Geum.ru

Вропу, с которой, после долгого разобщения, ей пришлось в XVIII веке сближаться, нельзя, конечно, ожидать, чтобы паука права развивалась в России самостоятельно

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   14
.

Но эта масса нового материала, самобытность автора, несколько пренебрежительное отношение к науке, отразились на системе курса, которая составляет наиболее слабую сторону в этом замечательном произведении. «По самой сущности задачи, говорит Оршанский, труд г. Победоносцева не может не страдать существенными недостатками, так как автору на каждом шагу приходилось обрабатывать почти девственную почву» или, как он выражается, несколько резко, в другом месте, «область сведений, захватываемых изложением автора, велика и обильна, a порядка в ней нет»[12]. Курс г. Победоносцева состоит из трех томов, из которых первый содержит в себе вещное право (вотчинные права), второй том—семейственное и наследственное право, третий — обязательственное. В предисловии к первому изданию первого тома автор обещал еще четвертый том, который должен был «составить так называемую общую часть гражданского права, т. е. учение о лицах, юридических отношениях и об общих свойствах и категориях вещей». Но такая общая часть не явилась до сих пор, хотя автор нередко ссылается на нее в своем изложении (I, стр. 30, 104, 152, II, стр. 163) и есть основание думать, что она и вовсе не появится. A между тем неудобство отсутствия общей части сказалось в самом начале изложения и неоднократно обнаруживалось далее в течение курса. Так «по связи статьи о вещах или о предметах гражданского обладания со статьею о правах вотчинных» автор решился выделить учение об объекте из общей части и поместить ее в начале первого тома (предисл. к изд. 1868). Вследствие отсутствия общей части автор излагает учение об условии частью в наследственном праве (II, стр. 453), частью — в обязательственном (III, стр. 8). Тою же причиною объясняется, что учение о дееспособности несовершеннолетних лиц рассеяно по различным отделам курса, в опеке, в наследственном праве, обязательствах. Отсутствием систематичности объясняется чрезвычайная недостаточность изложения обязательственного права, составляющего самую слабую часть сочинения, между тем как обязательственное право более всего требует системы. «Предметы торгового права так тесно соприкасаются и переплетаются с предметами и понятиями гражданского права, что весьма трудно, говоря об одном, не касаться в то же время и другого; a не редко и необходимо бывает, для полного разъяснения понятия об учреждении гражданского права, рассматривать его в связи с теми формами, какое приняло то же учреждение в сфере торговых отношений» (т. III, стр. 323). После этого, мы могли бы ожидать, что автор даст нам совместное изложение гражданского и торгового права. Между тем в вещном праве автор, имея в виду почти исключительно поземельные отношения, совершенно оставляет без внимания те изменения, которые были произведены торговым правом в абсолютных правах, да и в обязательственном праве автор в высшей степени поверхностно относится к торговым сделкам, векселю, комиссионному, страховому договору.

Отсутствие общей части затрудняет выяснение взгляда г. Победоносцева на гражданское право и его границы. Содержание курса дает основание предположить, что автор понимает гражданское право так, как оно обыкновенно понимается в германских учебниках, в курсе имеется вещное, обязательственное, наследственное и семейственное право, следовательно автор включает в круг частноправовых отношений и чисто личные. Но с другой стороны мы встречаем y г. Победоносцева места, способные внушить читателю мысль, что автор считает гражданским правом только имущественные отношения. «Содержание всякого гражданского права, по существу его—хозяйственное, цель его— экономическая» (т. I, стр. 108, т. III, стр. 185); на обязательства г. Победоносцев смотрит также, как на имущественные отношения (т. III, стр. 3, 6, 19).

Мы уже указывали, что главное достоинство курса г. Победоносцева заключается в решении отдельных вопросов, что г. Победоносцев более практик, чем систематик. В связи с этим находится непременно и слабость юридической конструкции, неразрывно связанной с системою гражданского права. Мы напрасно искали бы точного юридического различия вещного и обязательственного права, определения сущности наследства, договора вообще и отдельных видов в частности. Вводя в свой курс учения о русской общине, автор не делает попытки выяснить ее юридической природы, ограничиваясь лишь не обоснованным замечанием, что «владение (?) общины не есть владение лица идеального, юридического» (I, стр. 532), a вместо того вдается в рассуждения об экономическом и государственном значении общины. Нельзя же считать научным установлением отличия вещного права от обязательного, когда автор предлагает следующие рассуждения. «У меня есть деньги. Покуда они в моей собственности, я могу сказать, не ошибаясь: мои деньги, моя тысяча рублей; но как скоро я дал их взаймы, я не имею уже права сказать: мои деньги, в строгом смысле. Теперь мое требование, мое заемное письмо, a деньги перешли во власть моего должника и сделались его вещью» (т. I, стр. 4). Известно, как затруднительно для практики отличие договора покупки от запродажи и поставки, личного найма от подряда, заказа, доверенности. Между тем г. Победоносцев не делает ни малейшей попытки определения границ между ними. Главное достоинство особенной части обязательственного права, как и особенной части уголовного права, заключается в установлении точных признаков каждого из договоров и преступлений—этого то мы и не видим в курсе г. Победоносцева. В гражданском праве весьма важным является понятие об имуществе. Между тем г. Победоносцев дает такое определение: «внешние блага — суть так называемые имущества (bona, facilitates), составляющие, по отношению к личности человека, внешнюю ее принадлежность, внешнее ее дополнение или ее имущество» (т. I, стр. 1). Нельзя считать правильною конструкцию конкурса: «с объявления несостоятельности все его (должника) имущество по закону считается не его принадлежностью, a принадлежностью кредиторов, т. е. массы» (т. I, стр. 221), между тем г. Победоносцеву известно, что тот же закон предоставляет остаток по удовлетворении кредиторов должнику, «как его собственность». Не установив понятия об индоссаменте, г. Победоносцев говорит следующее: «надписатели ответствуют векселедержателю в платеже совокупно, так же как и сам векселедатель, хотя бы даже самый вексель признан был недействительным, ибо, независимо от сего (?), при передаче он предполагался и полагался в счет, как действительная ценность» (III, стр. 245). Трудно понять, в чем тут заключается основание ответственности надписателей и почему существует различие в передаче векселя и заемного письма? Так же неправильна конструкция акции: «владелец (?) такого акта есть не кредитор компании, не кредитор напр. общества железной дороги, но соучастник в собственности» (т. III, стр. 250). Что это за собственность, когда сам автор утверждает, что в акционерном товариществе нет общей собственности? Г. Победоносцев относит куплю-продажу не к договорам, a к способам приобретения собственности, потому что «по идее нашего закона продажа есть действие, коим одна сторона передает другой вещь за определенную цену» (т. I, стр. 314, т. III, стр. 324). Но подобную идею можно найти в купле-продаже недвижимого имущества, там, где необходима купчая крепость. Применимы ли эти соображения к купле-продаже движимости, составляет ли она также действие, a не обязательственное отношение? Если нет,—то г. Победоносцеву следовало отделить изложение купли-продажи недвижимости и движимости, первую поместить в способах приобретения собственности, a вторую в договорах. Если да,—то зачем г. Победоносцев отыскивает момент перехода права собственности при покупке движимости (т. I, стр. 689 — 690)? Это уже явная непоследовательность. К случаям beneficium competentiae, встречающимся в русском праве, автор относит неприкосновенность рукописей, составляющих литературную собственность должника (т. III, стр. 223)?

Слабость юридической конструкции обусловливается практическим направлением г. Победоносцева. Тем более странно встречать в курсе такого знатока русского законодательства, прямые ошибка в понимании законов. Так автор утверждает, будто для прекращения права въезда в казенные леса доложено выделить владельцам в собственность участки по размеру писцовой пашенной дачи их по 20 четвертей на 100 (I, стр. 469), когда как дело идет о 20 десятинах на 100 четвертей; будто требование родителей о заключении в тюрьму их детей удовлетворяется непосредственно правительственною властью без судебного приговора (т. II, стр. 171, в изд. 1891 г.); будто все отставные чиновники лишены права на ходатайство по чужим делам (т. III, стр. 35);, будто закон требует, чтобы переводный вексель был непременно написан в нескольких образцах (т. III, стр. 54), будто в нашем законодательстве не встречается слово «солидарность» (т. III, стр. 101), тогда как в Уставе о векселях приведено даже римское выражение in solidium; будто запрещение писать векселя на предъявителя все равно что запрещение давать вексельные бланки (т. III, стр. 244), будто со взысканием по векселям соединяется в настоящее время личное задержание (т. III, стр. 344). Встречаются y автора пробелы в знании иностранного права, так приводится совершенно неправильное толкование итальянского закона об авторском праве (т. I, стр. 644), обнаруживается незнакомство с английским законом 1882 года, установившим имущественную раздельность между супругами (т. II, 125 и 449), с французским законом 1885 года, открывшим свободу для сделок на разность (т. III, стр. 568). Автор говорит что «римское выражение re contrahitur obligatio ныне уже не имеет важности, потому что все нынешние контракты консенсуальные, т, е. основанные на взаимном соглашении» (т. III, стр. 108), как будто реальные договоры в римском праве не были основаны на взаимном соглашении.

Если автор хотел придти на помощь новой судебной практике, a таково действительно было его намерение, то он должен был иметь в виду прежде всего новые судебные уставы, и уже, как дополнение, приводить постановления, касающиеся старых учреждений. Между тем г. Победоносцев в большинстве случаев (т. I, стр. 167, 184, 274, 601, 662, т. II, стр. 142, 505, т. III, стр. 408 и др.) имеет в виду старый порядок, a новый приводит в дополнение. Это обстоятельство обусловливается, вероятно, тем, что лекции были составлены при действии старых учреждений, но такой порядок изложения должен был быть изменен при печатании сочинения, потому что затрудняет пользование книгой. Нельзя также не упрекнуть автора за упущение в последних изданиях некоторых новых русских законов, так напр. говоря о варрантах он не упоминает вовсе положения о товарных складах 1889 года, как будто его и не существовало.

К достоинствам сочинения г. Победоносцева следует отнести указание с его стороны, довольно подробное, иностранной литературы. Русское общество во время первого издания курса не имело возможности найти литературные указания вследствие отсутствия еще юридических журналов.

Но в последующих изданиях г. Победоносцев перестал следить за западною литературою, ссылается на старые издания, давно измененные несколькими новыми, упускает новые сочинения, имеющие более или менее важное значение для теории гражданского права, так что пользование литературными указаниями по последним изданиям г. Победоносцева совершенно невозможно.

Появление курса г. Победоносцева, совпавшего с запросом общества на подобные сочинения, не могло не быть замечено в русской литературе. Первым отозвался Лешков в Юридическом Вестнике. «Не позволительно молчать при появлении в русской юридической литературе сочинений подобных лежащей перед нами в двух томах первой части курса гражданского права, составленного столько известным юристом-литератором и практиком К. П. Победоносцевым. Всеми ощущаемая в наше время живая потребность в руководствах, для уяснения юридических начал, установлений, понятий, должна возбудить y специалистов живой интерес к книге и живое участие в деле разъяснения юридических истин, посредством критики на эту книгу, ее разбора и анализа» (1868, кн. III, стр. 51). Впрочем критика самого Лешкова не могла иметь большого значения потому что он был весьма слабый цивилист, что можно видеть напр. из совета его г. Победоносцеву заменить название вещь, как понятие физическое, юридическим термином имущество, a вещное право называть имущественным (Ю. В. 1868, кн. III, стр. 53). Если не считать краткой заметки г. Малышева в Судебном Вестнике за 1868, № 68, рецензия Лешкова оставалась почти единичной до 1871 года, когда выступил с критикою г. Спасович в Журнале Гражданского и Торгового Права, так что он мог сказать, что «сочинение, не одинаково разработанное во всех своих частях, весьма богатое по содержанию, не дождалось еще критической оценки в литературе нашей, хотя и заняло место в ряду самых необходимых книг для всякого из наших цивилистов» (1871, кн. I, стр. 134). В том же журнале выступил с критикою, не менее основательною, Оршанский (1876, кн. II). Краткая, но верная оценка курса сделана в С.-Петербургских Ведомостях (1876, № 75). Не соглашаясь с автором в отдельных вопросах, все критики признавали, что курс г. Победоносцева представляет собою капитальное произведение русской юридической литературы. Рецензии последнего времени, встречающиеся в общих журналах, не имеют никакого научного значения. Полную противоположность г. Победоносцеву составляет Константин Дмитриевич Кавелин, с именем которого мы уже неоднократно встречались. Живой, быстрый ум, всегда в погоне за истиной, устремляющийся на каждый вопрос, выдвинутый жизнью, и сам возбуждающий подобные вопросы, был создан для широкой общественной: деятельности, но не для спокойного анализа научных тонкостей интересных для ученого специалиста, широкое образование Кавелина, особенно историческое и философское, не давало ему погрузиться в глубину одной какой либо науки и под конец жизни увлекло его от юриспруденции на путь психологических и этических изысканий. Живость и чуткость характера направили его деятельность на самый главный вопрос эпохи его цветущей жизни, на вопрос об освобождении крестьян, в деле которого он играл не последнюю роль, Народное образование и сельская община нашли себе в нем горячего и энергичного защитника. Главною ошибкою Кавелина, отразившеюся на общих результатах его деятельности, было избрание своею научною специальностью гражданское право, которое менее всего подходило к складу его ума и характера. Чтобы убедиться в этом, достаточно взглянуть на характеристику этой науки, которую он сам сделал, и сравнит ее со всею жизнью этого замечательного общественного деятеля. «Занимаясь исключительно вещами и материальными ценностями, гражданское право также беспощадно, также математически точно, мы готовы сказать также бездушно, как внешняя природа; из всех юридических наук она ближе всего подходит к математике, которая тоже занимается лишь внешнею стороною внешних предметов». «Гражданское право, по своей точности, определенности не только сухо и черство, но и трезво, в нем никак нельзя фантазировать, делать произвольные построения». Гражданское право не может быть ни либеральным, ни консервативным, ни прогрессивным, ни реакционным и правильная перестройка гражданского права возможна только тогда, когда будет снята «с гражданских прав и отношений политическая окраска, которая им вовсе не к лицу» (Что есть гражданское право, стр. 147, 149, 151, 152). Кто же не заметит в этом резкого противоречия между гражданским правом и всей натурой Кавелина? Возможно ли было ожидать, что Кавелин предастся всей душой науке, с которою все его разъединяло. Вот почему, несмотря на блестящий талант, на всестороннее образование Кавелина, труды его по гражданскому праву являются какими то случайными эпизодами в жизни автора, не проникли в глубь науки и не принесли сколько-нибудь значительной пользы, какой можно было бы ожидать от подобного ученого.

Продолжительная деятельность Кавелина относится не к одному периоду развития нашей юриспруденции. Кавелин несколько раз вступал на кафедру, потом сходил и снова всходил. С 1844 по 1848 год он был профессором истории русского законодательства в московском университете. Семейные недоразумения с Н. И. Крыловым заставили его временно покинуть университетскую кафедру. В 1857 году Кавелин занимает кафедру гражданского права в петербургском университете, оставшуюся вакантною после Мейера. В 1862 году, вместе с Утиным, Спасовичем, Стасюлевичем, Пыпиным, Кавелин принужден был оставить университет. Только в 1878 году он начал снова читать лекции по гражданскому праву в военно-юридической академии. В научной деятельности Кавелива можно отметить три периода: в первое время он предался историческим исследованиям, которые прекратил в половине шестидесятых годов, когда судебная реформа и интерес всего общества к новым учреждениям, a также непосредственная, практическая важность правоведения, обращают внимание Кавелина к юридическим наукам, наконец чувство неудовлетворенности, испытанной обществом в восьмидесятых годах, разочарование в учреждениях, призыв к нравственному возрождению отдельной личности увлекают Кавелина в область психологических и нравственных вопросов. В сфере своей основной специальности Кавелин проявил два направления, первоначально историческое, согласно с духом времени, продолжавшееся до шестидесятых годов, a потом догматическое, соответственно потребности общества в догматических работах.

Человек с философским взглядом, каким обладал Кавелин, не мог не остановиться прежде всего перед вопросом, что составляет содержание науки гражданского права, какие его характерные признаки, и где пограничная черта, отделяющая его от других отраслей правоведения. Этому вопросу посвящены его брошюра «Что есть гражданское право и где его пределы?», 1864 года, составляющая оттиск из С.-Петербургских Ведомостей, a затем книга «Права и обязанности по имуществам и обязательствам», 1879 года, представляющая попытку систематического осуществления идей, выраженных в первом сочинении. Вопрос, затронутый Кавелиным, настолько интересен, что следует подробнее изложить его взгляд на этот предмет.

«Гражданское право в теперешнем своем составе и построении, исполнено противоречий; чтоб из них выпутаться, ученые вынуждены прибегать в объяснениям, нелепость которых бросается в глаза. Под покровом ошибочной теории, обветшавшие римские понятия о публичном и приватном праве, о необходимости юридических фикций, об основаниях обязательств и т. п. все еще пользуются в науке и практике правом гражданства, повторяются и комментируются на разные лады. Гражданское право, где эти понятия теперь исключительно гнездятся, представляет какую то ветхую храмину, посреди прочных и стройных зданий государственного, уголовного, полицейского (общественного), финансового права, задуманных и исполненных по новому плану. Искусственно сложенная из обрывков римского права, в разные эпохи и много раз подправленная и кое-как прилаженная к новым постройкам, эта руина между юридическими науками безобразит всю систему юридических отношений мешает их правильному сочленению и спутывает понятия» (Права и обязанности, стр. VI, брош. стр. 134). Кавелин не признает традиционного отличия гражданского права от публичного по признаку частного или общественного интереса. Предполагая, что римское деление имеет в виду отношения, представляющие частный интерес, и отношения, представляющие общественный интерес, Кавелин справедливо замечает, что в так называемых гражданских правоотношениях участвует общественный интерес, a в публичных правоотношениях затрагиваются частные интересы отдельных лиц (брош. стр. 15), потому что частное не отделено от публичного китайскою стеною (брош. стр. 4). Как неправильно ульпиановское отличие частного права от публичного, так же несостоятельна попытка найти характерный признак гражданских правоотношений в том, что они создаются индивидуальною, единичною волею в противоположность государственным правоотношениям, в основании которых лежат законные определения, потому что «юридические отношения, причисляемые к гражданскому праву, возникают, продолжаются, прекращаются не только вследствие изъявления или выражения воли, но также вследствие закона, правительственных распоряжений и мер, публичных действий судебной власти, вследствие уже существующих юридических отношений, как их необходимое последствие, наконец, вследствие случаев или фактов, в которых воля людей вовсе не участвует» (брош. стр. 72 и 103). В конце концов Кавелин приходит к тому выводу, что государственное право не может быть противополагаемо гражданскому праву, потому что оно имеет предметом условия, вносимые юридическим началом государства в гражданский быт. Эти две юридические области не однородны, принадлежат к разным категориям. Сопоставлять их, ставить на одну доску—все равно, что определять сходство и различие между Лондоном и квадратурой круга, между понятиями древних греков о Зевсе и о Ниагарском водопаде (брош. стр. 59).

Каким образом все эти разнородные правоотношения, составляющие в совокупности современное гражданское право, объединились в одной науке? Кавелин объясняет это исключительно историческими причинами. «Некоторые части бывшего римского права получили мало-помалу в Западной Европе обязательную силу; эти части и удержали название гражданского права, которое y римлян относилось ко всем вообще правам римских граждан и в этом смысле было гораздо точнее, определеннее и понятнее. Части или отрывки римского гражданского права, получившие значение действующего закона, стали объяснят, потом излагать систематически, после старались разными соображениями оправдать и теоретически такое, на самом деле случайное, соединение разнородных и разнохарактерных юридических учений в одно целое. Мы называем их соединение случайным именно потому, что бывшее римское право стало в Западной Европе обязательным не в полном своем составе, а частями, которые, правильно или неправильно, казались применимыми к новому европейскому быту. Эти части, выхваченные из общего состава римского права и соединенные вместе, уже не могли представлять органического целого, как все римское право, в полном его составе, тем более, что практические соображения, a не общие теоретические основания, руководили выбором римских юридических учений, которые получили y новых народов силу закона и образовали теперешнее гражданское право» (брош. стр. 112, Права и обязанности, стр. 2).

Так как, по мнению Кавелина, современное гражданское право имеет самое разнородное содержание, не объединяемое общим признаком (личные и имущественные отношения), и следовательно не удовлетворяет требованиям научной классификации, то необходимо прежде всего найти такой характерный признак гражданских правоотношений и на нем построить новую систему целой отрасли правоведения. «Место так называемого гражданского права должен занять, в системе права, разряд или отдел юридических отношений с характеристическими признаками, ему одному свойственными и связанный единством общего начала. Таковы юридические отношения между лицами об имуществах и вообще о ценностях, стоимость которых может быть определена на деньги. Согласно с тем, из теперешнего гражданского права должны быть исключены все юридические отношения личные, не переводимые на деньги и перенесены в него из других отделов системы права разбросанные в ней теперь повсюду юридические отношения между лицами (в юридическом смысле) об имуществе или ценностях» (Права и обязанности, стр. 2, брош. стр. 137, 145). С этой точки зрения Кавелин исключает из гражданского права все личное семейственное право, отношения между супругами, между родителями и детьми, между опекуном и опекаемым и сохраняет только имущественные отношения, возникающие на семейной почве. Несравненно больше отнимает он y других юридических наук и переносит в новую отрасль правоведения. Сюда входят, по мысли Кавелина, подати, пошлины, налоги, акцизы, всевозможные сборы, повинности сословные, земские, городские и сельские, к которым он присоединяет даже воинскую и конскую повинность, пенсии, эмеритура, конфискация и денежные наказания.

Понятно, что весь этот состав правоотношений, соединенных имущественным признаком, слишком мало походит на обычное содержание гражданского права, чтобы сохранить последнее название за совершенно новою отраслью, создаваемою Кавелиным. Он находит, что термин «гражданское право» вообще неудобен, потому что не соответствует содержанию науки. «Почему эта часть законодательства и правоведения называется гражданским правом? Что значит это название? Чтобы понять это, надобно наперед знать, что слово «гражданский» есть буквальный перевод римского civilis; что civilis происходит от слова civis, гражданин; итак, гражданское право, судя по названию, должно бы обнимать все права, все юридические отношения гражданина, какие бы они не были. Так действительно и понимали римляне; но теперь значение гражданского права совсем не то; права и отношения, которые называются гражданскими, составляют только часть, отдел всех прав и юридических отношений гражданина; a какую именно, и почему ту, а не другую, это остается неопределенным» (брош. стр. 108).В виду нового состава, название «гражданское право» должно быть заменено другим, более соответствующим содержанию, a именно: «юридические отношения, или права и обязанности лиц по имуществам и ценностям, или по обязательствам», разумея под последними юридические отношения о ценностях, какие бы они ни были, лишь бы могли быть переведены на деньги (Права я обязанности, стр. 3).

Вопрос о границах науки гражданского права, об имущественном или неимущественном ее содержании, особенно заинтересовал русских цивилистов, причем многие из них высказались за исключение из ее состава личных отношений и ограничение ее пределами имущественных отношений. Мы видели уже взгляд Мейера на этот предмет. Он также стоит за исключение из гражданского права личных семейных отношений и за ограничение содержания этой науки имущественных отношениями. Но на этом прекращается сходство воззрений Мейера и Кавелина: первый ограничивает пределы гражданского права частными имущественными отношениями и сокращает область этой науки исключением семейного права, напротив второй расширяет ее область включением целого ряда имущественных отношений публичного права, другими словами Кавелин определяет содержание по одному признаку—имущественному характеру отношения, тогда как Мейер, кроме этого при-знака, устанавливает второй—частный характер отношения. При выходе в свет брошюры Кавелина «Что есть гражданское право» согласие с основною ее точкою зрения выразил Думашевский в рецензии, помещенной в Журнале Министерства Юстиции за 1865 (№№ 8 и 9). Позднее, в своей статье «Наше правоведение, что оно есть и чем должно быть» он дает следующее определение гражданского права: «частным имущественным или гражданским правом называется совокупность правовых норм, определяющих те имущественные отношения (т. е. отношения, имеющие имущественный интерес, могущий быть оценен на деньги), в которых каждый может по своему собственному произволу распоряжаться принадлежащим ему имущественным интересом»[13]