Geum.ru

Самарский государственный университет

Вид материалаДокументы

Содержание


Глава v. социальный облик города перед реформацией
§ 1. Городская олигархия в конце XV – начале XVI вв.
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   26
^

ГЛАВА V. СОЦИАЛЬНЫЙ ОБЛИК ГОРОДА ПЕРЕД РЕФОРМАЦИЕЙ


XVI век занимал особое место в истории Европы. Он стал целой эпохой, временем коренных сдвигов, вызревания глубоких перемен в социально-экономической, политической и культурной сферах жизни. Он стал преддверием нового времени. Но совершенно исключительное значение XVI в. получил в истории Германии, которая стала родиной грандиозного явления – Реформационного движения. Важнейшими явлениями в области социально-экономической во многих странах Западной Европы в XVI в. стал процесс первоначального накопления капитала и генезис капитализма. Развитие элементов раннего капитализма углубило общественные противоречия, оказало влияние на положение всех городских слоев, от патрициата до плебса, изменив их традиционный облик. Именно эти процессы определяли судьбы стран, городов, отдельных людей. «Всемирно-историческая универсальность и европейская уникальность общественного развития в XVI веке заключалась в необратимом генезисе капиталистического уклада в лоне феодального строя. В качестве наиболее подвижного элемента европейской экономики его структурообразующая роль впредь в том и заключалась, что все прочие – как экономические, так и внеэкономические – составляющие европейского общества должны были отныне «отвечать», реагировать на вызовы, бросавшиеся этим укладом»1.

Учитывая место в городской экономике и рольв политической жизни города, а также состояние источников, есть смысл начать анализ социальной структуры и социальных противоречий в Любеке в позднее средневековье с характеристики городской олигархии (патрициата).
^

§ 1. Городская олигархия в конце XV – начале XVI вв.


Патриции в Любеке, как и в других вендских городах, в XV-XVI вв. назывались «Junker» и составляли пятую часть купцов, приблизительно 150-160 человек1. Богатство их складывалось из различных источников: доходов от торговли, кредитно-ростовщических операций, долей в компаниях и в кораблях, городского и частного сельского землевладения, наличных денег.

Типичным примером являются четыре брата Мюлиха. Они происходили из Нюрнберга и приобрели между 1476 и 1514 гг. бюргерское право в Любеке. Занимались торговлей, имевшей большие размеры, между Любеком и Южной Германией. Например, в 1495 г. во Франкфурте Паулем Мюлихом, который действовал как комиссионер своего брата Матиаса, жившего в Любеке, было приобретено ювелирных товаров, оружия, ломбардской бумаги и т.д. на сумму в 11483 любекских марки. Среди поставщиков Пауля Мюлиха мы находим несколько крупных южногерманских фирм – Большую Равенсбургскую компанию, компании Георга Фуггера, Петера Ватта. Братья имели также дела с Ливонией и Скандинавией2. Из четырех братьев самым богатым был Матиас. Кроме землевладения, унаследованного от своего отца в Нюрнберге, он приобрел в Любеке 13 домов и три владения в округе. Он являлся поставщиком оружия и украшений для княжеских дворов герцогов Шлезвига и Мекленбурга и датского короля, от которого в Ольдесло получил в лен земельный участок и построил на нем медеплавильню. В 1515 г. Матиас Мюлих был принят в патрицианское общество Циркельгезельшафт и через два брака породнился с любекскими патрицианскими фамилиями Керхрингов и Касторпов. Его имущество предположительно оценивается в 25 тыс. марок3.

Целый ряд любекских членов совета и бургомистров занимались ганзейской посреднической торговлей и вкладывали капиталы в недвижимость. Ратман (1484-1510) Яспер Ланге торговал с Англией, Фландрией, Ливонией, Швецией, Данцигом. В 1492-1493 гг. его ввоз и вывоз в Ревель, Ригу, Стокгольм и Данциг составил 11692 марки1. Предметами вывоза из Любека были шерсть, цинк, серебро, соль. Он торговал сам или в купеческой компании с данцигскими бюргерами Струорингом и Кнаке. Ему принадлежала часть деревни Шлутуп.

У члена совета и бургомистра Давида Дивесса основу его дел образовывала торговля воском и цветными металлами. По этим статьям он стоял во главе любекской торговли с Данцигом. Его торговля с Ревелем концентрировалась на дорогостоящих ганзейских товарах. В 1492-1493 гг. он вывозил в Ревель шерсть, сельдь, цинк, мед, а ввозил воск, шкуры, лен, угрей, ворвань2.

Гартвиг Штанге, ратман с 1509 г., занимался в основном торговлей солью с Пруссией, объем которой в 1492-1493 гг. составил 3375 марок3. Однако главное поле его деятельности создавала соляная торговля с Люнебургом, которой он в 90-е годы XV в. занимался как любекский купец-оптовик. Бургомистр в 1513-1523 гг. Генрих Витте в компании с Вольтером ван Ленпером торговал с Ревелем, Сконе и Данцигом. Объем их торговли в 1492-1493 гг. в этом направлении составил 18355 марок. Предметами торговли были шерсть, соль, сети4.

Любекские патриции часто торговали в компании друг с другом, как, например, в 1452 г. Адольф Гревероде и Арнд Гревероде, Ганс Плесков и Ганс Керкринг, находившиеся в «купеческой компании»5. Таким образом, любекский патрициат предстает перед нами прежде всего как купечество, ведущее крупную экспортную торговлю.

Начавшиеся с конца XIV в. в среде любекского патрициата изменения продолжали развиваться и в XV – XVI вв.. Речь идет о помещении части купеческого капитала во внегородское землевладение и возникновении нового социального слоя-рантье (См. Глава IV, 1§). В покупке земель и рент участвовали город, представленный советом, многочисленные церковные учреждения1, а также имущие бюргеры, прежде всего патрициат.

Источники позволяют говорить о частном бюргерском землевладении. В период с 1227 до 1500 гг. полностью во владении любекских бюргеров были длительно или временно 49 деревень, частично им принадлежало 57 деревень и ренты они имели в 20 деревнях2. Формы любекского бюргерского землевладения исторически сменяли друг друга. В раннюю эпоху это было ленное держание с вытекающими отсюда обязанностями по отношению к земельным собственникам, которыми могли быть феодалы или совет города. С середины XVI в. доминирующей формой владения становится свободная собственность, не обремененная феодальными повинностями.

Совершенно другая форма бюргерского землевладения, получившая название «рента», становится преобладающей во II половине XV – I половине XVI вв. В отечественной историографии сложилось социально-экономическое понимание ренты. В.В. Стоклицкая-Терешкович считает, что рента означала, «что заимодавец патриций дает нуждающемуся в деньгах известную сумму под залог недвижимости, получая ежегодно взамен ее ренту в определенном размере, т.е. рента представляла собой замаскированные проценты за долг»3. Е.А. Ермолаев подчеркивает другую сторону ренты: это приобретение не самой земли, а гарантированного дохода с нее в виде оброков, рент, десятин и т.п.4 Так же понимает ренту и К. Фритце: это такая форма помещение капитала в землю, которая не сопровождалась формальной сменой владельцев у недвижимости. При таких сделках речь шла о приобретении совершенно фиксированной доли феодальных повинностей, вносимых крестьянами в пользу феодала1.

Распространение рент в XV-XVI вв. было вызвано упадком ганзейской торговли. Любекские патриции, приспосабливаясь к новой экономической ситуации, пытались обеспечить себе надежные источники доходов, приобретая земельные участки и ренты. Типичным примером рентной сделки может служить запись в любекских Urkundenbücher, сделанная 7 ноября 1467 г.: «Братья Вольрад и Отто Ритцерау продали Генриху фон Гахеде, ратману Любека, за 500 марок ежегодную ренту в 35 марок с деревни Клейн-Ритцерау со всем ей принадлежащим [перечисляется движимость и недвижимость] при условии выкупа (Wedderkopen)»2.

Анализ рентных сделок в Любеке в 1451-1470 гг. (см. табл.) позволяет сделать следующие выводы. Основными покупателями рент во II половине XV в. были любекский патрициат и церковь: из 21 сделки 12 в этой роли выступают бургомистры и члены совета Любека и в 6-духовенство; в двух случаях – отдельные бюргеры Любека и в одном – совет города. Среди рент преобладает земельная рента: из 21 ренты 14 рент с земли, 2 – с пошлины, 3 – с разного вида движимости, 2 сделки без указания на то, чем является рента. Можно предположить, что это ростовщическая сделка.

Если соотнести социальный состав покупателей рент (рантье) и формы ренты, то окажется, что из 12 случаев патрицианской купли восемь имеют отношение к ренте в деревне; остальные 4 случая представляют собой ренты с движимости (с пошлины, с платежа города Ратцебурга герцогу Саксонско-Лауэнбургскому, с доходов герцога Шлезвига с городов Триттау и Ольдесло), т.е. основной формой вложения капитала в форме рент у любекских патрициев было приобретение феодальных доходов с земли. Интересно посмотреть, кто является продавцом рент. Из 21 продавца 5 – крупные территориальные князья-герцоги (№ 2, 4, 5, 6, 8), в двух случаях – короли (№ 19. 20), 8 мелких феодалов (№ 3, 9, 10, 11, 12. 13. 15, 17), 3 духовных лица и учреждения (№ 14, 18, 21) и только трех продавцов нельзя отнести к классу феодалов (№ 1, 7, 16).

Сумма, за которую продается рента, в источниках называется hovedstol, hovedsummen – это основной капитал. Можно установить соотношение основного капитала и ренты, т.е. величину процентов с вложенного капитала. Например, если продается годовая рента в 84 марки за 1200 марок, то прибыль с капитала равна 7%. В основном это 7% (№ 2, 3, 4, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 19, 21) 6% (№ 1, 5, 6, 8, 17, 18). Исключение составляют № 7 – 4% и № 20 – 8%. Приблизительно такая же норма прибыли с рентовладения – 6-7% – была и в других вендских городах1.

Почти все заключенные договоры о купле-продаже ренты заканчиваются непременной оговоркой «при условии выкупа…», иными словами, купивший ренту, т.е. кредитор, получал в свою пользу приобретенный доход, но должник сохранял за собой право его выкупить. Эта форма ссудно-заемной операции получила в исторической литературе название «живой залог»2.

Вкладывание капитала в рентовладение свидетельствует как о нарастающем разорении феодального дворянства, так и об ухудшившемся положении любекских купцов-транзитников. Ведь рента практически не давала дополнительного дохода. Например, рента в 84 марки, купленная за 1200 марок, окупится только через 14 лет. Здесь важна не величина, а постоянство дохода, его надежность в условиях кризиса посреднической торговли. Поэтому нельзя безоговорочно согласиться с К. Фритце в том, что рентовладение способствовало экономическому усилению высшего городского слоя3. Но, с другой стороны, любекский патрициат, покупая у дворянства ренты с земли, связывается с феодальными слоями, частично феодализируется. Однако было бы слишком поспешным утверждать, что патрициат становится крупным землевладельцем. Все городское землевладение Любека в конце XV в. давало 9% общего дохода города1, т.е. по сравнению с феодалами любекские рантье были мелкими землевладельцами. Это не позволяет преувеличивать степень феодализации любекского патрициата в позднее средневековье. Но в то же время нельзя совершенно игнорировать значимость рентовладения для социальной характеристики любекского патрициата. Как это делает А.ф. Брандт, считая, что «вложение капиталов в ренты с земли является не более, чем, нередко вызванная конъюнктурой форма купеческой деятельности»2.

К сожалению, используемые источники не дают ответа на вопрос о формах эксплуатации патрициатом земли в деревне, о каких-либо изменениях в связи с этим в феодальных производственных отношениях. Но изучая аналогичные процессы в других районах Германии (в частности, выводы В.Е. Майера, относящиеся к району Эрфурта), исследователи все же считают, что «за то время, в течение которого бюргер владел феодальной землей в качестве кредитора, он оказывал влияние на направление хозяйственной деятельности крестьян»3.

Но наряду с рентами любекский патрициат в 50-70-е гг. XV в. продолжает заниматься и куплей-продажей земли. В 1451 г. бургомистр Любека Иоганн Люнебург продал Тидеманну Раймердингу хутор в Паделюгге за 320 марок4, в 1456 г. опекуны умершего Хинрика Дине продали этому же бургомистру деревню Езекендорфе и половину деревни Овервольде (сумма не указана)5. В 1468 г. член совета Х. Гахеде продал совету Любека за 20 марок половину гуфы земли у Кюсена1. А ратман Адольф Гревераде в 1469 г. купил землю у бюргера из другого города (Царпена), что было засвидетельствовано советом этого города2. Документы дают сведения о вложении значительных капиталов высшего городского слоя Любека и в другие непроизводственные сферы, прежде всего в ростовщичество, но в отличии от покупки рент не завуалированное. В документе от 13 мая 1455 г. засвидетельствовано, что Ганс Крогер должен Вильгельму ван Калюену, бургомистру Любека, 41 марку и 18 пфеннигов и в обеспечение долга закладывает хмельник3. Аналогичный случай зафиксирован 25 апреля 1451 г. Некий Н. Бовендорп должен был уплатить 109 марок члену совета Н. Липпераде в определенный срок (день св. Мартина), но не смог этого сделать и передал принадлежащий ему дом на Фемарне4 (остров, переданный герцогом Шлезвига в 1437 г. в залог Любеку)5. Таким образом, ростовщичество являлось для патрициата еще одним источником не просто доходов, но и средством приобретения недвижимости, ведь в данных примерах в случае неуплаты долга хмельник и дом перейдут в руки кредитора.

В 1468 г. кредиторами ливонского ландмаршала Герда фон Мелленгроде выступили любекский бургомистр Г. Касторп и его брат Ганс. Ландмаршал, чтобы рассчитаться с ними, взыскивает долг с ревельского бюргера Д. фон Гралле в размере 400 рижских марок и 45 ластов соли из Байи и обещает переслать названные деньги и соль братьям Касторп в Любек6.

Но любекский патрициат ссужает деньги не только частным лицам, но и городам. Так, в 1468 г. совет Штральзунда пришел к соглашению с любекским членом совета Г. фон Гахеде о возврате занятых у него 1050 марок1.

Кроме торговых операций, вкладывания капиталов в землевладение, ростовщичество любекский патрициат не стесняется заниматься любыми делами, очевидно приносящими прибыль. Так 6 января 1470 г. любекские бургомистры Витик и Касторп купили на 1000 марок серебро для любекских монет2, а 2 февраля этого же года ратман Любека Г. фон Гахеде снабдил монастырь св. Бригитты в Мёльне вином и облатками к причастию3.

Среди любекского патрициата встречаются очень деятельные личности. Например, член совета Г. Липпераде в 1451 г. дает деньги взаймы4, в 1452 г. ему продают оборудование солеварни в Ольдесло5, а в 1453 г. он вместе с двумя другими ратманами Любека покупает корабль у данцингского бюргера Мартина Набита6. То же самое можно сказать о члене совета Гахеде и братьях Касторп.

Приобретение любекским патрициатом новых сфер хозяйственной деятельности сопровождалось стремлением его к социальной замкнутости, что нашло свое выражение в образовании в Любеке в конце XIV – середине XV вв. патрицианских обществ – Циркельгезельшафт (позднее оно стало называться Юнкеркомпания), Кауфлейтекомпания и Греверадекомпания, создавших свои уставы, которые регулировали их совместное собрание, членство, проведение праздников и т.д.7 И именно из этих немногочисленных патрицианских объединений (каждое насчитывало самое большее 30 фамилий) формировался совет в Любеке в позднее средневековье. Из 136 членов совета в период с 1416 по 1530 гг. 49 человек вышли из Циркельгезельшафт1. А в 1527 году все 22 ратмана принадлежали к патрицианским товариществам: 10 – Циркельгезельшафт; 9 – Греверадекомпании; 3 – Кауфлейтекомпании2. За 200 лет в течение XIV-XV вв. было избрано в совет 282 члена из 180 семей, причем 62 члена из 10 фамилий3. Это были выходцы из землевладельчески-ростовщически-торговой верхушки города. Ведь землевладение в Любеке, в отличие от других вендских городов, еще с XII в. было обязательным условием избрания в совет4.

В XV-XVI вв. любекский патрициат пополнился новыми родами5. В совете стали заседать Бремзе (1447-1800), из семьи которых вышли 15 ратманов и 5 бургомистров. Эта фамилия особенно прославилась в 30-е годы XVI в., в период событий, связанных с реформацией и движением Вулленвевера. Семья Касторпов (1452-1537) недолго заседала в совете, но дала трех ратманов и двух бургомистров, среди которых был знаменитый бургомистр Генрих Касторп (о нем выше). К патрицианским фамилиям, появившимся в Любеке в позднее средневековье, нужно отнести Геркенов (1524-1744), фон Дорне (1535-1704), фон Хивеленов (1527-1671), Кёлеров (1537-1814), Людинхузенов (1527-1589), Плонье (1522-1703), Вармбекеров (1506-1800), Вестфалей (1406-1505), Виббекингов (1522-1650). Все эти патрицианские фамилии были тесно связаны друг с другом родственными связями6.

Политическому могуществу патрициата способствовало не только его засилье в совете, но и то что это был совет столицы Ганзы и имперского города, которому перешла большая часть верховных прав императора: высшего суда, чеканки монеты, взимание торговых пошлин, защиты купцов, находящихся в пути. Таким образом, вся полнота экономической, юридической, административной, фискальной власти в Любеке находилась в руках городского совета. Особое могущество ему давало то обстоятельство, что в Ганзе не было союзных служащих и все дела выполнялись членами совета, секретарями и служащими, в первую очередь Любека1. Видимо, это создавало благоприятные условия для всяческих злоупотреблений.

Но, пожалуй, самое большое недовольство всех слоев горожан вызывала налоговая политика совета, отражавшая социальные противоречия внутри крупнейшего ганзейского города. В городе собирался прямой и косвенный налоги. Но не все жители города несли налоговые повинности. Налоговыми привилегиями пользовалась вся масса городского клира (церкви, капеллы, монастыри, духовные братства), рыцарское сословие, чиновники, а с XVI в. и члены совета, то есть вся тяжесть бремени по обеспечению ганзейских дел, внешней политики Любека, внутригородских потребностей несли рядовые купцы, ремесленники и политически бесправные низшие слои, которые, хотя и не обладали бюргерским правом, но с начала XV в. привлекались к налоговой повинности2. Сбором и употреблением этих денег ведали специальные члены совета. Городская община была лишена возможности контролировать поступление и расходование налоговых сумм. Такая своекорыстная налоговая политика любекского совета оказывалась особенно губительной для тех ростков предкапиталистических элементов, которые складывались в любекском ремесле и торговле в конце XV – начале XVI вв.3, т.к. новые предпринимательские слои не могли осуществить одно из важнейших условий начала капиталистического производства – накопление капиталов. Таким образом, важным источником доходов любекского патрициата становится городская казна.

В итоге можно сказать, что патрициат представлял собой самую богатую экономически и могущественную политически часть любекского купечества, причем довольно замкнутую (проникновение непатрицианского купечества в него было только путем браков с представителями городской знати).

Но характеристика любекского патрициата в позднее средневековье не может быть однозначной, т.к., не взирая на свою многолетнюю экономическую и политическую стабильность, он подвергся определенной трансформации в XV-XVI вв. В этот период в Любеке положение патрициата как социального слоя было двойственным. С одной стороны, он вырос на базе специфически городского товарного производства и основой его хозяйственной деятельности оставалась крупная заграничная торговля. А с другой стороны, он частично феодализировался приобретением вне города земельных владений и рент, участием в ростовщических операциях, срастанием с церковью.

Но если в других городах Германии и Европы (например, в Страсбурге, Монпелье) «первая генерация» патрициата, «старый патрициат», землевладельческий по своей основе, формировался из представителей министериалов, дворян, ростовщиков1, то в Любеке о дворянских корнях патрициата не может быть речи: здесь «старый патрициат» возник на посредническо-оптово-купеческой основе. В XV в. в результате сложного исторического процесса он превратился в землевладельчески-ростовщически-купеческий патрициат.