Geum.ru

Отчет о Первой международной научно-практической конференции «Россия-Монголия: историко-культурное взаимодействие в прошлом и настоящем (к 70-летию событий на Халхин-голе)» Г. С. Митыпова Актуальные проблемы истории и культуры православия

Вид материалаОтчет

Содержание


2.Жизнь в сообществе. Религиозная жизнь
3.Трудное возвращение и смерть в изгнании
Подобный материал:
1   ...   6   7   8   9   10   11   12   13   ...   17

2.Жизнь в сообществе. Религиозная жизнь




Свободное от работы время священники проводили разнообразно. Вполне были развиты дружеские отношения. У жмуднина ксендза Константина Песляка священники устроили «клуб», встречаясь там для проведения дискуссий, лекций, вечеров поэзии и музыки и т. п. В клубе была также картотека библиотеки, состоящая из 1000 позиций имеющихся у ксендзов книг; например, у ксендза Эразма Ключевского было 200 томов, у брата Вацлава Новаковского – 100. Большинство священников расширяло свои знания, учило языки, некоторые занимались научной работой. Ксендз Франтишек Шмейтер, профессор духовной семинарии в Пултуске, интересовался ботаникой, написал травник тункинского региона. Упомянутый ксендз Кулашиньский изучал философию, переводил труды немецкого теолога Доллингера. Новаковский обработал историю луцкой епархии, приготовил трактат о Брестской и Люблинской унии. Пробовали даже духовники выпускать в рукописях несколько собственных сочинений о ссылке, например «Изгнанный»40.

В начале своего пребывания в Тунке ксендзы устроили часовенку, однако быстро отказались от этого замысла. Чересчур притягивало это внимание властей, при этом многие из них должны были преодолевать большие расстояния, так как жили порою на расстоянии нескольких километров друг от друга. Церковные службы отправляли в своем наемном жилье, в основном на рассвете при заслоненных окнах. Ксендз Матрась вспоминал, что только нескольким ксендзам удалось привезти в Сибирь литургическую посуду. Многие делали ее собственными руками. Потиры заменяли обычные стаканы, к которым приделывались металлические или деревянные подставки, дискосы изготавливались из слюды, которой было здесь под достатком, переписывались нужные фрагменты служебников, шились ризы. Чтобы уберечься от проверки и конфискации, надо было со всем этим укрываться от местных жителей и властей. В целом, однако, надзиратель ксендзов капитан Матвей Плотников не слишком придерживался запретов проведения духовниками служб. Был даже наказанный несколько раз за „поблажки ” польским ссыльным. С частью священников поддерживал он дружеские отношения; в августе 1873 г. получил от них памятный золотой перстень, несмотря на то, что большинство других ксендзов было против этого41.

Ксендзы – мемуаристы заметили, что значительная часть ссыльных жила богобоязненно и примерно. Ксендз Матрась перечисляет более 50 фамилий ссыльных, известных своей священнической рьяностью и безукоризненным способом жизни: «регулярно читали требник, ежедневно проводили службу, часто причащались и строго постились». Ксендз Бартоломей Григетис, профессор духовной семинарии в Сейнах, много времени посвящал молитвам, ксендз Ян Наркевич с Кобрыня делал кресты, которыми одаривал других, за это прозвали его «Ян от креста». Однако были и «выродки», живущие в одиночестве, не интересовавшиеся жизнью сообщества, не проводившие святой службы. Некоторые по истечении лет забыли, не только латынь, но и калечили свой собственный язык, часто вплетая в речь российские слова42. Таковых было немного. На плохое мнение о ссыльных очень влиял бернардинец из Радома отец Рох Климкевич, который в апреле 1867 г. на каторге в Акатуе публично отрекся от веры и Католической Церкви, глася, что с той поры становиться последователем масонских идей. В Тунке называли его «пан Юзеф», презирали, не принимали дома, не подавали руки при встрече. Матрась назвал его «никчемным человеком»43.

Бедность, страх пред голодом, неуверенность в завтрашнем дне повлияли на то, что и средь ксендзов также встречались случаи упадничества. Такие поступки были осуждаемы остальными, сосланными в Сибирь, поляками. Не умолчали об этом в своих воспоминаниях ни отец Вацлав Новаковский, ни позднейший описывавший тункинскую ссылку ксендз Фредерик Иосафат Жискар, бывший в Иркутске в 1907-1909 гг. приходским священником, хотя оба старались возвысить факт мученичества и героизма священников в Сибири. Ксендз Кулашиньский, будучи очень критичным относительно создаваемого мифа о существующей реальности, указывал на условия, в которых находились ссыльные, как на главный фактор морального падения некоторых товарищей. «Даже человек с железным характером едва ли может сопротивляться тому огромному несчастью так, чтоб сомнения не закрались в его сердце», - писал по истечении лет44.

3.Трудное возвращение и смерть в изгнании



От 1869 г. ксендзы по одному начали покидать Тунку. Первые выезжали в Галицию. Были это австрийские подданные, освобожденные из ссылки под давлением венских властей. Царская амнистия с мая 1871 г. создала возможности для освобождения многих других духовников, но, к сожалению, только на переселение в европейскую часть России, где условия для жизни были лучше. Немногие соглашались на выезд на собственные средства, остальные – бедные – надеялись на правительственную поддержку. Ехавшие за счет казны должны были передвигаться по установленным правилам. Испытывали те же мучения, как и во время дороги в Сибирь. Снова под конвоем жандармов, от тюремного этапа до этапа, часто в товариществе криминалистов. «28 декабря 1872 г. я выехал с Тунки с 40 копейками в кармане. Около года, до 8 ноября 1873 г., передвигался почти исключительно пешком. Вши и клопы немало докучали мне», - писал в письме ксендз Павел Кнапиньский из калишской епархии. Того самого дня из Тунки двинулось в дорогу в сумме более 20 духовников45.

По деревне и околице расходились вести о выезде священников. Рождались сплетни, что у них есть деньги. 14 ноября 1871 г. работник, ремонтирующий дом ксендза Франтишка Козловского, неожиданно набросился на него с топором. Намеривался убить, ударил в лоб, но ксендз сумел заслониться, таким образом, ушел от смерти. Раненого и истекающего кровью спасли его соседи-священники. 16 июня следующего года тункинские крестьяне задушили и ограбили ксендза Юзефа Павловского из Литвы. 13 мая 1873 г. вместе с домом сгорел другой литвин – ксендз Феликс Василевский; наутро были найдены лишь «сердце, кусок печени да несколько костей»46. Подозревался умышленный поджег.

Однако усиливающиеся препятствия не могли остановить ссыльных. Священники ходатайствовали о пересылке в губернии с более мягким климатом, в частности астраханскую и екатеринославскую, но туда отправляли в основном больных. 1874 – 1875 гг. – это следующий этап многочисленных выездов, после амнистии 9 января 1874 г. Предназначенные на эти цели казенные средства местные власти делили недобросовестно, иркутские чиновники ожидали взяток. Чтобы получить паспорт в течение двух недель, надо было заплатить за него 20-30 рублей, кто дал меньше, ждал несколько месяцев, а то и дольше47. В середине 1875 г. Тунку покидали последние группы священников.

В основном размещали их в центральных губерниях России, где теоретически должны были провести год или два, однако на практике выходило, что оставались дольше чем в Сибири. Упомянутый брат капуцин Новаковский выехал в Галицию в 1875 г., а ксендз Кулашиньский только в 1889 г. Некоторые навсегда остались в России, чтобы с позволения властей служить здесь католическому сообществу. Известно, что бернардинец отец Фирмин Мендркевич, будучи приходским священником в Ивандаре, умер в декабре 1904 г48. До сих пор никто не исследовал, сколько тункинских духовников умерло в России, в изгнании, так и не дождавшись освобождения.