Доклад по работе Г. Спесера «Синтетическая философия»

Вид материалаДоклад

Содержание


Рост общества.
Социальные строения.
Общественные отправления.
Различие интересов Вида, Родителей и Детей.
Первобытные отношения полов.
Политическая Интеграция
Политическая дифференциация
Политические формы и силы
Религиозная идея первобытных людей
Профессии вообще
Подобный материал:
  1   2   3


Санкт-Петербургский государственный университет

Философский факультет

Доклад по работе Г.Спесера «Синтетическая философия»

Работа студента 2-ого курса

Смагина Алексея

Специальность: административная политика и право.

Санкт-Петербург - 1999.


В своей книге «Синтетическая философия» Спенсер посвятил одну часть социологии. Она называется «Основания социологии». Эта часть разбита на несколько глав. В каждой из них он рассматривает отдельные вопросы социологии. В первых двух главах этой части он рассматривает основные понятия социологи. Он рассматривал проблемы связанные с домашними учреждениями, обрядовыми учреждениями, политическими церковными, профессиональными, промышленными.

В своей книги Спенсер рассматривает общество как организм. Но для того, чтобы приступить к рассмотрению необходимо узнать, что Спенсер понимает под обществом. Общество, по Спенсеру, есть некоторая сущность (entity), ибо хотя оно и обра­зовано из разъединенных единиц, однако на известную конкретность агрега­та этих единиц указывает общая неизменность их группировки в занимаемой ими площади. И далее он говорит, что так как «свойства общества сходны со свойствами живого тела, то нужно рассмотреть основания, позволяющие утверждать, что постоянные отношения между частями общества аналогичны постоянным отношениям между частями живого тела». Затем он выделяет факты, которые позволяют смотреть на общество как на организм. свойства общества сходны со свойствами живого тела, то нужно рассмотреть основания, позволяющие утверждать, что постоянные отношения между частями общества аналогичны постоянным отношениям между частями живого тела.

Первая черта, позволяющая смотреть на общество как на орга­низм, это — его непрерывный рост.

По мере того как общество растет, его части становятся не­сходными между собою: оно обнаруживает усложнение строения.

Это сходство будет понято еще лучше, когда мы заметим, что одновременно с прогрессивной дифференциацией социальных строений совершается и прогрессивная дифференциация социальных отправлений.

Отправления являются не просто несходными, но так скомби­нированными в своем несходстве, что делают друг друга возможными. Эта взаимная помощь приводит ко взаимной зависимости частей. И эти взаи­мозависимые части, живущие друг другом и друг для друга, образуют агрегат, устроенный на основании того же общего принципа, что и индивидуальный организм. Относительно «физиологического разделения труда» социальный организм и организм индивидуальный совершенно одинаковы.

Когда мы узнаем, что жизнь каждого видимого организма об­разуется жизнью единиц, слишком мелких, чтобы быть видимыми простым глазом, тогда нам становится еще более ясным, каким образом комбини­рованные действия взаимозависимых частей образуют жизнь целого и каким образом отсюда вытекает параллелизм социальной жизни и жизни индиви­дуальной. После этого нам становится еще легче смотреть на общество, составленное из человеческих существ, как на организм.

От этих сходств между социальным организмом и организмом индивидуальным мы должны перейти к крайним несходствам между ними Части животного образуют конкретное целое, а части общества образуют целое, не обладающее конкретностью (дискретное). В то время как живые единицы, составляющие один организм, тесно соединены между собой и соприкасаются друг с другом, живые единицы, образующие другой орга­низм, свободны, не соприкасаются друг с другом и более или менее широко рассеяны.

Как же может существовать здесь какой-нибудь параллелизм? Социальный агрегат, хоть и не конкретный, а дискретный, все-таки стано­вится живым целым при помощи эмоционального и интеллектуального языка, при помощи этого агента и устанавливается та взаимная зависимость частей, которая образует организацию.

Теперь мы пришли к основному различию между этими двумя родами организмов. В одном сознание сконцентрировано в небольшой части агрегата. В другом оно распространено по всему агрегату: все единицы этого агрегата обладают приблизительно равной способностью ощущать счастье и несчастье. Так как социального сенсориума ума не существует, то благо­состояние агрегата, рассматриваемое отдельно от благосостояния единицы, не может сделаться такой целью, к которой следует стремиться. Указав, таким образом, в самой общей форме на те основания, благодаря которым общество можно рассматривать как организм, мы пе­реходим теперь к более подробному изучению этого сравнения.

^ Рост общества.

Общества, подобно живым телам, начинаются в формах зароды­шей они берут начало из таких масс, величина которых совершенно ни­чтожна сравнительно с теми массами, до которых некоторые из них доходят. Величина, которой достигают агрегаты различных классов, бывает крайне разнообразна. В животном царстве мы замечаем это, рас­сматривая Простейших» Позвоночных, а среди обществ — наблюдая Лес­ных Веддахов, живущих иногда только парами, и те высшие общества, в состав которых входят миллионы людей.

Затем в обоих случаях величина агрегата возрастает при помощи двух процессов, которые совершаются то вместе, то порознь. Возрастание происходит то путем простого размножения единиц, приводящего к расши­рению группы, то путем соединения групп в ббльшие группы, а затем — создинания этих больших групп в еще ббльшие группы. Общественный рост совершается путем слияний и вторичных слияний, подобных тем, которые были рассмотрены нами в § 180—211 «Оснований Биологии», где органиче­ская интеграция прослежена от низших растений до растений с листовыми органами и от мельчайших животных до суставчатых. Первобытная общест­венная группа, подобно той первоначальной группе живых молекул, с кото­рой начинается органическая эволюция, никогда не достигает сколько-нибудь значительной величины путем простого возрастания. Образование более обширных обществ происходит только путем соединения более мелких обществ; мы можем наблюдать, как этот процесс совершается еще и теперь среди нецивилизованных рас, а прежде совершался у предков цивилизо­ванных рас. Повторение подобного процесса на более высокой ступени приводят к соединению вторичных агрегатов и образованию третичных.

Существует еще одна аналогия. Общественный рост обнару­живает основную черту эволюции с двух ее сторон: интеграция проявляется и образованием большей массы, и увеличением связности этой массы вследствие сближения частей.

^ Социальные строения.

У обществ, как и у живых существ, возрастание массы обыкно­венно сопровождается возрастанием строения. По мере того как мы пере­ходим от малых групп к большим группам, от простых групп к группам слож­ным, а от сложных групп к группам двойной сложности, несходство частей возрастает. Социальные агрегаты, однородные, пока они малы, обыкновенно приобретают разнообразность по мере возрастания величины: чтобы до­стигнуть большого размера, нужна большая сложность.

Кроме несходства частей, вызванного развитием координирую­щих воздействий, вскоре возникает несходство и между координируемыми элементами: органами питания и т. п. в одном случае и промышленными учреждениями — в другом.

Дифференциация в обоях случаях совершается от более общего к более частному. Сначала обнаруживаются широкие и простые различия частей; затем в каждой части, имеющей первичные отличия, возникают перемены, благодаря которым развивается несходство отдельных ее частей; затем в этих новых несходных частях возникают меньшие несходства и т. д. Превращение однородного в разнородное особенно характерно для эво­люции индивидуальных и социальных организмов.

Внутреннее устройство органов у животных и органов у об­ществ основано на одном и том же принципе. Всякий внутренностный орган обладает аппаратами для доставки ему пищи, для удаления продуктов и для регулирования его деятельности. И группа граждан, образующая орган, который производит некоторую полезность для общественного пользова­ния, обладает известными вспомогательными аппаратами, по существу сходными с аппаратами всякого другого органа, выполняющего всякую другую функцию.

Нужно указать еще на одну аналогию в строении. У животных низших типов вовсе не существует органов в строгом смысле этого слова, но имеется просто известное число единиц, еще не соединенных в орган. Эта стадия аналогична той зачаточной форме промышленного строения в обществе, когда каждый работник занимается своим делом один и сам до­ставляет продукт потребителям. Переходя к индивидуальным органам вто­рого рода, состоящим из тесно сплоченной группы клеточек, мы видим, что существуют общественные группы, представляющие большое сходство с ними, а именно те семьи, которые в прежнее время монополизировали каж­дый вид промышленности и образовывали группы, обыкновенно работавшие в одной и той же местности. На третьей стадии тому возрастанию железисто­го органа, которое вызывается более деятельными отправлениями более развитого животного, причем происходит и структурное изменение, следу­ющее за возрастанием объема, соответствует постепенный переход от до­машнего способа производства к фабричному способу.

Наконец, в обоих случаях замечается контраст между первона­чальным способом развития и замещающим его позднейшим способом. Стадии эволюции значительно сокращаются, и органы образуются путем сравнительно простых процессов. К тому же целые органы, которые при генезисе типа появились сравнительно поздно, появляются теперь как при эволюции индивида, так и при эволюции общества сравнительно рано.

^ Общественные отправления.

Мы переходим теперь к тем особенностям отправления, которые не вытекают явственно из особенностей строения.

По мере прогресса эволюции консенсус (взаимная связь) от­правлений как у индивидуального, так и у социального организма стано­вится теснее. Когда корненожка бывает разделена на несколько частей, каждая часть продолжает жить по-старому. Не имеющая главы бродячая группа первобытных людей тоже делится без всяких неудобств. Но у высо­коорганизованных агрегатов дело обстоит совершенно иначе. Мы можем разрезать млекопитающее на две части, не вызывая этим немедленной смерти его. Но если бы Миддльэсекс был отделен от остальной страны, то все его социальные процессы остановились бы через несколько дней, за недостатком материалов.

Нужно указать еще на другой вывод. Пропорционально тому, как единицы, образующие какую-нибудь часть индивидуального организма, ограничиваются одним каким-нибудь видом деятельности, например погло­щением, выделением, сокращением или проведением импульса, и приспо­собляются к выполнению ее, они теряют способность приспособляться к другим видам деятельности. И в социальном организме обучение, необхо­димое для удовлетворительного выполнения какой-нибудь специальной обязанности, вызывает неспособность к выполнению других, значительно несходных специальных обязанностей.

Вспомним затем, что с прогрессом организации каждая часть, цапаясь более ограниченной в своих обязанностях, выполняет их с большим совершенством и что при этом возрастает та общая сумма деятельности, которую мы зовем жизнью как индивидуальной, так и социальной.

Теперь рассмотрим домашние учреждения. Эта часть рассматривает вопрос о поддержании человеческого рода. Чтобы сохранение человеческого рода могло быть ясно понято, мы должны взглянуть на способ поддержания живых существ вообще. Относительно каждого вида несомненно то, что умирающие индивиды его должны замещаться новыми индивидами, иначе вид как целое вымрет. Не менее очевидно и то, что при высоком проценте смертности в каком-нибудь виде и процент размножения должен быть тоже высок и на­оборот. Это соотношение воспроизведения и смертности так же необходимо для человеческого рода, как и для всякого другого вида. Требование, чтобы в последовательных поколениях было долж­ное число взрослых индивидов, может быть удовлетворено самыми разно­образными способами, которые в различных степенях влияют на сущес­твующих членов вида и на их непосредственных заместителей. Мы должны теперь взглянуть с известных специальных точек зрения на антагонизм Индивидуации Генезиса (Основания Биологии, § 319-351).

^ Различие интересов Вида, Родителей и Детей.

Что с ходом эволюции пожертвования, приносимые индивидуаль­ной жизнью для жизни вида, уменьшаются, это сделается ясным, если мы рассмотрим жизнь животных, начиная с микроскопических Простейших, у которых краткая жизнь родителей совершенно исчезает в жизни потомства, и кончая Млекопитающими, у которых замечается наилучшее примирение интересов вида, родителей и детей. Подобного рода прогресс замечен также и при переходе от низших млекопитающих к высшим.

Материальная стоимость воспроизведения предполагает соот­ветствующий вычет из индивидуального развития и деятельности, который у низших типов ничем не вознаграждается; но по мере перехода к более высоким типам мы замечаем все возрастающее вознаграждение в форме родительских радостей.

Самое высокое устройство семьи достигается тогда, когда суще­ствует такое согласование интересов общества и его членов, старых и моло­дых, что смертность в период от рождения до воспроизводительного возра­ста падает до минимума, а жертвы, приносимые взрослыми для воспитания детей, сводятся к возможно меньшей величине. Это уменьшение подчинения жизни взрослых целям воспитания происходит тремя путями: во-первых, удлинением того периода, который предшествует воспроизведению; во-вторых, уменьшением числа рождений, а также возрастанием удовольствия, доставляемого заботами о детях; в-третьих, продлением жизни, следующей за прекращением воспроизведения. Мы должны помнить, что те домашние отношения, которые являются наивысшими с этической точки зрения, суть также наивысшие и с биологической, и с социологической точек зрения.

^ Первобытные отношения полов.

Уместность начала с подобной чисто естественно исторической точки зрения сделается очевидной, когда мы узнаем, что среди низших дикарей отношения между полами по существу ничем не отличаются от подобных отношений у животных. Они руководятся только страстями минуты и сдерживаются только страхом последствий. Существует множество фактов, показывающих, что отношения между полами первоначально не регулировались теми учреждениями и иде­ями, которые мы обыкновенно считаем естественными. Самая ранняя брач­ная церемония просто состояла в формальном начале сожительства, что указывает на более раннее время, когда сожительство начиналось без всяких формальностей. Отсутствие идей и чувствований, которые мы считаем прису­щими брачному союзу, доказывается еще господством в грубых обществах таких обычаев, которые кажутся нам в высшей степени отвратительными. У различных нецивилизованных и полуцивилизованных народов правила гостеприимства требуют предоставления гостям временных жен. Дикари обыкновенно отдают для этого своих жен и дочерей. Мы еще сильнее убеждаемся в том, что правильные отношения между полами являются результатом эволюции и что чувства, поддержива­ющие их, установились постепенно, когда замечаем, как мало обращают внимания нецивилизованные и полуцивилизованные народы на те ограни­чения, которые для цивилизованных людей налагаются кровным родством. Связи, которые мы осуждаем как в высшей степени преступные, среди них весьма нередки; у многих народов кровосмешение есть обычное явление. Хотя факты и указывают на общую связь между самыми грубыми формами общественной жизни и наиболее низкими отношениями между полами, однако более тщательное изучение вопроса показывает, что мы не можем признать существование постоянной и однообразной связи между прогрессом в формах половых отношений и поступательным движением социальной эволюции. Тем не менее сравнение крайних ступеней, бесспорно, пока­зывает, что прогресс по направлению к высшим общественным типам со­единен с прогрессом по направлению к высшим домашним учреждениям.

Семья.

Существует ли связь между различными формами домашнего устройства и общественной организацией, военной и промышленной? Принимая в соображение множество факторов, кооперировавших при изме­нении брачных отношений; принимая также в соображение то обстоятель­ство, что некоторые общества, сделавшись сравнительно миролюбивыми, еще долго в значительной мере удерживали ту организацию, которая была ими приобретена в течение предыдущего более воинственного периода, тогда как другие общества, в значительной мере развившие свою промыш­ленную организацию, вновь сделались в значительной степени воинствен­ными, вследствие чего характерные черты двух типов перемешались, —. принимая во внимание все эти обстоятельства, мы увидим, что связь между полигамией и военным типом, а также между моногамией и промышленным типом настолько ясна, насколько только можно было ожидать. Бесспорно то, что прогрессивный переход от первобытного хищнического типа к вы­сшему промышленному типу совершался одновременно с прогрессивным переходом от господства полигамии к исключительной моногамии. То, что упадок воинственности и развитие промышленного духа были существенными причинами этой перемены типа семьи, видно из того, что перемена эта совер­шилась и там, где отсутствовали все другие причины, на которые можно было бы сослаться, каковы, например, культура, религиозные верования и т. п.

Взглянем теперь с общественной точки зрения на эти домашние отношения, которые мы до сих пор рассматривали главным образом с част­ной (рrivate) точки зрения. Ибо от устройства семьи, рассматриваемой как составная часть общества, зависят различные общественные явления.

Эти замечания служат введением к критике учений сэра Генри Мэна. Хотя он и пользуется фактическим материалом из жизни варварских племен, принадлежащих к высшим типам, он оставляет однако без внимания огромную массу нецивилизованных народов и не принимает в соображение многочисленных фактов, которые можно наблюдать среди этих народов и которые противоречат его теории. Он справедливо порицает более ранних писателей за то, что они для своих индукций не исследовали достаточно широкого поля, и, однако, сам впадает в эту же ошибку, когда говорит, что «слепое повиновение некультурного человека своим родителям есть, без сомнения, первичный факт». Ибо факты не только не показывают того, будто сыновнее повиновение есть врожденное чувство, а патриархальный тип — естественное последствие этого, но даже, скорее, приводят к тому заключению, что оба эти явления развились рука об руку при благоприятных условиях.

Сэр Генри Мэн предполагает, что на самых ранних ступенях существовали определенные брачные отношения. Однако в разделах «Пер­вобытные отношения полов», «Беспорядочные половые отношения» и «По­лиандрия» было показано, что определенным и связным брачным отноше­ниям предшествовали неопределенные и бессвязные отношения. Далее, сэр Генри Мэн полагает, будто происхождение всегда и везде велось по мужской линии. Это справедливо относительно исторического периода жизни тех народов, которыми он занимался. Но среди нецивилизованных рас всего земного шара происхождение по женской линии есть весьма обыденное явление. Затем постулируется существование с самого начала правительства: патриархальной власти над женой, детьми, рабами и над всеми, включенными в первобытную социальную группу. Однако в разде­лах «Регулятивная Система» и «Общественные Типы» мы видели, что во многих частях света существуют общественные группы пример которых доказывает ошибочность этого предположения. Факты также опровергают и его учение, будто первоначально собственность принадлежала всей семье как корпоративной единице и его уверенность в существовании постоянной опеки над женщинами.

Здесь мы приходим к факту, на который прежде только косвенно указывали, а именно к тому, что гипотеза сэра Генри Мэна не принимает в соображение ни одной стадии человеческого прогресса, существовавшей ранее пастушеского или земледельческого периода. Группы, которые он описывает состоящими из патриарха, его жены, потомков, рабов, стад и табунов, суть такие группы, существование которых предполагает приру­чение различных животных. Но, ранее чем совершилось приручение жи­вотных, прошли длинные периоды, теряющиеся во мраке доисторических времен. Чтобы понять более высокие формы семьи, мы должны просле­дить их начиная с тех самых низких форм, которые сопутствовали самым низшим состояниям общества. Если бы это было сделано, то мы увидели бы, каким образом в небольшой уединенной группе молодых и старых лю­дей, связанных известным родством, под влиянием пастушеской жизни устанавливается происхождение по мужской линии, усиливается взаимная связь, субординация и кооперация как для промышленных целей, так и для цалей защиты; мы увидели бы, что возникновение подобного устройства было сравнительно легко, потому что домашнее управление и правление общественное были тождественными. Отсюда возникло простое общество, бо­лее развитое, чем все предшествовавшие простые общества, и лучше при­способленное для того, чтобы войти в состав более высоких обществ. За­родившаяся таким образом при специальных условиях патриархальная группа с ее идеями, чувствами, обычаями и порядками, приспособленными друг к другу, делится в последовательных поколениях на подгруппы, кото­рые продолжают держаться вместе, образуя, смотря по обстоятельствам, большие или меньшие агрегаты; при этом подобная патриархальная органи­зация сохраняется и тогда, когда группа переходит к оседлому состоянию. Внутри этой патриархальной группы вырабатывается такой вид координации, который оказывается пригодным и для координирования больших обществ, образованных путем агрегации.

От этой критики перейдем теперь к той имеющей глубокое зна­чение общей истине, которая указана сэром Генри Мэном, — к дезинтег­рации семьи. Он говорит: «Единицей древнего общества была семья», а единицей «современного общества является индивид». Когда сотрудничес­тво индивидов, принадлежащих к одной семье, перестает основываться только на несходстве их взаимных отношений, а начинает основываться на сходстве их отношений к государственной власти и к врагам, тогда общест­венные кооперация и субординация возрастают за счет семейных кооперации и субординации. Подобно тому как у высших индивидуальных организмов агрегированные клеточки, образующие зародыш, уступают место таким струк­турам, у которых клеточная форма почти совсем утеряна, так и в социальном организме семейные группы уступают место структурам, образованным путем смешения индивидов, принадлежащих ко многим различным семьям.

Есть ли предел этой дезинтеграции? В современных обществах эта дезинтеграция отчасти разрушила отношения домашней жизни и замени­ла их отношениями общественной жизни. Государство не только признало индивидуальные права и индивидуальную ответственность младших взрос­лых членов семьи, но оно в значительной степени узурпировало родитель­ские функции относительно детей и, признавая их права на его заботы, употребляет против них принудительные меры. Однако мы имеем основание думать, что подобная дезинтеграция семьи зашла слишком далеко и что в будущем произойдет частичное увеличение интеграции.

Здесь мы приходим к одной истине, о которой политикам и филантропам следовало бы хорошенько подумать. Каждый вид для своего сохранения должен удовлетворять двум противоположным требованиям. В течение своего детства каждый член вида должен получать поддержку про­порционально своей беспомощности, но, достигнув зрелого возраста, он должен пользоваться выгодами пропорционально своей деятельности. Вид исчез бы в одно поколение, если бы родители не сообразовались с этим законом относительно незрелых индивидов; то же самое нужно сказать и о законе относительно взрослых индивидов, ибо если бы благоденствие ин­дивидов не изменялось с их деятельностью, то наименее достойные члены вытеснили бы наиболее достойных.

Патриархальная группа долго сохраняет свою индивидуаль­ность, удерживая в обществах, образовавшихся путем ее размножения, свойственное ей господство старейших членов мужского пола, а также и свою систему наследования, и свои законы о собственности, и свое со­вместное поклонение общему предку, и свою кровную вражду, и полное подчинение женщин и детей. Но и в этих обществах, как и в обществах, образованных другим способом, совместная деятельность мало-помалу приводит к слиянию, и различные подразделения, существующие в этих обществах, становятся все менее заметными, пока наконец, как это показал сэр Генри Мэн, общества, имеющие своей единицей сложения семью, не переходят в общества, имеющие единицей сложения индивида.

Затем Спенсер рассматривает обрядовые учреждения. В этой части приводится описание естественной истории того вида правительства, которое имеет общий корень с другими видами, но мало-помалу отделилось от них и служит дополнением к ним, регулируя второстепенные деятельности. Если, не обращая внимания на поведение чисто личного харак­тера, мы займемся тем видом поведения, которое предполагает прямые отношения с другими лицами; если затем под словом «правительство» мы будем понимать всякий контроль над этим поведением, откуда бы он ни возникал, тогда мы должны будем сказать, что самый ранний вид прави­тельства, вместе с тем и самый общий вид его, и такой вид, который посто­янно вновь самопроизвольно возникает, есть правительство обрядовых правил. Более того, этот вид правительства не только предшествовал всем остальным видам, не только всегда и везде более других приближался к пользованию всеобъемлющим влиянием, но, сверх того, всегда принимал и теперь принимает наибольшее участие в регулировании жизни людей, но сверх того, всегда принимал и теперь принимает наибольшее участие в регулировании жизни людей.

Видоизмененные формы деятельности, обнаруживаемые людьми вследствие присутствия других людей, образуют тот сравнительно неопре­деленный контроль, из которого развились другие более определенные формы контроля и в котором они постоянно находятся; это утверждение кажется странным главным образом потому, что при изучении менее раз­витых обществ мы привносим наши развитые концепции закона и религии. Под влиянием этих концепций мы не замечаем, что то, что мы считаем су­щественной частью духовных и светских правил, было первоначально вто­ростепенной их частью, а что существенная часть состояла в обрядовых правилах. Первенство (во времени) обрядового регулирования доказыва­ется тем, что его начало можно отыскать среди существ, стоящих ниже человека; оно имеется у дикарей, лишенных всякого другого вида прави­тельства; оно часто достигает высокого развития там, где другие виды уп­равления малоразвиты; оно постоянно вновь самопроизвольно возникает среди индивидов в обществах; наконец, оно охватывает наиболее опреде­ленные ограничения, налагаемые государством и церковью. Политические и религиозные регулирования первоначально были немногим более, чем системами обряда, имеющими своим предметом известных лиц, живых или умерших; кодекс законов, присоединенный к одним, и нравственный ко­декс, присоединенный к другим, возникли позднее.

Применяя тот принцип, что сделавшиеся несходными продукты эволюции обнаруживают свое сходство благодаря тому, что каждый из них удерживает известные черты, принадлежащие общему корню, из которого все они развились, мы можем заключить, что если различные виды контроля — гражданский, религиозный и общественный имеют общие черты, то эти черты, будучи древнее дифференцированных видов контроля, должны были принадлежать первобытному контролю, из которого развились новые виды контроля. Следовательно, обряды должны обладать самой глубокой древ­ностью, ибо все дифференцированные виды контроля обладают ими.

Обыкновенно полагают, что те формы поведения, которые об­разуют обряд, приняты сознательно для выражения почтения или уваже­ния. Однако, на самом деле, они возникли не вследствие предписания или соглашения (что предполагало бы уже установившуюся организацию, не­обходимую для того, чтобы создать правило и принудить повиноваться ему), но путем видоизменения действий, совершавшихся для достижения личных целей; они возникают из индивидуального поведения ранее образования общественных порядков, контролирующих это поведение Их, по-видимому, символический характер есть следствие их переживания при изменившихся обстоятельствах. Лизание руки есть обыкновенный способ выражения при­вязанности со стороны собаки; а если мы вспомним, как остро должно быть у нее чувство обоняния, при помощи которого собака находит след своего хозяина, то мы едва ли усомнимся, что ее вкусовое чувство испытыва­ет при лизании некоторые ощущения, ассоциированые с теми удовольстви­ями удовлетворенной привязанности, которые возникают вследствие при­сутствия ее хозяина. Так как поцелуй есть явление, общее для многих несходных и далеко друг от друга живущих народов, то мы можем заключить, что он возник совершенно таким же образом, как и аналогичные действия низших существ. Каков косвенный результат этого? Из поцелуя как естест­венного знака привязанности возникает и тот поцелуй, который, обнаруживая внешние признаки привязанности, доставляет удовольствие тем, кого це­луют, и благодаря этому располагает их в пользу целующего. Отсюда — целование ног, рук и одежды как часть церемониала. Один пример хорошо уяснит то, каким образом обряды возникают гораздо в большей степени путем естественной последовательности, чем путем умышленной символи­зации. Каким произвольным ни покажется употребление зеленых веток в знак мира, если мы станем рассматривать этот обычай только в его поздней­ших формах, однако, если мы проследим его происхождение, то увидим, что в нем нет ничего произвольного. Рассказы путешественников знакомят нас с тем фактом, что снятие оружия приближающимися чужеземцами со­вершается для выражения миролюбивых намерений. Очевидно, что этим действием они отрицают существование у них враждебных намерений. Но как указать на отсутствие оружия в тех случаях, когда расстояние так велико, что оружие, если бы оно даже и имелось, не было бы заметно? Весьма просто: нужно нести в руках какой-нибудь другой заметный предмет; а для этой цели ветка, покрытая листьями, является наиболее подходящей и наи­более общедоступной вещью. Таким образом, зеленая ветка первоначально служила знаком того, что приближающийся иностранец не враг. Впослед­ствии употребление ее соединилось с другими знаками дружелюбия. Оно сохранилось и тогда, когда умилостивление перешло в выражение подчине­ния. И таким образом оно вошло в состав разных действий, выражающих почтение и поклонение.

Что обрядовое правительство имеет свою организацию совер­шенно так же, как имеют ее правительства политическое и церковное, на этот факт обыкновенно не обращали внимания вследствие того, что пос­ледние две организации развились, а первая пришла в упадок, по крайней мере в тех обществах, которые достигли такой стадии развития, на которой социальные явления становятся предметом размышления. Первоначально лица, заведовавшие обрядами, выражавшими политическое подчинение, имели только второстепенное значение сравнительно с теми лицами, которые заведовали религиозными обрядами, и обе должности были однотипными. К какому бы классу они ни принадлежали, эти должностные лица заведова­ли умилостивительными действиями: в одном случае умилостивляли види­мого правителя, а в другом — правителя, который уже более невидим. И те и другие суть исполнители и регулировщики обрядов поклонения: поклонения живому властителю и поклонения властителю умершему. При развитом состоянии нашего общества различие божественного и человеческого до­стигло такой значительной степени, что вышесказанное покажется едва вероятным. Но, возвращаясь назад к тем временам, когда свойства, припи­сываемые божеству, все менее и менее отличались от свойств человека, и дойдя наконец до того раннего периода, когда другое я умершего человека, рассматриваемое безразлично и как призрак, и как божество, ничем не отличается при своем появлении от живого человека, мы не можем не заметить существенного сходства между деятельностью тех, которые прислу­живают умершему правителю, и деятельностью тех, которые прислуживают правителю, занявшему место первого. Это может все еще показаться стран­ным в нашем утверждении однотипности этих отправлений, если мы вспом­ним, что во многих древних обществах живые властители были предметом буквально такого же поклонения, как и властители умершие. Обрядовая организация пришла в упадок только тогда, когда церковная и политическая организации, развивающие более определенный и более подробный кон­троль, захватили ее отправления.

Имея постоянно в виду эти общие соображения, рассмотрим теперь отдельные составные элементы обрядового правления.

Но больше всего меня заинтересовала глава о политических учреждениях. В ней Спенсер рассматривает эволюцию правительств, общих и местных, как результат естественных причин; их типы и метаморфозы; возрастание их сложности и специализация; прогрессивное ограничение их функций. Гораздо больше внимания этому вопросу Г.Спенсер уделил в своем труде «Изучение Социологии».