Самарский государственный университет

Вид материалаДокументы

Содержание


§ 2. Бюргерство и плебейство.
Подобный материал:
1   ...   8   9   10   11   12   13   14   15   ...   26
^

§ 2. Бюргерство и плебейство.


Патрициату противостояло бюргерство и плебейство. Верхний слой бюргерства составляло непатрицианское крупное купечество, для которого характерно занятие оптовой торговлей, с одной страной – Фландрией, Норвегией и т.д. Эти группы купцов носили название Fahrer-Kompanien. Древнейшими из них были Шонен-фарер-компания и Берген-фарер-компания, которые возникли в XIV в. Позднее образовались коллегии купцов, торговавшие с Ригой, Новгородом, Стокгольмом, Англией, Испанией и т.д. В Любеке к концу XIV в. их насчитывалось около 101. Эти общества обладали монополией на связи с определенной страной.

Ведущее положение среди этих купеческих корпораций занимала Шонен-фарер-компания, вывозившая сельдь из Сконе в Любек и обеспечивающая селедкой всю Северную Европу. Ее значение определялось значимостью этой статьи торговли для экономики Любека. Только за период с 1492-1496 гг. из Любека было отправлено в Померанию, Пруссию, Ливонию 1189 ласт, 733 бочки сельди2. Берген-фарер-компания занималась в основном торговлей вяленой треской. Она имела собственную капеллу в церкви св. Марии, избирала олдерменов и насчитывала в XV в. 100-200 человек. Они делились на две группы: богатые и старые купцы, постоянно проживавшие в Любеке, и приказчики, молодые люди, которые регулярно ездили в Норвегию и долго жили в Бергене3. Купеческие коллегии (их еще называли «нациями») имели свои уставы, дома для собраний и т.д.4

Но надо отметить, в этой среде была своя низшая ступень. Входившие в те же сообщества среднее купечество занималось розничной торговлей ввозимыми товарами, часть только малыми средствами участвовало в заграничной торговле. Это были любекцы, которые сами плавали в Сконе и там покупали один или два ласта рыбы5.

Самые богатые и предприимчивые в этих компаниях образовывали верхушку непатрицианского купечества, которое в противоположность старому патрициату, не владело или почти не владело домами, землей, рентами. Источники позволяют назвать ряд лиц, среди которых был и сам Юрген Вулленвевер.

Раймер Зандов состоит в торговой компании с люнебуржцем Андреасом Бекером. они торгуют крупными партиями соли (в упомянутом деле от 17 августа 1526 г. названо 2 корабля соли)1. В то же время он является членом судовладельческой компании вместе с любекцем Иохимом Гавердаком и висмарцем Францем Гавердаком и висмарцем Францем Фойтихом, чьи корабли ходят по Балтике в Ревель и далее2. Участвует Раймер Зандов и в торговле со Сконе3. Основным занятием Ганса Арндеса было, очевидно, торговля: в деле от 19 сентября 1533 г. он фигурирует как купец4. Но месяцем раньше (15 августа 1533 г.) он был главным действующим лицом другого разбирательства. Как уже упоминалось, на него с жалобой обратилась Аннекен Смеде из-за «нового мастерства», которое он ввел у себя, проведя водосток через двор, чем причинил убытки жалобщице5.

Ганс Гольме – прежде всего он крупный купец, занимающийся продажей и перепродажей товаров. 8 июня 1523 г. он жаловался на душеприказчиков умершего Матеуса Слотельборга из-за 320 локтей сукна6, которые он продал.13 июня 1533 г. на Ганса Гольме подал жалобу любекский ратман Эверт Шторталберх, который купил у ответчика в 1531 г. партию товара – 19 лейденских сукон. Эти сукна Эверт послал в Стокгольм, где они, пройдя ряд рук, попали на рынок, где оказалась недостача товара. Совет признал Ганса Гольме ответственным за убытки, хотя тот ссылался на то что сам он купил их у другого человека7. Очевидно, Ганс Гольме имел определенный вес в любекском обществе и пользовался уважением, если стал в 1533 г. душеприказчиком умершего декана любекского собора Иоганна Бранди (дело касалось ежегодной ренты, проданной деканом)1. Но в то же время Ганс Гольме не имеет собственного дома в Любеке. В деле от 15 сентября 1534 г. он фигурирует как съемщик дома2. Может быть, это возможно объяснить социальным происхождением Г. Гольме, тем, что этот крупный купец вышел из «низов» любекского общества.

Сам Юрген Вулленвевер принадлежит к этому социальному слою. После ликвидации ганзейской конторы в Новгороде перестало существовать одно из шести объединений крупных купцов Любека, ведущих торговлю с Новгородом – Новгород-фарер, членом которого был Ю. Вулленвевер. Но это не снизило экономической активности Ю. Вулленвевера. Он стал членом судовладельческой компании (1533 г.)3, выступал в качестве поручителя в купеческих делах (8 мая 1528 г.)4, был ответчиком в деле об «общем долге» нескольких купцов от 10 января 1532 г.5

Есть сведения и о хозяйственной деятельности одного из старейших руководителей бюргерской оппозиции Германе Израеле, который активно участвовал в политической жизни города в 20-е годы XVI в. 10 октября 1522 г. Тони Дустерхузен жалуется на 3-х человек, среди которых назван и Герман Израель, из-за продажи ему этими людьми баржи. Эти трое являются членами одной из судовладельческих компаний6. В другом деле он выступает как уполномоченный поручителя, умершего Матеуса Слотельборха7.

Другую, большую часть, любекского бюргерства составляли ремесленники. То, что Любек на протяжении XIII-XV вв. был центром транзитной торговли сказалось на положении ремесленников. Они были зависимы от местного купечества и совета, который разрешал чужим ремесленникам и купцам торговать в Любеке своими товарами. Тем самым нанося значительный ущерб любекским ремесленникам. 24 августа 1468 года старшины и весь цех золотых дел мастеров жаловались на И. ван Роде из Кёльна из-за продажи им в Любеке недоброкачественных товаров. Совет решил, что названный Иоганн должен показать пряжку своей выделки, а совет решит о возможности продажи1. В том же году жалуется цех любекских мелочных торговцев на нюрнбергских и других чужих торговцев2. В 1469 г. совет Люнебурга просит совет Любека разрешить люнебургскому бюргеру Вихольду фон Раймонду выставить в Любеке для продажи мелочные товары3.

Среди судебных дел, рассматриваемых любекским советом, встречаются жалобы любекских ремесленников на купцов как на чужих, так и, что особенно существенно, на своих. 9 мая 1472 года старшины и весь цех обработчиков янтаря (знаменитые патерностермахеры) жалуются на Генриха Фурстена, гамбургского бюргера, который доставил в Любек и продавал обработанный янтарь4, нарушая тем самым цеховые привилегии. 14 июня 1499 года совету Любека жалуются старшины цеха кузнецов на Ганса Харлаге (не указано чей купец: любекский или чужой) из-за изготовленных изделий, которые Ганс в значительном числе доставляет в Любек и здесь продает, чем наносит ущерб цеху кузнецов5. 2 июня 1491 года совет разбирал дело между шерстоткачами и изготовителями войлочных шляп и купцом Иоганном Бере о праве на закупку шерсти6.

Но особенно сильную конкуренцию любекское ремесло испытало со стороны импортируемой любекскими купцами ремесленной продукции других городов. Городской рынок в средние века и так был довольно узким, но он еще больше сужался в результате деятельности местного купечества, привозившего товары иностранного происхождения, которые иногда были другой техники обработки и не лучшего качества и вытесняли собственную ремесленную продукцию. Например, в Любек много ввозилось и продавалось купцами цинковых изделий из Нидерландов, Нюрнберга, а в XVI в. из Саксонии1. В 1495 г. крупный любекский купец Р. Мюлих послал в Любек из Франкфурта-на-Майне товаров на общую сумму в 7655 рейнских гульденов. Из них украшений – на 3040 гульденов, оружия – на 505 гульденов, бархата – на 1720 гульденов2. Можно себе представить, какой ущерб должны были ощущать любекские ювелиры и оружейники, когда такие массы изделий ввозились в Любек и в Любеке продавались. В 1532 году, уже в ходе борьбы за реформу церкви, при переговорах представителей цехов с советом любекские изготовители металлической посуды из цинка прямо жаловались на продажу цинковых изделий, привезенных из Лейпцига и совет определил: этими, а также из других мест привезенными цинковыми изделиями можно торговать на рынке только три дня под надзором старшин цеха изготовителей металлической посуды3.

Если лейпцигские купцы привозили в Любек чужие ремесленные изделия, то стало быть они были лучше или дешевле, а это означало сужение рынка для любекских ремесленников. А если имело место сокращение рынка, то все цеховые противоречия обострялись еще больше.

Рассмотренные примеры показывают, с одной стороны трудности, с какими сталкивалось ремесло в своем развитии в крупном ганзейском городе, а, с другой стороны, усиление позиций любекских ремесленников, которые осмеливались жаловаться на купцов, а совет был вынужден принимать компромиссные решения.

Обращает на себя внимание и тот факт, что многие любекские ремесла были официально признаны только в конце XV – начале XVI вв. Из 65 цехов, названных у Вермана, 27 были оформлены в указанное время4, хотя уже в начале XV в. в Любеке насчитывалось 96 ремесленных специальностей1. Значит это объясняется не столько уровнем развития ремесла в Любеке, сколько постоянной зависимостью ремесленников и их цехов от городского совета. Исходя из любекского материала, трудно согласиться с В.В. Стоклицкой-Терешкович, которая считает, что «немецкие цехи обладали гораздо более широкой автономией чем французские»2, объясняя это наличием во Франции сильной королевской власти.

Хотя Германия была децентрализованным государством, и в силу этого цехи и их деятельность мало зависели от императорской власти но оборотной стороной дела было то, что именно в этих специфических политических условиях ряд городов и в первую очередь Любек, обладали большой автономией, и вся полнота власти принадлежала купеческо-патрицианскому городскому совету, который всячески ограничивал самостоятельность ремесленников.

Власть совета распространялась даже на прием в члены цеха. Особенно это касалось цеха мясников, прием в который новых членов после восстания 1384 года осуществлял сам совет3. Спорные вопросы между цехами также решал совет4. 3 сентября 1466 года совет разбирал дело между старшинами обработчиков янтаря и старшинами мелочных торговцев5. Дела ремесленников рассматривались в Wette. Это было специальное ведомство в совете по делам ремесленников, образованное из двух членов совета и секретаря6, но без участия самих ремесленников.

Совет имел решающее влияние и при выборах цеховых старшин. Хотя выборы производили сами цехи, но вновь избранные подлежали утверждению советом Любека и должны были принести ему клятву. Ремесленники ежегодно платили в городскую казну определенные суммы за места продажи на рынке. Сумма зависела от количества ремесленников. Из книги доходов любекского казначейства за 1460 г. следует, что мясники платили 138 марок, пекари – 32 марки 7 шиллингов, кожевники – 9 марок 4 шиллинга, ткачи – 5 марок, сукноторговцы – 37 марок и т.д. Эти поступления следовали беспрерывно до 1530 г.1

Документы дают примеры мелочной зависимости ремесленников от совета. Например, в 1466 году зафиксирован список лиц, которым совет пожаловал право варить пиво2 (очевидно, в связи с изданным в 1462 году советом статутом для пивоваров). Или в 1469 году уже упоминавшемуся Герману Бергману только с разрешения совета было позволено топить сало за городскими воротами3. Во второй половине XV в. совет присвоил себе право давать свидетельства для вступающих в цех в том, что они законнорожденные, родители их немцы, а не славяне, и что они не являются сыновьями ткачей4.

Противоречия между ремесленниками и патрицианским советом усугублялись политическим бесправием ремесленников: доступ в городской совет для ремесленников был закрыт с самого начала любекской истории.

Новые тенденции в развитии ремесла и торговли сопровождались разложением старых цеховых и торгово-корпоративных структур, углублением имущественных и социальных контрастов, что вызывало обострение внутригородских противоречий. Старые традиционные противоречия между патрициатом и непатрицианским купечеством и ремесленниками осложнились новыми – внутри купечества и ремесленников, обусловленными складыванием раннекапиталистических отношений.

Ремесленная масса на рубеже XV-XVI веков предстает сильно дифференцированной в имущественном и социальном отношении. Некоторые «ремесленники» выступают в качестве кредиторов в ссудно-закладных операциях, причем при закладе недвижимости. 9 февраля 1470 года переплетчик Г. Костер принял в залог «все движимое имущество и дом»1. 23 мая 1511 года мастер Г. Борнинк дал ссуду под залог дома2. Очевидно, что эти «ремесленники» обладали большими капиталами, раз могли обеспечивать такие крупные залоги. В ремесленной среде начинается отщепление отдельных элементов, которые представляют собой предкапиталистическую предпринимательскую верхушку. Т.е. появляются социально сильные элементы вне цеха, и намечается новое противоречие между ремесленной массой и этими элементами.

С другой стороны, цеховые подмастерья и ученики, потерявшие реальную перспективу выбиться в самостоятельные мастера, превращались в поденщиков и наемных рабочих. В то же время внутри цеха отношения между мастерами и подмастерьями приобретают черты классового антагонизма, что выразилось в объединении подмастерьев Любека и межгородских союзов мастеров (гл. III § 2).

Выделившаяся верхушка богатых ремесленников начинает политически примыкать к непатрицианскому купечеству. Ее не устраивает собственное бесправие и всевластие патрициата. Не случайно поэтому с самого начала реформационного движения в Любеке рядом с руководителем бюргерской оппозиции крупным купцом Германом Израелем мы видим предводителей-ремесленников: пивовар Иоахим Зандов, кузнец Борхерт Вреде, старшина сапожников Петр Маленбеке, портной Петрус Бульдер, ювелир Ганс Мевес.

Но самой многочисленной, малоимущей и политически бесправной категорией любекского населения было плебейство. По подсчетам А. фон Бранта в Любеке в конце XIV в. купцы составили 15,4% населения, пивовары, судовладельцы, торговцы в разнос – 7,3%, ремесленные мастера, носильщики – 35,4%, и масса несамостоятельных, не обладавших бюргерским правом – подмастерья, наемные рабочие – 41,8%1.

Говоря о плебействе, нужно различать его юридическое положение и фактическое социальное. Вся совокупность жителей Любека в политико-юридическом плане делилась на 2 больших группы: бюргеров и небюргеров, «жителей» (inwonere)2. Их разделяло обладание бюргерским правом – совокупность прав – обязанностей по отношению к городу. Обладавшие бюргерским правом составили городскую общину. «Жителями» являлись экономически несостоятельные низшие слои городского населения, которое, несмотря на длительность пребывания в городе, не приобрели бюргерского права3, получение которого считалось обязательным и было связано с двумя моментами: нужно было заплатить определенную сумму денег (в начале XVI в. в соседнем с Любеком Ростоке предоставление бюргерского права стоило большой суммы в 20 марок4) и за каждого нового бюргера должны были поручиться два других. Очевидно, можно согласиться с Ю. Ашем, который считает, что «причиной невступления в бюргерскую общину была бедность части «жителей» и столь низкое социальное положение их, что никто не хотел за них поручиться»5. Городские документы четко делят жителей на эти две категории. В публикациях совета, в хрониках XVI в. постоянно встречается эта формулировка «бюргеры и жители»6.

Жители, низшие слои населения, представляли в основном плебейство в Любеке. Социальный состав плебейства был разнородным. Положение плебейства в социальном плане определялось его экономической несамостоятельностью. К плебсу относились все те категории, которые не имели собственных средств к существованию (земли, дома, мастерской, корабля и т.п.) и жили за счет работы у других.

Изученные нами документы почти не содержат прямых сведений о социальном составе любекского плебейства, но можно привлечь косвенные данные. Очевидно, самой большой категорией были слои населения, связанные с обслуживанием любекской морской торговли: носильщики1, матросы, которых в Любеке в конце XIV в. насчитывалось 500 (носильщики) и 600 (матросы) человек2.

Другая часть любекского плебса – те слои, которые возникли в результате разложения цехового ремесла. К ним относились обедневшие ремесленники (5,4% ремесленников в Любеке в финансовом отношении не достигали среднего слоя и фактически относились к низшему)3 и многочисленные подмастерья и ученики, насчитывающие 2500 человек4. Замыкание цеха, а также усложнение и вздорожание средств производства закрыло перед подмастерьями и учениками возможность подняться на более высокую ступень в цеховой иерархии, превратиться в самостоятельного мастера. Они стали относиться к предпролетарским слоям. Ф. Энгельс писал о подмастерьях: «временно они стояли вне официального общества и по условиям жизни настолько приближались к пролетариату, насколько это было вообще возможно при тогдашней организации промышленности и господстве цеховых привилегий»5. Следствием этого процесса стала повышенная социальная активность этих слоев населения, что выразилось в создании союзов подмастерьев и межгородских союзов мастеров, а также быстрое разорение массы ремесленников в новых условиях, их стихийная экспроприация.

К плебейству в Любеке относились также поденщики (работники, слуги, служанки), которые обслуживали дома крупных купцов и ремесленников и выполняли всю неквалифицированную работу в городе. Их было около 3000 человек1.

Частью плебейства в Любеке были и наемные рабочие. И хотя источниками они не называются, но складывание новых форм производства в ряде отраслей заставляет предположить наличие этого слоя. Любекское книгопечатание, как новое производство, повсюду основывалось на наемном труде. В мастерских «вольных мастеров», на которых жаловались любекские цехи, – бондаря Гартихи Хольсте, ременщика Петера Бенедиктуса, Г. Арндеса, который отвел к себе водный поток2 и др. скорее всего работали наемные рабочие, если учесть масштабы этих мастерских. Можно предположить, что наемные рабочие трудились и в заведениях, которые (как мы уже указывали) назывались «свободное ремесло». Это медеплавильни любекского бюргера Н. Хагелькена, расположенные в Везенберге и Ольдесло, предприятие Вильгельма ван дем Занде и Петера Пинне по производству квасцов, краски и кож, которое объединяло ряд производственных опрераций, скорее всего обслуживалось не подмастерьями, а наемными рабочими3. И когда из жалобы канатчиков 1486 г. выясняется, что некий Маркус Зассен нанял подмастерьев вне Любека, в Локфельде, и по решению любекского совета должен был их уволить в течение трех дней4, то можно утверждать, что это были не цеховые подмастерья, а просто наемные рабочие.

Часть любекского плебса, как и везде в Западной Европе, составляли нищие. Количество их в Любеке к началу XVI в. возрастает и достигает 3500 человек5, что связано с уже отмеченными явлениями разложения цеховой системы и застоя ганзейской посреднической торговли, а также вследствие притока бедноты из деревни. Если раньше надзор за ними входил в функции одного из судебных чиновников, то в 1527 г. была учреждена специальная должность беттлер-фогта для надзора за своими и пришлыми нищими1. Т.е. плебейство в Любеке, как и в других городах Германии, представляло собой совокупность переходных и промежуточных категорий, и к нему можно с полным основанием отнести характеристику, данную Энгельсом всему немецкому плебейству. «Плебеи в то время были единственным классом, находившимся совершенно вне существующего официального общества. Они стояли как вне феодальных, так и вне бюргерских связей. Они не обладали ни привилегиями, ни собственностью; у них не было даже обремененного тяжелыми повинностями владения, которое имелось у крестьян и мелких бюргеров. Они были во всех отношениях неимущими и бесправными; условия их существования не имели никакого непосредственного касательства к действовавшим в то время учреждениям, которые их совершенно игнорировали. Они были живым симптомом разложения феодального и цехово-бюргерского общества и в то же время первыми предвестниками современного буржуазного общества»2. В этом источник высокой социальной, революционной активности плебейства этой эпохи.