Geum.ru

Ислам в условиях трансформации общественно-политической жизни стран Востока и Казахстана 07. 00. 03 Всеобщая история (восточные страны)

Вид материалаАвтореферат

Содержание


Основная часть
Ислам и общественно-политические процессы в Индонезии в 1940–1970-х годах» –
Подобный материал:
1   2   3   4   5

^ ОСНОВНАЯ ЧАСТЬ


Во введении обосновывается актуальность, раскрывается научная новизна темы, обозначаются объект исследования, цель и задачи, хронологические рамки, методологические и теоретические основы исследования, научная и практическая значимость, анализируется степень изученности темы, приведены данные по апробации результатов исследования.

Первый раздел – «Общественно-политические процессы в системе исторического развития и религия» – состоит из трех подразделов.

Первый подраздел – «Макросоциологическая теория и религия». В данном разделе проводится обзор и анализ концепций таких ведущих исследователей проблемы взаимоотношений религии и общества, как М. Вебер, С. Эйзенштадт, Л. Массиньон, М. Уотт, К. Гиртц, Дж.Л. Пикок. Особое внимание было уделено концепции М. Вебера, а также теории «потоков» К. Гиртца. Следует заметить, что данная концепция К. Гиртца практически до конца не изучена отечественными и зарубежными исследователями. Поэтому в диссертации было уделено особое внимание данной теории.

Важность ее для нашей темы объясняется тем, что в ней была выражена неудовлетворенность общими положениями теории, разработанными его современниками для обоснования взаимодействия религиозной и социальной жизни в традиционных мусульманских обществах, да и сама концепция К. Гиртца как бы отразила поворот западной науки от разработки теоретических общих построений к рассмотрению конкретно-исторических проблем развития религиозных процессов в развивающихся странах, поставила вопрос о необходимости выработки нового подхода к их изучению.

Основное место в концепции К. Гиртца занимает разделение эволюции религии на два начала: адаптационное, способствующее тому, что внутренне сбалансированная религиозная система приживается на почве местной специфики, и консервативное, поддерживающее идентичность самой системы как таковой. Дальнейший его анализ построен на выяснении взаимозависимости и роли каждого начала в условиях трансформации общественно-политической жизни, с учетом состояния религиозности населения. Разбор этой модели важен для нас, прежде всего потому, что данная концепция в определенной степени отражает общий подход к рассмотрению весьма критического момента во многих других построениях западных исследователей религии. Он заключен в подходе к развитию религиозных процессов, в частности к исламизации общества, как к реальному ресурсу, имеющему определенный общественно-политический потенциал.

Анализ различных концепций, теоретических построений приводит к следующим выводам: 1) ни одна модернизация в традиционных мусульманских обществах не обходится без тотального влияния религиозных традиций, воздействия со стороны компонентов «первоначального ислама»; 2) общественно-политическая трансформация в исламском обществе приходит в противоречие с традиционно религиозными установками и интересами; 3) сопротивление трансформации общественно-политической системы происходит из-за топографической характеристики исламской цивилизации, высокой степени общинного сознания; неразделенности идеального и реального; религиозного и политического; этического и социального; 4) только Запад с его рациональностью может показать странам Востока путь к развитию цивилизации.

В данном подразделе заключается, что конкретные условия, проявляясь в исторической динамике проблемы, фокусируются и в характере эволюции самой религии. Именно рассмотрение проблемы ислама через призму конкретных общественно-политических условий позволяет учесть весь комплекс вопросов, связанный с ним.

Трансформация общественно-политической жизни включает в себя два взаимосвязанных процесса: возникновение новой власти и рождение (или возрождение) новой идеологии. Именно они подготавливают наиболее широкую основу для активизации различных религиозных течений и движений в масштабе всего государства. Поэтому среди широкого круга проблем одним из центральных выступает вопрос о роли и месте ислама в развивающихся странах. Раскрыть роль и место ислама и его эволюцию в обществе путем пристального изучения социальной действительности – это одно из требований времени. Он особенно необходим при изучении религиозной ситуации в Казахстане, поскольку невозможно правильно понять ее без учета того факта, что за поверхностным слоем глубоко внутри скрывается то, что связано с многовековой историей его развития.

Второй подраздел – «Соотношение «религиозного» и «политического» в исламе: теории и концепции». Конкретно-исторические условия формирования исламской религии определили своеобразное соотношение «религиозного» и «политического» в рамках всей мусульманской цивилизации. Ислам, зародившийся в обстановке, при которой каждый элемент социальной организации одновременно нес общественно-политические функции, уже в точке своего генезиса имел дело с общественной организацией мусульманского общества, и не переставала быть «интегристской» религией. Однако имеется и другая точка зрения по трактовке религиозного и политического в исламской религии, которую высказывали другие исследователи. Так, например, Э. Хермасси считал, что ослабление власти Халифата (749-1258) в середине Х в. привело к тому, что арабо-мусульманский мир стал управляться квазисекулярными режимами, не имевшими религиозного характера. В исламе, делает вывод Э. Хермасси, нет единства религиозного и политического. Ряд ученых, как из стран Востока, так и Запада были против таких выводов Э. Хермасси. Так, алжирский исследователь А. Мехерби отмечал, что если бы в исламе были бы только общинные идеалы, разве смог бы аятолла Хомейни вызвать к жизни самое грандиозное движение, какое знал только мусульманский мир.

По мнению Б. Тиби, в исламе религиозные и политические функции слиты воедино [87, c. 5]. Общий тезис вышеназванных авторов заключается в том, что ислам по ходу своего развития нивелировался как политическая идеология во многих странах мусульманского мира. В то же время это не означало подмены системы взглядов: ислам оставался превалирующим фактором в нормативе этой системы взглядов. Во многих случаях, особенно начиная с 1970-х гг., возрастание роли ислама непосредственно связано с процессом политического возрождения, так как многие изменения в области политики основывались на политической идеологии этой религии. Ислам, по сути, становится идеологией политической оппозиции, существующей на Востоке традиционной элиты.

В данном подразделе отмечается, что исламская религия может быть инструментом власти, гарантом ее стабильности, однако она же может быть и орудием вызова существующей власти, когда период кризиса, пророческие или мессианские движения ставят под вопрос существование правящих режимов и формируют оппозицию власти. В подтверждение данного тезиса можно сослаться на ситуацию, с одной стороны, например, в Марокко, где король, облаченный властью, является одновременно и «повелителем правоверных» («амир ал-му’минин»), с другой стороны на ситуацию в Казахстане, где президент является исключительно светским политическим лидером. Как следствие такого положения, следует отметить отсутствие в Казахстане характерных черт религиозно-политической оппозиции, ярко проявляемых в ряде стран мусульманского Востока.

Далее в подразделе рассматриваются вопросы, непосредственно связанные с типологией мусульманских движений и течений. Отмечается, что в исламе множество движений и течений, которые характеризуются политической неоднозначностью и неоднородностью; их лидеры являются выразителями бесчисленного множества мнений почти по всем основным вопросам религии. И все же многие из них имеют общие черты, одинаковые цели и направления действий. Вместе с тем, несмотря на все многообразие исламизма и происходящих в нем процессов, в его рамках можно выделить два основных течения, отличающихся друг от друга по методам деятельности: умеренно-радикальное и ультрарадикальное [88, c. 110].

Данная точка зрения заслуживает особого внимания. Как известно, исламистские движения по своей политической ориентации охватывают самый широкий спектр: от «ат-Такфир ва-л-хиджра» до иранских муджахидов. Предпринятая в свое время от имени ислама антиконституционная кампания в Индонезии ничего общего не имела с деятельностью «Братья-мусульмане».

Заключается, что каждое направление в исламе имело свой идеал политической организации. Это характерно в полной мере и для современных исламских идейных течений. Основные пункты, в отношении к которым оформляются различные идейно-политические течения в исламе сводятся к следующим: конфессиональная принадлежность правящей элиты; источники государственного права; форма правления; роль в политике носителей религиозной учености; политическое движение мусульманской солидарности. Превалирующей тенденцией в исламистских движениях и течениях, их фоном второй половины ХХ в. стал фундаментализм. Большое распространение он стал получать в конце 1970-х гг., после иранской революции, которая вызвала «исламский бум» во многих странах мусульманского Востока.

Третий подраздел – «Ислам и общество в странах Востока и Центральной Азии в ХХ веке: сравнительный анализ». Отмечается, что ислам в качестве высшей ценности утверждает коллективистское начало, теократический идеал, превращение светского права в интегральную часть духовного. В Центральной Азии советского периода ислам фактически был лишен самостоятельности в рамках общественно-политической жизни и являлся объектом жесткого контроля со стороны тоталитарной системы. Мусульманские народы стали быстро терять свою религию и связанные с ней традиции и обычаи. В 1950–1960 гг. в ряде мусульманских стран также наблюдались процессы по ограничению роли ислама в общественно-политической жизни. Однако в отличие от советского общества, там внедрялась идеология светского национализма, которая постепенно вытесняла ислам за пределы его универсальности.

В подразделе отмечается еще одно принципиальное отличие положения религии в СССР от ее положения в мусульманских странах Востока, которое заключается в том, что в результате развернувшейся политической антирелигиозной кампании, контроль над религиозной сферой полностью перешел в руки партийно-бюрократического аппарата.

Показывается, что если религия и государство в советском обществе занимали разные плоскости и находились в разных измерениях, то ислам в Иране, Ливане, Индонезии и других странах являлся социальной доктриной, учением о праведной «земной жизни», о справедливом управлении государством. В отличие от стран Востока в советских республиках Центральной Азии перед исламом стояла иная задача: определить свое место в общественной жизни, чтобы стать источником духовной внутренней опоры для верующих, чей традиционный стиль существования претерпел глубокое изменение. Однако данная проблема была далека от своего разрешения и осложнялась тем, что роль и функции религии ограничивались соответствующими рамками, а официальные власти оставляли за собой право «критики и коррекции».

Второй раздел – «^ Ислам и общественно-политические процессы в Индонезии в 1940–1970-х годах» – состоит из трех подразделов. В настоящем разделе предпринята попытка рассмотреть ряд вопросов, связанных с ролью и местом ислама в общественно-политической жизни Индонезии в постколониальный период, некоторыми особенностями его отдельных движений и течений, а также провести сравнительный анализ эволюции ислама в данной стране и независимом Казахстане.

Первый подраздел – «Роль и место ислама в общественно-политической системе Индонезии». Отмечается, что исторические условия стран, находящихся на ступени перехода от одной стадии развития и другой, накладывает свой отпечаток на процесс осуществления исламом своей функции, в какой-то мере трансформируя сами эти функции, что связано с рядом объективных и субъективных обстоятельств. Место и роль ислама в этих странах определяются: во-первых, соотношением сил на мировой арене и их влиянием на указанные государства; во-вторых, задачами и целями самой исламской религии, уровнем ее политизации; в-третьих, объективными социально-экономическими и идейно-политическими условиями. Кроме того, господство традиционных отношений в этих странах накладывает свой отпечаток, как на процесс эволюции ислама, так и его организаций, детерминируя специфические проявления ими своей роли в обществе.

При рассмотрении конкретно-исторической роли ислама и его организаций в странах, где происходили общественно-политические трансформации, следует иметь в виду, что она была неодинакова в силу различия экономических и политических условий в разных странах.

Сложившаяся в Индонезии в конце 1940-х гг. ситуация была чрезвычайно сложной и во многом неповторимой. Наряду с типичными для многих стран Азии после обретения независимости проблемами – массовым обезземеливанием, безработицей, обострением социальных противоречий, развалом государственного аппарата – в этой стране первостепенное значение приобрели вопросы весьма специфические, обусловленные особыми этнорелигиозными, экономическими и политическими условиями. В таких условиях происходило «раздваивание» общественно-политической активности индонезийца. С одной стороны, его политическая культура основывалась на принципах и нормах шариата. С другой стороны, эти принципы постоянно приходили в противоречие с необходимостью соизмерять свои действия с требованиями, диктуемыми государством [89].

На протяжении всей истории новой Индонезии в процессе борьбы за независимость формировались правящие круги страны, представлявшие сложную комбинацию социально-политических сил, в которых не последнюю роль играла исламская религия. Что касается исламских партий и организаций, то они после достижения страной независимости, из-за отсутствия прочной организационной структуры, четких программных установок и последовательности в реализации своих целей не сумели стать ведущей силой в жизни страны.

Заключается, что в условиях, когда не были до конца проведены социальные реформы речь не могла идти о непосредственной реализации исламской религией своей политической роли в индонезийском обществе, а лишь о создании и расширении условий становления предпосылок для ее реализации, что связано с проникновением религиозных традиций во все сферы общественной жизни, с одной стороны, а с другой – с направленностью духовных лидеров, т.е. с соответствия политики, проводимой религиозными партиями по расширению той социальной среды, где религия сохраняет значительные возможности для активного существования.

Второй подраздел – «Особенности мусульманских идейных течений в системе общественно-политической жизни Индонезии». В конце 1960-х гг. в рядах индонезийских мусульманских богословов наметилась тенденция к так называемому «вертикальному подходу» в решении актуальных общественно-политических проблем. Суть этого подхода состояла в стремлении провести «религиозный вектор» исторического процесса, охарактеризовать его со стороны влияния на ход развития различных мусульманских направлений. В этом плане довольно успешно работал видный индонезийский исламский деятель и теоретик Н. Делиар. Он писал не только о «модернистах» и «традиционалистах», но также о «секуляристах». К первым он причислял сторонников приспособления ислама к современным реалиям, ко вторым – приверженцев традиционных авторитетов, к третьим – лиц, утверждавших, что ислам в новых общественно-политических условиях не может играть ведущую роль в жизни государства и общества.

Именно под влиянием взглядов секуляристов пошла на убыль численность сторонников немедленного превращения страны в «государство ислама», естественно, с учетом происходивших в стране общественных сдвигов. Однако они не отказывались от своих идеалов и допускали этап подготовительных мер. Просматривалась довольно сильно выраженная тенденция – упразднить субстанциональное различие между двумя мирами, перенести акцент на утверждение веры в Бога в качестве основополагающего принципа государственной идеологии.

В подразделе отмечается, что активное участие мусульманского населения Индонезии в общественно-политической жизни страны, влияние «модернистов» потребовало от богословов усилить свои позиции по конкретным вопросам религиозной деятельности. Они стали жестче предписывать мусульманам не уклоняться от шариатских предписаний и норм, признавать источниками права Коран и сунну, а иджма‘ и иджтихад – важнейшими способами его осуществления. Однако по мере расширения противоречий между национальной и мелкой буржуазией, усиления расхождения между мусульманскими идеологами, все более открытыми становились их разногласия относительно соблюдения исламских предписаний.

Представители либерально-умеренных течений в исламе считали необходимым изменить идеологические ориентиры религии, освободить ее от подчинения жестким религиозным нормам. Компромиссную позицию занимали представители «открытого ислама»» или «религиозно-интегрального гуманизма». Они десакрализовали политические институты, подвергая сомнению слепое подчинение религиозным требованиям. В то же время они связывали спасение индонезийского общества с осуществлением исламских моральных принципов в социальной жизни.

Заключается, что приводимые идеологами мусульманских течений и движений данные и теоретические обобщения говорили о сохраняющейся устойчивости традиционных религиозных связей и ряда формально-структурных характеристик самой исламской религии, несмотря на давление, которое она испытывала со стороны официальных властей.

Третий подраздел – «Ислам и индонезийское общество в постколониальный период». Индонезийская республика одной из первых среди бывших колоний добилась политической независимости. Опыт развития Индонезии, где всегда с момента обретения независимости роль ислама в жизни страны была весьма значительна, представляет большой теоретический и практический интерес для понимания основных тенденций и направлений эволюции ислама в условиях независимости стран Центральной Азии.

Отмечается, что одной из характерных особенностей единого антиколониального движения в Индонезии было участие в нем не только различных классов и слоев индонезийского общества, но также представителей различных религиозных движений и партий. Значительную роль в национально-освободительном движении играла исламская религия, представители которой составляли наиболее активное ядро во многих политических партиях. Рассматривая позицию лидеров исламских движений, нельзя не заметить, что ее подавляющая часть выступала под лозунгом общеиндонезийского единства, ратовала за создание единого индонезийского государства и предоставления ему полной независимости. С этими требованиями выступило большинство политических партий и общественных организаций, а также мусульманских движений и течений. На общенациональной базе действовали «Буди Утемо» («Высокая цель»), Национальная партия Индонезии, «Сарекат Ислама» («Союз Ислама»). При этом участники антиголландской коалиции не выдвигали на первый план вопроса о государственном устройстве независимой Индонезии. Основная борьба между ними разгорелась уже в годы независимости. Однако было бы ошибкой предполагать, что мусульманская политическая активность началась в Индонезии только в период независимости. Она тесно связана с созданием в 1911 г. первой индонезийской организации – «Сарекат Ислама». В 1921 г. из «Сарекат Ислама» были изгнаны представители прокоммунистически настроенного крыла. В основу пропаганды этой организации была положена идея о том, что только достижение независимости на базе исламизма способно освободить все народы от любых форм угнетения.

Заключается, что, несмотря на многие слабости в организационном плане, равно как и недоработки в политических программах, мусульманская оппозиция представляла реальную угрозу официальным властям Индонезии. Во время общественно-политических кризисов, радикально настроенные мусульманские лидеры, широко используют исламские лозунги в качестве мощного инструмента давления на административные структуры с целью извлечения политических выгод.

На основе анализа истории развития ислама в Индонезии в 1940–1970-х гг. делается обобщающий вывод сравнительного характера. Отмечается, что в отличие от Казахстана, в Индонезии наблюдалась более заметная активизация исламского политического движения, которая существенно повлияла на ход проведения парламентских и президентских выборов в стране. В Казахстане на протяжении независимого периода не оформился механизм централизованной деспотичной власти, осуществляющей тотальный контроль над религиозной сферой. Напротив, наблюдалась дифференциация светских и духовных интересов, различные формы координации и взаимоотношений.

Эта общественно-политическая структура обеспечила не только возрождение ислама, но и определила его место в самой общественной системе.

В отличие от Индонезии, где некоторые уступки настояниям мусульманских кругов сочетались с активным вмешательством официальных лиц во внутренние дела исламской общины, перед руководством Казахстана в годы независимости стояла проблема выбора скорее не технологий в узком смысле этого термина, а рациональной модели создания условий для развития исламской религии. Хотя взаимосвязанная рационализация всех ее структур была чрезвычайно сложной задачей, представляется, что ее использование стало оптимальным вариантом в условиях переходного периода.

Третий раздел – «Ислам в условиях смены общественно-политической системы Ирана» – состоит из трех подразделов. На современное иранское государство большое влияние оказали пять основных кризисов, через которые иранская общественно-политическая система прошла в ХХ веке. В настоящем разделе соискателем предпринята попытка показать роль и значение ислама, его духовных институтов в рамках ее эволюционных и революционных изменений. Рассмотрена, хотя и гипотетически, возможность повторения иранского сценария в Казахстане в условиях его независимости.

Первый подраздел – «Исламская оппозиция в системе государственного правления династии Пехлеви». Падение Каджарской династии (1779-1925) непосредственно было связано с изменившейся международной обстановкой, когда русские, английские и турецкие войска оккупировали Иран перед Первой мировой войной. В результате ослабления центрального правительства и развернувшихся в стране национальных движений Реза-хан в 1921 г. совершил государственный переворот, а в 1925 г. – ликвидировал Каджарскую династию. Реза-хан находился под впечатлением примера Мустафы Кемаля (Ататюрка) и у него были идеи республиканизма. Однако он вынужден был отказаться от них. Не последнюю роль в этом сыграла позиция духовенства [90, c. 124].

Несмотря на то, что Реза-шах восстановил дух национального достоинства и заложил фундамент современного государства, он не секуляризировал Иран с целью сохранения шиитской мусульманской веры, которая придавала Ирану специфически исламский характер.

После переворота 1953 г. произошли значительные перемены в общественно-политической жизни страны. В целях укрепления военно-бюрократического режима все политические и религиозные партии были запрещены и подверглись репрессиям.

В начале 1960-х гг. возник очередной кризис, на который в немалой степени повлияла и борьба шиитских религиозных институтов против натиска модернизации государства Пехлеви, ставшая наиболее интенсивной в середине 1970-х годов. Враждебность исламских сил по отношению к шахскому режиму определялась тем, что они стали терять контроль над основными инструментами своего влияния – образованием, судопроизводством и вакфными землями.

Заключается, что монархический режим не мог существовать без опоры на исламскую религию и его традиции, без опоры на шиитское духовенство. От имени ислама строились мечети, в дар шиитскому духовенству преподносились ценные подарки. С одной стороны, правительство нуждалось в духовенстве, которое должно было стать инструментом его влияния на народные массы. С другой стороны, правительство хотело взять деятельность духовенства под свой контроль и ослабить его авторитет среди населения. Однако позиции ислама и его организаций в политической системе Ирана не давали возможности шахскому режиму и его сторонникам открыто выступить против своих оппонентов.

Второй подраздел – «Идеологические основы исламской революции в Иране». Вопрос о содержании понятия «исламская республика» продолжает обсуждаться представителями разных научных направлений. Однако, в связи с увеличением числа «исламских республик», естественно, существенно возрос интерес к опыту Исламской Республики Иран (ИРИ). Как правило, все трактовки исламской республики ИРИ основываются на книге Аятолла Р. Хомейни «Правление исламской республики» («Хокумат-е джомхури-йе эслами»). Однако мало кто упоминает предшественников Хомейни, впервые сформулировавшие идею создания «исламской республики». О необходимости построения государства в Иране на основе религиозных законов, писал еще в конце ХIХ в. один из представителей суфийского течения в шиизме Шамс ол-Орафа. Свою концепцию создания «мировой республики» предлагали в свое время Бехаиты. Нельзя не отметить и о влиянии на иранское духовенство арабских сторонников создания «исламской республики». Особенно четко оно прослеживается в деятельности ‘Али Шариати, который в 1960-х разработал концепцию создания идеального мусульманского общества по примеру мусульманской общины времен пророка Мухаммада и раннего Халифата. В подразделе также отмечается, что руководящая роль духовенства – одна из основных особенностей всего государственного механизма исламской республики. Под его контролем находились все звенья этого механизма, и все попытки ослабить эту роль жестко пресекались с помощью приведения в действие самых разнообразных рычагов воздействия, заложенных в самой государственной структуре исламской республики.

Главным центром государственной власти в Иране стал институт «вилаят-и факих», пост руководителя страны, который в свое время занимал Имам Хомейни. В период же «отсутствия» истинного имама, исламскому государству необходима особая форма правления, причем в священных текстах содержится ряд положений, которые могут служить ключом в подходе к данной проблеме. Р. Хомейни в свое время выделил четыре таких положений. Это положение о фетве, о совете, о муджтахиде и о морали.

Отмечается, что идея исламского правления, при котором мусульманское духовенство будет являться некоей разновидностью исполнительной власти, никогда не преобладала в государствах, где доминировал шиизм. Исламское правление не может означать правительство мулл, поскольку основой философии шиизма является отказ от любых форм правления на том основании, что до пришествия «скрытого имама» любое другое правление может быть только узурпаторским.

Третий подраздел – «Роль и значение шиитского духовенства в общественно-политических преобразованиях Ирана». Отмечается, что анализ особенностей реализации политической роли ислама в Иране позволяет в определенной степени прийти к следующему выводу. Вопрос о роли религии решался здесь до завоевания лидирующего положения в обществе религиозного духовенства, поэтому вопрос о доминировании в обществе исламских ценностей решался уже после революции по мере углубления общественно-политических противоречий, в ходе которого утверждались принципы построения Исламской республики.

Духовенство Ирана после прихода к власти не создало монолитной единой партии, наподобие КПСС, которая стала бы играть доминирующую роль в политической жизни Ирана. Единственная легальная религиозно-политическая партия в Иране была создана 19 февраля 1979 г. – Партия Исламской республики (ПИР). Ее возникновение стало возможным благодаря инициативам верхнего эшелона шиитского духовенства, в частности, аятолла Бехешти, которому пришлось потратить много сил, чтобы получить согласие аятолла Хомейни на ее создание. ПИР являлась моделью мусульманско-религиозной партии интегристского типа, которая на одном из этапов развития Ирана должна была руководить шиитской общиной, занимаясь при этом решением, как религиозных вопросов, так и политических проблем.

Подчеркивается, что стремление религиозных лидеров занять ведущее положение в системе политического движения вызвало появление оппозиции исламскому режиму. В этой оппозиции основную роль играла интеллигенция, которая ставила целью использовать религиозное движение, прежде всего, в своих целях. После революции она была отстранена от власти правыми религиозными лидерами. Борьба между оппозиционными группировками шла в основном по двум направлениям: между религиозно-светской коалицией и оппозиционными силами, а также внутри самой коалиции. Главное идейное содержание этой борьбы заключалось в интерпретации революционного движения, т.е. борьбы между его исламской интерпретацией и либерально-прогрессивной.

Заключается, что для определения особенностей реализации политической роли ислама в той или иной стране необходим конкретно-исторический анализ совокупности социально-экономических, политических и идеологических процессов. Существенный вопрос в этом анализе – формирование религиозной идеологии и ее эволюция в борьбе за овладение политической властью, в также особенности религиозных традиций той страны, которая заявила о своем стремлении к переходу к новой общественно-политической системе.

На основе изучения вопросов, обозначенных в данном разделе, отмечается следующее. Изучая исламское движение и революцию в Иране, в качестве исторический процесс, мы выходим на уровень общетеоретических разработок и обобщений по части роли и места ислама в условиях общественно-политической трансформации и, значения этой религии для независимого Казахстана в частности. В указанном плане имеющийся материал подтверждает уже сделанные отечественными и зарубежными исследователями выводы, согласно которым в иранском обществе середины ХХ в. уже созрели условия для революции под исламскими лозунгами. Именно социально-экономические и политические условия привели монархию к краху. Весьма важным было и то, что в стране общественно-политические противоречия достигли такой остроты, что вызвали всеобщий взрыв. Ислам стал каналом мобилизации «молчаливого большинства» на активное участие в революционном процессе, преображая тем самым весь ход его благодаря преодолению тонкой, но чрезвычайно важной перегородки, отделяющей массовую поддержку от массового участия.

Насколько реальна возможность «иранской модели» в Казахстане и каковы перспективы ее развития в нашей стране? Несомненно, исламский компонент самоидентификации постепенно набирает силу. Однако не следует его преувеличивать и тем более спекулировать вариантами ее осуществления. Нынешнее поколение политической элиты в широкой своей массе является глубоко секуляризованным и технократичным, и вряд ли будет следовать только исламским традициям и ценностным ориентирам. По мнению специалистов, одной из характерных черт политической культуры в Центральной Азии, в том числе и Казахстане, заключается в том, то в ней сосуществуют восточный (иранский) и кочевой (тюркский) компонент. Ни одно из государств Центральной Азии не провозгласило в своей идеологии принадлежности к исламскому миру.

Современная общественно-политическая трансформация и отсутствие четких индикаторов религиозно-политической ориентации казахстанского общества свидетельствуют о не «исламском» будущем страны в долгосрочной перспективе. Такая ситуация имеет место несмотря на то, что «борьба» международных религиозных организаций за свое влияние в Казахстане усиливается. Если произойдет переход Казахстана (что, конечно, маловероятно) на иранский путь развития (эпохи революции 1979 г.), то это приведет к конфронтации с Россией и немусульманским населением страны. Возникнут и другие проблемы, связанные с географическим пересечением исламской, христианской и конфуцианской цивилизаций.

Четвертый раздел – «Религия в политико-правовой системе Ливана: исторический опыт формирования и становления» – состоит из двух подразделов. В современном научном сознании идея о достаточно прочной связи между социально-экономическим уровнем развития и типом политической культуры стала почти аксимотичной. Однако на основе материалов эмпирических исследований в странах так называемого «третьего мира», можно заметить несоответствие этой модели реальному положению дел. В настоящем разделе соискателем предпринята попытка проанализировать государственно-правовую систему ливанской конфессиональной демократии.

Первый подраздел – «Исторические особенности формирования политической культуры «конфессиональной демократии» в Ливане». Несомненно, парламентская система Ливана представляет собой уникальное явление и заслуживает особого внимания и изучения. Особенно его опыт ценен для тех стан, в которых сформировался в процессе исторического развития поликонфессиональный состав.

К важным особенностям развития ливанской политической системы должна быть отнесена непрерывность ее эволюции. Разумеется, непрерывный характер развития ливанской политической культуры нельзя абсолютизировать. Напротив, она испытала и постоянное накопление новых черт и явлений и резкие качественные скачки, отчасти затрагивающие ее сущность. Вместе с тем формальная структура политической системы Ливана оставалась неизменной, что в немалой степени обуславливает преемственность в истории основных ее компонентов [91, c. 13].

Отмечается, что в отличие от соседних арабских стран система государственного управления Ливана основывается на демократических принципах. Сама система представительной демократии была установлена в Ливане одновременно со многими западноевропейскими странами – в середине ХIХ века.

В подразделе анализируются факты, которые стабилизировали межконфессиональные отношения в стране. Среди них выделяются следующие:

1) эффективность административной системы, созданной на основе «Органического регламента»;

2) распределение политической власти пропорционально между религиозными сообществами;

3) подъем экономического благосостояния.

Второй подраздел – « Типы восприятия конфессиональной демократии в Ливане». Расширение территории Ливана привело к значительному изменению конфессионального состава населения страны, а сформировавшаяся политическая культура конфессиональной демократии Горного Ливана была механически соединена с той традицией, которая сложилась в присоединенных землях. В результате «новый» Ливан вобрал в себя и местные вероисповедные группы и общины. Отмечается, что в этих условиях было трудно проводить идею о независимости страны, объединении религиозных общин в единую нацию. Пришлось вновь вернуться к принципу пропорционального территориально-конфессионального представительства. После этого практически все религиозные общины открыто выступили за независимость Ливана. После обретения независимости, в политической культуре конфессиональной демократии существенных изменений не произошло.

Заключается, что в ливанской государственно-правовой практике принцип межконфессионального согласия отражен весьма детально. Сам факт, что Ливан сохранил «Органический регламент» говорит о жизненности этого согласия. Однако ливанская демократия ни в коем случае не может рассматриваться как прототип, или как обоснование возможности политического устроения других стран Востока и Азии. Поскольку ливанская демократия возникла как консенсус разноисповедных общин с доминирующими религиозными ценностями, она не может проявиться в монорелигиозных обществах, которыми, кстати, являются большинство стран мусульманского Востока.

В заключительной части раздела рассматриваются постановочные вопросы, связанные с определением сходства и различий между казахстанской и ливанской политической культурой по формированию межконфессионального согласия. В частности отмечается, что для религиозных общин Казахстана, скрепленных в системный механизм, характерно обоюдное признание безусловной и непреходящей ценности всех религий, их органической структуры в том виде, в котором она исторически сложилась. Характерным и для представителей традиционного ислама стали призывы к соблюдению государственных законов, сохранению межэтнического и межконфессионального согласия. Ситуация в Ливане после провозглашения независимости, была гораздо более ложной и запутанной. В правящем истеблишменте выделилось несколько группировок, отражавшие интересы ложного конгломерата общественно-политических сил, связывавших необходимость новаций с увеличением политического веса религиозных общин.

Пятый раздел – «Ислам и общество в независимом Казахстане: состояние, особенности и тенденции развития» – состоит из трех подразделов. Он посвящен взаимоотношениям государства и религии, религии и общества в независимом Казахстане. Отмечается, что среди факторов, способствующих благоприятному развитию религии в стране, находятся уровень общественно-политической стабильности, который остается наиболее устойчивым в сравнении с другими государствами, а также степень толерантности характерная казахстанскому обществу. Однако имеются и свои трудности в решении многих проблем религиозного характера, которые рассмотрены в соответствующих подразделах диссертационной работы. Показываются их причины, анализируются вопросы, связанные с факторами, воздействующими на состояние религиозности населения.

Первый подраздел – «Процесс возрождения ислама и политика государства в отношении религии: отличительные особенности и основные направления». В конце 1980-х гг. отмечается взлет того, что и было впоследствии названо «исламским возрождением» в Казахстане. Исламская вера и связанные с ней традиции, как важные элементы национальной идентичности, начали возрождаться и в других республиках Центральной Азии.

Коренные изменения в социально-экономической и общественно-политической жизни в независимом Казахстане создали не только совершенно новое социальное поле, но и новые условия, и новые возможности для возврата к жизни исламской религии.

Поддержка со стороны официальной власти процесса возрождения ислама не была случайным явлением: исламская религия, являясь наследием национальной культуры, сохранила свое влияние на определенные слои населения, отчасти даже на лидеров общественных движений; она сохранила и свой характер «народной премудрости». Ее функциональные каноны согласуются с теми идеями и концепциями, которые стали провозглашать и выдвигать официальное руководство независимого государства; принцип радения о подъеме духовности народа не противоречит ставке государства на изучение культурного наследия; принцип гуманного, справедливого отношения к людям не противоречит политике усиления нравственных начал в обществе; исламский постулат развития культуры взаимоотношений между людьми, согласуется с политикой гармонизации в обществе межэтнических и межконфессиональных отношений.

В период независимости официальная власть и духовенство власти стремились увязать исламские ценности с национальной традицией, представить ислам в качестве важной составляющей в истории народа. Поддержка исламской религии как духовно-культурного начала был одним из механизмов противодействия политизации ислама, укрепления общественно-политической стабильности в стране.

Отмечается, что тактика официального руководства по отношению к религии заключалась в следующем: не отрицая его влияния на широкие массы населения, использовав в своей деятельности все ценности исламской цивилизации и в то же время, не дать политическим силам возможности прибегать к религии в своих целях, как это было в ряде стране мусульманского Востока.

В подразделе «Религиозная ситуация в Казахстане и вопросы политико-правового регулирования» анализируются вопросы, связанные с регулированием процессов государственно-религиозного взаимодействия в условиях смены общественно-политической ориентации.

В данном подразделе соискатель предлагает свою периодизацию политико-правового процесса в Казахстане в аспекте решения религиозного вопроса. Первый период (конец 1980 – начало 1990-х гг.) характеризуется устранением мощи атеистической пропаганды, усилением тенденций развития религиозных общин при одновременном формировании духовных центров и их соответствующих структур, принятием прогрессивных для того времени актов, направленных на либерализацию отношений к религиозной сфере, развитие национальной культуры в целом [92, c. 101]. Второй период (с середины 1990-х гг. и до конца 1990-х гг.) был отмечен пересмотром ранее устоявшихся подходов к религиозной сфере в связи с активизацией радикальных религиозных организаций в соседних республиках. Третий период (конец 1990-х – начало 2000-х гг.) – это государственный патернализм, этап, когда государство, ранее ориентированное на привлечение религии для осуществления гуманитарных программ, в деле вынуждено под воздействием внутренних и внешних факторов прибегнуть к удлинению контроля над деятельностью религиозных объединений. Этот период характеризуется усилением борьбы с религиозным экстремизмом и терроризмом, пересмотром соответствующей законодательной базы. Четвертый этап (начало 2000-х гг. и по настоящее время) характеризуется установлением особого внимания к укреплению межэтнического и межконфессионального согласия, поиску путей использования традиционной религии против распространения радикально-религиозной идеологии (уже в 2003 г. в Казахстане действовало 5 тысяч религиозных общин).

В качестве примера сложности религиозной ситуации в Казахстане анализируется детальность таких нетрадиционных исламских движений как «Хизб ат-тахрир», «ат-Такфир ва-л-хиджра», «Таблиги джама‘ат» и других. Отмечается, что в истории этих движений немало «белых пятен». Если исходить из географии распространения подробных организаций по региону, то Казахстан оказывается в числе наименее изученных республик их деятельности. Между тем Казахстан не только дает соответствующий материал для изучения их методов работы, но и позволяет проследить эволюцию типичного для стран Центральной Азии целостного развития, происходящего на определенной территории и в относительно небольшой период времени.

Показывается, что, несмотря на продекларированный принцип либерализации, государственные органы деятельность нетрадиционных исламских движений и течений пытались взять их деятельность под жесткий контроль. С их стороны была проявлена решительность, объявив ряд религиозных организаций вне закона. По результатам социологических исследований, проведенных соискателем в 2007 г., 70% опрошенных высказались за усиление государственного контроля над деятельностью религиозных объединений, 57% высказались против распространения нетрадиционных форм ислама на территории страны.

В подразделе «Трансформация религиозного сознания в условиях независимости Казахстана» рассматриваются факторы и условия, повлиявшие на состояние религиозности в казахстанском обществе. На основе результатов социологических исследований анализируется степень и уровень религиозности населения, его отношение к традиционному и нетрадиционному исламу.

Отмечается, что постсоветская стратегия социально-экономического развития в Казахстане и других странах Центральной Азии, особенно в первой половине 1990-х гг., не находила широкой поддержки у населения, так как реформы проводились за счет ухудшения его жизненного уровня. К этому следует добавить и тот «вклад», который внесли недобросовестные чиновники и новоиспеченные «акулы» бизнеса в обнищании своих же сограждан. Естественно, что появилась необходимость в поиске такой политико-идеологической формы, которая служила бы защитой от бесконтрольной власти чиновников; морально-нравственного разложения общества; несправедливого распределения собственности. И то, что в Казахстане и других республиках Центральной Азии, где сформировалась своя культурно-религиозная традиция, для некоторой части населения убежищем от социальных невзгод явился ислам, – закономерное явление. При этом следует подчеркнуть, что исламская религия имела возможность ответить на многие вопросы, поставленные современной реальностью.

Показывается, что сложившаяся в Казахстане ситуация не просто повторяла уже имевшую место в странах Востока, но и обладала своими специфическими чертами, обусловленными особенностями социально-экономического и политического положения республики, сложным составом населения, оказавшими влияние на характер религиозной атмосферы и эволюцию исламской религии.

В подразделе рассматривается также отношение населения к традиционному исламу на основе данных социологических исследований. В частности, отмечается, что 50,3 % из числа опрошенных указали, что религия должна развиваться наравне с другими сферами; 15 % считают, что религия должна стать основой в духовно-нравственном воспитании; 13,3 % допускают развитие религии только в разумных рамках.

Заключается, что перед каждой молодой независимой страной стоит необходимость разрешения объективной закономерности – умения выработать оптимальную модель сочетания традиционного и современного на всех уровнях – как базисном, так и надстроечном. Модернизация, особенно в странах Востока и Азии, возможна лишь в условиях синтеза традиционного с современным, причем это важно учитывать, так как в процессе интеграции меняются разные их компоненты. Именно в этом, отмечается в подразделе, кроется суть построения национального государства, а успех зависит от умения руководства страны выработать оптимальную модель этого синтеза.