Катарсис семидисятника
| Вид материала | Документы |
СодержаниеЭписодий VII (продолжение эписодия V первого акта) |
Эписодий VII (продолжение эписодия V первого акта)
…нету. Нашарив ногами тапочки, она вышла из комнаты и прошла в ванную. Кое-как помывшись, она рассеянно причесалась, оставив небольшой клок волос торчать совершенно неорганизованно, и вышла из ванной, не закрыв за собою дверь. Было такое впечатление, что она производит все физические действия кое-как, машинально, по привычным алгоритмам, не интересуясь, нужно или не нужно это делать. Она смотрела внутрь себя и была полностью погружена в мысли.
Это произошло не сразу. Где-то с полгода все она погружалась. Вернее, наоборот, воспаряла над окружающим. И теперь ей приходилось прилагать усилия к тому, чтобы как-то сосредоточиваться на каком-либо деле, конкретном затруднении или попросту на собеседнике.
Отец уходил на работу раньше, а мать еще спала. Позавтракав наскоро и совершенно не ощутив вкуса еды, она вышла из дома и заметила перед соседним подъездом черное пятно. Подойдя ближе, она увидела, что это мертвая кошка. По всей видимости, она попала под какую-то машину и была вся искорежена: тело неестественно изогнуто, а голова как бы приставлена наоборот. Кровь, смерть и грязь перемешались, и глядеть на это и так-то было достаточно противно. Когда же кошка вдруг дрогнула (видно, еще не до конца умерла), Маша от испуга чуть не потеряла сознание. Поспешно подхватив на плечо свою сумочку, она защелкала каблуками по асфальту прочь.
На троллейбусной остановке народу было очень много.
— Давно не было? – спросила она у женщины лет пятидесяти, с крашеной каштановой гривой, в брючном костюме с галстуком.
— Я стою уже минут пятнадцать.
Маша стала к закрытому газетному киоску и, достав сигарету, закурила. Очередь начинала волноваться. Подходили новые люди. Некоторые шли пешком, плюнув на троллейбус. Маша же стояла, не замечая времени, и жадно затягивалась, пачкая фильтр в красный цвет.
— Салют, Мария, – перед ней стоял Коля. – Ты куришь? – немного укоризненно сказал он. Вообще чувствовалось, что ему немного не по себе и он теряется и храбрится.
Маша некоторое время стояла, словно недоумевая, откуда он появился, этот человек, и где она могла его видеть. Но потом, словно что-то сообразив, она вдруг вскинулась, и на лице ее опять (как давно это было…) засияли знаменитые машкинские глаза.
— Коля, милый, как ты поживаешь? Сколько лет, сколько зим!
— У тебя что? – спросил он смущенно. Он не ожидал такой радости и интереса и был очень польщен.
— «Ява».
— Угостишь? – протянул руку. Маша достала из сумочки пачку, сразу погасла, но продолжала спрашивать взглядом.
— Ну, какие могут быть мои дела… Вот, экзамены на носу, готовлюсь помаленьку.
— Что думаешь делать после? В институт?
— Нет, Маша, – он помрачнел на миг, – наверное, пойду работать, а потом – в армию.
— Что так? – заинтересовалась Маша.
— Что «что»?.. ничего, я так решил… Надоело уже учиться, хочу живой жизни попробовать.
— Книжек начитался, – иронично сказала она, – журнала «Юность».
Коля засмеялся:
— А ты чего не скажешь ничего о себе?
— А что мне о себе говорить? Работа, школа, что еще? Ничего больше и нету, – как-то сухо ответила Маша, как бы давая понять: не суйся, мальчик, в дела взрослых. Коля смутился. Наступила неловкость.
— А тебя возьмут в армию, с глазами-то?
— Не знаю… Не возьмут – хорошо, возьмут, еще лучше. Сейчас, говорят, всех берут… Ну, ладно, Мэри, побегу я.
Маша поглядела на часы, висевшие на столбе, и ахнула. Она явно опаздывала. Пока они разговаривали, прошло несколько троллейбусов, которые увезли всю толпу. Остались только они двое.
— Ну, пока, Коля, – недовольно сказала она. Тот растерянно протянул руку. Она опомнилась и заставила себя улыбнуться, – На работу опаздываю, – объяснила она, кивнув на часы.
— Извини ради бога, я не знал, – заговорил Коля.
— Да нет, ничего, не беспокойся, – перебила Маша. – Может, это даже и не имеет никакого значения, – добавила она тихо.
Коля удивленно посмотрел на нее. Она смотрела в сторону, как-то и задумчиво, и торжественно. Возникало впечатление, что, она забыла о его существовании и сказала последние слова самой себе.
— Ты чего, Маш?
Она взглянула на него. «Какой он стал далекий и чужой, – с недоумением подумала она. – А ведь, казалось бы, не так давно по общечеловеческим меркам… Словно сто лет прошло с тех пор».
«Какая она стала!.. Совсем другая. Совсем не та, которую я любил… Но если бы я полюбил эту, то, наверное, та любовь и в подметки этой не сгодилась бы…»
— Коль, а ты не знаешь, во сколько сегодня Марина Васильевна уходит из школы? – вдруг встрепенулась Маша, словно именно это было самым важным во всем разговоре.
— Марина Васильевна? – удивился Николай, – А разве ты не знаешь? Она уволилась почти сразу после того, как тебя… ты… ну, словом, после того случая.
Маша стояла ошарашенная. Коля удивился, что она придает этому такое значение, но решил не выяснять. А может, не решился.
— А ее адрес можно в школе узнать? – с надеждой спросила Маша.
— Да нет, она же сразу уехала куда-то, то ли в Казахстан, то ли на Дальний Восток.
Маша с силой сжала кулаки. Известие это поразило ее.
— Извини, Коля, я пойду, – умоляюще поглядела она и вскочила в уже собирающийся отъезжать троллейбус.
Коля, сбитый с толку, поглядел вслед троллейбусу, прошел несколько шагов следом. Потом остановился, обнаружив, что идет не в ту сторону. «Тьфу, черт бы побрал этих баб! – тряхнул он головой так, что еле успел поймать слетевшие очки. – Сами себе бед напридумывают, да еще и тебя норовят туда затянуть».
Он повернулся и пошел своей дорогой.
2.
А Маша тем временем доехала до метро и, сев в поезд, забилась в угловое местечко к окну, приготовившись досы'пать. Она действительно подремала минут пять-десять. Открыв глаза, она обнаружила, что поезд так и стоит на той же станции, с открытыми дверями. Народ все добавлялся и набивался, а поезд все не шел. Постепенно разговоры притихли: пассажиры, снедаемые напряженным нетерпением, все чаще смолкали, к чему-то прислушиваясь.
Наконец, двери закрылись, и поезд, постояв еще пару минут, тронулся, несколько раз остановился, затем, набрав небольшой ход, въехал в тоннель и снова замер минут на двадцать. До соседней станции ехали минут сорок. Еще перегон занял семь минут. Следующий пролетел быстрее, чем всегда, но зато четвертая остановка появилась в окнах вагона спустя еще полчаса. Измученная, Маша вышла из метро и, уже не торопясь, дошла до автобусной остановки. Торопиться ей было некуда. Уже. Опоздала она солидно.
В проходной она нажала свою кнопку. Что-то щелкнуло и упало за щитком…