Языковой портрет русских публицистов 60-х годов XIX века. Историко-дискурсивное исследование (на материале публицистики А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева)
| Вид материала | Исследование |
- Урок размышление «Печорин герой своего времени?», 60.31kb.
- Правовое обеспечение военных реформ 60 70-х годов XIX века в россии (историко-правовое, 2558.11kb.
- Отражение языковой картины мира в поэтическом дискурсе (на материале русской интимной, 270.38kb.
- Своеобразие историко-литературной ситуации 70-80-х годов XIX века и общественное развитие., 35.69kb.
- Лексико-семантические и стилистические способы выражения агрессии в художественном, 275.12kb.
- Курс лекций по русской литературе конца XIX начала XX века для студентов факультета, 1755.86kb.
- Выдающиеся личности и события в массовом сознании русских крестьян XIX- начала, 790.33kb.
- Роль метафоры в развитии лексико-семантической системы языка и языковой картины мира, 385.15kb.
- Программа элективного курса " лексический портрет современной языковой личности, 62.08kb.
- Лекция Менталитет интеллигенции 40-х 50-х годов xix-го века. «Литературное обособление», 152.23kb.
В результате наблюдений над языковым материалом была определена общая схема риторического строя речи для концептуального означивания. В нее включены: 1) логический конструкт – в экспрессивных схемах утверждения концептуальной мысли; 2) акцентуация доминирующего концептуального конструкта – экспрессивная схема усиления выразительности; 3) наглядно-образное представление концептуальной мысли – в экспрессивных схемах изобразительности по сходству, смежности, контрасту; 4) изображение одного через «другое» – в экспрессивных схемах аллюзии и аллегории. Иллюстративный материал демонстрирует взаимосвязь риторических структур с означиванием концептов по коммуникативным установкам, функциям и приемам. В диссертации приведены наиболее характерные для каждого из публицистов концепты, построенные по риторической схеме их означивания.
Примером такой структуры является инвариант концепта «Личность» – «Новые люди», представленный в творчестве Писарева схемой эпанода: «Основные особенности нового типа… могут быть сформулированы в трех главных положениях…I. Новые люди пристрастились к общеполезному труду; II. Личная польза…совпадает с общей пользой, и эгоизм их вмещает в себя самую широкую любовь к человечеству; III. Ум…находится в полной гармонии с чувствами…». А все это вместе может быть выражено еще короче: новыми людьми называются мыслящие работники, любящие свою работу, Значит, и злиться на них незачем». В публицистике Герцена концепт «Россия» представлен единой концептуальной структурой с применением эпилеммы: «Что же представляет собою Россия? И все же Россия остается еще очень далекой, как большое, темное здание, которое неясно вырисовывается во мраке зимней ночи. Что же это за здание? Может быть, тюрьма? Крепость? Фаланстер? На этот вопрос трудно ответить даже русскому: здание не закончено и может служить самым разнообразным целям. Империя фасадов представляет собой лишь раму, в которой видны голые стены, остов, границы, обозначение отдельных пунктов и каторжный труд. Строительство странного здания в царствование Николая резко оборвалось…»
Постановка вопросов нацеливает на ответ, который дается в виде экспрессивной дефиниции. Она, в свою очередь, структурируется на метафорической основе, совмещающей в концептуальном значении две темы: Россия и власть.
В формировании концептуальных структур используются и экспрессивные схемы сопоставительно-сравнительного плана, организующие текст по тропеическим принципам изобразительности: по сходству, смежности, контрасту. Их функция – раскрыть мир чувств читателя, нацелить его на эмоциональное восприятие концептуального содержания, развить воображение наглядно-образной картиной. В результате происходит соединение стилистических планов контекста, способных создать коннотативный фон структуры введением эмоциональных, оценочных, образных элементов, к которым относятся метафора, сравнение, метонимия, антитеза. В метафорическом сопоставлении со стихийной силой природы Н.А. Добролюбов пишет о народе: «Потребность восстановить независимость своей личности… проявится в фактах народной жизни, решительно и неотлагаемо. Заглушить эту потребность или повернуть ее по-своему никто не в состоянии; это река, пробивающаяся через все преграды и не могущая остановиться в своем течении, потому что подобная остановка была бы противна ее естественным свойствам».
В главе пятой «Индивидуально-авторские приемы соозначивания публицистических ключевых концептов» рассматривается языковое мастерство и творческое своеобразие А.И. Герцена, Д.И. Писарева и Н.А. Добро-любова.
В разделе 5.1. «Ассоциативно-вербальная сеть концептов» раскрывается тема ассоциативных параллельных связей в означивании дискурсивных концептов анализируемых авторов: «Власть» – сатирические портреты власти (Герцен); «Личность» – ум, энергия, знания (Писарев); «Народ» – менталитет русской нации (Добролюбов). К ассоциациям относятся сопутствующие основному концептуальному смыслу фрагменты текста, расширяющие и углубляющие его значение. Смысл – это система отношений, в которые вступает слово с другими словами или высказывание – с другими высказываниями. Поэтому он познается в широком контексте по определенным ассоциативным линиям, в которых каждое предыдущее звено детерминирует последующее. В связи с этим возникает вопрос о речевом ассоциативном поле, которое представляет собой «фрагмент не только вербальной памяти (знаний) человека, семантических и грамматических отношений, но и образ сознания, мотивов и оценок» (Ю.Н. Караулов). Ассоциативно-вербальная сеть содержит три типа информации: 1) об экстралингвистических факторах, основанных на знании явлений текущей жизни носителей языка; 2) о языковом сознании субъекта высказывания, его реакции (рефлексии) на изображаемое и 3) о языковых способностях в отражении объективной действительности, ставшей предметом рассуждений и оценок. В методическом плане такая схема целесообразна для понимания сущности универсальных ключевых концептов в текстах публицистов и сориентирована на изучение языкового портрета в параллельных ассоциативных рядах.
В разделе 5.2. «А.И. Герцен: концепт “Власть” и сатирические портреты в художественно-публицистическом контексте» поставлен вопрос не новый в журналистских исследованиях. Достаточно полно он раскрывается в работах Л.Е. Татариновой, Л.А. Стаховой, А.А. Роота и др. Наше исследование опирается на эти труды, но ставит задачу изучения этой темы в соответствии с выделенным концептом «Власть». Из общего объема анализируемых в диссертации статей и материалов А.И.Герцена назовем наиболее значительные публикации, направленные на обличения самодержавной власти и крепостнического режима В России: «Фанатик паспортов», «Черный кабинет», «Нас упрекали», «1 июля 1858», «1860 год», «Русская кровь льется», «Исполин просыпается», «Концы! Концы!», «Дурные оружия», «Ответы М.Л.Михайлова», «VII лет». Сатирические портреты самодержавной власти рассматриваются как изобразительные приемы по трем позициям: 1) объект сатиры (исторические факты и ситуации, положенные в основу оценки); 2) источники сатиры (конкретные исторические лица, связанные с объектами сатиры); 3) речевые приемы создания сатирического портрета. В публицистике А.И. Герцена они характеризуют политическое лицо Герцена и богатый мир его языковой индивидуальности. Объектами и источниками его сатирических оценок были исторические события десятилетия, конкретные исторические лица, деятельность которых он критиковал в язвительных пародийных тонах. Почти в полном объеме он создает сатирические портреты царствующих особ, членов кабинета правительства, конкретных лиц, сторонников власти, «верноподданнических» ее защитников. В рамках обличительно-сатирической картины находились цари, члены правительства, министры и чиновники, реакционные журналисты и те, кто поддерживал самодержавную власть. В число наиболее часто упоминаемых вошли фамилии Адлерберга, Панина, Путятина, Тимашева, М. Муравьева, Ростовцева, Филарета (Дроздова) и др. Большая часть иронически-язвительных оценок в портретах власти была направлена Герценом в адрес М. Муравьева. Его имя с прибавкой «Вешатель» стало нарицательным. В публикациях 1858-1868 гг. он упоминается более 100 раз. Сатирические портреты, созданные Герценом, заслуживают внимания прежде всего спецификой их конструирования в публицистическом тексте в отличие от художественного, в котором, несмотря на реалистическую основу, немаловажную роль играет вымысел. В публицистике автор основывается не только на конкретно реальном факте, но и на характеристике реальной личности, поэтому сатирическая типизация в портретной характеристике отображает исторически точную картину общественных, социальных и политических отношений эпохи. Речевой механизм создания сатирического образа у Герцена заключается в процессах, с одной стороны, объединяющих мысль и чувство, элементы рассудочности и эмоциональности, а с другой – включающих неожиданные сочетания несопоставимых компонентов и по содержанию, и по стилю, что приводит к комическому эффекту. Почти все примеры, содержащие сатирические характеристики, подчиняются этому принципу. Основные средства структурирования сатирического портрета – сатира, пародия и шарж – раскрывают несостоятельность, некомпетентность, жестокость антинародной власти.
В разделе 5.3. «Речевые способы, приемы и средства создания сатирического портрета» продемонстрированы те, которые широко использованы Герценом: 1) стилистическое пародирование; 2) окказиональное словотворчество; 3) языковая игра: каламбурное обыгрывание; 4) сатирические антропонимы. Герцену свойственно использование двух типов стилистического пародирования: однородного и неоднородного. В том и другом случае пародируются характерные для того времени стили: литературно-художественный, административно-официальный, военный, священнослужительский, церемониальный, церковнославянский и др. В контексте сатирического портрета с однородной стилистической окраской имитируются включаемые в него пародийные компоненты того же стиля . Например, в стилевой манере церковнославянской речи высмеиваются доносы в синод митрополита Григория: «газетоборца, клянуща геологию… Газетоборче, юбкоборче, модоненавистнику, землезнания гонителю – моли богу о нас!». В контексте с неоднородной стилистической окраской соединяются два стиля: нормативный для данного типа текста и контрастный ему – сниженный, разговорно-просторечный. В таком плане дана сатирическая оценка министрам и известным во власти лицам: «О, великий эстетик! – неужели кастратное пение лучше?» (о Вяземском); «О равви Авраамий – бен Норов! – «Мы рассказали о его интрижках…» (о Норове); «…государь… ездил потолковать; его сиятельство князь Голицын… лабазно-извозчичьим языком хочет уверить крестьян, что земля не их» (о высочайших лицах) и т.п. Существуют и другие контаминации. Таковы, например, структуры заглавий: «Крестный ход богомокриц в гору просвещения», «Бумаги из портфеля, потерянного кучером по дороге», «С точки зрения ливреи и запяток» и т.п. Арсенал языкового богатства Герцена, его умение манипулировать стилистическими приемами в сатирических целях составляют неотъемлемую часть его творческой личности как публициста и определяют своеобразие его языкового портрета.
Окказиональное словотворчество в сатирических портретах потребовало осмысления вопросов неологии, лексикографии, идиостиля. Способность Герцена к необычным способам в речетворческом процессе всегда отмечалась исследователями его творчества. Он обладал «семантикой живого слова» (Л.Я. Гинзбург). Окказионализмы в сатирических портретах, изображенных Герценом, выполняют комедийную и пародийную функции. Основой их создания являются историческая мотивация и творческое воображение публициста, способность оперировать словом, изменяя его форму, и переосмысливать значение с помощью разнообразных комбинаций. В работе определяются: 1) типы окказионализмов в структурах Герцена; 2) способы их конструирования; 3) функции в сатирическом тексте. 4) экспрессивные индивидуально-авторские модели. Наиболее частые их формы: сложные слова и субстантивные словосочетания с атрибутивными отношениями. В отличие от неологизмов окказиональные структуры не входят в систему языка как общеупотребительные. Структурируются они по традиционной словообразовательной модели, но необычны в лексико-семантических связях (значение сознательно доведено до абсурда). Например, «мозгомер» – словообразовательная модель – по типу водомер, но передает абсурдный парадоксальный смысл: нельзя измерить мозг. В функционально-ассоциативном поле сатирического текста окказионализмы занимают значительное место как приемы, направленные на обличение государственной деятельности царей и чиновников из правительства. К ним относятся: «богосаранча, школоборец, святорыбица, семейство липрадовидных, павлоустых». В основе сатирического изображения лежит сознательное стремление автора к тому, чтобы вызвать у читателей негативные чувства: омерзения (богомокрицы), негодования (цензороквизиция), уничижения (липрадовидные) и т.п. Открытая аллюзивность окказионализмов современникам Герцена была предельно ясна, в то время как сейчас требует текстологических пояснений: зимующий характер Дубельта (намек на его долгое пребывание на посту шефа жандармов), страна черного кабинета (намек на наиболее консервативную часть правительства).
В основе языковой игры Герцена лежит политический каламбур. Приемы его создания заключаются в следующем: 1) использование синонимии и многозначности; 2) манипулирование языковыми единицами; 3) сочетание прямого и переносного значений слова; 4) использование языковых средств каламбурообразования: переосмысливания фразеологизмов, ложной этимологии, нарушения грамматической нормы и др.
В публицистике каламбур имеет свою подоплеку, ибо строится не просто на основе свободной фантазии автора, а на основе конкретной объективной реальности, на действительных исторических фактах: речевом обыгрывании имен, ситуаций, биографий, особенностей характера и поведения того или иного определенного лица. В этом случае и аллюзия (основной конструктивный принцип каламбура) не затуманивает смысла, а отсылает его к известным фактам, содержащимся в тексте или получившим широкую общественную огласку. Сатирический смысл в игровом контексте, благодаря речевой манипуляции существующими нормативными формами языка ведет читателя к пародийной и часто – саркастической оценке лица, факта, явления, представленных в качестве источников и объектов сатиры. Моделирование политических каламбуров Герцена включает ряд речевых способов: 1) двойную аллюзию: намек на конкретное лицо и на типизированный факт в обличении действий власти; 2) ассоциацию в обосновании каламбура по сходству, контрасту, тождеству; 3) акцентированное выделение какой-либо детали, взятой для осмеяния; 4) пародийные средства комизма и иронии. В каламбурах Герцен часто использует эффект неожиданности: от информативной дискомфортности читателя к эмоциональному сдвигу в его сознании в результате перехода прямого смысла в переносный. Пародийный эффект создается: 1) соединением явного и скрытого смысла в каламбуре; 2) несоответствием между сходством в звучании и в значении; 3) неожиданным выводом в связи с сопоставлением, казалось бы, несопоставимых, абсолютно разных на первый взгляд явлений. В диссертации выделено пять функционально-структурных типов языковой игры: обращение к омонимам, переосмысление фразеологизмов, ложная этимология, грамматическая антитеза, сатирическая антропонимия. Из них в качестве иллюстративного материала приведем некоторые, не получившие оценок в научной литературе, например, формы грамматической антитезы, сжатой контекстуальной структуры, пародийный смысл которой создается контрастом грамматических форм. Таково язвительное обыгрывание публицистом высказывания Муравьева: «Я не из тех Муравьевых, которых вешают, а из тех, которые вешают». Здесь объектные отношения между компонентами переводятся в субъектно-предикативные, что изменяет и характер действия: в одном случае обезличенно-пассивный, в другом – конкретно-акцентный (один подвергается действию, другой сам его выполняет). Интересна залоговая грамматическая антитеза в пародийной оценке распоряжения царя: «Высочайшая диатриба, брошенная с той высоты, на которой стоит трон, совсем другое дело… она должна долететь до наших низменных полей пушечным ядром и что-нибудь разбить или разбиться». Каламбурный смысл – в противопоставлении активных и пассивных залоговых форм. Сам документ А.И. Герцен оценивает как «краснобайство», которое не столько разобьет кого-либо, сколько само разобьется о неопровержимые аргументы, приводимые в публикациях «Колокола».
Создавались политические каламбуры Герцена и с использованием особых видов повторов чужой речи: мимезиса и фрактаты. Мимезис – это преднамеренное воспроизведение в своей речи некоторых характерных особенностей чужой речи, имеющее целью показать неадекватность речи, передразнить или высмеять ее адресанта. Каламбурный характер создается контрастом между формой и содержанием. Герцен ориентируется чаще не на диалог, а на вкрапление фрагментов чужой речи в монологический текст и использует этот прием с целью антифразисного, иронического выражения мысли, ясность которой сознательно нарушается, но при этом усиливается аллюзивное ее направление, формируя в читателе стремление к разгадке каламбура, чтобы усилить стремление читателя разгадать такой каламбур и сформировать у него негативное отношение к предмету или объекту речи. Средства создания такой структуры разнообразны: нарушения речевой культуры в словообразовании, орфографии, орфоэпии, правописании и т.д. Зло высмеивает публицист петербургского обер-полицмейстера в короткой заметке «Паткуль и горячие розки», намекая на незнание им правил правописания в русском языке, равно как и на равнодушное отношение к русскому народу. Фрактата – фрагментарное выборочное перефразирование известной цитаты или афоризма. Функция такого каламбура связана также с иронией, а в тексте Герцена – и сарказмом. Фрактация осуществляется в разных речевых отрезках: обыгрывается полная цитата, допускается частичное ее изменение, опускается один из компонентов или включаются новые, с пародийной окраской. Один из наиболее распространенных фрактированных каламбуров – обыгрывание заглавия, при этом во фрактате соединяется подлинный смысл цитаты и привносимый автором иронический или сатирический. Ярким примером является эпиграф к статье «Россиада» из басни И.А. Крылова: «Злой тоской удручена, к Муравью ползет она». Нарицательная лексема представлена как имя собственное с намеком на Муравьева Вешателя, который «по мерам подавления и расправ становится в моде, его назначают оператором западных провинций». Как приемы сатирического искусства мимезисные и фрактированные каламбуры анализируются впервые.
Сатирические антропонимы – это стилистически окрашенные формы имени с пародийным эффектом. Особенность сатирической антономасии в публицистических текстах Герцена, в отличие от художественной литературы, заключается прежде всего в исторически реальном отнесении к определенному, подлинно существующему лицу. Почти все наиболее известные представители власти получают в текстах Герцена такие именования: особенно – Муравьев, Долгоруков, Тимашев, Ростовцев и др. Многие из них стали нарицательными, по ним можно судить о власти той эпохи. Как правило, сатирические антропонимы в текстах Герцена включают три типа информации: фактографическую (о конкретных фактах и событиях, явившихся мотивом их создания), идентифицирующую (в оценках действий лиц правительственной власти как антинародной, репрессивной, некомпетентной) и эмоционально-субъективную (личностное отношение автора к пародируемому лицу). С учетом высказанных положений были выделены антропонимы: 1) по факту участия в событиях: Апраксин Безднинский, Суворов Рымникский; 2) по характеру участия в событиях: Муравьев Вешатель, Тимашев Школинский; 3) по верноподданническому служению самодержавной власти: Лужин Верный, Катков Верноподданный; 4) по принципу отношения к делу: Вяземский Слушатель, Норов Ветхозаветный. Сатирические антропонимы Герцена создаются следующими приемами: 1) удвоением фамилии вторым компонентом, образованным морфемной модификацией фамилии другого реального лица или созданным по ассоциации: «Светлейший Леонтий Васильевич, князь Дубельт-Бенкендорфский! Нет, не Бенкендорфский, а князь Дубельт-Филантропский…» Содержится намек на преемственность в должности и характере деятельности: Дубельт и Бенкендорф были начальниками III отделения, во втором случае – на показную благотворительность Дубельта; 2) нарушением грамматически принятых в русском языке правил создания фамилии: О равви Авраамий-бен-Норов, Не-яков Долгоруков. В первом случае – ироническое подражание библейскому написанию, во втором – намек на неспособность В.А. Долгорукова управлять военным министерством в период Крымской кампании. Антропоним создан по контрасту с фамилией Якова Долгорукова, сподвижника Петра I; 3) графическим нарушением правописания фамилии с целью саркастической оценки, часто с переводом ее в атрибутивную форму: «Как бы бог Иакова и ростовский иезуатизм не заставил нас жалеть о вяземском!» Или: долго-руковская и длинно-панинская тройка; 4) каламбурной соотнесенностью морфем по сходству: Байборода (псевдоним Каткова) – Майборода (предатель декабристов). Герцен использует это сходство для пародийной характеристики реакционного журналиста; 5) сатирическим манипулированием прямым смыслом фамилии: блудовские доносы, блуждающая тайная полиция. Создается языковая коллизия: Блудов Д.Н. (член Главного управления цензуры в предреформенный период) – блуд-блуждать: намек на доносы в цензуре и на агентов III отделения, «блуждающих в поисках опасного для власти смысла» в публикациях Вольной русской прессы; 6) буквальным переводом фамилии с ироническим подтекстом: Адлерберг В.Ф. – член секретного (позже – Главного) комитета по крестьянскому делу: adler – орел, berg – гора. Намек на засекреченную, охраняемую им информацию о подготовке реформы: недоступность и защиту дворянских привилегий.
В разделе 5.4. «Д.И. Писарев: концепт “Личность” в соозначивании по ассоциативному компоненту “интеллектуальная деятельность”» определен механизм создания Д.И. Писаревым языкового фрагмента мира, входящего в общее понятийное содержание концепта «Личность». Одной из таких фрагментарных тем является «интеллектуальная деятельность» личности, которую он выделяет в особое положение как наиболее значительную характеристику «новых людей». В разделе рассмотрены статьи Д.И. Писарева: «Реалисты», «Базаров», «Мыслящий пролетариат», «Схоластика XIX века» и другие. Модель дискурсивного текста концепта в творчестве публициста отражает этапы, по которым осуществляется вхождение подтемы концепта в его общую структуру: ассоциативная речевая ситуация, определяющая основную линию соозначивания концепта «Личность» по историческим предпосылкам и установкам Писарева (1); анализ по семантическим признакам (семам) в дискурсивной ориентации концепта – «интеллектуальная деятельность» (2); характеристика весомости однотипных семантических компонентов в ассоциативно-семантическом поле концепта (3); индивидуально-авторские речевые приемы соозначивания концептуального содержания (4); включение в текст субъективно-оценочных элементов (5).
Поскольку речь идет о механизмах эффективного воздействия на читателя, важно было понять, какие качества личности им пропагандировались, чтобы далее охарактеризовать языковые приемы их презентации в тексте. По мнению Писарева, личность создается «работою сильного ума», главное в ней: 1) стремление к сознательной и целеустремленной деятельности; 2) способность к аналитическому мышлению; 3) развитие «умственных способностей»; 4) умение увлечь своими идеями, обогатив других «теоретическим умом» и опытом реальных поступков. Новые люди – «фанатики, но их фанатизирует трезвая мысль… доставить всем людям вообще возможно большую долю простого житейского счастья». Однако Писарев направлял свои размышления не на крестьянскую массу, которая не в состоянии их воспринимать в силу почти поголовной безграмотности, а на ожидаемых посредников, «образованное меньшинство». Ему важна серьезная нота в понимании личности его эпохи, нужны «серьезные аргументы» в обосновании тех факторов, которые необходимы для подготовки «мыслящих реалистов» из народа. Концепция настоящей личности в сознании Писарева заключается в том, чтобы формировать в ней качества, нужные обществу, и подчинить «ум высшей руководящей идее». Именно с этой целью, пропагандируя сознательное укрепление разума, он насыщает свой текст лексико-семантическими компонентами: «мысль», «ум», «знания», «наука». Для объяснения подобной лексической плотности как целенаправленного сознательного приема в диссертации использовался «метод компонентного анализа». Он позволяет сконцентрировать внимание читателя на одном из важнейших аспектов сущности концепта «Личность» и выявить индивидуально-творческую способность автора оперировать словом с учетом поставленной им цели. Метод компонентного анализа направлен на изучение содержательной и вербальной стороны в изображаемой картине мира через систему минимальных языковых единиц, узкого круга средств, участвующих в выражении определенной подтемы, которая входит в ассоциативно-семантическое поле ключевого концепта. Семы «ум», « мысль», «знание», «наука» как компоненты концептуального соозначивания понятия «Личность» в текстах публициста выступают в качестве атрибутивных квалификаторов. В его размышлениях на эту тему четко вырисовывается речемыслительная цепочка: прогрессивная личность («исключительно люди знания») ↔ интеллектуальная деятельность личности («разбудить общественное мнение и формировать мыслящих руководителей народного дела») ↔ ум, мысль, знания как характерные признаки интеллектуальной личности («цель вырабатывается умом, выбор обусловлен умственным развитием») ↔ выводные знания о гражданской личности («на стороне народа стоит все, что молодо и свежо, все, что способно мыслить и действовать»). Способности, создаваемые умом, ведут к разумному пониманию и осмыслению реалий жизни. Суммарно это можно выразить так:
Семный анализ – основной принцип метода компонентного анализа. Такой подход раскрывает особенности языковой личности публициста, его мастерство в использовании речевых средств разного уровня, демонстрирует механизм порождения публицистического текста и развитие его в рамках дискурсивной ориентации автора.
В разделе 5.5. «Комплекс лексико-семантических и синтаксических единиц с семами “ум”, “мысль”» избыточность повторяемых единиц и большая их контекстуальная плотность объясняются целенаправленной задачей автора сосредоточить внимание читателя на роли личности в деле прогрессивного развития общества. Повтор и текстуальное сближение повторяемых языковых единиц – экспрессивный прием, обусловленный психологическими, публицистическими и художественными установками публициста. В исследованиях когнитивистов такой способ изложения материала («повторная экспозиция» – Р. Солсо), определяет пути более глубокого познания истины в тексте, активизирует в читателе психические процессы восприятия информации и формирует понимание ее глубинного смысла. Воспроизводимость повторяемых элементов делает информацию не только доступной, понятной, но усиливает эмоциональность оценки адресата. Вопросы избыточности в языке не являются сами по себе новыми. В теорию текста они пришли из информатики и особое значение имеют в раскрытии адресатом скрытых смыслов, требующих от него дополнительной работы мысли. В этом случае «язык представляет собой систему как бы двух ярусов, в которой элементы одного яруса определяются через элементы другого путем многократного к ним обращения» (А.А. Кибрик, 1994). Подобный характер повторной экспозиции мы наблюдали и в текстах Писарева. Во-первых, она увеличивает значимость дискурсивной информации; во-вторых, повышает предсказуемость путем повторения вербальных компонентов, что подводит читателя к более глубокому пониманию авторской мысли; в-третьих, повышает уверенность в достоверной оценке воспринимаемого материала.
Рассматривая вопросы субъективной эмоциональной оценки и внутреннего ее восприятия читателем, выражения в речи фактов социального порядка, Ш. Балли (1961) вводит понятие «интенсивности», тесно связанное с категориями количества, силы, степени, которые увеличивают возможность нахождения смысловой и эмоциональной доминанты в содержании текста. В текстах Писарева интенсивность – общий принцип концентрации словных единиц, идентифицирующих одно понятие – «интеллектуальная деятельность» – в разных аспектах. Повторная экспозиция используется Писаревым в определенной семантической сфере для демонстрации интеллектуальных способностей человека, его моральных, нравственных и общественных принципов, то есть всего того, что представляется автору особенно ценным для пропаганды его идей. Из лексико-семантических единиц наиболее распространенной формой является атрибутивный квалификатор с семой «ум», выраженный словосочетанием. Коннотативные оценки в них содержат прилагательное «умственный» или его лексические эквиваленты. Сама по себе эта группа языковых единиц, в большом количестве представленная в статьях Писарева, свидетельствует о роли интеллектуальных качеств человека в формировании личности, которая возьмет на себя ответственность в преобразовании общества. Для него умная личность способна анализировать факты и ситуации, «пробуждать» свой ум и совершенствовать его для общеполезного дела. Все эти лингвокогнитивные показатели раскрывают во многом стороны дискурсивного мышления автора. Избыточность лингвистических единиц в механизме порождения публицистического текста является специальной формой сознательного речевого конструирования для выражения четко очерченной автором идеи, заключающейся в высокой значимости интеллектуальных качеств человека.
Словные формы как семные показатели смысловых значений «ум» и «мысль» распределяются по лексико-семантическим группам, характеризующим личность с позитивной или негативной стороны, с преимуществом первой оценочной коннотации: 1. По выдающимся качествам ума: великие умы, здоровый ум, умственная зрелость, умственное величие, свежие умы, мыслящие люди, мыслящий пролетариат, умственное совершенство, строго-разумные мысли. 2. По пробуждению ума, развитию ума, умению овладевать знаниями: умственное наслаждение, умственная потребность, правильное умозаключение, умственная самостоятельность, умственная эмансипация, пробудившиеся умственные способности, пытливый ум. 3. «По сращиванию ума со знаниями»: сила ума, критический ум, логика разума, сильная мысль, теоретический ум, анализирующий ум, умственный капитал, умственный прогресс. 4. По использованию умственных способностей в разумной деятельности: умственная энергия, умственные движения, мыслительная деятельность, деятельность мысли. Для усиления позитивных качеств интеллектуальной деятельности Писарев создает крупный блок атрибутивных квалификаторов с негативной оценкой: 1. По полному отсутствию интеллектуальной деятельности: умственное бессилие, умственная деморализация, умственная неподвижность, умственная убогость, умственная скудость. 2. По недостатку умственного воспитания: умственная беззащитность, умственная дряблость, неумение размышлять, умственное и нравственное рабство, неразвитие ума. 3. По мнимой интеллектуальной деятельности: бестолковые умственные приемы, микроскопические пылинки мысли, умственные мучения, страдания, размышления. 4. По иронической характеристике «глубокомысленных классификаторов»: умственный рутинер, мыслящий наблюдатель, умственный аристократизм, умственные кастраты. Названные словные формы становятся семантическим центром статей публициста и создают своеобразный свод правил, по которым определяются качества интеллектуальной деятельности личности, полезной обществу и народу. Обобщенно это представлено в таблице:
5
Теоретический ум
В сфере лексических единиц повторной экспозиции с семами «ум» и «мысль» для характеристики интеллектуальной деятельности личности постоянно находятся такие компоненты ассоциативного означивания, как «знание», «наука», «образование», «воспитание». Чаще всего они используются в одном контексте как взаимодействующие и взаимообусловленные и позволяют Писареву концентрированно выразить свою концепцию умственного развития личности: 1) умственный прогресс в обществе должен быть выдвинут на первый план; 2) необходимо повышать качество образования, невежество – самое сильное зло человечества; 3) необходимо слияние науки с жизнью; 4) образование учит человека жить и распоряжаться своими силами.
В доказательной системе своих текстов Писарев следует логической схеме в речевом развертывании ведущей мысли, но при этом он почти всегда так организует структуру статьи, чтобы воздействовать не только на разум читателя, но и на его чувства, для этого он прибегает к разным экспрессивным средствам. Наиболее характерные формы рассуждений Писарева об интеллектуальных способностях личности представлены в его текстах периодом. Функционально Писарев ставит три задачи в четкой (хотя и громоздкой) структуре периода: 1) выделить и сконцентрировать основную мысль концептуального компонента («интеллектуальную деятельность»); 2) сосредоточить на ней внимание читателя; 3) усилить свою позицию взаимодействием частей периода в прагматической направленности основной мысли, что особенно важно в публицистическом тексте.
Почти каждый период содержит элементы открытого обращения к читателю и структуры эмоционально-субъективной модальности, что и делает его формой публицистического выражения. Примером может послужить условно-следственный период, в котором четко определены все названные компоненты: «…Если у вас есть такие любимые занятия, то на них сосредотачивается ваш ум; и чем сильнее ваш ум, тем сильнее будет ваша привязанность к любимым занятиям... тем полнее разовьет и приложит к отдельным случаям жизни ходячую мораль… Та же сила ума, которая в первом случае делала вас свободным и великим, сделает вас во втором случае – маленьким рабом обстоятельств… Облагораживают не знания, а любовь и стремление к истине, пробуждающиеся в человеке тогда, когда он начинает приобретать знания».
Тематика и характер означивания концептуального компонента «интеллектуальная деятельность» в системе публицистического периода объединены Писаревым дискурсивной целеустановкой: мыслящая личность должна совершенствовать свои умственные способности, учиться размышлять, соединять теорию с практикой, чтобы не удовлетворяться «микроскопическими пылинками мысли», продвигаться всегда вперед к более здравому, к более общеполезному взгляду на жизнь и общественные задачи.
В разделе 5.6. «Н.А. Добролюбов: способы авторского соозначивания концепта “Народ” по ассоциативным связям “Россия – общество”» выделяется дискутируемая в то время проблема о роли народа в общественной жизни России в связи с подготовкой и осуществлением царского проекта по освобождению крестьян от крепостной зависимости. Взгляды Н.А. Добролюбова на народ были определены всем его предшествующим жизненным опытом. В 1851 г. в «Письме к Н.И. Гречу» он с обличительной памфлетной силой заклеймил «подленькие натуры», которые восхваляли самодержавную власть и властелина-императора Николая I, «самодержца всероссийского», «тюремщика» русского народа. С язвительным сарказмом Добролюбов сравнивал его с «пауком, который любит муху, попавшую в паутину». Исследовательская задача в данном случае – обратить внимание на факт подтверждения публицистом ключевого содержания концепта «Народ» по мировоззренческим оценкам шестидесятников. Она сводится к определению общественного лица народа, очерчиванию его социально-политического портрета по ряду параметров, намеченных публицистом, а также к показу того, как автор подтверждает свои оценки в речемыслительной структуре текста. Добролюбову важно было раскрыть потенциал народа, показать его внутренний мир, духовные качества, высокие нравственные начала. Манифестация принципов национального русского менталитета – существенная сторона в его размышлениях о народе. Главное, считает он, надо проникнуться народным духом. Живое чувство народа – это его самосознание и гражданская позиция в противостоянии власти и реакционным силам общества, связь с политической жизнью страны. В разной жанровой форме, литературно-критической или публицистической, он определяет творческие требования к оценке и характеристике народа: 1) раскрыть менталитет нации; 2) сформировать его общественно-политическое сознание; 3) показать роль народа в обществе в решающие периоды истории России. Революционный дух русского народа – главная идея журнальной политики Добролюбова в «Современнике» этих лет, отраженная в статьях «О степени участия народности в развитии русской литературы», «Деревенская жизнь помещика в старые годы», «Черты для характеристики русского простонародья», «Внутреннее обозрение (1858)», «Народное дело…» Характер изображения крестьян России накануне их раскрепощения в публицистике и литературно-критическом творчестве Добролюбова этих лет опровергал надуманные суждения о том, что народ – «существо удоборуководимое и неотлагаемо нуждающееся в руководительстве».
В разделе 5.7. «Эмпирические способы изображения картины мира “по факту” в языковом портрете Н.А. Добролюбова» показано, как осуществляется концептуальная оценка русского народа в «критическом изложении» его текстов. Публицистом учитываются два основных момента: рассуждать только на основании фактов, непосредственно взятых из жизни, и делать из фактов соответствующие выводы. При изучении способов внедрения факта в текст учитывались позиции, требующие отделить «информирующую часть исторического факта от оценочной, установить связь между ними, выявить субъективный момент в историческом факте» (А.И. Станько, 1986). В характеристике языкового портрета публициста чрезвычайно важными являются речевые механизмы внедрения факта в публицистический текст и аналитические способы его описания. Факт вводится в текст «от естественного направления мысли», от «веяния самой жизни», для публициста это «гораздо вернее всевозможных силлогизмов». Добролюбов целенаправленно выделяет два вида фактических данных: документированные источники и цитируемые высказывания (полные или частичные) других лиц. Зафиксированный в тексте факт с точным указанием на источники не только говорит о компетентности автора, но и аргументированно убеждает. Однако источники достоверности составят прагматическую ценность сообщения при условии определенной речевой стратегии автора: удержать внимание читателя, завоевать его доверие, показать факты в эффективном достижении связи: язык – идеология – мировоззрение – истина. Достигается это «скольжением смысла» от одного дискурса к другому (автор – оппонент) в представлении, описании и оценке факта. Композиционно это выстраивается в стройную систему организации текста: 1) проблемная постановка вопроса, определяемая темой (народ, его историческая роль в обществе); 2) введение читателя в полемическую ситуацию по данному вопросу (споры и дискуссии о народе); 3) фактографическая суть опровержения инородных суждений и утверждение концептуальной мысли автора системой фактов; 4) субъективно-модальная позиция автора в оценке мнений (языковые средства выражения личностного отношения к событиям). Через эмпирические способы изложения материала яснее осмысливается публицистическая концепция автора: надо, чтобы «читатель сам на основании выставленных фактов мог сделать свое заключение», взвесил, в какой мере оно полезно. Добролюбов выступал против «мелкого обличительства» в факте: «…нам следует группировать факты русской жизни, требующие поправок и улучшений, надо вызывать читателя на внимание к тому, что их окружает, надо колоть глаза всякими мерзостями».
В пределах обозначенной темы к анализу привлекался материал статей «Народное дело. Распространение обществ трезвости» (1859), «Непостижимая странность» (1860) и ряд др. Статья «Народное дело…», на первый взгляд, скорее не политическая, а социальная. Но в действительности она направлена на то, чтобы показать, что в «народной массе нашей есть деятельность, серьезность, есть способность к жертвам». В ней приводится обширная информация со ссылками на документированные источники, газетные сообщения о повсеместном отказе крестьян пить водку. Причина, якобы, нравственная: народ осознал вред от пагубных привычек. Но Добролюбов видит в этом политические основания для протеста – отсутствие законных гарантий в жизни, «фактическую протестацию». Введение в текст факта, его социальная и политическая оценка делают неоспоримыми доказательства не «признака близкой смерти нации», а наоборот, большой силы народа, потенциально заложенной в душах крестьян, в способности приносить «существенные жертвы раз созданному и порешенному делу и заключается величие народной массы». Приводя соображения и факты в текстах, сталкивая их в полемическом споре, Добролюбов не оставляет читателю иного пути, как принять его выводы. В статье «Непостижимая странность» приведенный фактический материал поражает своей объемностью: массой документов, компетентностью публициста в области истории революционного движения в Италии, выдержками из писем и статей, политических брошюр, газет и т.д. Добролюбов демонстрирует уникальную способность в короткий срок собрать нужную информацию и обработать ее по своей коммуникативной целевой установке. Чтобы «снискать еще права на особенное благоговение перед нашим мнением», пишет Добролюбов, «надо добросовестно передать читателям мнение благомыслящих людей». Хотя статья относилась к итальянскому периоду в жизни Добролюбова, она была понятна и близка русским прогрессивным деятелям своей демократической концепцией и ориентаций на революционные события в России. В статьях, взятых для концептуального анализа «по факту», основная мысль автора целенаправленно связана с демонстрацией силы народа, его умением самостоятельно включиться в политическую и общественную жизнь и своей сплоченностью доказать, что он готов сам постоять за свою свободу, гражданские права и независимость. Разрушая устаревшие взгляды об инертности и пассивности народа, сознательно культивируемые реакционной общественностью, Добролюбов указывает путь «жизненных фактов», которые «всегда действуют несравненно возбудительнее, нежели самые громкие и высокие фразы о праве и чести». К другим способам эмпирического познания действительности, отражающим концепцию Добролюбова в характеристике народа, относится цитатная интердискурсивность, создающая особую текстуальную структуру: дискурс в дискурсе – столкновение голосов противоположных социально-политических позиций, намерений авторов, точнее своеобразная контрдискурсивность. В текстах упоминаются имена известных в то время публицистов и писателей, с которыми он вступает в конфликтное противостояние. Используя частичное или описательное цитирование, Добролюбов сознательно своими комментариями разбивает позиции оппонентов. Интересным способом оценок иных высказываний, чужого дискурса является включение в цитату оппонента вводных компонентов субъективной эмоциональной реакции автора: «Зло, сознанное вполовину, исправлено (что за просвещенные афоризмы!). Вот почему (то есть почему же ???), думаем мы, не должно оставлять без внимания вопрос о выкупе пользования трудом, а напротив – посвятить и этой стороне дела тщательное изучение в надежде уладить ее сколько возможно справедливее без ущерба помещичьих интересов (Вот оно, последнее-то слово в чем заключается!!)». («Литературные мелочи прошлого года»). Эмоционально-экспрессивный настрой, высказанный с сарказмом и тонкой иронией, – вообще характерная черта языка Добролюбова. В рамках темы выбраны с этой целью отрывки текстов, передающие особенно острые конфликты (с Антоновичем, Головачевым, Жеребцовым и др.) в полемических спорах о судьбе и характере русского крестьянства. В палитре языковых средств публициста находятся риторические приемы, выражающие чувства негодования, возмущения, отвержения. Однако именно факт подтверждает истину и опровергает ложь. Отсюда и выводы публициста о роли и сущности факта в журналистике: 1) нам нужен факт, подтверждение фактом; 2) без фактов мы не даем веры ни одному высокому стремлению; 3) факты всегда были и будут важнее самых блистательных и широких предположений; 4) настоящий, живой вывод можно составить лишь из тщательного рассмотрения частных фактов.
В разделе 5.8. «Утверждение концептуальной характеристики народа в полемических структурах Н.А. Добролюбова» рассматриваются полемические структуры, расширяющие, уточняющие и конкретизирующие концептуальные сужения Добролюбова о крестьянской народной массе, готовой выступить в защиту своих прав. Публицистическая полемика изучена недостаточно, относится к актуальным вопросам исследовательской журналистики и рассматривается в работах Е.А. Корнилова, Е.П. Прохорова, А.А. Роота, А.М. Шестериной. Однако описательная полемика, выделенная как оригинальный, индивидуально-авторский прием означивания концепта «Народ» не была предметом специального изучения. В структуре описательной полемики четко различаются два дискурса, отражающих голоса автора и того, с кем он дискутирует. По сути, это соединение монолога и диалога в одном контексте авторского изложения, в котором передается столкновение мнений. Особенности описательной полемики заключаются в том, что обмен мнениями постоянно контролируется автором, создателем текста, который целенаправленно опровергает суждения и оценки «противной стороны», представляя их в собственных аналитических характеристиках. Другая сторона полемики Добролюбова – соединение факта с эмоциональным субъективно-оценочным к нему отношением Способность сочетать в структуре текста факт – мысль – чувство – убеждение можно считать характерной чертой языкового портрета Добролюбова.
Описательные формы полемики в публицистических текстах Добролюбова анализируются в диссертации в такой последовательности: 1) репрезентация авторской позиции в концептуальных оценках народа – тема спора; 2) ориентация на мысленный образ читателя, вероятностное восприятие им идеи, отстаиваемой автором на основании критического осмысления – оценки позиций «другого» в «ином» дискурсе; 3) использование фактической информации – основа позитивного смысла концептуального означивания народа автором; 4) характеристика языковых средств выражения концептуальной мысли – приемов, характеризующих текст как полемический. Любая форма описательной полемики в публицистике Добролюбова отражает речевые компоненты по названным направлениям. Например, отстаивая возможность решительного сопротивления народа власти в самые ответственные периоды его жизни и разрушая мнение «красноречивых» либеральных журналистов об инертности, безынициативности крестьян, он пишет: «Об этом даже многие землевладельцы писали в своем журнале. Что же вам еще?.. Всякому ясно, что человек совсем голодный с большим аппетитом будет есть свой обед… тот, у кого нет никаких средств к жизни, будет их отыскивать энергичнее и упорнее…». Здесь мы находим указания на конфликтную, спорную ситуацию, ссылки на использование фактов из газетных и журнальных источников, указывающих на определенные взгляды, контактные средства языка – обращения к оппоненту (непосредственно) и читателю (опосредованно) и субъективно-эмоциональные авторские оценки.
В заключении диссертации подводятся итоги, делаются обобщающие выводы в соответствии с задачами исследования и положениями, выносимыми на защиту, намечаются перспективы дальнейшего исследования.
Как показал анализ, публицистика шестидесятников была насыщена такими кардинальными проблемами, которые остаются универсальными истинами журналистики во все времена ее существования и развития. Так личность публициста, равно как и человека другой профессии, должна быть воспитана для объективного познания реальных событий в осознании полученных знаний. Понимание этого заложено во всех оценках личности шестидесятниками и может служить для теоретического обоснования концепции языкового портрета публициста в любых временных и пространственных условиях ее представления.
Для создания типизированного языкового портрета шестидесятников была использована технология изучения публицистического творчества по универсальным ключевым концептам, выделенным из текстового материала статей шестидесятников, сконцентрированных вокруг характерной для них идейно-тематической проблематики. К ним отнесены концепты «Личность», «Народ», «Власть» «Россия». Через концепты осуществляются процессы когнитивной деятельности субъекта высказывания и фиксируются в определенных творческих формулах результаты аналитических рассуждений о реальных событиях, обусловленные идеологическими установками и мировоззренческими позициями авторов.
В характеристике черт языкового портрета публицистов были учтены общие закономерности национального языка в выражении русского менталитета мыслящей и творческой личности и конкретные, индивидуальные способы речевого воспроизведения концептуальных идей шестидесятников в субъективной их интерпретации. В этом плане язык рассматривался как система и как речевая деятельность, в статике и динамике, а «языковой портрет» был представлен как категория для обозначения конкретного типа языковой личности, сформированного и сложившегося в сообществе людей одного менталитета и языковой культуры, но имеющих свое творческое своеобразие.
Тема диссертации имеет широкий исследовательский диапазон и не исчерпывается конкретно проведенным анализом. В дальнейшем развитии темы можно выделить: 1) углубление теоретической проблематики изучения языковой личности публициста как феноменального интегрированного объекта функционально-ролевой системы речетворчества, основанной на отношениях: человек – общество – язык; личность – автор – текст; язык – общность – индивидуальность; 2) расширение временных рамок исследования и привлечение нового языкового материала, набора других концептов, выделяемых по иным причинам; 3) исследование темы в сравнительно-сопоставительном плане: с другими публицистами той и нашей эпохи, в сопоставлении принципов публицистического, философского и художественного мышления; 4) изучение индивидуально - авторских приемов и др.
Основное содержание диссертации отражено в следующих публикациях:
- Монографическое издание
- Ширина Е. В. Языковой портрет русских публицистов 60-х годов XIX века (творчество А. И. Герцена, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева). – Ростов-на-Дону: Изд-во Южного фед. ун-та, 2007. – 288 с. (15,05 п. л.).
- Статьи в изданиях, рекомендованных Высшей аттестационной комиссией РФ
- Ширина Е. В. А. С. Пушкин в поисках национальной модели печати // Культурная жизнь юга России. Региональный науч. журн. – Краснодар: Гос. ун-т культуры и искусства, 2003. – № 1. – 0,4 п. л.
- Ширина Е. В. Сатирический портрет в аспекте концептуального исследования (публицистика А. И. Герцена) // Вестник Воронежского ун-та, 2004. – № 1. – 0,8 п. л.
- Ширина Е. В. К вопросу о новых объектах и методиках исследования публицистического текста // Известия высших учебных заведений. Северо-Кавказский регион, 2006. – Спецвыпуск : История. Филология. – 0,7 п. л.
- Ширина Е. В. Концепт «Личность» в контексте журналистских и лингвокультурологических исследований // Вестник Санкт-Петербургского ун-та. Сер. 9. Филология. Востоковедение. Журналистика. – 2008. – Вып. 2, ч. 2. – 0,6 п. л.
- Ширина Е. В. Высказывание как семиотическая единица в концептуальном использовании языковой личности публициста // Вестник Пятигорского гос. лингвистического ун-та, 2008. – № 3. – 0,6 п. л.
- Ширина Е.В. Слово – понятие – концепт (идеологический мир гражданской личности в оценках публицистов-демократов XIX века) // Вестник Адыгейского гос. ун-та. Серия Филология. Искусствоведение. – Майкоп: Изд-во АГУ, 2009. – 0,9 п. л.
- Ширина Е.В. Полемическое искусство Н.А. Добролюбова // Научная мысль Кавказа. – Ростов-на-Дону, 2009. – № 2. – 0,9 п. л.
- Ширина Е.В. Политические каламбуры в публицистике А.И. Герцена (1858-1868) // Вестник Московского ун-та. Сер. 10. Журналистика, 2009. – № 2. – 0,4 п. л.
- Ширина Е. В.Языковая личность русских публицистов-демократов XIX в. в контексте концептуальных оценок // Вестник Тамбовского ун-та. Серия Гуманитарные науки. – 2009. – Вып. 10(78). – 0,9 п. л.
- Ширина Е. В. Ключевые концепты публицистического универсума русских публицистов-демократов // Знание. Понимание. Умение. – Научный журн. Московского гуманитарного ун-та. – 2009. – № 3. – 0,3 п. л.
- Ширина Е. В. Когнитивно-прагматические основы изучения языкового портрета прогрессивных русских публицистов XIX века // Ученые записки Казанского гос. ун-та. – Т. 151, кн. 5, ч. 2. – 2009. – 0,5 п. л.