Прогулкапоарбат у

Вид материалаРассказ

Содержание


Короткие связи
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   15

3.




ПРИНЦЕССА


Рейсовым самолетом Тюмень-Ленинград в город на Неве летела наша киногруппа Центрального телевидения, весьма уставшая после двух месяцев съемок в начиненной мошкой Усть – Юганской тайге.

Позади осталась вся киношная лабуда, определяющаяся количеством съемочных дней, литрами выпитого алкоголя, разнообразными девицами, чьи множественные лица в конце сливаются в одно, но весьма печальное.

Впрочем, поговаривают, что до сих пор та железная дорога остается так и недостроенной. В то время же комсомольская стройка, вобравшая юношей и девушек со всего Советского Союза, пользовалась завидным вниманием средств массовой информации.

Бородатое телевизионное племя, резко контрастируя в салоне самолета с остальной командировочно - туристической публикой, громко обсуждало что-то, ему одному близкое, совершенно не замечая присутствия окружающих.

И к чему было обращать внимание на пристегивание или отстегивание ремней людям, налетавшим самолетами и вертолетами тысячи километров по Тюменской области.

Сургут, Нижне-Вартовск, Надым, Усть - Юган - вот «этапы большого пути». Их девиз «Прежде всего дело», а дело это их жизнь. А их жизнь - это кинокомандировки, гостиницы, объекты, люди. Много людей.

Но какие короткие встречи дома с близкими! Чтобы назавтра снова командировки, гостиницы, объекты, люди. Много людей... И другой жизни у них быть не может. Да она этих бродяг и не устроила.

Вот и сейчас, хотите лететь прямо в Москву? Так нет же вам. Вот, получайте Ленинград. Срочный материал для программы «Время». Спуск на воду первого из серии десяти заказанных Швецией сухогрузов.

Материал, в сущности, пустяковый - три эфирные минуты, а минимум два-три дня придется отдать Питеру.

Меньше всего из всей группы переживал этот незапланированный перелет в Ленинград звукооператор Саня, то есть я.

По традициям киносъемок в группе, независимо от блестевших лысин, или ярко выраженных возрастных одышек, все эти «мальчики и девочки» звались Санями, Вадиками, Эдиками, Колями, Мишами, Валями, Машами…

Они волокли на себе съемочный скарб, стоически неся крест беспокойной, суетливой и уже назавтра непредсказуемой жизни…

…Итак, рад был я Питеру несказанно. Городу моей институтской юности.

А между тем мы уже проезжаем Московским проспектом к Варшавскому вокзалу.

Скрип тормозов. Гостиница «Советская» - место традиционного пристанища всех телевизионщиков тех лет.

В холле Хэдди.

Всегда неунывающая, а сейчас чем-то озабоченная. Хэдди – режиссер предложенного к съёмкам эпизода. Экстравагантная эстонка.

Неподдельная радость первых мгновений взаимных приветствий, объятий и поцелуев тут же сменяется деловитым разговором о предстоящих съемках. Правда, в мою сторону, как всегда, глядят особенно ласково.

- Что будем делать вечером?-

- Пойдем в бар?-

- Ах, там будут завтрашние шведы? Что ж, можно. Только

помыться, побриться. А потом в атаку.-

- Значит, моя борода нравится? Это сближает. Ладно, не сбрею, оставлю. Авось завтра сойду за скандинава. -

Летние утра в Ленинграде всегда готовые. Не нужно переживать постепенность. А, как в море - выныриваем, и прямо в солнце. Это и оглушает, и одновременно настраивает на какую-то звеняще-торжественную ноту.

За окном микроавтобуса уже замелькали краснокирпичные корпуса Балтийского завода. Опять тормоза. И мы карабкаемся со своей аппаратурой на стапель, а затем и еще выше, на корму корабля.

Пятачок кормы, где уже стоит круглый стол для легкого фуршета, быстро заполняется приглашенными, в основном шведами. Небольшое число ответ. работников, еще меньше спец. работников, и еще меньшая группа - это мы. Пресса и телевидение.

Просьба Хэдди: после синхронов обойти, опросить присутствующих гостей.

- Может, что и сболтнут интересного. –

Такого рода работа любима нами в силу своей быстротечности. И вот уже закончены синхронны.

Перекинув через плечо свою NAGRA-4L - тогдашнюю вершину швейцарской магнитофонной мысли польского эмигранта господина Кудельского, я отправился выполнять пожелания моей милой режиссёрши.

И вот в это-то мгновение...

Наверное, найдется не один человек , чувствующий чей-либо взгляд своей спиною. Со мной это случилось тогда впервые. Ощущение волнующего поглаживания, переходящее в желание обернуться.

Ну, я и обернулся.

На меня в упор смотрели серые, миндалевидные, немного лукавые глаза. Веснушчатое, несколько кукольное личико. Платиновые волосы до плеч. В памяти, почему-то, остался еще серый, в те времена входящий в моду джерсовую костюмчик.

Очевидно, взгляд был настолько гипнотический, что я впоследствии не смог вспомнить, как преодолел расстояние, нас разделяющее, и оказался перед девушкой.

Её несомненный интерес и мое понимание, что передо мной красивая шведка побудили сразу же, с места в карьер, на единственно доступном французском, обратиться с традиционными банальностями:

- Знает ли она французский? Давно в Питере? Нравиться ли ей город? Как корабль? Не хочет ли она «белой ночью» поближе ознакомиться с Ленинградом? Ведь перед ней человек, пять лет бороздивший эти мостовые и безмерно их любящий.

Ответы были столь же лаконичные, сколь и неожиданные, отражая явный встречный интерес.

«Только вчера из Парижа. Учится в Сорбонне. Извиняется за плохой, не в пример моему, французский (тут она явно переборщила с комплиментами)».

В этот момент меня первый раз дернула за рукав Хэдди. - О чем это вы так долго говорите? -

- А что тебе? Так, обо всем. Потом расскажу. –

Про себя подумалось что-то о чрезмерной ревнивости эстонских женщин.

Разговор со шведкой продолжился к явному удовольствию обеих сторон.

Уже было выяснено ее временное местожительство в городе. Гостиница «Астория». Затем мягко, и, как бы сам собою, выпал час приемлемой нашей встречи. В девять возле входа.

Тут во второй раз потянули за рукав. Настороженно-рассерженный вид режиссёрши.

- Ты не думай, мне-то все равно (ну, точно врет эстонка), но вот они – кивок в сторону «девятки(Девятое Управление КГБ)» - очень интересуются содержанием твоих переговоров. -

Шел 1972 год. Обстановку в Союзе демократичной назвать было трудно. Только что закончились громкие суды над известными правозащитниками.

Несколько охладившись, поинтересовался причиной столь пристального внимания охранки.

-Ты знаешь, кто это?-

- Естественно нет. -

- Это шведская принцесса.-

- Ну и что?-

Пораженная такой наглостью и несколько сбитая с толку, Хэдди все же продолжила.

- Хорошо. А вот, кто, ты думаешь, этот мужчина? –

указывая головой на третьего от меня господина, спросила она, и, как бы сама себе, а заодно и мне на выдохе пропела.

- Это ее муж!

- И что? –

повторил я, уже по инерции «закусывая удила».

- Ну, как знаешь, тут я тебе не помощница.-

С глубочайшим сожалением она оставила меня наедине с моими проблемами.

Так, что же делать? А делать нечего. Слова были произнесены. Мне нужно было только выбирать.

Ровно без десяти минут девять с пятью цветочками я стоял прямо напротив входа в гостиницу.

Но, по-королевски, ровно в девять открылась дверь и вышла моя принцесса.

Без какого-либо вступления, как само собой разумеющееся, мы пошли с ней рядом по городу, насквозь пропитанному белою сиренью, росшей в каждом дворе, палисаднике, сквере и парке

Кажется, что весь Питер утонул в этой пахучей белизне.

Задним числом, проигрывая ситуацию, вспоминаю первую минуту. Наверняка, «наружка» нас всё же охраняла.

Но я, по чести говоря, ждал, что кто-то на нас набросится, растащит, осудит, увезет, но ничего подобного не произошло. Мы шли по мостовым, как бы преодолевая своими телами белоснежный плотный запах цветов.

О чем-то говорили. Наверное, о чём-то тогда интересном для нас обоих.

И, постепенно вечер стал переходить именно в состояние, которое и называется белыми ночами. Люди, бывавшие в Ленинграде, меня поймут, а не бывавшие поверят, что гулять в это время суток по городу можно бесконечно. Но впечатление всегда одинаковое. Такое, что ты стоишь на месте, а город будто бы проплывает мимо тебя.

Развели Дворцовый мост.

«Ты вот опять сегодня не пришла...»

запели рядом студенты.

Немного постояли. Послушали. Идем дальше по Невскому. Навстречу большими кораблями плывут ирреальные серо-лиловые питерские дома.

Перед Фонтанкой сворачиваем вправо. Я чувствую, что возникшее еще ранее, наше единение с принцессой постепенно переходит во что-то мистически - неделимое.

Где-то вдалеке сознания отмечаю, что идем с ней, уже взявшись за руки. А огромные белые камни мостовой вдоль Фонтанки, как бы приподнялись от земли. Стали воздушными, невесомыми. И мы скользим, едва касаясь их.

У Мариинки прочел свое посвящение театру. «Таинственностью полон зал и полумрак в партере тесен...»

В этот момент, вряд ли понимая глубину смысла и значение русского текста, но, очевидно находясь под влиянием эвфонии мелодики и ритма стиха, она повернулась и положила левую руку мне на плечо, продолжая правой сжимать мою ладонь.

Ее серые глаза, серьезно и нежно смотревшие на меня, оказались в каком-то сантиметре. Наши носы и губы соприкоснулись, и я ощутил вкус её поцелуя.

Сейчас, как и тогда, совершенно точно могу сказать, что этот поцелуй не был поцелуем любви, но я ощутил и понял, что он был намного выше и значительнее.

Будто что-то неземное коснулось моих губ и осталось во мне навсегда. Хотя, вполне возможно, что это была лишь некая временная экзальтация чувств.

Не помню, через сколько времени мы снова оказались на Исаакиевской площади, перед входом в «Асторию», но, прощаясь, я с ужасом осознал, что до сих пор, так и не знаю, как зовут мою принцессу.

Спросил.

Она тихо ответила.

- Магда. -

И в это мгновение связались две точки необычайных двух дней нашего знакомства. Когда в брызгах шампанского разбившегося о борт спускаемого корабля, мимо проплыла надпись на латинском

«Princes Magda».


***


4.


Скользко


Она бежала за нами от самого своего дома на Чёрной речки и до начала Кировского (бывший и нынешний Каменноостровский проспект). И где-то у станции метро, очевидно осознав бесперспективность своего подвига, всё же решила повернуть назад.

Встречные пешеходы, с неподдельным интересом взирали на странную женскую фигуру с наброшенной на голое тело норковой шубой. Удивленные столь необычным представлением, оборачивались.

В это время её босые ноги, загребали и раскидывали вокруг ошмётки таявшего снега. Беспрерывно продолжающиеся громкие всхлипывания и стенания, чередовались с монотонными пьяными возгласами.

- Ну, прости же меня. Ну, вернись.-

За полчаса до этого при почти комических обстоятельствах расстроилась и закончилась эпопея моего неудачного сватовства.

Произошло следующее.

Утром, на Московском вокзале меня встретило четверо

питерских друзей.

Как было заранее условлено, сегодня я должен был им представить в качестве невесты даму своего сердца. Свою избранницу.

На вечер уже был назначен общий кутёж в одном из ресторанчиков Невского.

К сожалению, а скорее к моему счастью, жизнь распорядилась несколько иначе…

…Непредсказуемые шестидесятые заканчивались в Питере процессом Иосифа Бродского.

После московских приговоров Даниэлю и Синявскому, здесь все ждали повторения расправ. К счастью для поэта, судилище обошлось малой кровью - «высылкой на поселение».

Наступило время, когда питерский андеграунд начал потихоньку зализывать свои раны…

…Этот дом находился рядом с костёлом на Невском. Серый двор - колодец прямо по Достоевскому. Туда я попал вместе со своим приятелем.

Шло время белых ночей. В прокуренной огромной комнате, почти небольшой зале, столбом висел голубой туман.

Негромко переговариваясь, приглашенные, словно тени скользили вдоль призрачных стен старинной квартиры. Богемная полупьяная компания, где больше половины людей были незнакомы друг с другом.

Но, как ни странно, среди них можно было встретить самых неожиданных персонажей. От примы из Маринки, до директора ленинградского Елисеевского.

Повсюду на полу стояло питьё и закуски. Наркотики тогда в моду ещё не вошли и мозги, по старинке, туманили алкоголем.

Приятель подвёл меня к огромному толстому бородатому парню - хозяину квартиры и представил, как своего друга.

Лицо хозяина, на котором застыли, одновременно, и радость, и пьяная истома, показалось мне знакомым. Но, сквозь налет мнимой заинтересованности просвечивало полнейшее равнодушие и абсолютное безразличие к личности представляемого.

И всё скрывалось, за, не покидавшей ни на мгновение, прочно приклеенной маской - улыбкой, которую при желании можно было бы принять за выражение радушия.

Спустя некоторое время , я, наконец, вспомнил, где мы раньше с ним встречались.

Произошло это в «Подмосковье». Или, как оно стало называться несколько позже, «Сайгоном».

Небольшая кафешка на углу Литейного и Невского. Под рестораном Москва. В те времена известная ещё и, как молодёжный неформальный центр противостояния власти…

…За барной стойкой я пил своё дежурное чёрное кофе, а, напротив, в компании трёх симпатичных девиц веселился этот чернобородый. Его гортанный хохот и взвизги девиц перекрывались постоянным шумом помещения.

С алкоголем в те советские годы были известные проблемы и купленную где-то, по случаю, водку они разливали под столом. Всё шло по накатанному сценарию.

Как вдруг, и, как-то сбоку, к ним подвалил странный субъект совершенно пропащего вида. Такие, в те времена, во множестве

околачивались неподалеку, возле паперти Владимирского храма.

Затем последовало его настоятельное предложение компании - по братски поделиться содержимым заветной бутылки.

Девицы были уже под приличным хмельком, но расставаться с водкой отказались.

Странно, но в этот момент их кавалер повёл себя совершенно индифферентно. Несколько от них отодвинувшись, он занял позицию стороннего наблюдателя. Мне даже показалось, что ему стал интересен исход назревшего конфликта.

Между тем, оппонент ударил кулаком ближайшую девушку в грудь, выхватил бутылку и бросился к дверям. Но, автоматически подставленная мной, нога тут же прекратила его хаотичное и сумбурное продвижение.

В общем, моё романтическое воспитание не позволило оставаться безучастным к происходящему безобразию. И я за ухо вытащил незадачливого мужичонку на улицу.

Разборки в «Сайгоне» были тогда почти ритуально -обязательными. Поэтому никто из окружающих не обратил на это происшествие ни малейшего внимания.

Всё, было естественным, рядовым, не заслуживающим сколько-либо значительного внимания.

Я тут же был приглашен в компанию, достойно отметить победу и поближе познакомиться со всеми присутствующими. И всё же, участвовать в пьяном кутеже с незнакомыми людьми не хотелось. Сославшись на выдуманную причину, отказался. И вскоре удалился из кафешки.

Но в памяти, как заноза, осталось имя и глаза одной из девушек, с восхищением устремленные на меня…

…И вот большая ленинградская квартира неподалёку от Невского, рядом с костёлом, до потолка уставленная музейным антиквариатом.

Мы с приятелем сидим на огромном толстом и широком старинном подоконнике, свесив ноги с четвертого этажа в глубь двора. Пьём дешевое и сухое алжирское вино с бессмертным русским названием «Солнцедар».

Идёт первый час ночи ленинградского июня. Светло, как днём.

Из квартиры мягко журчит Колтрейн. Слышится проникновенный и грудной женский голос, что-то, кому-то нашептывающий о Гумилёве.

Внезапно, сзади ощущаю нечто крадущееся кошачье, мягкое и тёплое. Меня полу обнимают, прикрывая ладонями глаза.

- Это, ты?-

Интуитивно, я уже догадываюсь, чьи пальцы ласкают моё лицо.

Да, это была она…

…Долгое время наша связь была абсолютно органичной. И я в душе уже решил: «Ну, почему бы и не она?»

В одну из романтических наших ночей в доме Штиглица на Английской набережной весело скрепили шампанским предполагаемый союз. Здесь же возле камина, уже под утро, крепко обнявшись, мы и заснули.

Подошло время возвращения в Москву. Но частые телефонные переговоры с Питером настраивали на определённый возвышенно - любовный лад.

И однажды по телефону прозвучали необходимые слова, ставящие, как казалось, точку над I...

…Я не предупреждал свою любимую о приезде, надеясь сделать ей приятный сюрприз. Мобильных телефонов в то время не существовало, и доложить о прибытии было затруднительно, поскольку у всех ближайших к вокзалу телефонов-автоматов были срезаны трубки.

Поехать сразу с вокзала к ней, как-то не случилось. Зашли с приятелями в рюмочную, и там, разговорившись, несколько задержались. И только к обеду такси подбросило нас на Чёрную речку к её коммуналке.

Дверь нам открыла пожилая женщина.

«Ходють, тут взад и вперёд всякие, разные».

Отчего-то внезапно похолодев, я безнадежно толкнул дверь.

Первое, что бросилось в глаза была

чёрная борода хозяина огромной музейной квартиры с Невского, возлежащая на подушках «нашей» кровати.

«…ему было, за что умирать у Чёрной речки…»

Отчего-то мелькнула в голове окуджавская строка…

…Шла вторая половина марта.

На Кировском таял снег.

Было очень скользко.


***


Ничто


Порою очертания встреч и расставаний, идущих близко по жизни мужчин и женщин, принимают необыкновенные геометрические формы, причудливый рисунок которых может поразить воображение неискушенного.

После этого начинаешь задумываться о безусловной и определенной закономерности всего в мире происходящего.

В обычных городских районных больницах приходилось бывать только во время посещения кого-нибудь из знакомых. Сам же, к счастью, пользовался на порядок более комфортными ведомственными медицинскими учреждениями.

«Скаредность милосердия – вот что такое современная больница, достижение цивилизации. Она именно такая, какой её создали люди нашего века – века денег, грязи и харкотины». Сказаны эти слова были Полем Верленом о парижской больнице второй половины девятнадцатого века. И, как же это определение подходит нынешним московским начала двадцать первого века!

Действительно, страшные и неприятные повествования о городских богадельнях приходилось зачастую выслушивать лишь со стороны, или узнавать о них из прессы.

В пятнадцатую городскую больницу Москвы я попал случайно. А возможно и закономерно. Находился дома один. Когда совершенно неожиданно неведомая сила стала меня колотить о стены собственной квартиры. После чего, на скорой помощи с диагнозом «гипертонический криз» меня туда и доставили.

Не скажу, что грязно и пакостно. Это совсем не так. Но общая скученность и перегруженность помещения постоянно действовала на нервы.

На каждом из этажей длинных корпусов был устроен специальный стеклянный бокс для дежурного персонала. Ночных нянечек или медсестер, приготовлявших для пациентов нужные таблетки.

По обе стороны от него располагались палаты. Слева мужской, а справа женский ряд.

Наша палата была, как раз, напротив этого стеклянного аквариума.

За время пребывания, благодаря вмешательству медиков, безобразия с моей головой постепенно закончились. И я уже мог адекватно воспринимать происходящее вокруг.

Нужно сказать, что к периодически случавшимся смертям в нашей Второй терапии все давно уже привыкли. И утренний вывоз тел в морг перестал вызывать у кого-либо первоначальный священный трепет. Обычное жизненное закономерное явление.

Но, всё же, если задуматься! Каким образом каждый из нас заканчивает свою жизнь? Не обусловлено ли всё это специфическими особенностями прожитого на Земле времени отпущенного именно для данного человека?

К примеру. Существует некая предопределенность. Если вы одиноки по жизни, то одиночество непременно станет сопровождать вас и на печальном переходе из одного состояния в другое. Насколько я догадываюсь, именно такое несчастье произошло с одним из моих дедов…

…Её привезли примерно через неделю после моего появления в больничных стенах. Каталку оставили на женской стороне, прямо напротив нашей палаты, за стеклянными стенами аквариума медсестер. Так, что мне всё хорошо было видно.

В палатах для неё места не оказалось…

…А сейчас настало время вернуться лет примерно на пятнадцать назад. Поскольку вся эта история начиналась именно оттуда.

Так вот. Славик, мой старинный друг ещё со школы, как-то позвонил с приглашением прибыть к нему на вечеринку. Но, на все расспросы о составе участников туманно отвечал.

- Приходи. Сам и увидишь. Думаю, не пожалеешь.-

Из-за неурядиц по работе, опоздал на пару часов. Так что, к моему появлению вся компания находилась уже в изрядном подпитии.

Кроме Славика был известный мне его институтский приятель. Третьей оказалась очень красивая и симпатичная молодая женщина.

Но первое, что я увидел и чему поразился, войдя в квартиру – это были постоянно мелькавшие в воздухе обнаженные женские ноги.

Оба разгоряченных мужчины, в такт доброго старого рок-н-ролла, поочередно крутили и подбрасывали в воздух свою отчаянно визжащую партнершу.

- Давай, быстрее набирай потенциал. И присоединяйся к нам. -

Слава махнул в сторону накрытого поодаль фуршета.

Долго меня уговаривать не пришлось. И вскоре я оказался среди танцующих гостей. А поскольку мужики, почувствовав в себе приток новых жизненных сил, и необходимость поддержать их алкоголем, отошли к столику, я остался один на один в обнимку с прекрасной танцовщицей.

Быстро познакомились. И в скором времени выяснилось, что в нашей компании, лишь только я единственный и сохранял ещё некоторое подобие известного мужского потенциала.

Отчасти поэтому Наталья, именно так звали новую подругу, не на шутку заинтересовалась именно мной.

Из подробностей того вечера в памяти ещё осталась отчаянная гонка на автомобиле с отсутствующими тормозами и с хохочущей в салоне девушкой. Через всю ночную Москву, из Кузьминок к её дому на Пресне.

Особенно «порадовал» спуск со Сретенки на Трубную площадь, где, как известно, уклон дороги составляет почти сорок пять градусов. Пришлось тормозить колесами о бордюр. Но всё закончилось великолепно.

Так уж случилось, что по жизни я лишь на некоторое время сблизился с ней. И всё же дело, как, оказалось, было вовсе не в Наталье.

Однажды, она обратилась ко мне.

- Саш. Сегодня вечером придет в гости моя подруга, и ты устроишь нам небольшой концерт. Она уже слышала по радио твои песни, они ей очень нравятся.

Так я познакомился с Татьяной.

В тот вечер Наталья попросила отвезти подругу домой.

- Только, смотрите у меня! Ни-ни. Не балуйте! И быстрее возвращайся.-

Татьяна жила вдвоем с матерью в трехкомнатной большой квартире возле издательства Правда на Ленинградском шоссе.

Быстро проводив её, я вернулся обратно к Наташе.

Прошло ещё пять лет.

К тому времени с Натальей мы уже давно расстались, хотя взаимные дружеские чувства сохранились. По телефону непременно поздравляли друг дружку со всеми праздниками.

Была и ещё одна причина такого продолжения отношений. Это потрясающе похожая на Любовь Орлову Наташкина мама, обожавшая мои песни. Моё творчество.

Великолепный источник доброты, чуткости, понимания. Как она искренне радовалась, когда я приезжал к ним домой. Когда звонил по телефону. Жаль, что вскоре её не стало.

В общем, расстались мы с Натали большими друзьями.

А спустя несколько лет моя собственная личная жизнь дала глубокую трещину. Да, не одну!

Наступило кромешное одиночество. Но, вновь вмешался мой внимательный добрый друг и волшебник.

- Сэнк. Есть предложение взбодриться. Берем Наташку с Татьяной, и рвём ко мне на дачу. Давно не парились.-

Нужно заметить, что баня у Вячеслава всегда была первоклассная. Разнообразные, на все вкусы веники, не фильтрованное пиво, копченая рыбка, и прочие деликатесы безусловно, украшали каждое её посещение.

Имя Татьяны вызвало в памяти смутные воспоминания тёмной прихожей её квартиры. Светловолосая милая молодая женщина. Острый, вопросительный взгляд пронзительных глаз, направленный куда-то внутрь меня. На него, впрочем, я тогда ей не ответил.

И я с радостью согласился.

Загадка женщины.

Всегда в ней должна присутствовать некая тайна. Только тогда она притягательна. Только тогда она желанна.

Всё произошедшее затем было насколько странным. Настолько же и закономерным.

Встретились две женщины и двое мужчин. Без предрассудков и излишнего ханжества, раздевшись, провели весело время. Впрочем, нужно отметить, что тогда всё обошлось без секса. Хотя было душевно и тепло.

После проведенного мероприятия я развозил гостей по домам.

Последней была Татьяна. Так начались наши взаимоотношения.

Отца Тани к тому времени уже не было живых. Так же, как и моего папу, его звали Михаилом Ивановичем. Как и мой, он был полковником артиллеристом. И так же, как и мой, был великолепным художником. Разница была лишь в жанрах. Танин папа рисовал в основном цветы, а мой пейзажи.

До того, как мы стали с ней близки, зная её любовь к живописи, я приглашал её несколько раз на вернисажи возле Крымского моста. Тогда же я и приметил, с каким искренним и пристальным вниманием она воспринимала работы выставленные художниками.

Все стены её комнаты были увешаны папиными картинами. От них исходило мягкое ненавязчивое теплое свечение всевозможных оттенков. Именно под ними мы постоянно накрывали себе стол и закусывали её любимым фруктовым салатом.

Марья Дмитриевна, всегда доброжелательная Танина мама, из-за недомогания часто находилась в постели. Таня, будучи врачом, постоянно ухаживала за ней, несмотря на плотный график своих двух работ.

- А, вы комплиментщик, Саша.-

Весело корила меня за неумеренные восхваления в свой адрес пожилая, но не лишенная здорового оптимизма, и юмора женщина.

За два года нашей близости я часто заезжал на две Танины работы, привозя её домой.

Около часового завода прямо за Белорусским вокзалом в начале Ленинградки находился неплохой винный магазин, принадлежавший заводу «Кристалл». И, всякий раз я останавливал перед ним машину, забегал туда, чтобы взять чего-нибудь повкусней из выпивки.

Затем мы в четыре руки быстро накрывали стол. Начиналось очередное веселое застолье.

Расстались мы через пару лет неожиданно и, как-то весьма странно. Виною оказались, как мои, так и её особенности наших характеров.

А, в общем, напрасные надежды на бесконечные возможности, предоставляемые жизненным временем.

Спустя два года, летом во время цветения липы я случайно оказался в знакомом и уютном проходном дворе. Возле её парадного. И, конечно же, тут же вспомнил о ней.

Подумалось, что она могла бы вот сейчас выйти.

И точно.

В следующее мгновение парадное дома раскрылось, а в дверном проеме показалась Таня.

Мы оба опешили. Очень уж всё произошло, как кинемотографично, так и необыкновенно телепатично.

Конечно, обрадовались.

Но и только.

К тому времени у каждого из нас был уже свой новый возлюбленный. А ощущение какой-то недоговоренности между нами так навсегда и осталось. Его я ношу в себе и по сей день.

Но, этот случай заставил меня вновь задуматься, вспомнить всё, что было связано с нами, задать самому себе не один вопрос.

Конечно, мы остались друзьями. Она с радостью поведала мне о своём новом любимом. Он оказался её одноклассником. По тону, её голоса я понял, что в то время она была на вершине блаженства.

Искренне, как за близкого человека, порадовался за неё.

Наше расставание также не повлияло на случавшиеся время от времени телефонные разговоры. Правда, в последние месяцы в них стали проскальзывать какие-то странные фразы-недомолвки. Оговорки о некоем заболевании. Но, о чьём? Кто был болен?

Я расспрашивал, но раскрываться передо мной ей, очевидно, не хотелось.

И сегодня, по прошествии нескольких лет, мне вспомнился один, рассказанный ею, жизненный эпизод.

Речь зашла о посещении в Париже, где она часто бывала, необычного ювелирного магазина, поразившего своим необыкновенным внутренним интерьером.

- Знаешь. Войдя туда, я попала, практически, в полную тьму. Освещение почти отсутствовало.

Как вдруг, когда я проходила мимо витрин, словно бенгальские огни, стали поочередно вспыхивать и гаснуть разными цветами подсветки под выставленными на продажу ювелирными изделиями.

Было безумно интересно наблюдать появляющееся ни из чего золото, вспыхивающее в абсолютной темноте различной цветовой гаммой! -

Действительно. Торговцы учли, что лишь черный фон пространства способен оттенить, выделить искомый предмет. Выделить и поразить контрастом…

…Но, вот снова пятый этаж больницы. Вторая терапия. Пошел уже третий день, как привезли эту женщину, а она до сих пор находится на каталке.

Больница забита до отказа. Очевидно, что мест в женских палатах не хватало. К тому же, за два дня я ни разу не видел, чтобы кто-либо её навещал.

Меня, каким-то странным образом, постоянно притягивал облик женщины. Казалось, что я начинаю угадывать в нём нечто особенное. Где-то, когда-то прежде уже виданное.

Её поза за два дня не изменилась. Она, как бы, навсегда застыла. Всем видом бездонного одиночества, олицетворяя разверзшуюся пропасть ожидающего смерть человеческого существа.

Через аквариум загородки она временами казалась мне загадочной и таинственной этрусской вазой.

Её туловища, как бы вовсе не существовало, а виднелась лишь сплошная длинная шея. И большая, странно вытянутая в перпендикулярную плоскость, похожая на горловину этого сосуда, голова.

Глаза её, очевидно, отыскавшие определенную постоянную точку опоры в пространстве, часами не меняли направление своего взгляда. В них застыл беззвучный вопрос.

Я понимал, что она полностью осознает приближение своей кончины. Смирилась с неизбежностью смерти. Была к ней готова. И, внутренне, уже вся ушла в эту точку не возврата.

Поэтому было бы верхом бестактности приближаться к ней, или рассматривать её вблизи.

Кстати, и все окружающие её на этаже люди вели себя точно таким же образом.

Включились в некую игру, не подавая вида и никакого знака о присутствии всеми ощущаемой необычности, неординарности происходящего. Одним словом - вступили в сговор с приблизевшейся к ней смертью.

Но, как бы не искажал двойной слой стекла, я всё равно постоянно улавливал что-то знакомое в выражении её глаз.

Поэтому, для себя решил: «будь, что будет, а на завтра я встану пораньше. И, чтобы никто не видел, под каким-нибудь благовидным предлогом всё же подойду.

Ведь необходимо, как-то для себя, прояснить столь загадочную ситуацию».

Но к сожалению, я, как всегда, опоздал. И «прояснил» её лишь через два месяца.

Ведь в жизни, как правило, всегда не хватает одного дня…

Её не стало в пять часов утра. Остановилось сердце. Но взгляд, как и прежде, искал точку опоры именно там, где он зацепился в момент появления.

Находясь в больнице, она беспрерывно глядела в сторону дверей моей палаты.

Заспанная сестра, вышедшая утром из подсобки, сначала не поняла, что женщина скончалась. Поскольку положение окоченевшего тела ничуть не изменилось. Глаза были открыты и глядели так же прямо и независимо…

…Оказавшись, как и рассчитывал, рано утром в коридоре, я не обнаружил её на прежнем месте. Лишь пустая каталка стояла, задвинутая в угол.

А, о том, что произошло ночью, рассказал мне мой лечащий врач.

Вскоре я выписался из больницы и под Новый год, по установившейся доброй традиции стал обзванивать близких и не очень близких с новогодними поздравлениями и пожеланиями.

Настал черед и Натальи.

- Слушай, Саш. А, что, Славка, разве тебе ничего не рассказывал? Татьяны уже два месяца, как нет. За последнее время она так исхудала, так исхудала. Онкология чёртова. -

- Ты знаешь, я заметила одну особенность. Все онкологические больные не хотят сообщать знакомым о своей болезни. Поэтому-то она тебе ничего и не рассказывала.

Умерла она в пятнадцатой. Во второй терапии… -

- Но, этот-то. Её, представляешь! Сука!

Она ещё обмирала о нём. Получил наследство. Квартиру. Картины. А сам даже ни разу в больнице не навестил. -

- Так навсегда и ушла. Одна. Ведь мать, слава Богу, умерла за пол года до этого. А больше никого у неё и не было…–

Явление ослепительной вспышки в повседневном жизненном мраке, явившееся ниоткуда и ушедшее в никуда…


***


«ХИ-ХИ»


Его я заприметил ещё на троллейбусной остановке. Он стоял спиной к проезжей части и громко сам с собой разговаривал.

Его оппонентом был кто-то невидимый. К нему-то он всё время и обращался с жалобой на некую женщину, очевидно, безмерно ему по жизни насолившую. Визави, что-то ему отвечал, так как разговор, судя по всему, носил двусторонний характер вопроса и ответа.

Подойдя немного ближе, заметил в его руке небольшой серый предмет. Оказалось, что незнакомец обращался именно к нему.

Как вдруг, после очередной тирады предмет, каким-то неестественно-хихикающим голосом, ответил «Хи-хи».

Я понял, что в руке у мужчины был китайский игровой компьютер. Он, странным образом и поддерживал весь этот болезненный диалог уязвленного человеческого самолюбия.

Но вот подошел троллейбус, и мы забрались в него. Здесь я смог лучше рассмотреть своего попутчика. Его внешность была также необычна, как и неадекватно было его поведение. Средних лет, среднего роста с лицом покрытым оспинами. Лысина обрамлена каре, торчащих во все стороны сальных, рыжеватых волос. Коротенькие, поросшие волосами руки. Закатанные по локоть рукава клетчатой рубашки. Джинсики. Стоптанные белые кроссовки. На плечах рюкзак.

Стоя лицом к выходу, он продолжал вовсю ругать ту самую женщину, которая принесла ему столько не заслужено-плохого. На всю оставшуюся жизнь его обидевшая. При этом, он ни на кого не обращал внимание.

Нотки жалобного, искреннего рыдания, звучавшие в его голосе, разносились на весь троллейбус, привлекая внимание и заставляя оглядываться недоумевающих пассажиров.

На остановке у метро троллейбус выпустил выходящих, в том числе и странного господина. В тоннеле, по пути на перрон станции метро я потерял его из виду, когда остановился, чтобы купить свежий номер газеты.

И уже спускаясь вниз, почувствовал, что на перроне происходит что-то неладное. Сначала, громко и неожиданно заревела поездная сирена. И поезд остановился, не доехав несколько метров до конца платформы. Посередине состава толпились, кричащие и размахивающие руками пассажиры.

Подошел ближе. А навстречу, с противоположной стороны к собравшейся толпе уже подбегали какие-то мужчины, держа за одну ручку зеленые брезентовые носилки.

Я не люблю людское любопытство такого рода, а потому не стал присоединяться к разглядывающим процесс выемки из под колес состава того, что ещё недавно было человеком.

Но когда мимо меня на выход пронесли носилки, покрытые набухшей кровью белой простыней, под которой, что-то лежало, булькало, пузырилось, на глазах разрастаясь темно-красным. И ещё немного при этом шевелилось.

Мои глаза с ужасом остановились на торчащих из под простыней, виденных несколькими минутами ранее, белых, стоптанных кроссовках.

Проводив взглядом печальную процессию, уже было хотел зайти в поезд, как вдруг, вздрогнул, услышав знакомое «Хи-Хи».

Обернулся.

На желтой, лакированной, перронной скамье обнаружил лежащий дисплеем вниз давешний китайский игровой компьютер.

Видимо он выпал из кармана незнакомца, и кто-то из пассажиров его сюда положил.

Через определенные промежутки времени на потёртом его корпусе начинали мигать красные и зеленые лампочки. После чего слышалось знакомое и насмешливое «Хи-Хи»…


***


^ КОРОТКИЕ СВЯЗИ

(мужские байки)


Сидит в бане компания подвыпивших мужчин и слушает бесконечные рассказы друг-друга о своих необычных любовных подвигах.

- Конечно, наивных, простодушных, доверчивых хватает и среди мужиков, но то, как женщины могут довериться первому встречному всегда меня поражало.-

Он на мгновение о чём-то задумался и затем продолжил.

- Меня, к примеру, всегда поражала в совершенно приличных женщинах какая -то необъяснимая беззаботность, с которой , они, как бы, не с того, не с сего, ныряют в любовные приключения с абсолютно незнакомыми мужчинами. И ссылки на алкоголь здесь не имеют значение.-

Компания оживилась. Зашелестела вводными словами. Но рассказчик и не думал передавать кому-либо свои бразды.

- Так вот. Я вам могу рассказать подряд несколько историй произошедших со мной. И явившихся для меня полнейшей неожиданностью.

Произошло это лет десять назад. Тогда я ещё жил со своей семьёй в Царицыно.

На восьмое марта в гости к нам приехала приятельница жены.

Мы весело отметили праздник. Заговорились. И не заметили, что закончилось время работы метро.

Стали уговаривать гостью заночевать у нас. Но выяснилось, что дома у неё осталась больная мать, попросившая её вернуться в любое время. Только вернуться.

Поскольку просьба матери для неё была свята. Гостья решила взять такси к себе в Отрадное.

А это, как вы сами понимаете, нужно ехать с юга Москвы на север.

Тут жена и попросила меня подбросить подругу домой.

«Что делать. Хоть и другой конец, устал, а надо».

Машин на улицах было немного. И вскоре я уже въезжал в квадратный двор, окруженный трёх этажными тёмно-зелёными домиками.

Вы, наверное знаете. После войны их во множестве настроили по московским окраинам пленные немцы.

Вскоре, распрощавшись с подругой жены, я стал выруливать со двора.

Как вдруг, на выезде прямо перед капотом моей машины возникла несколько странная женская фигура в пушистой шубе.

Было холодно. Шёл снег. Её голова была замотана, на скорую руку, ярким шарфом.

Мне показалось, что женщина сейчас попросит, чтобы я подбросил её из гостей домой в какой-то район. Сами понимаете, лишний заработок нам никогда не мешает.

И я остановился. Открыл дверь автомобиля.

Но показавшаяся в проеме женщина ничего не попросила. Просто молча стала меня рассматривать. Словно убеждаясь, что я именно тот, кого она искала.

Тогда я сам задал ей вопрос.

«Куда вам нужно ехать?»

Странная женщина продолжала молча изучать меня внимательным взглядом.

Я вновь повторил свой вопрос, и уже сделал нетерпеливый жест рукой, чтобы закрыть дверь. Как, вдруг, женщина решилась.

-Позвольте я присяду. Я всё сейчас объясню.-

Не ожидая моего согласия, она присела на край сидения.

Затем я услышал несколько необычный рассказ, смысл которого сводился к тому, что её близкий мужчина не пришел, как обещал, к ней домой. Поздравить с праздником.

А она всей душой ждала его. Приготовила праздничный стол. Но кроме горького разочарования, ничего этим вечером с ней не произошло.

- Как мне кажется, вы нормальный человек, мужчина и поймете меня.-

Она попросила меня подняться к ней в квартиру, чтобы хоть на несколько минут скрасить горечь своего одиночества, символично поздравить хозяйку. Она была хороша собой, говорила на хорошем русском языке. На вид ей было лет тридцать.

В первые мгновения я, конечно, поразился всему услышанному. Но, немного поразмыслив, решил откликнуться на её просьбу. Хотя, сами понимаете, по своему жизненному опыту, на всякий случай прихватил с собой монтировку. Заметив это моё движение, она усмехнулась.

Мы поднялись к ней на второй этаж. Я пропустил её вперёд, попросив включить свет в коридоре. Она исполнила мою просьбу. И я с некоторой опаской вошел в чужую квартиру.

- В доме только двое спящих детей.-

пояснила женщина.

Мы прошли на кухню, где я увидел, богато для тех голодных времен, накрытый стол. Всё, начиная от красной и черной икры, до всевозможных балыков было на нём выставлено. Питьё также было выше всяких похвал.

На всякий случай, я всё же обошел квартиру и убедился, что кроме нас действительно никого не было. Затем мы с ней прекрасно провели время.

Неожиданно, я узнал от раскрасневшейся хозяйки, что передо мной личный секретарь тогдашнего главы Москвы. Председателя московского городского исполкома Виктора Гришина.

В постели она была великолепна. И я ей понравился,

На прощание она дала мне несколько своих рабочих телефонов в полной уверенности, что позвоню.

Но я этого не сделал. Слишком дорога была мне тогда моя семья. Моя жена, теперь, к сожалению, уже бывшая. –

Как-то неловко поправившись, закончил рассказчик. -

- Ну, что? Может, хватит?-

как бы, для затравки задал он вопрос. Конечно же, все попросили его продолжить.

- Что ж, пожалуйста. Извольте. Сколько хотите.-.

- Как-то я допоздна задержался на работе, оформляя необходимые назавтра документы.

Стояло начало лета. И уже в четвертом часу рассвело, когда я только заруливал на машине домой.

Свернул на набережную. И возле поплавка – ресторана, стоявшего на Москва реке возле Таганской набережной, напротив «Берёзки», посадил в машину двух проголосовавших мне молодых женщин. Им нужно было домой в Бирюлёво. Веселые пьяненькие девчонки были разговорчивыми попутчицами.

Подъехав к нужному дому, я неожиданно получил приглашение подняться к ним, чтобы продолжить банкет. В те времена отношения с женой дали уже серьёзную трещину. И, по чести скажу, не по моей вине. Поэтому, не связанный особыми моральными обязательствами, не стал себя долго упрашивать.

Девушки оказались примерно одного возраста.

Одна рыженькая, в веснушках с острым носиком. Очень быстрая на язык. Её звали Верой, а я про себя окрестил Лисичкой.

Вторая брюнетка с типично русской красотой. Её звали Ириной.

Мы поднялись в однокомнатную квартиру, принадлежащую Вере.

Распили пару бутылок вина. Девчонки мои захмелели и, загорелись.

Но, тут между ними из за меня случился раздор: «какая, из двух, более достойна». Я, было, постарался их примерить, предложив лечь сразу втроём. Но, тут восстала, очевидно влюбившаяся в меня Лисичка. Почему-то пронзительно закричала, что-то про обманщиков «козлов мужиков». И громко хлопнув дверью, выбежала на кухню.

Мы с её подругой не стали терять времени. Переглянулись, усмехнулись и кувыркнулись в кровать.

Так можете себе представить. Лисичка вскоре вернулась. Думаете к нам в постель?

Ничего подобного. Она стояла над изголовьем всё время пока я с её подругой занимался любовью. Но мы не обращали на неё ни малейшего внимания. Она оттого ещё более ярилась. Громогласно стыдила Ирку. Вспоминала их верную дружбу, и бывших мужиков, и вообще Бог весть что. В общем, всё подряд…

…В состоянии весёлой эйфории я покинул квартиру смешных девчонок.-

И всё же самым необычным явился случай в деревне.

Вы знаете, одинокому мужику иногда бывает, так невмоготу без женщины, что, как говорится, до зубовного скрипа доходит.

И, вдруг, с неба не с того, не с сего сваливается…

В пятницу поехал сразу после работы на дачу.

Стоял конец августа. В вечернем воздухе клубилась жара.

От станции дорога проходила мимо большого пруда. Время было уже тёмное, ночное. Освещения никакого.

Замечаю, что вдоль берега полно автомобилей. Народ весело развлекается в компаниях.

«А я один тащусь на дачу».

мелькнула пакостная мысль.

«Чёрт, всё в жизни повторяется. Где-то в молодости уже проходил такой эпизод».

И в то же самое мгновение примечаю странную картину.

На подъеме дороги в фарах проезжающих машин время от времени появляется и пропадает странная обнаженная женская фигура с разведенными руками. Словно она ловила авто. Пьяная в дым компания дамы возлежала на берегу неподалеку. А она, в некоторой панике, пыталась остановить проезжающие по дороге машины. Но, поскольку, водители видели пьяную женщину, никто и не останавливался.

Я попытался обойти живую преграду, но не тут-то было. Она меня обняла, одновременно, бормоча что-то невразумительное о своём желании быстрее покинуть здешние места.

Быстро оглядел её приятелей, живописно раскинувшихся поодаль, пытаясь отыскать хоть кого-нибудь «живого», чтобы сдать с рук на руки. Всё напрасно. Таких не оказывалось.

Тогда стал рассматривать саму виновницу шума. Передо мной находилась симпатичная, небольшого роста молодая женщина. Немного татарского профиля. Её дорогой бикини соблазнительно подчеркивал все замечательные выпуклости её фигуры. По всему было видно, что женщина ухоженная. И любит своё тело.

Конечно, под большим хмельком, но для мужика уже несколько месяцев не ощущавшего женского тепла это не имело ровным счётом никакого существенного значения. Скорее наоборот. Когда тебя обнимают. Когда ты нужен.

Так зачем куда-то уезжать, когда мой дом в ста метрах отсюда.

Но, тут она несколько засомневалась. Ведь нашему «знакомству» только мгновение! Однако, прошло всего несколько минут, как мы уже подымали на веранде дачи бокалы за наше знакомство.

И всё же, вскоре алкоголь сделал своё подлое дело. Моя нежданная подруга сама нашла кровать и уютно в ней расположилась.

Стоит ли говорить, что я был на вершине сексуального восторга и исполнял свою мужскую партию на самом высоком уровне.

И, что вы думаете? Существует тут какая-нибудь женская логика!??

Так вот, мужики, что иногда приключается с нашим братом.


***


РИТУАЛ


Книга мёртвых – основа

верования у тибетцев.