Geum.ru

Экскурс: пранаяма в аскетических практиках за пределами Индии Йогические концентрация и медитация

Вид материалаДокументы

Содержание


Тапас и йога
Подобный материал:
1   ...   7   8   9   10   11   12   13   14   ...   32
^

Тапас и йога


Сходство между религиозными архаизмами индоевропейцев и аборигенов особенно четко прослеживается в теории и практике тапаса. Этот термин (буквально он означает "тепло", "усердие") используется для обозначения аскетического усилия в целом. Понятие "тапаса" дано в "Ригведе". Обретаемые с его помощью силы считались творческими, как на космическом, так и на духовном уровнях; при помощи тапаса аскет становился ясновидящим и даже воплощал в себе богов. Праджапати создал мир, "разогревшись" до невероятной температуры посредством аскетизма, то есть с помощью, своего рода, волшебного потения. В брахманизме и сам Праджапати рассматривался как продукт тапаса; вначале (агре) небытие (асат) стало умом (манас) и разогрело себя (атапьята), породив дым, свет, огонь и, наконец, Праджапати. Итак, происхождение мира и человека в результате потения – мифические мотивы, которые встречаются и в других регионах (например, в Северной Америке). Вероятно, они связаны с идеологией шаманизма, нам известно, что североамериканские шаманы используют нечто вроде саун для стимуляции обильного потения. Этот обычай является лишь одним из аспектов обширного идеологического комплекса, более древнего, чем шаманизм; все это указывает на "волшебный жар" и "господство надогнем". Магическое повышение температуры тела и "овладение" огнем в такой степени, что жар горящих углей уже не ощущается, – вот два удивительных факта, повсеместно засвидетельствованных врачами, шаманами и факирами. Несколько позже мы увидим, что одна из типичных його-тантрических техник как раз и заключается в вырабатывании внутреннего тепла ("мистическое тепло"). В этом конкретном случае невозможно отрицать заимствование древнейших магических приемов тантрической йогой.

"Творческое потение" и вырабатывание волшебного тепла были известны и индоевропейцам. Человеческая пара родилась из пота Имира; заставив Гайомарта вспотеть, Ахурамазда создал человека. Ирландский герой Кухулин настолько "разогрелся" во время своего первого военного испытания (равноценного военной инициации), что он буквально взорвал клепки и медные обода ванны, в которую его поместили; мы встречаем такое же "горячее бешенство" у Батрадза – героя кавказских нартов. Как показал Жорж Дюмезиль, некоторые из терминов индоевропейского "героического" лексикона – furor, ferg, wut, menos – обозначают именно эти "чрезвычайное тепло" и "ярость", которые на ином уровне сакральности характеризуют воплощение силы. Многочисленные эпизоды в мифологии и религиозном фольклоре Индии показывают нам, что великие аскеты посредством тапаса превращали в пепел богов и смертных. Индоевропейцы были знакомы с техникой и идеологией "волшебного тепла", потому что, как и большинство других этнических групп в Азии, они все еще находились под влиянием архаичных духовных ценностей. Но именно в Индии аскетические практики получили небывалое в других регионах развитие и вокруг понятия тапас сформировалась необычайно сложная идеология. Другими словами, именно на индийской земле эта бесспорно древняя и повсеместно распространенная магическая традиция достигла необычайного расцвета, не засвидетельствованного где-либо еще.

Необходимо выяснить, как тапас был ассимилирован йогической техникой. Имеет смысл упомянуть об одном предварительном наблюдении: ритуальный "нагрев" не был исключительной привилегией аскетов и тех, кто переживал экстаз. Жертвоприношение сомы требовало, чтобы жертвователь и его супруга выполнили дикшу, обряд посвящения, включавший медитацию, аскетическое бдение и, напоследок, "тепло", тапас; ритуал этот мог длиться от одного дня до одного года. Итак, жертвоприношение сомы было одним из самых важных в ведической и брахманической Индии, а это означает, что тапас являлся составной частью религиозного опыта практически всех индийцев. По-видимому, не существовало разрыва в преемственности между ритуалом, с одной стороны, и аскетическими и созерцательными практиками, с другой, а различие между жертвователем и тапашвином (практикующим тапас) было вначале лишь относительным. Преемственность между ритуалом и аскетизмом можно наблюдать и в других религиях; в христианском мире монахи и миряне читают одни и те же молитвы и придерживаются одного и того же религиозного календаря, хотя качество их личного опыта отличается. Однако важно подчеркнуть тот факт, что, начиная с ведических времен, существовало единство основных концепций, и это поможет нам понять значение более позднего индуистского синтеза, образовавшегося именно в результате ассимиляции экстрабрахманических и даже экстраарийских религиозных ценностей.

Итак, тапас, который достигается посредством поста, посредством бдения у огня и т.д., возникает также и при задержке дыхания. Задержка дыхания начинает приобретать ритуальное значение в период Брахман: тот, кто напевает "Гаятристотра", не должен дышать. Читатель припомнит ссылки на дыхание в "Атхарваведе" (XV, 115-118). Более точная информация сообщается в "Баудхаяна-дхарма-сутре" (IV, 1, 24), согласно которой "волшебное тепло" образуется посредством задержки дыхания. Мы понимаем, на что все это указывает: с целью освятить себя для выполнения жертвоприношения сомы, жертвователь должен практиковать тапас и стать "обжигающим" – "волшебным теплом", что является явным признаком того, что жертвователь превзошел "человеческое состояние" и уже не находится на обычном уровне существования. Тепло может быть получено в результате тренировки или задержки дыхания – это позволяет ассимилировать йогические техники с ортодоксальными брахманическими методами, кроме того, это позволяет сравнивать йога с тапашвином, – короче говоря, этим предвосхищается совершенно очевидное отождествление ведической жертвы и техники экстаза.

Подобное отождествление стало возможным вследствие содержащихся в "Брахманах" размышлениях о жертвоприношениях. Вряд ли нам следует напоминать читателю о том, какое большое значение придавалось жертвоприношению, начиная с ведических времен. Жертвоприношение приносило безграничную власть. Сами боги существовали благодаря ритуальным приношениям: "Это жертвоприношение, о Индра, сделало тебя таким могущественным. Это поклонение придало силу ниспосланному тобой удару грома, который рассек дракона". Жертвоприношение является принципом жизни и душой всех богов и существ. Вначале боги были смертными; божественными и бессмертными они стали при помощи жертвоприношений; они живут благодаря дарам с земли, подобно тому, как люди живут благодаря дарам небес. Но, прежде всего, на уровне действия жертвоприношение выражает "труд", желание переделать мир, соединить воедино рассеянные члены Праджапати. Миф этот хорошо известен: когда Праджапати создал мир, то его члены рассыпались и боги "собрали" его. При помощи жертвы Праджапати "воссоздается" заново, но это можно понять и в том смысле, что Праджапати переделывают для того, чтобы он мог повторить космогонию и мир мог продолжать существовать дальше. Как отмечает Сильвен Лэви, жертву не приносят, ее продлевают, продолжают. Нельзя допустить, чтобы жертвоприношение прекратилось. Это парадоксальное описание жертвоприношения (как непрерывной последовательности, которая, тем не менее, является возвращением к изначальному единству, к завершенности Праджапати до творения) не влияет на главную его функцию: обеспечение "второго рождения". Инициационный символизм жертвоприношения усиливается его сексуальным и гинекологическим символизмом. Тексты не оставляют сомнений на этот счет. Отождествление детально описывается в "Айтарея-Брахмане" (1,3): "Того, кого они освящают [посредством дикши], жрецы снова превращают в зародыш. Водой они его окропляют – вода является семенем. Они ведут его в хижину для посвященных. Хижина посвященных – это лоно. Воистину, таким образом, они ведут его в лоно. Одеянием они покрывают его. Одеяние это – сорочка для новорожденного. А сверху они набрасывают шкуру черной антилопы – плацента поверх сорочки. Он соединяет руки – воистину зародыш лежит внутри, держась одной рукой за другую. Ребенок рождается, держась одной рукой за другую. Сняв шкуру черной антилопы, он принимает последнюю ванну – итак, зародыш рождается без плаценты. Он заходит в ванну лишь в одеянии – так ребенок рождается в сорочке".

Этот символизм не является творением "Брахман". Посвященного отождествляли с новорожденным младенцем, и в некоторых случаях хижину для инициации считали чревом чудовища. Войдя в нее, кандидат был как бы "проглочен", и в ритуальном смысле – "мертв", но одновременно являлся зародышем. Поскольку целью жертвоприношения было достичь небес (сварга) – места обитания богов, или приобрести после смерти качества бога (деватма), то и здесь присутствует соответствие с основной концепцией архаичной инициации – гарантировать посвященным наилучшее положение в "горнем" мире.

И еще одно замечание: инициация не сводилась только к ритуальной смерти и возрождению; она включала и тайные знания. В "Брахманах" "наука" также играла важную роль, хотя и была посвящена главным образом тайнам жертвоприношения. "Тот мир [мир богов] принадлежит только тем, кто знает". В "Брахманах" очень часто встречается фраза: "тот, кто знает" (я эвам веда). С течением времени "наука" о жертвоприношении и технике литургии несколько утратила свое значение и ее заменила новая наука, знание брахмана. Таким образом, был проложен путь для риши Упанишад, а позже для мастеров санкхьи, которым для освобождения достаточно было истинной "науки". Как будет сказано в "Мундака-упанишаде" (1,2,7), "Эти виды жертвоприношения являются ненадежными ладьями".