Катарсис семидисятника
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЭписодий VII (продолжение) эпипарод II – эксод I 1-й хоревт 3-й хоревт Хор: Я знаю, солнце померкло б, увидев наших душ золотые россыпи. Корифей 6-й хоревт |
Эписодий VII (продолжение)
3.
…Минуты три она ждала, когда подойдет вахтер. Тот все не шел, но Маша не испытывала никакого нетерпения, она была как-то безразлично настроена, все это: и опоздание, и тринадцатая, и прочее – все это были такие мелочи по сравнению с тем, что происходило в ней.
Наконец, появилась вахтерша, женщина вида недоброго и недоверчивого. Из кобуры у нее торчала массажная щетка для волос. К нижней губе прилипла семечная шелуха.
После двухминутного некчемушного препирательства она нехотя отдала Маше пропуск. Та сунула пропуск в прорезь (за стенкой защелкали реле) и прошла внутрь.
Обычно те, кто опаздывали так здорово, звонили с проходной своему начальству и просили отгул, там, или чего еще неважно. Так делалось, чтобы не связываться с автоматической проходной, которая отмечала все неурочные проходы (собирались даже подключить ее к компьютеру, начисляющему зарплату: один раз опоздал – снимается 5% от тринадцатой, два раза – 10% и т.д. или что-то в этом духе, и главбуху остается только вывести ведомость на принтер и подписать не глядя; все это громко величалось АСУП: автоматизированная система управления производством). У Маши совершенно вылетела из головы сама возможность такого решения вопроса. Ей настолько не хотелось сейчас ни с кем общаться, что поднять трубку и позвонить, выдавливать из себя какие-то объяснительные слова – все это было выше ее сил. И хотя разговор все равно предстоял, только двумя минутами позже, она пошла прямо через проходную.
Она поднялась на пятый этаж, подошла к мастеру. Мастер взглянула на нее строго:
— Ты что же это, голубушка, опаздываешь? – спросила она.
— Извините, Анна Егоровна, – растерянно ответила Маша, как бы вдруг очнувшись от сна и увидев, что в яви находишься в каком-то не том положении, например, голая лежишь в постели с совершенно незнакомым мужчиной, – транспорт.
— Сегодня транспорт. В следующий раз скажешь, что будильник.
— Да нет, честное слово, Анна Егоровна, – сказала Маша, не обидевшись и даже как бы не обратив внимания на то, что ей не поверили, хотя она и сказала истинную правду. Возможно, что в другой раз она как-то и выказала бы свое возмущение. Не так, как оно проявляется у некоторых, но как-то все же отреагировала бы.
Бывает, что человек, который любит что-то скрывать, обмануть, утаить правду, вдруг в кои веки не обманул, правду сказал, а ему не верят. Он устраивает в таких случаях крупные скандалы, предоставляет свидетелей, тащит показывать, изыскивает всевозможные доказательства. Зачем это делает он, неизвестно. По всей вероятности, – пытаясь доказать, что он был прав в каком-то другом случае, когда он солгал, а заодно и на будущее капитал прикопить, а может – от привычки к актерствованию, которой страдают все не очень честные люди. Может, и для того чтобы сказаться обиженным. Ведь нет ничего слаще обиды. Обиженный человек сразу возвышается в глазах: и своих, и чужих, – не имея на это никакого иного права (а заодно – будучи личностью серой и неприметной, тут же обретает некую возвышенную оригинальность).
Так сказать, вот, мол, какой я хороший […]
А Маша, может быть, потому что она была честна вообще (следственно, ей не была свойственна такая манера), может, потому что она просто думала не об этом (мысли ее были тяжелые, неприятные), молча повернулась, пошла к своему рабочему месту, села за стол и с тоской поглядела на целую гору панелек с закрепленными в них изделиями.
К каждому изделию она, Мария Карсева, должна была припаивать по два проводка микропаяльником. Паяльники эти, изготовленные тут же на заводе полукустарно полупьяными рабочими из СКБ, постоянно ломались, регуляторы выходили из строя, приходилось отдавать мастеру, чтоб отправили в ремонт тем же полупьяным полукустарям, и вообще все это ей надоело ужасно.
Минут пятнадцать Маша сидела, неподвижно глядя куда-то в стенку своего стола. А может, она глядела на настольную лампу, похожую на какое-то живое существо согбенное. Потом, помаленьку придя в себя на привычном месте, она, все же, таки начала паять, и работа немножко успокоила ее, мысли как-то приняли более упорядоченный характер.
— Карасева, – раздался голос мастера, – ну-ка, пойди сюда.
— Я, Анна Егоровна, что такое?
— Ну вот, уже звонили из отела кадров… Наверное, тебя лишат тринадцатой.
— А…. Ничего, Анна Егоровна, мне за этот год тринадцатая пока не положена, – равнодушно сказала Маша.
— Ну, не положена, так не положена, – не менее равнодушно сказала мастер. – Иди, работай. Ты, давай, работай хорошо, а то еще и проценты с тебя полетят.
Маша, ничего не отвечая, опять вернулась на свое место. «Лишат тринадцатой, – усмехнулась она про себя. – Через год еще».
А работа шла своим чередом. И подошло уже одиннадцать часов… и двенадцать часов, и обед подошел […]
----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
^
эпипарод II – эксод I
Корифей: Ну вот, друг мой, настала пора прощаться. Но для того чтобы попрощаться, надо сначала поздороваться… Здравствуй, друг мой.
^ 1-й хоревт: Я прошу у тебя прощения, если доставил тебе неудовольствие этой писаниной.
2-й хоревт: Но если нет, то я вполне счастлив, будь в этом уверен столь же вполне. И теперь, под конец, я выскажу несколько мыслей, банальных, может быть. Но это не беда. Чем банальней мысль, тем она удобоваримей (вот тебе первая банальная мысль).
^ 3-й хоревт:
Я попытался описать один день одного
молодого человека. Простого современника
нашего с тобою. Может быть, я
сделал это как-то не так,
в чем-то неверно. Не знаю. Но
пытался я описать этот день
как можно полнее, и, может быть, что-то
я не поймал на лист бумаги
острием ручки. Что делать! Я
тоже смертен и неидеален.
Острием ловить
трудней, чем сачком.
О, если бы мне
удалось поймать
все… но на нет
и суда нет.
Принимай же то, что получилось: чем богат…
4-й хоревт: Маяковский писал (и эти слова уже звучали в устах персонажа):
Хор:
Мною опять славословятся
мужчины, залежанные, как больница
и женщины, истрепанные, как пословица.
5-й хоревт:
Некоторые воспринимали это буквально:
поэт отвергает красивых людей:
люди все обычны
и обыденны…
6-й хоревт: Но если бы они пролистали несколько страниц, они прочли бы:
^ Хор:
Я знаю, солнце померкло б, увидев
наших душ золотые россыпи.
Корифей: У драматурга Михаила Рощина есть фраза: «У каждого человека есть красота или талант». Я добавлю: у каждого человека есть и красота, и талант. И это было моим кредо все время, пока я писал это. Удалось ли мне его выразить, судить тебе. Но, кроме того, бездна подлости и ужаса живет в мире. И живут они по крупице в каждом из нас, прочно и неискоренимо. И – кто победит, зависит от нас с тобой, старичок.
^ 6-й хоревт:
Мой герой умер.
7-й хоревт:
Мир его праху.
8-й хоревт:
Он много мог сказать бы нам с тобою.
Корифей:
Если бы мысль человеческая
умела фиксироваться, как
это умеет мысль
электронная, сколько потрясных
романов и повестей
могло бы
узнать
человечество!
9-й хоревт:
Я попытался это сделать для тебя…
10-й хоревт: Но ведь есть и другой человек. И он тоже ходит, живет, чувствует и мыслит. Кто за него проделает эту работу? Да и мой-то не договорил.
Хор: Впрочем…