуджава, Вадик Черняк. Впоследствии ставшие прекрасными российскими поэтами и писателями.
Их всех сплотило литературное объединение «Магистраль».
Так вот. По поводу песни.
Шпаликовым был написан лишь первый куплет, всё остальное –работа Черняка.
Кухонные гитарные застолья тех лет не слишком дорожили авторством. Поскольку в почёте было скорее качество создаваемого, пусть и коллективного, произведения.
От тихого интеллигентного успокаивающего тембра голоса Вадика у меня осталась лишь единственная песня с символическим названием «Вспоминайте меня», на подаренной автором аудиокассете…
…Что ж. Нынче - хвататься за телефон в надежде услышать знакомый голос? Ведь так часто необходим твой глубоко продуманный совет и анализ очередной жизненной коллизии.
Обсудить происходящее, наметить пути на ближайшее будущее. Вот ведь, как странно устроена наша жизнь.
Неистовое время, не оглядываясь, неотвратимо несётся вперёд, а с невосполнимыми потерями вновь подкрадывается тоска, и боль.
«А, ты пиши. Пиши. Вспоминай и пиши».
Такое напутствие прозвучало, когда я уже отчаивался в сборе материала по «Прогулке по Арбату».
«А, ты вспоминай и пиши».
Вот, это тоже Вадик.
Никогда уже больше не приехать на Павелецкую, не посидеть с тобой рядом, прочувствовав ауру доброты твоей души и чистоту твоих невыполняемых устремлений.
Рядом твоя задушевная подруга – оранжевая пишущая машинка «Олимпия» к которой мне постоянно приходилось доставать катушки с черной лентой. Компьютером, несмотря на все мои ухищрения с обучением, ты так и не овладел…
Сказанное выше, как всегда, получилась, «общим местом» много раз повторяющимся в жизни после ухода близкого человека.
Я уже упоминал, что когда-то нас свёл Лёня Жуховицкий. Действительно, нужно отдать должное писательской среде. В последствии, я понял, что это негласное сложившееся правило. Закон для хорошего литератора: для собственной жизненной поддержки, необходимо знакомить своих друзей с себе подобными.
В принципе. Ведь, нас так мало! И мы знаем, по крайней мере, в Москве, каждого в лицо.
Так поступал Анатолий Игнатьевич Приставкин, так поступали и другие знавшие меня литераторы.
Лёня познакомил меня с Вероникой Долиной, Юрой Щекочихиным, Тимуром Гайдаром и Татьяной Бек. А ты Вадик с Олегом Попцовым, Володей Шлёнским, Пашей Гутионтовым и Сашей Ароновым.
Сейчас об этом и говорить как-то смешно. Но однажды в разговоре с тобой я понял, что и близкая женщина, конечно, в весьма уже отдаленное время, была у нас одна. Поэтесса и блондинка.
Тогда ты был склонен к некоей Богеме. Соответственно, с некоторым щегольством одевался. И мне молодому, только вступающему в литературу автору, это всё несказанно импонировало. Например, слушать рассказы о приезде к тебе каких-то там итальянок.
Ты был хорошо знаком со многими известными шахматистами. Имена знаменитых гроссмейстеров у всех тогда были на слуху. Но мне почему-то вспоминается только фамилия Хенкина. Подписанные тобой книги о шахматах украшают мою библиотеку…
Два с лишним десятка лет мы шли по жизни вместе, что называется «душа в душу». А сколько всякого за это время приключилось!
Где-то, в середине восьмидесятых направляемся в Южный порт на авторынок покупать тебе поддержанный автомобиль. Выбираем салатовый ИЖ-комби.
Прошло немного времени, а я уже тебя «отмазываю» перед каким-то главным гаишником. Возвращаю отобранные права.
Оказалось. У тебя вовсе отсутствовало боковое зрение, что стало причиной частых ДТП. Автомобилист из тебя не сложился. Пришлось продать авто.
Но вот мы уже едем к тебе на дачу, на Волгу. Завозим на пристёгнутом к моему автомобилю прицепе какой-то не нужный в Москве скарб.
За Дмитровом поворот налево через шлюз.
По дороге слушаем мои песни. Ты их тепло принимаешь, комментируешь. Тогда я и не представлял тебя в роли барда. А ты по своей скромности мало, что об этом рассказывал.
На даче тёща угощает нас супом, а супруга наделяет меня кустами облепихи. Они и сейчас плодоносят на моей загородной резиденции.
Спасибо тебе, Вадик.
Ты был откровенным безсеребреником.
Находясь в последние месяцы в совершенно плачевном финансовом положении, мог, ни на мгновение, не задумываясь над его стоимостью, отказаться от подаренного тебе Жуховицким дорогого английского ноутбука в пользу близкого человека.
Неуспокоенная душа. Ты часто перемещался по Москве, отыскивая себе новое место жительство. Приходилось сопровождать тебя. Помогать переезжать с места на место, перетаскивая немногочисленный твой скарб..
И всегда я ощущал твою жизненную неустроенность. Впрочем, как сейчас и свою. Наверное, таков удел поэтов!?
Но, как все-таки славно, когда находишь по жизни человека способного внимательно тебя выслушать. Глубоко через себя пропустить то, что для друга значительно и существенно. И после этого услышать мнение, которое, безусловно, поможет, направит в правильное русло, укрепит веру в себя.
Ох, как это важно!
Много ли таких людей вокруг себя сейчас найдёте?
Оглянитесь.
Я неоднократно наблюдал за твоей работой в редакции, где ты трудился.
Вдумчивость. Глубокое проникновение в присланный материал. И безусловное уважение к автору.
Даже, если тот намного ниже тебя по интеллекту и профессионализму. И постоянное желание, если это конечно реально, научить человека тому, чем сам в совершенстве овладел.
А в совершенстве ты, помимо литературы, владел шахматами. Тебе было присуще мышление на несколько ходов вперед. Общий обзор ситуации, грамотная её оценка.
Вот только по жизни полная неприкаянность.
И ничего ты с этим поделать не мог. Но, ты же ведь был поэтом.
- Саша. По поводу написанного, ты всегда ставь в каждом конкретном случае перед собой простой вопрос. Что я хочу сказать? И отвечай на него без воды. По возможности кратко. И своим, а не чужим языком.-
Примерно такие фразы я не раз слышал от тебя. Сколько всего ты ценного мне подсказал по текстам. Посоветовал. Ты мой учитель?
Да. Безусловно, это так.
Вадим Черняк был и останется до конца дней самым любимым учителем. Потому что такого такта, такого внимания к себе никогда в жизни, ни при каком учении не испытывал.
Листаю страницы своих книг.
Ну, как же. Этот сюжетный ход подсказал мне Вадик, а это слово в поэтической строке придумано также им. Постоянно натыкаюсь на присутствие своего друга.
Действительно, Вадик был моим другом. Глубоко переживал за жизненные беды и искренне от души радовался моим удачам.
Наши дети, примерно одного возраста, с постоянно возникающими специфическими потребностями и вопросами воспитания, учебы. Они также вносили свой вклад во взаимные интересы.
Однажды. На моём юбилее, когда вокруг шумело пьяное ресторанное застолье. Он куда-то исчез. Оказывается, уединился с только что подаренной, недавно вышедшей моей новой книгой. Стал тут же в уголке её перелистывать и читать.
С необыкновенной быстротой и, прозорливостью, ему присущей, нашел в ней лучший рассказ. И тот час я услышал несколько конкретных и важных для себя суждений и замечаний.
Я тебе очень благодарен, Вадик, и за это, и за многие - многие твои великолепные, подаренные мне по жизни, простые, но бесценные душевные поступки…
А твои прозаические произведения!
Неожиданные обобщения. Необыкновенный интерес к героям, за жизнеописание которых ты брался. Я считаю, что книга о Несторе Махно - твоя безусловная удача…
Перечитывая твои стихи, оказываешься на безмерных высотах человеческой интуиции, сверх чувственности в познании окружающего мира. Одновременно, окунаешься в волны тепла и доброты твоей чудесной поэзии.
В них всё твоё, ты весь сам. И только ты.
И ты был поэтом во всём...
Когда-то я с удивлением узнал, что в молодости ты работал прорабом на стройке. Это уже затем было творческое объединение «Магистраль», объединившее вас поэтов таких разных и таких талантливых.
Но, однажды, когда мне понадобилось, я даже вздрогнул, услышав с каким пониманием, ты стал сыпать сугубо строительными терминами. Кессон, растворный узел, транспортёр и так далее. Как в твоей душе могли совмещаться такая непревзойденная поэтическая тонкость и такая строительная проза!?
Вадик. Прости, что в отличие от тебя, я не смог предоставить всё то, о чём ты меня в последнее время просил. Я старался. Но, как же всё это выглядит ничтожным, по сравнению с реальными твоими поступками. Порывами твоей души, щедро отдаваемой нам, твоим друзьям и близким.
Ты ни от кого, никогда не ждал выплаты моральных долгов. Ты просто жил для всех.
Твоя летящая над землей походка, спортивная черная кожаная куртка, джинсы, развевающиеся пряди седых непокорных волос. Таким ты останешься в моей памяти.
«…и долго потом душа расстается с телом…»
Да, ты бежал по жизни и случайно зацепился ногой за трубу ограждения палисадника.
Ерунда. Не обращай на это внимание. Подымайся и продолжай свой бег. Он так нужен всем нам живым.
Ты, по – прежнему, каждое мгновение со мной. И, я знаю, так будет всегда, пока я хожу по этой бренной земле.
Я тебя люблю, Вадюша!
***
7