Учреждение Российской академии наук Институт Европы ран великобритания перед всеобщими выборами 2010 г. Доклады Института Европы

Вид материала

Доклад

Содержание Консерваторы и лейбористы

Подобный материал:

• Е. В. Дрожжина Промышленная политика европейских стран, 3397.8kb.
• Учреждение российской академии наук институт европы ран, 1149.02kb.
• Е. В. Дрожжина Коалиционное правительство Великобритании год после выборов, 34.85kb.
• Учреждение российской академии наук институт философии ран, 254.74kb.
• Учреждение Российской Академии наук Институт экономики ран москва, Новочеремушкинская, 148.35kb.
• Кандидат экономических наук., старший научный сотрудник Центра Северной Европы Института, 123.43kb.
• Ипээ ран www sevin ru, 32.71kb.
• Ипээ ран www sevin ru, 22.27kb.
• Iх всероссийская молодежная научная конференция Института физиологии Коми научного, 2670.42kb.
• Наук институт философии ран козолупенко дарья Павловна анализ мифопоэтического мировосприятия, 508.82kb.

Центробежные и центростремительные

тенденции в предвыборном марафоне


Обстановка предвыборной борьбы вынуждает её участников рельефнее высвечивать не только свои стартовые позиции, но и идейно-политическую сущность своего курса, которая в обычное время не проявляется столь отчётливо. Открывается возможность лучше распознать тот новый или обновленный век-тор политического развития, который окончательно определится после смены нынешней управленческой команды. Главный вопрос заключается в том, «укладывается» ли это развитие в рамки политического центризма, возобладавшего после «тэтчеристской революции» конца 1970-х – начала 1990-х гг. (и особенно после выборов 1997 г.), или же страна вступает в принципиально новый этап своей истории.

^ Консерваторы и лейбористы

Среди факторов, определяющих ответ на поставленный вопрос, находятся отношения, которые выстраиваются между двумя основными партиями. Обострение межпартийных отношений в предвыборный период позволяет точнее выявить, насколько велик их конфронтационный потенциал и способен ли он придать новое качество сложившейся модели.

Пунктирно обозначим перечень расхождений в позициях двух главных партий на сегодняшний день.

В области экономики это, прежде всего, разница в области бюджетной и налоговой политики. Консерваторы достаточно определённо высказались за резкое снижение бюджетного дефицита путём сокращения государственных расходов и одновременно – известного повышения налогов. Лейбористы более определённо высказываются за повышение налогов, прежде всего на состоятельные слои населения. В то же время они заявляют о том, что в условиях кризиса и сразу после него невозможно сверстать бюджет, в котором бы расходы не превышали доходы, причём значительно.

Что касается путей выхода из экономического и финансового кризиса, то лейбористы, осуществив беспрецедентное вливание денег в финансовый сектор, делают упор на возрождение промышленного потенциала страны на современной технологической основе, тогда как консерваторы по-прежнему считают необходимым сохранить преобладающую роль финансового сектора и лондонского Сити.

В области социальной политики и социальных отношений чётко просматривается ориентация консерваторов на завоевание новых сторонников среди тех категорий избирателей, большинство которых до сих пор склонно поддерживать лейбористов. Отсюда резко возросла их деятельность на сближение с профсоюзами (что наиболее наглядно проявилось в участии их лидера на одном из форумов БКТ). Тори распространяют заявления о том, что консерваторы – партия «всего общества», и тем самым дают понять, что отходят от сугубо индивидуалистической идеологии тэтчеризма. Что касается социальной политики как таковой, то резко критикуя состояние системы социальных услуг в правление Лейбористской партии, консерваторы уверяют в своём стремлении поднять их качество на порядок и пытаются доказать, что одновременно сэкономят на их содержании.

Судя по тронной речи королевы, в ряду 16 биллей, которые правящая партия намерена внести в парламент, особый акцент лейбористы делают на законопроектах социальной направленности – это билль о равенстве (equality bill), билль о предотвращении детской бедности (child poverty bill), билль о совершенствовании системы образования и помощи семье (education and family bill), билль о помощи инвалидам на дому (personal care at home bill)¹. Как полагают эксперты², реализация заложенных в этих законопроектах обязательств потребует настолько больших бюджетных средств, что правительство вынуждено будет либо отказаться от части своих обязательств, либо обойтись паллиативами. Однако такого рода «заявки», как пишет пресса, ставят консерваторов в довольно сложное положение, поскольку любая критика с их стороны будет напрямую ухудшать имидж партии в глазах значительной части её реальных и потенциальных сторонников.

Стремясь переиграть партию тори, лейбористы пытаются продолжить свою экспансию на традиционно консервативном электоральном поле, и не в последнюю очередь в среде малого, среднего и большого бизнеса. Однако если консерваторы традиционно выступают своего рода рупором финансовых кругов и Сити, то лейбористы выдвинули лозунг реиндустриализации и возрождения Британии как промышленной державы в том числе на путях частно-государственного партнёрства. Такого рода «этатизм» консерваторы используют для обвинения лейбористов в попытках поставить государство выше общества, подчинив общественные интересы интересам бюрократии.

Пожалуй, наиболее острые разногласия между двумя партиями прослеживаются в сфере политической. Как было заявлено в тронной речи королевы, правящая партия намерена внести в парламент билль о конституционной реформе и государственном управлении (Constitutional reform and governance bill), нацеленный, в частности, на завершение начатой ещё в конце 1990-х гг. реформы Палаты лордов. На сей раз, скорее всего, будет предложено полностью ликвидировать не только категорию так называемых наследственных пэров, но и одновременно сделать вторую палату частично или полностью избираемой. Консерваторы возражали и будут возражать против такого рода радикализма и «попрания основ».

Лейбористы пытаются опередить консерваторов и в выдвижении инициативы по реформе Палаты общин, смысл которой, как они заявляют, заключается в том, чтобы «восстановить веру в парламент и политическую жизнь».

Главное предвыборное обязательство лейбористов – провести референдум по реформе системы выборов в Палату общин. Как известно, после прихода к власти в 1997 г. они отказались от своего обязательства осуществить реформу по замене мажоритарной системы выборов на систему, близкую к пропорциональной. Чтобы сохранить лицо, они ограничились тогда реформированием порядка избрания членов Европарламента и региональных ассамблей. На сей раз, как и в канун выборов 1997 г., они объявили на ежегодной конференции 2009 г., что впишут в предвыборный манифест обещание провести референдум по ре-форме системы выборов в парламент. Однако ныне они пошли значительно дальше и официально заявили о том, что в случае победы на выборах проведут через парламент закон об обязательном проведении референдума, причем не позже 11 октября 2011 г. По их планам, вместо нынешней мажоритарной системы будет введена система «альтернативного голосования», в соответствии с которой избиратель получит возможность ранжировать кандидатов в соответствии со своими предпочтениями. Бесспорным победителем в том или ином округе станет тот кандидат, которому удастся набрать 50 и более процентов голосов. Распределение всех других мест в Палате будет определяться на основе пересчёта голосов во всех таких округах, и каждая партия получит количество мандатов, пропорциональное полученной поддержке. Как утверждают сторонники системы, она позволит сохранить роль избирательных округов и их партийных организаций и не допустить «обезличивания», которая характерна для «чистой» пропорциональной системы, в соответствии с которой избиратель голосует не за конкретных кандидатов, а за ту или иную партию в общем списке.

В случае успеха реформа приведёт к окончательному разрушению традиционной партийной системы и ударит больнее всего по позициям консерваторов, неизбежно поставив последних в положение защитников статус-кво и, как полагают некоторые британские аналитики, вынудит их пообещать принять закон, блокирующий проведение референдума.

К числу менее существенных, но никак не второстепенных обещаний лейбористов относятся их планы, объявленные в конце ноября 2009 г., расширить полномочия парламента Шотландии (главным образом в сфере налогообложения). Консерваторы тут же выступили решительно против этого, что привело, как пишет газета «Гардиан», к развалу комиссии по деволюции, в которой представлены обе партии и главная цель которой заключается в противодействии шотландскому национализму³.

Выступая поборниками централизованного управления страной, консерваторы заявили о намерении ликвидировать «региональные экономические агентства», созданные в Англии после прихода лейбористов к власти. Естественно, лейбористы тут же осудили это заявление как нерациональное не только с точки зрения интересов экономики и экономического развития, но и как нарушающее права регионов.

Бросаются в глаза и расхождения между партиями по вопросу о возможных изменениях в гражданской службе (civil service). И та, и другая партия заявляют о необходимости сохранить расходы на госуправление и повысить его эффективность. Однако если консерваторы выступают за то, чтобы привлечь частный бизнес к реализации некоторых функций госслужбы (главным образом к управлению находящимися в её распоряжении имуществом и активами), то лейбористы заявляют о намерении перевести свыше 130 тыс. госслужащих в примыкающий к Лондону юго-восточный регион. Этой мерой они предполагают не только сэкономить на их содержании, но и способствовать реализации своей программы облагораживания «культуры управления» (culture of smarter government).

Объектом межпартийного соперничества стала и идеология. Стремясь освободиться от имиджа тэтчеристской «мерзкой партии» («nasty party»), консерваторы устами своего лидера заявили, что в отличие от лейбористов, которые якобы не отделяют общество от государства, они верят в самодостаточность общества, выступают за активизацию социальной активности граждан и местных сообществ, и в этих целях уже учредили пост теневого министра «коммунального сплочения и социального действия» (shadow minister for community cohesion and social action)⁴.

Со своей стороны, не отступая от своей приверженности ценностям сообщества, общины («community»), лейбористы всячески подтверждают верность принципам социальной справедливости, которую стали напрямую связывать с борьбой против непомерно высоких окладов и бонусов верхушки руководителей банков и других финансовых учреждений. Не ограничиваясь словесным осуждением безудержного обогащения финансовой элиты, они устами своего лидера проявили готовность ввести чрезвычайный налог на произвольно завышенные бонусы (так называемый «windfall tax», а также ввели ограничения на выплату таких бонусов в банках, перешедших в условиях кризиса в собственность государства. В их намерения входит и снижение окладов и бонусов высших государственных служащих⁵. Выступая с этими обязательствами, они опубликовали конкретные данные, свидетельствующие о непомерно высоких окладах чиновников высшего звена в центре и на местах, обязавшись впредь гарантировать прозрачность такого рода информации.

В начале декабря 2009 г. премьер-министр Г. Браун буквально атаковал лидера тори Д. Камерона, заявившего несколько ранее о намерении снизить налог на наследство, обвинив его в защите интересов и привилегий верхушки общества и, в частности тех, кто, как и сам Д. Камерон, принадлежит к потомственной аристократии.

И сами консерваторы, и почти вся пресса заговорили о «классовой войне», под знаменем которой лейбористы намерены проводить свою избирательную кампанию, после чего лейбористы заметно сбавили свой разоблачительный тон и стали вновь подчёркивать приверженность ценностям «нового лейборизма».

Внешняя политика, по крайней мере, до сегодняшнего дня, фактически остаётся сферой, незатронутой острыми политическими распрями. Исключение составляет отношение к Европейскому Союзу и Лиссабонскому договору, где налицо явное несовпадение позиций. Если лейбористы практически безоговорочно поддержали этот договор и содействовали его ратификации, то консерваторы отнеслись к нему резко критически, а их лидер поначалу даже пообещал в случае прихода к власти провести референдум, по результатам которого партия определится со своим отношением к договору. Консерваторы также настаивают на отказе Британии от социальных обязательств, записанных в документах Евросоюза.

Таковы, очень коротко, наиболее существенные расхождения между двумя главными партиями по ключевым вопросам экономической, социальной, внутренней и внешней политики. По мере приближения даты выборов полемика вокруг них становится все более острой, чему в немалой степени способствует выявившаяся в конце 2009 г. неопределённость их исхода.

Тем не менее, никакой «классовой войны» не происходит, а перечисленные выше расхождения не нарушают общих принципов, на которых базируется внешняя и внутренняя политика страны. Больше того, в целом ряде случаев можно проследить отказ обеих партий, и особенно консерваторов, от некоторых сделанных в пылу полемики радикальных заявлений. Так, после вступления в силу Лиссабонского договора Камерон вынужден был отказаться от своего предложения о референдуме как лишенном смысла. Спускается на тормозах и обязательство снизить или заморозить социальные расходы ради сокращения бюджетного дефицита. Явное замешательство наблюдается и в политике в области налогообложения.

При всем том нельзя сказать, что разногласия между двумя партиями носят лишь маргинальный характер. В некоторых случаях они достаточно серьёзны, и, прежде всего, это относится к вопросам конституционной реформы и промышленной политики. Разногласия свидетельствуют о том, что, преодолев большое расстояние на пути превращения в так называемые «партии для всех» («catch all parties»), обе партии сохраняют определённую специфику и остающиеся от прошлого лояльности и привязанности. Однако и специфика, и привязки не мешают им оставаться в общем поле политического центризма, на котором они взаимодействуют вот уже более десяти лет.

«Третьи» и «малые» партии

Представляется, что Либерально-демократическая партия (ЛДП) в нынешний предвыборный период не проявляет особой активности, хотя и пытается позиционировать себя как влиятельная и перспективная политическая сила. Никаких особых новаций в её позициях не просматривается, и она по-прежнему придерживается тех центристских и отчасти левоцентристских позиций, что и прежде. Остаётся, в частности, наблюдавшееся в недалёком прошлом смещение к более активной социальной политике. Она в чём-то более последовательна, чем социальная политика лейбористов, что особенно проявляется в её предложениях в области налоговой политики⁶. Сохраняет она и свою особую проевропейскую ориентацию.

Поддержка, которой, судя по опросам, ЛДП располагает, колеблется между 18–20%, и в случае, если ни одна из партий не получит на выборах твёрдого большинства, такая поддержка вполне может позволить ей претендовать на нечто большее, чем на не слишком заметное присутствие в Палате общин.

Тот факт, что рейтинги главных партий с конца ноября 2009 г. имеют тенденцию к сближению, а шансы консерваторов собрать более 40% голосов, необходимых для формирования правительства большинства, становятся менее надёжными, делает перспективу «подвешенного» парламента («hung parliament») до-статочно реальной. Лейбористы, скорее всего, не получат поддержки, которая позволила бы им придти к власти без посторонней помощи. Отсюда, чтобы остаться у власти, им придётся либо заключить «пакт» с либералами (как в 1977 г.), либо даже отдать им те или иные министерские посты. Однако некоторые наблюдатели не исключают, что в случае, если консерваторы получат явный перевес над лейбористами, им будет поручено формирование правительства меньшинства. Именно данное обстоятельство, судя по всему, заставило лейбористов ещё в декабре 2009 г. взять на себя твёрдое обязательство провести референдум по избирательной реформе (о чём ранее уже упоминалось). Учитывая кровную заинтересованность ЛДП в такой ре-форме (благодаря которой количество мест партии в парламенте может возрасти в 2-3 раза), лейбористы рассчитывают, и, видимо, не без оснований, что поддержка ЛДП им поможет остаться у власти в четвёртый раз. В то же время повторить свой «разворот на 180 градусов» (U-turn), т.е. отказаться от обещанной реформы, как они сделали после выборов 1997 г., им уже не удастся.

Правда, судя по заявлениям лидера ЛДП Ника Клегга, в случае, если выборы приведут к «балансу» в парламенте, либеральные демократы подержат ту партию, у которой окажется более основательный мандат («strongest mandate»). Иначе говоря, он не исключает той или иной кооперации с консерваторами. Однако если учесть, что тори и либерал-демократов разделяют принципиальные разногласия по таким ключевым для ЛДП вопросам, как конституционная реформа, отношение к ЕС и деволюции, а также тот факт, что за коалицию с консерваторами высказываются всего 16% её членов (при 31% – за соглашение с лейбористами)⁷, заявление Клегга, скорее всего, имеет «проходной» характер.

Создавшаяся в ноябре – декабре более благоприятная для лейбористов ситуация может подтолкнуть их, как полагают некоторые наблюдатели, к назначению даты выборов не на май-июнь, а на конец марта. Перенос выборов на более ранний срок позволил бы им избежать неотвратимого после формирования апрельского бюджета снижения их рейтинга (поскольку в бюджете обязательно будет заложено повышение налогов и сокращение некоторых социальных расходов) и тем самым не подвергать себя «ненужному» риску. Правда, Браун пока что даёт понять, что никаких выборов в марте не будет.

Перспектива далеко идущих изменений в расстановке партийно-политических сил и в партийно-политической системе становится более реальной и в связи с ростом влияния созданной в 1994 г. Партии независимости Соединённого Королевства (ПНСК – UK Independence Party). В течение довольно долгого времени эта отколовшаяся от консерваторов партия пребывала на отдалённой периферии партийно-политической жизни. Однако после того как она завоевала в 1999 г. три места на выборах в Европарламент (что стало возможным лишь благодаря переходу на этих выборах от мажоритарной системы к пропорциональной), её политический вес стал возрастать. В 2004 г. она добилась избрания на европейских выборах уже 12 своих кандидатов, собрав 16% (2,6 млн) голосов. В 2009 г., собрав 16,5% голосов, она вышла на второе место, опередив лейбористов, а число её членов в Европарламенте возросло до 13.

На общенациональных парламентских выборах 2005 г. партия собрала всего 610 тыс. голосов. Однако, судя по опросам, на предстоящих выборах за неё будут готовы проголосовать 4% избирателей – больше, чем за «зелёных» (3%) и националистов (2%)⁸.

На местных выборах 2009 г. ПНСК провела 97 своих представителей в состав муниципальных законодательных органов власти, что на 46 человек больше, чем на выборах 2008 г.⁹ В на-стоящее время в рядах партии – два члена Палаты лордов, в том числе её нынешний лидер.

Учитывая, что подавляющее большинство потенциальных избирателей ПНСК – это бывшие и нынешние сторонники консерваторов, даже сравнительно небольшой её успех на предстоящих выборах может заметно ослабить шансы тори на чистую победу. Тот факт, что значительная часть британцев обеспокоена перспективами дальнейшей федерализации ЕС в связи с вступлением в силу Лиссабонского договора, льёт воду на мельницу ПНСК. Может добавить партии голосов и её требование на 5 лет полностью запретить иммиграцию, а по истечении этого срока ввести такие же ограничения, как в Австралии и Новой Зеландии. По оценке некоторых наблюдателей, участие ПНСК в предстоящих выборах может обойтись консерваторам потерей 50 мест в Палате общин¹⁰.

При всём том, ПНСК остаётся «малой» партией, и даже если она собирается выдвинуть около 500 своих кандидатов на выборах 2010 г., провести ей в парламент хотя бы одного из них при нынешней избирательной системе наверняка не удастся.

Столь же нулевые шансы и у Британской национальной партии (БНП), придерживающейся ещё более радикальных позиций. Как и ПНСК, эта партия, благодаря действующей с конца 1990-х гг. пропорциональной системе выборов, смогла провести в 2009 г. двух своих членов в Европарламент. Там они в конце октября 2009 г. присоединились к крайне правой группировке «Европейские правые», насчитывающей 25 человек. Партия не только выступает с экстремистских националистических позиций, но и решительно осуждает инициативы и мероприятия по снижению выбросов в атмосферу в целях борьбы с потеплением климата. Как заявляют её лидеры, кардинального улучшения состояния окружающей среды можно достичь снижением числа «загрязняющих» страну иммигрантов.

Несмотря на протесты общественности, лидер БНП как член Европарламента был включён в состав делегации Евросоюза на Копенгагенскую международную конференцию по изменению климата (декабрь 2009 г.), что позволило ему и его партии более заметно, чем до сих пор, заявить о себе в британской и европейской политике.

Больно ударив по экономике Британии, экономический кризис осложнил проблему занятости, что позволило БНП активизировать свою националистическую пропаганду. Напомним, что по опросам общественного мнения, на предстоящих выборах за неё готовы проголосовать всего 2% избирателей, хотя не исключено, что по мере обострения предвыборной борьбы и роста антииммигрантских настроений доля эта может и возрасти. Тем не менее, ощутимой угрозы превращения БНП в «парламентскую партию», по крайней мере, в ближайшее время, нет.

Нет такой перспективы и у Партии зелёных. Занимая уже длительное время место на левом фланге британской политики, эта партия, как и противостоящие ей ПНСК и националисты, делает более «разноцветным» политический спектр Великобритании. Однако сколько-нибудь существенно потеснить политический центризм ни правые, ни левые партии после выборов 2010 г. будут не в состоянии.


Е.В. Ананьева^


Партия тори между «прогрессивным

консерватизмом» и «красным торизмом»


Изменение «климата мнения» в Британии, приводящее к смене правящей партии, выражается в 10%-ном разрыве в рейтингах между ведущими партиями (в силу «несправедливости» мажоритарной системы). Ранее достигавший 20 пунктов и более, к концу 2009 г. разрыв снизился, колеблясь вокруг отметки в 10%. Перед консерваторами стоит трудная задача получить на предстоящих выборах 326 депутатских мест (т.е. на 120 мандатов больше, чем партия располагает сейчас). Только при таком масштабе победы они получат уверенное большинство в парламенте и сформируют правительство большинства.

Лейбористы рассчитывают, что к маю 2010 г. экономика выйдет из кризиса, а консерваторы – что фактор психологической усталости избирателей от ныне правящей партии и недовольство электората накопившимися ошибками правительства приведут их к власти. В отличие от трёх предыдущих выборов, когда победа Лейбористской партии, пусть и с убывающим преимуществом, по ряду обстоятельств (в том числе кризиса в партии консерваторов) представлялась очевидной, победу Консервативной партии с явным отрывом от соперников предсказать не решимся: вполне вероятна ситуация «подвешенного парламента» и формирования правительства меньшинства.

Предполагается, что депутатский корпус консерваторов сильно обновится, и лишь примерно 160 членов парламента будут обладать опытом работы в нём, причём в случае победы половину из них назначат в правительство или на должности парламентских организаторов (кнутов)¹¹. Как бы там ни было, в партии тори под руководством видных её деятелей Френсиса Мода и Кеннета Кларка создана команда, которая готовит новое поколение консерваторов к управлению страной, проводя лекции и практические занятия по государственной службе.

Конечно, британцы ценят, прежде всего, компетентность партий – нация по природе своей чужда идейным шараханьям, и обе ведущие партии после идейной «реполяризации» конца 1970 – 1980-х гг. сдвинулись к центру, стремясь завоевать симпатии численно возросшего среднего класса, в основном занятого в нематериальном производстве (более ⅔). «Новые лейбористы» в 1990-х гг. перенимали идеи и политические технологии у «новых демократов» Билла Клинтона. Консерваторы же, не будучи идейно близкими с сильно поправевшей Республиканской партией (которая, к тому же, опирается на религиозную составляющую), обращают свои взоры на западное побережье. Именно там динамичная высокотехнологичная, «зелёная» экономика сочетается с гибким рабочим графиком, приспособленным к семейным обстоятельствам. Смотрят они на Калифорнию глазами директора по стратегии Консервативной партии С. Хилтона, который не столько обращается к книгам, сколько к живому опыту этого американского штата (хотя не понятно, в частности, как пример огромного дефицита бюджета Калифорнии впишется в идейные наработки британских консерваторов).

Согласно Камерону и Осборну, происходит процесс «гуглизации» («googlisation») политики, что совпадает с их пониманием современной миссии консерватизма – выравнивания социальной иерархии и наделения индивида возросшими возможностями. Интернет – не просто новый посредник, а революция, отбирающая власть у Флит-стрит. Супруга С. Хилтона, Уэтстоун, отвечает за связи с общественностью в «Гугл». Исполнительный директор «Гугл» Э. Шмидт входит в экономический совет при лидере Консервативной партии. Обзор по развитию малого бизнеса написал для неё Д. Ричард, ведущий калифорнийский предприниматель. Камерон и теневой министр финансов Дж. Осборн встречались с основателями «Гугл» Л. Пейджем и С. Брином, обсуждая способы дебюрократизации государства. Они общаются и с ведущими производителями компьютеров и компьютерных программ, разработчиками социальных сетей.

Интернет открывает гражданам доступ к информации, и консерваторы намерены ввести размещение данных о госрасходах свыше 25 тыс. ф.ст. (как во многих штатах США) в Интернете, что окажется более эффективной мерой контроля, нежели государственные инспекции. Они также намерены ввести стандартную форму электронной отчётности местных органов власти о расходах и о деятельности и тратах членов Палаты общин. Как писал обозреватель «Спектэйтор» Ф. Нельсон, задача состоит в том, чтобы открыть «джунгли» Уайтхолла и Вестминстера и городских ратуш любому охотнику¹². Осборн уже создал сайт theyworkforyou.com, где обсуждаются данные, представленные парламентом.

Однако замысел консерваторов шире, чем дальнейшая компьютеризация, – они стремятся утвердить калифорнийский образ жизни и перестроить по его лекалу модель британской экономики. Осборн стремится создать калифорнийский треугольник (университеты, венчурный капитал и предприятия высоких «зелёных» технологий на местном уровне и с условиями, благоприятными для семьи) в Британии. Предполагается создать государственную биржу, чтобы направить инвестиции в «зелёные» технологии, разработанные в университетах. Камерон провозгласил, что Британия станет мировым лидером по производству электромобилей. Между тем, Осборн признаёт, что государство не в состоянии «назначать победителей». Многие страны пытались создать при поддержке государства Силиконовую долину. И в условиях кризиса Камерон не отказывается от идеи – совместить экономический рост с «зелёными» технологиями. Сказать, что лейбористы не желают того же, было бы неправильным.

Видные деятели Консервативной партии беспокоятся, что лидеру тори недостаёт политической тяжеловесности – громкие политические заявления могут уйти в свисток под грузом действительности. Так, газета «Миррор» высмеяла показуху экологических воззрений Д. Камерона, разместив фото, на котором он едёт на велосипеде, а лимузин везёт его ботинки и портфель.

Постоянный рефрен Д. Камерона – «разбитое общество» («broken society»). Камерон обещает новую разновидность консервативной политики: сострадательный, «голосуй за синих, становись зелёным» («voting blue, going green»), озабоченный бедностью и «разбитым обществом». С. Хилтон, беря пример с Блэра, пытается найти подход к избирателям и подстраивает идейную платформу партии к их вкусам. Отсюда неизбежна непоследовательность идейных воззрений. Уже привычные для политического дискурса страны оксюмороны (например, «радикальный реформизм» Блэра), пополнил и Камерон, выдвинув в качестве идейной платформы партии «прогрессивный консерватизм».

Отметим, что речь о «прогрессивном консерватизме» Камерон произнёс в «мозговом центре» Демос, который в своё время активно работал над развитием концепции «третьего пути» для «новых лейбористов», а в январе 2009 г. запустил новый проект «Прогрессивный консерватизм»¹³.

По Камерону, прогрессивный консерватизм подразумевает консервативные средства в прогрессивных целях. Прогрессивность касается цели построения благого общества и благой жизни (good society and good life), подразумевая четыре подчинённые цели: справедливое общество (помочь людям выбраться из бедности и выбраться навсегда); общество равных возможностей; «зелёное» общество (устойчивость окружающей среды); безопасное общество.

Лидер тори признаёт, что относительно этих целей в обществе сложился консенсус, их придерживаются и другие партии (лейбористы, либерал-демократы), занимающие широкий центр на линии политического спектра. Расхождение касается средств их достижения: «консервативные средства – лучший способ достичь общих прогрессивных целей». Отсюда вытекает важность практического применения консервативных средств для воплощения этой философии при непосредственном участии государства. Основной посыл – централизация государства, которую осуществили лейбористы, достигла своих пределов. Она подорвала социальную ответственность граждан и разрушает социальные институты, особенно семью.

Что же делать, с точки зрения тори? Первое средство – децентрализовать ответственность и власть, передав больше полномочий гражданам, общинам и гражданским институтам. В постбюрократический век следует опираться на социальные сети, а не на правила, влиять на поведение, а не издавать указы, создавать мелкие стимулы, а не жёсткие инструкции. Второе средство – государство должно укреплять институты гражданского общества, прежде всего семью. Важно отметить противоположность позиции Камерона мнению М. Тэтчер, заявлявшей, что «общества нет» (there is no such thing as society)¹⁴. Нынешний лидер тори считает, что «общество есть» (there is such a thing as society).

Основа социального прогресса и ответственного отношения к окружающей среде – экономический рост. План экономического роста не должен возвращать страну к старой экономике, а содействовать новой экономике, раскрепощая социальную мобильность, поощряя «зелёный» рост, повышая качество и уровень жизни каждого.

Однако неконтролируемые госрасходы и рост госзаимствований угрожают прогрессивному мировоззрению. Чтобы избежать «финансовой безответственности лейбористов», считает Камерон, государству следует жить по средствам и знать цену деньгам.

В планах консерваторов – радикальная школьная реформа (ради общества равных возможностей и децентрализации власти), направленная на уничтожение госмонополии на контроль над образованием. Ученикам из социально уязвимых семей будет предоставлена государственная поддержка. Радикальная ре-форма социального обеспечения жизненно важна при ухудшении экономического положения, особенно это касается Национальной службы здравоохранения (НСЗ). В планах и передача полицейских функций на уровень местной общины.

Консерваторы выступают против бюрократической регламентации на микроуровне (упрёк в адрес лейбористов), нацеливаясь на «духовные изменения», чтобы на всех уровнях власти чиновники исповедали одну философию – «прогрессивного консерватизма», то есть заранее знали, что предпринимать в непредвиденных обстоятельствах.

Самой серьёзной задачей консерваторы считают восстановление экономики. Камерон не считает, что консерватизм иррелевантен, поскольку рынки «провалились», или что пришло время вернуться к «большому государству». Он также не считает, что невозможно проводить прогрессивный курс, чтобы вновь склеить «разбитое общество», в условиях спада экономики: рецессия не оправдывает «большое государство», а «забивает последний гвоздь в его крышку» (страна в хаосе из-за раздутых при лейбористах долгов – банковских, личных, государственных). Лейбористы не могут помочь людям, поскольку исчерпали все деньги. Ответ консерваторов не может состоять в том, что бы занимать больше денег и делать государство ещё больше. Ответ консерваторов: бережливость, децентрализация, общая (разделённая) ответственность.

Ф. Блонд¹⁵, директор проекта «Прогрессивный консерватизм», летом 2009 г. вышел из «Демоса», обнажив расхождения с теми, кто выступал за радикальный вариант повестки дня тори. Верх взяли те, кто призывал Камерона не обнародовать слишком открытые и конкретные планы и стратегию до выборов. Вскоре Камерон присутствовал уже на открытии другого «мозгового центра» – «РесПублика» (ResPublica¹⁶) под руководством того же Блонда. Камерон заявил, что «мы все в одной лодке» и «есть такая вещь, как общество, но общество не совпадает с государством». Второй фермент идейных поисков консерваторов – мелкобуржуазная концепция «красного торизма» Блонда.

Красный торизм – не новый термин. Он ведёт своё происхождение от дебатов в канадском консерватизме, представляя левое его крыло в противопоставлении более ортодоксальному «синему торизму». В Британии Ф. Блонд стал его самым видным выразителем, написав статью в журнале «Проспект»¹⁷, а также книгу, выход которой ожидается в начале 2010 г. Блонд ставит задачу «смести прогнивший» послевоенный консенсус в британской политике, поскольку лейбористы агонизируют, а Камерон имеет шансы установить коммунитаризм «красного торизма» – социально консервативный, но скептический в отношении неолиберальной экономики.

«Красный торизм» утверждает, что и безграничное государство, и безграничный рынок уничтожают гражданское общество и ценности консерватизма: семью, институты посредничества, чувство общности. Общее между «прогрессивным консерватизмом» и «красным торизмом» – попытка освоить новые территории для освеженной концепции гражданского общества, не попадая в «ямы» рыночного и государственного фундаментализма. Оба пытаются вывести корабль консерватизма из длинной тени Тэтчер, и оба создают карикатуру на левых как сторонников этатизма и «государства благосостояния», чтобы отринуть их, хотя «красный торизм» широко заимствует из риторики левых. Более того, Блонд намерен поставить «синие танки на красные газоны». Различия между обоими течениями глубоки и широки. «Прогрессивный консерватизм» может говорить языком большей степени индивидуальной ответственности и «локальности», но всё же он – новый централизм в дружеском обличье. «Красный торизм» оперирует идеалами самоуправления, признавая, что власть государства и корпораций оставляет у людей чувство бессилия.

«Прогрессивный консерватизм» оставляет без ответа центральный вопрос торизма: отношение к наследию тэтчеризма. В этом отношении ему скорее присущи двусмысленность и смятение.

«Красный торизм» по этому поводу сомнений не имеет: тэтчеризм – часть проблемы, так как это идеология, выступающая за концентрацию власти, принижающая роль опосредствующих институтов (местных органов власти и добровольных организаций). Тэтчер провозгласила права индивида, «красный торизм» – права общины. «Взаимность», «владение на паях» (mutualism) – тема, которая утверждается в политических дискуссиях в предвыборные месяцы.

Основной тезис Ф. Блонда заключается в том, что индивидуализм периода тэтчеризма был оговоркой консервативной мысли, которая по сути своей носит коммунитарный характер в заботе о сохранении и преумножении общественного благосостояния посредством взаимосвязанных и наделенных ответственностью общин.

«Большая идея» Блонда состоит в том, что коммунитаризм может составить самую радикальную альтернативу глобализированной экономике капитала и кредитных потоков. Последняя и привела к монополиям и кричащему неравенству. Блонд предлагает политическую экономию местных общин, поскольку и большое государство (монополизированное государство), и свободный рынок (монополизированный рынок) служат лишь узкой элите – бюрократии и олигополии, «разоружая» простых людей. Альтернатива обоим покоится на двух взаимосвязанных опорах – «полнокровном локализме» и возрождённом гражданском обществе. Локализм должен заключаться в том, что центральное правительство должно ликвидировать супермаркеты и другие крупные предприятия, «удушающие местную торговлю» и разрушающие локальную идентичность. На этой основе Блонд призывает к «новому коммунитаристскому урегулированию», включая то, что он называет «релокализацией экономики» и «ре-капитализацией бедных». Практический путь – превратить, например, почту в народный банк, создав на основе почтовых отделений локальную финансовую сеть, изолированную от капризов глобального рынка, и предоставлять кредиты неимущим.

Привлекательность «красного торизма» в том, что он предлагает нечто радикальное в отношении существующей социальной реальности, которая людям знакома. Общины, почтовые отделения, локальные сети существуют – эти «свободные ресурсы» надо лишь задействовать, вызвав тем самым существенный сдвиг в способе функционирования экономики при наделении людей полнотой власти.

Однако загвоздка в том, что консерваторы обращаются к определённым общинам и к определённым сетям, навязывая обществу коммунитаризм Британии мелких городков, церкви, малого бизнеса. Однако в 1950-е гг. не вернуться – это безнадёжная ностальгия. Отсюда задача в том, чтобы создать некую разновидность коммунитаризма, которая не была бы привязана к узкой традиции и не выражала бы интересы «молчаливого большинства» (точнее – «голосистого меньшинства»).

Как соотнести желание упростить понимание нашего сложного мира и стремление не обеднить его разнообразие?

Блонд вышел из движения дистрибутистов – движения, которое пользуется поддержкой среди британских католиков. Оно выступает за множественность собственников (widespread own-ership), убеждено в неизбежной дегенерации свободного рынка, значимости гильдий. Блонд утверждает, что черпает поддержку своим идеям из папской энциклики «Caritas in veritate». Между тем, Папа не устаёт повторять, что в последние 40 лет в официальных документах католической церкви не содержится каких-либо моделей экономики – лишь оценка отдельных проблем в контексте нашего времени и в контексте теологии и нравственности в духе католической веры.

Насколько глубоко теологические воззрения влияют на политические концепции Блонда? Он говорит: «Мои религиозные верования пересекаются с политическими в одной точке, причём универсальной: я хотел бы, чтобы политика заботилась обо всех». C. Барроу из «мозгового центра» «Экклезиа» считает та-кой тезис сомнительным: сакрализация политики – плохая вещь, поскольку идеологизирует религию и мистифицирует политический процесс. Однако в качестве христианина, вовлечённого в политику для защиты интересов общины, заинтересованного в создании модели, радикально отличной от политии, движимой консюмеризмом, Барроу хотел бы не «христианской политики», а политики, которую проводят христиане, те, кто возмущён злоупотреблением властью институтами, претендующими на воплощение их идеалов. Однако подчёркивает С. Барроу, сочетать «красный торизм» с собственническими, социально иерархичными, социально авторитарными инстинктами партии в целом, партии, построенной на жёсткой защите привилегий и неравенства, – квадратура круга. В случае победы консерваторов во власть потечёт голубая (синий – цвет партии тори – Е.А.) кровь, и её поток, вероятно, смоет красных тори¹⁸.

Конструкции Ф. Блонда подверглись и критике справа. Так, Ф. Бут из правого Института экономических исследований¹⁹ предлагает свою оценку идей Блонда. Он считает, что если они и могут существовать в качестве самостоятельной политической философии, то не в качестве политической философии партии, которая в большинстве своём придерживается концепции свободного рынка.

Что беспокоит правых консерваторов, так это утверждение Блонда о поддержке со стороны теневого министра финансов Дж. Осборна при том, что проводник «красного торизма» демонстрирует непонимание либеральных аргументов в пользу рыночной экономики. Простой пример: Блонд выступает за то, чтобы местные предприятия заменили многонациональные монополии, к которым он относит торговые сети («Уолмарт», «Теско»). Однако они – продукт конкуренции, и исчезнут так же быстро, как и возникли, если начнут эксплуатировать потребителей. Блонд не понимает простейших вещей: торговые сети – многонациональные компании, которые не обладают монополией. Если местные предприятия займут их место, то миллионы мелких фирм по всему миру станут местными мелкими монополиями. Так делали покупки в 1970-х: от одной, неэффективной безликой местной с высокими ценами монополии к другой. Блонд путает «крупные» предприятия с «монополиями». Сеть «Теско» носит менее монополистический характер, чем единственный предприниматель-мясник в маленьком городке. Прежде чем определять предприятие как монополистическое, надо определить рынок: Теско – крупное предприятие на крупном рынке, мясник – маленькое предприятие-монополист на локальном рынке.

Блонд хочет, чтобы рынки преследовали моральные цели посредством государственного регулирования. Конечно, желательно, чтобы участники рынка вели себя нравственно, но рынки нельзя сделать нравственными просто мерами государственного регулирования.

В основе дистрибутистских воззрений Блонда – поддержка институтов, подобных гильдиям, хотя явно он об этом нигде не говорит. Это организации, исключающие аутсайдеров (особенно мигрантов), не позволяющие им начать восхождение по лестнице социальной мобильности. Многие иные аспекты дистрибутистского подхода носят исключающий характер и не способны привлечь никого, кроме «сливок» тори.

Дистрибутизм, считают правые, – не ответ на современные проблемы экономики. Достоинства Блонда – отдать индивидам, семьям, общинным организациям социальное обеспечение. Должен быть обеспечен доступ на рынок мелким фирмам, а институты гражданского общества не должны быть вытеснены. Однако важна конкуренция: дешёвые продукты «Теско» прежде всего выгодны бедным, и безработным дистрибутивные рынки не-интересны. Аргументы правых против «красного торизма» носят и более глубокий аналитический характер, но это – отдельная тема.

Критики «прогрессивного консерватизма» и «красного торизма» слева указывают: логика сводится к тому, что если государство (правительство) будет делать меньше, то люди на мест-ном уровне будут свободны нести больше ответственности. Установи свободный рынок в сфере социальной ответственности, и люди станут вести себя правильно.

Мозговой центр «РесПублика» и Центр социальной справедливости И. Данкан-Смита²⁰ (занимается практическими разработками в области социальной политики в духе «прогрессивного консерватизма»), по всей вероятности, окажут большое влияние на политический курс тори, но не смогут добиться полного успеха. Причём не по своей вине. Как и все другие в этой области, они преследуют недостижимую цель и сталкиваются с непреодолимыми препятствиями²¹. Недостижимая цель: мечта тори – страна, сочетающая социальную гармонию 1950-х с экономическим динамизмом недавних десятилетий. Капитализм подрывает традиционные иерархии и социальную стабильность. Взрывая этот мир, капитализм позволил миллиардам людей наслаждаться прежде недоступными степенями свободы, процветания и продолжительности жизни, но за всё надо платить. Перефразируя Фрейда, можно сказать, что результат зачастую – капитализм и его недовольства.

Первые поколения промышленных рабочих отвечали на новые обстоятельства мечтами и насилием. Точно так же и постиндустриальное поколение: с 1960-х гг. идёт неуклонный упадок семьи и религии как социального цемента. Потребуется больше, чем деятельность «мозговых центров», чтобы навести порядок. Блонд религиозен, он хочет возрождения религии, но надеяться на это неразумно. Выход, иронизирует Б. Андерсон, в том, чтобы привлечь новые кадры социальных работников: домохозяйкам средних лет, отставникам полиции, бизнесменам-пенсионерам надо выдать по группе деклассированных матерей-одиночек, чтобы они превратили их в заботливых матерей, воспитывающих законопослушных детей.

Децентрализация, взаимность, добровольные ассоциации – социально привлекательны, но не имеют экономических опор, говорит известный левый политолог У. Хаттон²².

Причина бед – не «большое государство», как заявил Камерон в заключительной речи на конференции консерваторов 2009 г., а рецессия, несбалансированная экономики, потребительская задолженность, дефицит бюджета в 175 млрд ф.ст., 30 лет роста «большого финансового сектора», перед которым правительство выбросило белый флаг. Банкиры использовали свою мощь, чтобы ослабить правила регулирования в стране и за рубежом, выдавать рискованные кредиты, необеспеченные капиталом, пока пузырь не лопнул. Ущерб возник из-за навязчивого желания сохранить государство «малым», а финансовые рынки – большими. Отсюда слияния бизнес-структур, в результате которых возникли банки, слишком крупные, чтобы позволить им обанкротиться. Надо реформировать финансовую систему сверху до-низу, но, считает Хаттон, ни теневой министр финансов Дж. Осборн, ни теневой министр бизнеса К. Кларк об этом не задумываются. Их совместная атака на государство состоит в том, что оно слишком много занимает денег (Осборн), слишком много регулирует (Кларк).

Проблема консерваторов заключается и в том, что общественности известно – рынки могут рухнуть. Если бы не спасение банков на 1,3 трлн ф.ст., Британия была бы в депрессии более глубокой, чем в начале 1930-х гг. Брауна обвиняют не в том, что он сделал слишком много, а в том – что слишком мало. Финансовый сектор доказал, что рынки нуждаются в государстве. И для тори, и для лейбористов вопрос один: как при долгах государственного и частного секторов вернуть Британию на путь экономического роста.

Некоторые насущные меры созвучны настроениям консерваторов: снизить налоги, поощрив предпринимательство, усилить конкуренцию, стимулировать малый бизнес. Другие меры консерваторы будут расценивать как этатистские: построение финансовой системы, которая обслуживала бы фирму от зарождения до становления, финансирование исследований, создание сети институтов для внедрения новых технологий, регулирование для облегчения доступа на рынки новых компаний, развитие инфраструктуры.

Причина госдефицита не в ущербности «большого государства», как утверждают Камерон и Осборн, а в коллапсе налоговых поступлений из-за снижения выпуска продукции по вине «больших финансов» и в решении правительства об ограничении поддержки экономического роста. Структурный дефицит составляет 6% ВВП, и его надо снизить комбинацией из повышения налогов, замораживания госрасходов и зарплат в госсекторе.

Консерваторы говорят, что государство подавило местные возможности, но как снять людей с пособий, если в маленьких городках на местном уровне нет рабочих мест. Переселять? Не-обратимая деиндустриализация означает гибель местной общины. Именно государство может построить дома в местах, где есть работа, государство поможет им переехать и распределить экономические возможности равномерно по стране.

Гражданское общество, общество добровольцев, за которое ратует Д. Камерон, не справится со структурными проблемами национального масштаба, считает У. Хаттон. Государство может работать эффективнее, ответственнее отвечать на запросы граждан, но оно не станет меньше. В этом отношении у лейбористов есть шанс выиграть в борьбе аргументов у консерваторов.

Отметим, что Камерон привлекает к разработке платформы партии и более широкий круг идеологов. Помимо Центра социальной справедливости бывшего лидера партии И. Данкан-Смита, привлекаются и разработки «Полиси эксчейндж», а вот создавший идейные основы тэтчеризма Центр политических исследований стоит в тени, поскольку его считают слишком правым.

Другие идеологи партии выдвигают идеи «гражданского консерватизма» (Д. Уиллетс), «соседского общества» (О. Летвин, руководитель Исследовательского отдела Консервативной партии). Видный британский политический деятель, консерватор К. Паттен говорит о «больших гражданах и малом государстве». Все они подчёркивают значимость институтов гражданского общества, лежащих между индивидом и государством, в духе «маленького отряда» Э. Берка.

«Красный торизм» несовместим с основными положениями современного консерватизма: консерваторы Камерона представляют себя радикалами, оставаясь в русле консенсуса Тэтчер-Блэр (блэтчеризма). Это означает, что «синий торизм» по-прежнему будет преобладать во внутрипартийных дебатах и в случае их прихода к власти.

В интеллектуальном плане это свидетельствует о будущих разделительных линиях в британской политике. Они проходят не столько между левыми и правыми, сколько между авторитаризмом и радикальным децентрализмом. На стороне авторитаризма стоят Блэр, Браун и Камерон, а также большинство других партий. На стороне децентрализма стоят «красный торизм», а также левые лейбористы, такие как Дж. Круддас, лейбористы-реформаторы из группы «Компас», а также либерал-демократы.


А.В. Бударгин^*