Самарский государственный университет

Вид материалаДокументы

Содержание


§ 2. Выступление мясников в 1380-1384 гг.
Подобный материал:
1   ...   5   6   7   8   9   10   11   12   ...   26
^

§ 2. Выступление мясников в 1380-1384 гг.


События в Любеке начались в 1374 г.1, как сообщает хронист Детмар, с решения совета увеличить дополнительный имущественный налог (Vorschoss) до 1 марки и одновременно удвоить плату за помол2. Повышение налогов было вызвано большими расходами города на активную внешнюю политику и внутригородские потребности: дорогое строительство ворот города (Мюлен- и Холстентор), основание госпиталей в период эпидемии чумы 1348-1350 гг., посещение города в 1375 г. императором Карлом IV, которое стало «дорогостоящей вещью» для Любека3. Естественно, налоговые увеличения вызвали недовольство горожан, особенно ремесленников, которые обратились с письмом к совету, требуя отменить новые налоговые тяготы4. Совет удовлетворил требования цехов после собрания городской общины в церкви св. Катарины 10 декабря.

Но примирение не было длительным, оно не исчерпало принципиальных разногласий между олигархическим советом и массой ремесленников. Кроме того, их побуждали к действию выступления бюргерства в Бремене, Кельне, Брауншнейге5. Это привело к новой вспышке беспокойства в 1380 г., вызванной требованиями цехов (у Детмара сказано «menheyt», «amte») ликвидировать опеку над ремесленниками со стороны совета, главным образом над мясниками, которые хотели свободно распоряжаться местами на рынке6. Цехи упоминали о том, что пошлины, сборы, налоги раньше были ниже, и призывали к «старому праву». Совет был склонен удовлетворить требования, чтобы предотвратить худшее: ремесленники в ночь с 12 на 13 декабря вооружились, желая придать своим требованиям больше силы.

После длительных переговоров между партиями – совета и цехов – в церкви монастыря св. Катарины был достигнут компромисс: цехам гарантировалось «старое право». Но 15 декабря 1380 г. мясники выдвинули новые требования, к которым вскоре присоединились другие цехи: дозволенное цехам «старое право» должно быть документально подтверждено. Совет был готов подтвердить все требования мясников вплоть до их «старого права» (в форме статута, как это было у остальных цехов), но не хотел давать общую привилегию всем цехам. Поэтому совет сделал контрпредложение: постановления, которые шли навстречу пожеланиям цехов, должны быть занесены в городскую книгу («in des stades book»)1. Но цехи это предложение отклонили.

Положение совета теперь стало опасным, и на его стороне выступило купечество. В ночь с 15 на 16 декабря оно вооружилось. В хронике Детмара приводятся следующие цифровые данные, как считают некоторые историки, сильно преувеличенные2: патриции («de junghen lude van der stad») выставили 400 вооруженных человек, а купцы – 5000 человек, которых разместили по 100-200 человек в домах на улицах близ церкви св. Марии3.

Рано в воскресенье 16 декабря были опять предприняты переговоры в церкви св. Катарины, в ходе которых купцы оставались вооруженными. Цехи вынуждены были отступить. О требовании общего документального подтверждения старого права не было больше речи. Теперь цехи должны были покаяться и подтвердить покаяние присягой, а в качестве гарантии восстанавливаемого мира партии мясников и купцов должны были представить каждая по 25 уважаемых людей из своей среды как присягопоручителей4. Принесение присяги намечалось на среду 17 декабря. Но процедура задержалась на несколько часов, потому что в толпе, собравшейся перед ратушей, возник спор, который чуть было не вызвал новое столкновение враждебных сторон. Только после умиротворения толпы состоялась процедура покаяния на лестнице кафедрального собора. Обе группы поручителей присягнули в том, что они окажут помощь совету в случае, если мир будет кем-либо нарушен. Кроме того, представители цехов поклялись, что они никогда не будут выступать против совета1.

Только после этого торжественного акта примирения было заключено соглашение с мясниками, носившее компромиссный характер. Мясники должны были принести перед советом просьбу о прощении и вернуть в ведение совета места продажи, которые они «противозаконно присвоили». В ответ на это совет передавал им места на рынке и одновременно устанавливал правила для будущих новых приобретений освободившихся Litten: как только Litten освободятся, мясники должны устроить цеховое собрание, пригласить двух членов совета, объявить им желание цеха. Потом старшины цеха должны вместе с претендентами на места предстать перед советом и ходатайствовать об удовлетворении их просьбы2.

Так закончилось выступление мясников в 1380 г. Они получили умеренные уступки в вопросе о местах на рынке, но при этом ни в какой мере не было поколеблено господствующее положение патрицианского совета. Этому помешало прежде всего соотношение сил в борьбе: на стороне совета выступило купечество, в силу того что в основе конфликта 1380 г. лежало чисто ремесленное требование цехов о расширении права на самоопределение.

Новая стадия внутригородского конфликта относится к 1384 г. Большую группу среди выступавших опять составили мясники. Но все-таки события 1384 г. резко отличались от мятежа 1380 г. Главным становится стремление к политическому переустройству города, которое попытались осуществить, добившись ликвидации совета путем заговора. Изменение характера целей, которые отвечали интересам не только ремесленников, расширило круг участников движения. Ремесленники на этот раз выступили не одни, а вместе с купцами, руководство заговором взял на себя крупный купец Хинрик Патерностермакер.

Его отец Иоган Патерностермакер, о котором уже шла речь выше, был выходцем из Вестфалии, стал бюргером в Любеке в 1332 г. под именем Иоганна ван Гусфельда. И только в 1341 г. он упоминается как Патерностермакер. Старая литература на этом основании считает, что сам он и его сын были ремесленниками – обработчиками янтаря1.

Скорее всего, И. Патерностермакер действительно начинал свою трудовую деятельность как ремесленник, что и объясняет его прозвище, ставшее затем фамилией. Не исключено, что он уже в Любеке порвал с ремеслом и стал торговцем, но, вероятно, именно эта ремесленная деятельность, предполагающая наличие определенного капитала и связей с крупной транзитной торговлей, сделала возможным проникновение И. Патерностермакера в купеческий высший слой в середине XIV в. Современная историческая литература считает его и сына крупными купцами2. Экономические успехи позволили И. Патерностермакеру достигнуть высокого социального престижа. Он часто выступал опекуном, поручителем, душеприказчиком очень богатых купцов3. Однако он не был избран в совет4.

Хинрик Патерностермакер предположительно родился в 1337 г. Впервые он упоминается в городской книге в 1355 г., когда от имени своего отца Иоганна хотел внести долг. По любекским правовым нормам ему должно было быть в то время по меньшей мере 18 лет – возраст совершеннолетия. В 1365 г. он впервые выступает как полностью самостоятельное и дееспособное лицо: покупает себе дом и земельный участок на Мангштрассе, 7 и становиться торговым партнером отца. После смерти И. Патерностермакера (1367 г.) он продолжает торговые дела отца и приобретает ряд земельных участков, домов, рент, хмельников. К моменту своей смерти он владел половиной дома на Браунштрассе, 30, домами и земельными участками на Менгштрассе, 7, Унтертраве, 49, Марлесгрубе, 83 и т.д. – всего имел приблизительно около 10 участков1. Его экономическая активность была ниже, чем у отца. А. Брандт объясняет это хозяйственной неспособностью Хинрика Патерностермакера, которая помешала ему, как представителю ведущего купеческого слоя, сыну богатого и уважаемого отца, проникнуть в совет. Но, будучи честолюбивым, он по мысли А. Брандта, стал на такой же путь, как полтора столетия спустя его товарищ по положению и судьбе Юрген Вулленвевер: вступил в союз с обиженными в правовом отношении слоями низшего бюргерства2.

Нам кажется, что причины экономических неуспехов Х. Патерностермакера надо искать в другом – в неблагоприятной политической обстановке, в которой он начинал свою деятельность: война ганзейских городов с Данией, которая потребовала много сил от налогоплательщиков ганзейских городов – купцов и ремесленников. Ведь не случайно, что ему досталось от отца наследство не в блестящем состоянии3, всего 150 любекских марок. И это после 20 лет крупной купеческой деятельности Иоганна Патерностермакера! К тому же Х. Патерностермакер содержал пятерых несовершеннолетних детей своей сестры, умерший муж которой был торговым партнером Патерностермакеров. (Постоянно ухудшавшееся положение заставило Х. Патерностермакера в 1382 г. продать часть земельной собственности1).

О других заговорщиках, руководимых Хинриком Патерностермакером, в хрониках очень мало сведений. Но при казни и заключении в тюрьму «изменников» проводилась конфискация имущества. Отчет о результатах этой конфискации и о расходах на весь процесс составил содержание важнейшего источника – «Liber de traditoribus et eorundem Bonus», т.е. «Список изменников и их имущество». Эта рукопись, дошла до нас в публикации Э. Дееке2. А. фон Брандт уточнил и значительно дополнил сведения документа, данного Э. Дееке3. Теперь мы располагаем сведениями о 47 обвиняемых (44 указаны в «Списке», два названы в городской книге плюс данные о Х. Патерностермакере). Все они были казнены, оштрафованы или изгнаны. Т.е. этот источник определяет круг активных участников.

Из 47 заговорщиков трое были купцами: руководитель заговора Х. Патерностермакер, связанный с ним деловыми связями Иоганн Балке, экспортер соли на п-ов Сконе, и, очевидно, Иоганн Лепель (хотя профессия его указана, но судя по тому, что он вместе с купцом выступает как душеприказчик и владеет двумя земельными участками, его можно отнести к купеческому слою). 27 человек были мясниками. Они в основном проживали на улице с соответствующим названием Фляйштрассе и были соседями. 17 человек, из них являлись земле- и домовладельцами. Если учесть, что из 7 человек, данные о профессии которых отсутствуют, 2-3 можно причислить, хотя бы по месту жительства, к мясникам, то фактически треть цеха мясников приняла активное участие в заговоре. Остальные 11 заговорщиков были ремесленниками: двое пекарей, двое скорняков, двое канатчиков и по одному льноткачу, обработчику янтаря, бочару, портному, сапожнику.

Но, кроме трех названных купцов, торговой деятельностью занимались и некоторые из ремесленников. Мясник Хенпекс ван дер Молен упоминается в документах как время от времени торгующий со Стокгольмом; он был непосредственно связан с Иоганном Патерностермакером, который в 1361 г. выступал опекуном его сестры1.

Обработчик янтаря Герман Зарове в 60-е годы XIV в. экспортировал шерсть и янтарь из Риги в Любек2, а мясник Детмар Виттенборх владел лавкой в Сконе3. Вероятно, и другие ремесленники из числа заговорщиков прирабатывали торговлей сельдью – продуктом, стоящем на одном из первых мест в списке торговли любекских купцов4, прежде всего скандинавской. Исходя из этого, можно понять хрониста Детмара, когда, описывая расправу над заговорщиками, он говорит, что суду были преданы по возвращении и те, которые находились во время восстания в Сконе5. Об участии любекских ремесленников – бочаров, шорников, изготовителей посуды – в поездках на Сконе упоминают также цеховые уставы и другие документы6.

Данные факты имеют значение для оценки социального состава мятежа 1384 г. Хотя указанных ремесленников нельзя считать торговцами, но их дополнительные к ремеслу занятия торговлей были той базой, на которой могла возникнуть общность интересов купцов и ремесленников, связи между ними. На этом фоне появление купца Х. Патерностермакера как руководителя заговора уже не кажется таким удивительным.

Особо следует сказать о шести других руководителях заговора (двое были пекарями, двое – скорняками, двое – мясниками). Хинрик Калефельд и герман ван Минден – пекари. Оба находились в тесных деловых отношениях друг с другом, часто выступали вместе как кредиторы, должники, поручители. Г. ван Минден упоминается в 1376 г. как душеприказчик пекаря Германа ван Вердена. Это был до определенного момента очень зажиточный бюргер. Он, как и другие пекари, держал много свиней, при конфискации они были проданы за 54 марки, а домашняя утварь – за 36 марок. Служанка его получила 12 шил., два подмастерья – по 24 шил. 9 записей в долговой книге города с 1375 по 1384 г. свидетельствуют об ухудшении имущественного положения Г. ван Миндена. Две последние долговые записи сопровождались закладом двух его земельных участков.

То же самое можно сказать и о Х. Калефельде. Его землевладение по Зандштрассе, 26 было обременено рентой в 13 марок. Это значит, что, нуждаясь в деньгах, он занял известную сумму под залог недвижимости, отдавая ежегодно известный процент в счет этого долга, т.е. заимодавец приобрел не землю, а гарантированный доход с нее – в данном случае 13 марок в год.

Арнольд Зиннеге и Иоганн Цёст – скорняки. К моменту восстания они тоже испытывали материальные затруднения. А. Зиннеге в 1384 г., согласно долговой книге, был должен свыше 100 марок (это очень большая сумма!), причем в залог под долг он отдал свой дом на Брайтенштрассе. Наследство И. Цёста в 45 марок также было обременено долгами: кредиторы требовали 132 марки. Свой земельный участок он продал в 1379 г.

Николаус ван дер Виш и Годеке Виттенборг – мясники, старейшие цеховые мастера, с обширными деловыми отношениями, с многочисленными связями внутри круга мятежников, что ставило их в центр заговора. Оба – уважаемые люди, часто выступали как поручители, душеприказчики, кредиторы, особенно ван дер Виш. Но в 70 – 80-е годы он часто фигурирует как должник. В 1382 г. он за долг в 30 марок отдает в залог лесной материал. В 1383 г. он взял в долг 55 марок, в 1384 г. – 82,5 марки. Эти долги не были погашены. Его земельный участок после его казни был отдан кредитору из-за невыплаченной ренты в 8 марок.

Обращает на себя внимание то, что практически все руководители заговора, за исключением мясника Годеке Виттенборха1, были в стесненных материальных обстоятельствах в годы, предшествующие мятежам 1380 и 1384 гг.: долги, заложенное землевладение, продажа домов.

В неблагоприятном имущественном положении находились и другие заговорщики. Например, мясник Х Зифрид дважды закладывал свой дом – в 1377 г. за 20 марок, в 1380 г. – за 30 марок, землевладение его обременено рентой в 8 марок. Два брата Хейде (мясники) имели большой долг 124 марки, один из них снимал жилье в аренду. Два мясника М. Понсторп и Л. Розенлепер имели большие долги и жили в совместно арендованном помещении; 34 из 47 заговорщиков владели землей; но только 14 из них к 1384 г. остались, так сказать, полными землевладельцами, у 20 земля была или заложена, или продана.

Ухудшение экономической ситуации в 70-х – начале 80-х годов. XIV в. для средних слоев любекского населения (непатрицианского купечества, ремесленников ) было другой важной причиной социального недовольства.

О событиях 1384 г. нам повествунт хроники Детмара2 и Реймара Кока3.

В день св. Ламберта (17 сентября) между 9 и 10 часами утра, во время заседания совета 40 вооруженных человек (т.е. группа активных заговорщиков) должны были собраться в трактире у Старого перевоза, оттуда отправиться к ратуше и перебить там заседавший совет. После этого намеревались поджечь дом заговорщиков на Клингенберге, чтобы туда сбежался народ. В это время за стенами города должна была собраться группа заговорщиков, руководимая голштинскими рыцарями братьями Готшальком и Детлефом Годенлопами.

Но плану заговорщиков не суждено было осуществиться. За день до назначенного срока (16 сентября) совет был предупрежден о заговоре весьма оригинальным способом. В хронике Реймара Кока об этом рассказывается так: один из голштинских рыцарей прискакал в Любек, остановился у дома бургомистра Иоганна Персеваля и спросил, где бургомистр. Ему ответили, что бургомистр в совете. Узнав, что дома находится старший сын бургомистра, рыцарь вызвал его и попросил у него напиться; тот вынес ему кружку с пивом. Когда рыцарь пил, то «рассказал кружке», которую держал в руках, о заговоре («кружке говорю я, а не живому человеку»)1. С легендой об этом обстоятельстве связан рельеф на доме Кёнигштрассе, 9, где изображен рыцарь с пивной кружкой в руке2. Что измена шла извне, из круга знатных союзников заговорщиков, говорит и Детмар3.

Когда члены совета узнали о готовящемся, то они обратились к купцам и сообща с ними вооружились. Прежде всего был арестован Хинрик Патерностермакер, потом Галефельд и Герман ван Миндены, Николаус ван дер Виш; другие руководители заговора бежали. Хинрик Патерностермакер покончил жизнь самоубийством. Но его труп доставили на суд и подвергли четвертованию на колесе. Галефельд ван Минден полностью рассказал в суде о замысле заговорщиков. Он и его брат тоже были колесованы. После этого началось судебное преследование всех остальных участников заговора, даже тех, кто в момент событий был за пределами города (в Сконе). Судебное разбирательство сопровождалось конфискацией имущества как арестованных и казненных, так и бежавших заговорщиков. Движимое имущество продавалось с торгов, на публичном аукционе. Недвижимое также распродавалось. Из конфискованного имущества выплачивались долги кредиторам, ренты, аренды, а также оплачивались все расходы по содержанию и казни заключенных. Так, за надзор за конфискованным имуществом заплатили 10 марок, за бумагу – 2 м. 9 шил., за колеса – 1 м. 8 шил., за довольствие – 21 м.; расходы аукциона составили 30 м. 8 шил. Чистый доход от конфискации составил 3654 марки. Liber de Traditoribus сообщает о судьбе 46 «изменщиков»1. 17 было обезглавлено и колесовано, 22 бежали, о 7 человеках неизвестно2. Жены и дети казненных были изгнаны из города3. Но участников заговора, очевидно, было больше, в некоторых источниках называется 400 заключенных4.

Судебное разбирательство окончилось 21 февраля 1385 г. Все любекские цехи должны были принести новую клятву верности совету, а цех мясников был запрещен5. Но 2 апреля 1385 г. мясники получили новый цеховой устав6, который закрепил победу патрицианского совета над одним из самых крупных и социально опасным цехом. Прежде всего обращает на себя внимание размер устава: это один из самых больших уставов любекских цехов, условно в нем можно выделить 33 пункта. Данное обстоятельство говорит о тщательной регламентации деятельности цеха мясников. Во вступительном положении устава сказано, что мясники свой цех получили только по милости совета, который сократил число членов цеха со 100 до 50. Цех не мог сам избирать своих старшин и мастеров, они должны были назначаться советом. Вопрос об освободившихся местах на рынке решался также советом, причем в три раза увеличилась плата за каждое место: до сих пор она составляла 1 марку и 6 пфенигов, а теперь – 3 марки и 1 шиллинг. Этими пунктами нарушалось соглашение 1380 г. между советом и мясниками. Горожане получили право преимущественной покупки перед мясниками на свином рынке и рынке крупного рогатого скота, что подрывало основы экономического процветания мясников.

Мясникам запрещалось проводить пирушки и собрания (ghesterie noch samelinghe) без особого разрешения совета. Не могли быть одновременно мастерами в цехе братья, а также отец и сын. Устав предписывал мясникам из доходов от пользования бойней, принадлежавшей двум цехам (мясникам и забойщикам скота), уплачивать налог совету и содержать алтарь в Мариенкирхе. Совет вмешивался даже во внутрицеховые отношения мясников. Именно совет, а не цех наказывал каждого, кто нарушит правила продажи финнозного1 мяса (штраф совету в 3 марки серебром и исключение из цеха на год). Тот, кто торговал больным скотом (ungheve quik), должен был уплатить опять-таки совету штраф в 10 марок серебром. Устав регулировал отношения между мастерами и подмастерьями цеха, а также между родственными цехами мясников и забойщиков (kuter).

Таким образом, вся деятельность мясников была лишена самостоятельности и осуществлялась под строгим надзором совета, от которого зависело решение всех принципиально важных вопросов – количество мастеров и членство в цехе, выбор олдерменов, плата за места на рынке и т.д. Этим уставом была подорвана мощь цеха мясников, уже в последующих внутригородских столкновениях они не играли значительной роли2. «Благодаря коллективным мера против цеха мясников совет смог подавить самые сильные и самые беспокойные цехи и этим самым одновременно придемонстрировать другим цехам свою власть»3.

Новые положения устава, наверное, настолько идеально отражали интересы совета по отношению к мясникам, что, по сути дела, оказались «вечными»: они просуществовали в Любеке до 1886 г.4, почти 500 лет. Но пострадали не только мясники. Косвенным свидетельством участия купцов в заговоре является тот факт, что в 1386 г. купцы, торгующие с Бергеном и Сконе, продали свои дома, где проводились собрания. Произошло это, очевидно, не добровольно, а под давлением совета, так как уже в следующем году они опять владели своими шуттингами1.

События 80-х годов XIV в. в Любеке явились частью бюргерской борьбы в городах Северной Германии, положили начало выступлению внутригородской оппозиции, которое было продолжено в 1408-1411 гг. Но в истории самого города конфликты XIV в. занимают особое место в силу специфики формирования и социального развития Любека. Город, основанный на славянских землях как колонизационный центр, а с 1226 г. – вольный имперский город (по «Большой привилегии Фридриха II), не знал сеньориального гнета, а следовательно, и коммунального движения. Городскую хартию, т.е. то, за что другие города боролись, он получил в XII в. от крупнейшего немецкого феодала, известного завоевателя земель заэльбских славян герцога Генриха Льва Саксонского. Выступления любечан против патрициата в XIV в. и стали первым этапом борьбы, в ходе которой впервые в истории главного ганзейского города четко проявились противоречия между группами городского населения. Исследовательница Б. Бертольд считает, что внутригородская борьба бюргерской оппозиции в XIV-XV вв. является доказательством того, что высший слой Любека достиг политического единовластия, исключительного господства – критерий для патрицианского осуществления власти2. Борьба средних слоев за право участвовать в городском управлении была определяющей для внутригородских столкновений. Но следует подчеркнуть, что эта борьба не носила революционного характера, как считали историки в 50 – 60 гг., оценивая так, например, восстание в Брауншвейге 1374-1386 гг.3, так как средние слои требовали контроля над городским управлением и собственного участия в нем, но отнюдь не принципиального изменения отношений собственности и социальной структуры. С другой стороны историки обозначают городские восстания XIV в. как «цеховые», как «ремесленные мятежи»1, игнорируя участие купечества не только в самих событиях, но и в руководстве ими. В столкновениях в немецких городах речь идет не о борьбе цехов против патрициата, а о бюргерской оппозиции, которая наряду с цеховыми ремесленниками охватывала купцов, мелких бюргеров, городскую бедноту2.

Подводя итог анализу бюргерского выступления в Любеке в XIV в., необходимо отметить, что принадлежность города к ганзейскому союзу обусловила некоторые отличия бюргерской борьбы в нем от выступлений горожан внутриконтинентальных городов в эпоху развитого феодализма. Речь идет о негативной роли Ганзы. Внутригородские столкновения 1365 г. в Бремене и 1374-1380 гг. в Брауншвейге стали предметом обсуждения ганзейских съездов, на которых было принято решение каждого бюргера города, члена Ганзы, который выступает против своего совета и ганзейских решений. Лишить имущества и ганзейских привилегий и прав3.

«Так был образован единый фронт против упрямого члена Ганзы. Это был в своем роде пакт, основанный на купеческой солидарности, который обращался против каждого изменения внутреннего «Status quo»4.

События, произошедшие в Любеке в 80-е годы XIV в., получили особую актуальность: это был главный город Ганзы, и его пример мог оказать влияние на другие города союза. Бежавшие из Любека заговорщики должны были преследоваться и в других ганзейских городах. 25 марта 1385 г. Любек и Гамбург обновили договор 1241 г. о совместной борьбе с арестованными и высланными в каком-либо из городов5. А в июне 1385 г. собрался ганзейский съезд в Штральзунде, на котором Любек обратился к другим городам с требованием преследовать бежавших и высланных из Любека лиц1. Сам же любекский совет энергично выступал против оппозиционного движения в соседних городах. Когда в 1386 г. бюргерство маленького города Анклама свергло свой совет, Любек потребовал от крупного ганзейского города Штральзунда, наиболее близко расположенного к «мятежнику», восстановить всеми средствами старые отношения в Анкламе, и фактически восстание в нем было подавлено извне2.

Так было положено начала процессу превращения Ганзы в «инструмент» борьбы городской элиты с оппозиционным движением городских слоев3. Соответствующими общими акциями она поддержала господство и могущество высшего слоя городского бюргерства – патрициата.