Крячко г. Суррогат мечты повесть часть первая
| Вид материала | Документы |
- В в. Список произведений: И. С. Тургенев повесть «Первая любовь» Л. Н. Толстой повесть, 189.91kb.
- Анализ повести И. С. Тургенева «Первая любовь» Повесть И. С. Тургенева «Первая любовь», 12.63kb.
- Романтики повесть Часть первая в ночном море, 1471.04kb.
- I. расц b e t механистическоговоззрени я великая повесть о тайнах природы. Первая руководящая, 786.23kb.
- Е. А. Крячко было проведено открытое занятие по дисциплине «Управление качеством»., 7.72kb.
- Леди Макбет Мценского уезда Н. А. Некрасов поэма, 18.14kb.
- Леди Макбет Мценского уезда Н. А. Некрасов поэма, 17.94kb.
- Содержание вступление часть первая дзэн и Япония глава первая дзэнский опыт и духовная, 12957.71kb.
- Повесть о Петре и Февронии Муромских. Часть, 670.76kb.
- Налоговые правонарушения, 887.95kb.
Местная же шпана – мародеры, бандиты из окрестных сел, сборщики и скупщики цветмета и просто жаждущие адреналина (а то и приключений на дурную голову) подростки водились здесь в довольно большом количестве. На все-таки повышенный радиоактивный фон в силу отсутствия мозгов или элементарных знаний эти субъекты плевать хотели. Лебедев даже узнал от кого-то из молодых сотрудников Института, что юнцы Киева, Питера или Москвы даже снаряжают целые экспедиции в мертвую Припять или Лиманск, вооружась фотоаппаратами и исключительно юношеским авантюризмом.
Военные охраняли разве что подступы к самой ЧАЭС, подземные секретные лаборатории и сам Институт, а редкие гнилые столбы с клочьями ржавой колючей проволоки никого, разумеется, остановить не могли. Ученым от этого вольношляющегося отребья не было ни вреда, ни пользы. А вот пакостники, посмевшие нападать на экспедиции, встревожили не на шутку. С тех пор Лебедев добился от руководства научным центром разрешения всем участником вылазок на ношение и применение стрелкового оружия, а также теперь каждую экспедицию сопровождали минимум двое военных из прикомандированного непосредственно к Институту взвода солдат контрактной службы. Бойцы свое дело знали отлично, и каждый имел за спиной не менее двух командировок в «горячие точки».
Позже Лебедев добился и для научного центра трех БТРов и двух военно-транспортных вертолетов. Благо Институт сейчас был «на взлете», на симпозиумах, закрытых по понятным причинам для досужей прессы все громче звучали имена его руководителей и рассказы о достижениях, свершенных в стенах лабораторий. Как известно, победителей не судят, а отличившихся героев довольно щедро подкармливают с государева стола. Лебедев это прекрасно знал и спешил ковать железо, пока оно горячо.
УАЗ миновал довольно крутой пригорок и, остановившись перед мощными воротами, посигналил. Сзади басовито рычали моторами грузовики и броненосец.
Лебедев вышел из машины, с наслаждением потянулся и вытер с лысой головы пот. День стоял жаркий, душный, в воздухе висела жидкая, как слабый туман, дымка. С болот, в которые превратилась обмелевшая река, наносило вонью гниющей растительности. Вдалеке громко чирикала какая-то птица. От горячего асфальта поднимались волны воздуха.
Скрипнула дверца, навстречу машине выскочил молодой солдат с автоматом через плечо. Лебедев протянул ему пропуск и документы на груз. Парень лихо козырнул, швырнув ладонь к камуфляжной кепочке-афганке и рысью кинулся отпирать ворота. Лебедев сел обратно в автомобиль, захлопнул дверцу.
Скоро вся автоколонна была уже на территории испытательного центра. УАЗ, оставив грузовики возле склада разгружаться, подрулил к невысокому зданию в дальнем конце большой заасфальтированной площади. Здание вообще больше походило просто на автобусную остановку, только снабженную зарешеченным окном. Внутри сидел дежурный и читал книжку. Увидев приближающихся Лебедева и Новикова, солдат моментально спрятал литературу в стол и придал лицу насуплено – грозный вид. Лебедев молча сунул ему в руки свой пропуск, Новиков просто кивнул. Ему, как непосредственному начальнику лаборатории, пропуск выписали чисто формально. Все тут знали хмурого бородача в лицо.
Спустившись по бетонным ступеням на уровень минус первого этажа, Лебедев остановился перед могучей сейфовой дверью, подождал инженера, чтобы он отпер ее своей индивидуальной магнитной ключ – картой. Иначе никак. Ученые входили сейчас в подземный бункер лаборатории испытательного центра, где готовилось испытанию одно из святая святых Института: «изделие номер 61».
Лебедев и Новиков спустились вниз по лестнице, изгибающейся несколькими пролетами. Испытательный цех находился на глубине примерно пятнадцати метров и сверху, как полноценное бомбоубежище, был накрыт мощным накатом железобетона и плотно утрамбованной глины. Внутрь вели с поверхности только большой грузовой лифт, находящийся в соседнем здании, и эта лестница. Наверняка за научным центром велось пристальное наблюдение из космоса, но знать о целом подземном комплексе не мог никто. Наружные же строения и большие трансформаторы вполне могли напоминать просто крупную тяговую подстанцию.
В наблюдательном пункте шла рабочая суета. У центрального вычислительного центра и оплетенного кабелями пульта управления сосредоточенно химичил, присев на раскладной стульчик, высокий парень с густой копной нечесаных волос на голове. В зубах зажата отчаянно чадящая сигарета, небритое лицо хмуро-сосредоточенное и какое-то помятое, будто обладатель его не спал минимум две ночи. Хотя в связи с подготовкой к испытаниям, скорее всего, так и было.
-Гена, - обратился к парню Новиков. – Как там с подачей тока?
-Вроде нормально, - пробубнил, не выпуская сигарету из угла рта, техник. – Скажите там, наверху, чтобы восьмой блок проверили, чтобы не вышло, как в прошлый раз.
Новиков кивнул и жестом позвал Лебедева с собой.
-Это что еще за хиппи тут завелся? – недовольно спросил ученый.
-Гена Карандин, - ответил Новиков. – Не смотрите на внешность. У парня руки золотые.
Сквозь затянутое толстой сеткой и армированным стеклом окно наблюдательного пункта был виден цех внизу. Там на специальной телеге, катавшейся взад-вперед по рельсам, стоял укрепленный опорами и растяжками щит из броневой стали добрых полметра толщиной. А прямо на него из люка, открытого в стене напротив, смотрело дуло какого-то странного оружия. Для начала калибр ствола был не меньше мелкокалиберного пушечного. Кроме того, дуло венчал цилиндрический набалдашник, оплетенный силовыми кабелями в металлической оплетке. Все остальное скрывалось в аппаратном отделе цеха.
Запиликала рация в нагрудном кармане куртки Новикова. Инженер обменялся с кем-то парой фраз и кивнул начальнику в сторону комнаты с оборудованием:
-Все готово. Пятиминутный отсчет до пробного выстрела.
Прозвучал короткий вякающий сигнал сирены. Суета усилилась. Громко лязгнули, запираясь, герметичные двери, ведущие в цех. Лаборанты зажгли яркие софиты, залившие платформу со щитом потоками света. Лебедев, опершись руками на подоконник, весь превратился во внимание. За его спиной Геннадий щелкал какими-то рычажками на пульте управления и негромко бубнил в рацию.
-Пять… четыре… три… два… один… Пуск!
Раздалось громкое и полное страшного напряжения гудение. Свет на посту и в цехе притух, как если бы лампам не хватало тока, у Лебедева вдруг заныли зубы, как это бывало у него в сильном электромагнитном поле. Гудение достигло пика, почти перевалив предел слышимости уха человека.
Резкий удар, от которого вздрогнул весь бункер. У Лебедева на миг поплыла голова, он отшатнулся от окна, схватился за виски. А потом глянул вниз. И обомлел. Толстый лист брони остался стоять, как и стоял изначально, только вот точно посередине его образовалось отверстие диаметром в человеческую голову, а щит из специального волокнистого материала, укрепленный на противоположной стене цеха вдруг оказался промят, буквально вдавлен в бетон. Броня вспучилась, ощетинилась клочьями вывороченного чудовищной силы ударом металла. Скорость полета снаряда была столь невообразимо велика, что щит даже не дрогнул, не свалился, когда его буквально прошило насквозь.
Лебедев стоял, скрестив руки на груди, не слыша поздравлений Новикова и радостной суеты обслуживающего персонала. Ученый думал.
Они добились в Институте способности управления электромагнитной индукцией для создания супероружия, такого, с которым по мощности может сравниться только ядерный фугас. Теперь Лебедев лично увидел это оружие в действии. Это зрелище не могло не потрясти. От снарядов электромагнитной пушки не могла спасти ни одна броня. пронизанный, как листик бумаги, стальной щит наглядно это подтверждал. А стреляли всего лишь остроконечной болванкой из вольфрама диаметром сорок и длинной семьдесят миллиметров. А если увеличить массу снаряда вдвое? Втрое? Заменить вольфрам обедненным оружейным ураном?
Если бы Лебедев был верующим человеком, а не научным атеистом, воспитанным в традициях философии марксизма – ленинизма, он бы непременно перекрестился.
«Что вы чувствуете, когда стреляете в живого человека» - спросили как-то одного воина.
«Я чувствую отдачу» - ответил тот.
-Лаборатории находились на первом этаже, - Сахаров расстелил на столе громадную, отпечатанную на нескольких больших листах, склеенных между собой торцами план-схему Института. – Вот здесь, здесь и здесь. Меня интересует все, на чем можно сохранять информацию. Особенно диски, флешки, как вы их называете, и жесткие диски компьютеров. Но лаборатории наверняка закрыты.
-Как так? – удивился Кротов, командир отделения бойцов прикрытия. – Там же давно света нет, вырубилось все, или замки чисто механические?
-В бункере под зданием находится небольшой атомный реактор, - признался академик. – Его буквально за полгода до аварии перезарядили, так что электроэнергии должно быть предостаточно. Если, разумеется, до сих пор работают турбины. Но они надежные, из Америки везли, так что ничего им не сделается. Замки там особые, электромагнитные, я дам вам специальное устройство, универсальный ключ для всех дверей Института. Ну, с механическими замками, разумеется, справляйтесь сами. Своими, так сказать, первобытными средствами. Прежде, чем входить, обязательно замерьте плотность излучения пси – поля и, конечно, уровень радиации. Про отравляющие вещества и биологическую опасность тоже не забывайте. Институт ведь занимался разными вопросами…
-Что может нас там ждать? – прямо и без обиняков спросил Эдуард. – Какие твари могут водиться?
-Я не знаю, - отвел глаза академик. – Скажу честно: научный центр занимался самыми разными областями генной инженерии, биомеханики и плотно изучал мутации, для чего была, вот здесь – указал место на плане, - целая лаборатория по облучению живых существ разными дозами альфа, бета и гамма излучений. Результаты были самыми разными. Я сам занимался по большей части экономическими вопросами и конечными данными, сам в исследовательских отсеках бывал редко, но кое-что знаю. Многие из существ быстро умирали, фактически заживо разлагались. А вот некоторые приобретали сверхдопустимую живучесть, способность к мимикрии и, конечно, агрессивность.
-Скажите, академик, вы вели опыты с человеческим материалом? С людьми? Живыми?
Сахаров минут пять молчал, барабаня пальцами по столу, потом медленно проговорил:
-Да. Вели. Это были эксперименты по попыткам создания биологического оружия. Развитию у людей изначально заложенных в них самой природой способностей к телекинезу или трансляции пси-импульсов. Для этих целей нам доставляли заключенных – смертников, которым перед приведением приговора в исполнение давали альтернативу: получить свою пулю или послужить науке с мизерным шансом на жизнь. Почти все, кстати, соглашались на второй вариант. Мы проводили жесткий отбор подопытных, а потом… Впрочем, неважно.
Дима Шухов, тоже находящийся в кабинете, мысленно содрогнулся от этих емких, чисто по-научному веских выражений, обрисовывающих все с пугающей ясностью. За словами старого ученого стояло многое. Распятые на лабораторных столах человеческие тела. Шприцы и капельницы с разноцветными жидкостями. Камеры – клетки, напичканные датчиками и сенсорами, в которых, корчась на полу в лужах рвоты и слизи, медленно умирали или превращались в нечто ужасное живые люди. Атмосфера бесконечного страха и обреченности. Наполовину заглушенные толстыми дверями вопли, переходящие в невнятное бормотание и звериный рев.
-По плану-проекту, - продолжал Сахаров, - в случае экстренной необходимости или опасности весь биоматериал в камерах вивария уничтожался посредством сильнодействующего отравляющего газа. Но, боюсь, всю нечисть мы тогда передушить не успели. Есть кое-какие косвенные факты. Ведь помимо Института работы велись и в лабораториях, а что творится там – я даже боюсь себе представить. Дима, не надо на меня так смотреть. Я не людоед, а ученый, и никаких угрызений совести не испытываю. Мы делали необходимую стране и человечеству, хоть и грязную работу. Мда. Так вот. Насчет сотрудников Института я не обольщаюсь. Скорее всего, никто из них не выжил. Хотя я верю в чудеса. Но мой вам совет: не принимайтесь первым делом за спасательные работы. Сперва убедитесь всеми средствами, что перед вами вообще человек. Гуманизм, поверьте, здесь неуместен. Но если все же стучится невозможное и вы найдете спасшихся, я буду вам крайне признателен, и премия за каждого выжившего будет увеличена наполовину. Каждому. Но, как я и сказал ранее, осторожность, осторожность и еще раз осторожность. Я не могу знать сам, кто бродит теперь по подвалам и коридорам Института.
Майор Кротов хмыкнул, потом откинулся назад на стуле.
-Иными словами, вы насоздавали там, в своих норах такого, чего теперь сами боитесь.
-Воздержитесь от ехидных замечаний, - вскинулся академик, - не боимся, а не хотим, чтобы это вырвалось наружу. Это же будет экологическая катастрофа!
-Бросьте, - поморщился майор. – Когда в восемьдесят шестом здесь рванула АЭС, все хватались за свои жопы, только вот шишки на ученые головы за ваши же шедевры не сыпались. Когда случился Второй Взрыв, вы просто умудрились так все засекретить, что никто ни о чем не догадался и проклинают нас, вояк, инопланетян, параллельные миры, но только не вашу возню с генетикой и радиацией. Экологическая катастрофа случилась уже давно. А теперь просто назревает ее очередной этап. Виток эволюции, говоря вашим же языком.
Сахаров побагровел, открыл было рот, чтобы выдать зарвавшемуся спецназовцу на орехи, но Кротов удивительно ловко (сказывалась бывшая выучка бойца спецназа ФСБ) перебил его:
-И не надо пугать меня карами в виде отставки без пенсии или рапортом командованию. Ну вышвырнут меня со службы. Ну пойду я начальником службы безопасности к олигарху. Буду получать раз в эннадцать больше, чем теперь. Да вы погодите, скоро сам уйду от вас. Вы бы побеспокоились, чтобы я никуда в прессу о ваших художествах не наболтал. Творцы – создатели, итить вашу налево. Все, разговор окончен. Завтра утром мы выдвигаемся.
Майор, не спеша, вальяжно встал и вышел, аккуратно притворив без хлопка дверь за собой. Чувствовалось, что этот боец прекрасно собой владеет и не растрепал себе нервы этим разговором ни на йоту. Чего нельзя было сказать о Сахарове. Лицо ученого пошло багровыми пятнами, очень хорошо заметными на бледной коже. Академик судорожно сглотнул, покрутил «мельницу» большими пальцами рук, и обратился к оставшимся в кабинете Круглову, Диме и Эдуарду:
-Надеюсь, этот пренеприятнейший инцидент останется в стенах этого кабинета?
Круглов кивнул, выражая мнение всех. Академик немного просветлел, хотя было видно – он сдерживается с трудом. Но Сахаров ничего не мог поделать с ершистым и нахальным майором – Кротов прекрасно знал свое дело, добился почти идеального несения службы подчиненных, организовал охрану научного городка и сопровождение ценных грузов. Без него академику пришлось бы совсем худо, он и так все время чувствовал себя как на минном поле. Поэтому оставалось только терпеть высказывания начальника спецназа и признаваться самому себе, что майор в девяноста девяти случаев из ста прав.
-Помимо сбора носителей информации, - продолжил Сахаров, - необходимо будет сделать еще кое-какую работу, можно сказать, главную. На первом ярусе подвала находится экспериментальная установка «Пульс». Она служит для генерирования узконаправленного вектора пси-поля, деструктурирующего клетки головного мозга любого живого существа. Иными словами, миниатюрная пушка для выжигания разума. Мы успели установить, что мозг выдерживает ее импульс не более трех секунд, потом просто перестает исполнять большую часть своих функций. Человек превращается, образно говоря, в овощ. Умеет ходить, есть, спать, выделять мочу и кал, простите, но не более. Структура личности необратимо разрушается. Так вот. Если эта установка работает, упаси вас боже вообще соваться в подвал. Если почувствуете жжение в голове, шум в ушах, остро-горький привкус во рту и начнете воспринимать мир вокруг черно-белым, то есть монохромным, бросайте все к чертям и убегайте.
-Нас спасет бегство? – удивился Круглов.
-Защиты от пси-излучения нет. Мной ведутся работы по ее созданию, но результатов я не достиг. Но поле имеет разную степень интенсивности. Так что у вас будут шансы спастись, если вовремя заметите неладное и моментально покинете опасную зону. А вот если установка отключена, то надо будет извлечь из нее пульт управления и модуль управления генератором излучения. Сделать это просто. Я объясню Юрию, как это сделать. Аппаратура уникальна, и аналогов в мире ей нет. Надо постараться вернуть ее сюда, пока до нее не добрался кто-то более ретивый. Кроме того, вы, Юрий, будете должны заглушить реактор. Это оборудование нового образца, и сделать это можно будет буквально с пульта в техническом отделе. Вы умеете это делать. А где найти пульт – я вам сообщу лично.
Круглов кивнул.
-А что потом? – задал глупый вопрос Шухов.
-А потом, господа, вам надо просто вернуться сюда живыми, здоровыми и очень желательно, если с добычей. Я не хочу зря рисковать людьми, которых у меня и так мало, - Академик развел руками, - И, поверьте, не моя вина, что передовыми научными разработками приходится заниматься, буквально держа паяльник на краю стола. Хоть минимум из того, что мы успели сделать, надо спасти. Но ваши головы и жизни лично мне дороже любой аппаратуры.
Люди, сидящие перед Сахаровым, молчали. Переваривали полученную информацию.
-Что потом будет с Институтом? – спросил Круглов.
-Мы будем вынуждены уничтожить здание. Буквально сровнять его с землей. Либо это сделаете вы сами, либо, если вам не удастся, я вызову военный вертолет с термическим фугасом на борту, который просто разрушит здание и перекроет доступы в подвалы с остальными приборами и реактором. Навсегда. Реактор после остановки самозагерметизируется, его активная зона потухнет, и помещение с ним на самом нижнем ярусе подвала затопится металлопластовой пеной, которая просто превратит капсулу с реактором в непроницаемый монолит. И… все.
-Как мы сможем уничтожить здание?
-В большом сейфе, я отметил его красным маркером на плане, находится глубоковакуумный заряд. Он содержится там на самый экстренный случай, когда придет надобность в полном заметании следов. Например, как сейчас. О заряде знали только я, Лебедев и Каланча. Сейф вскроете своей отмычкой для дверей. Подробная инструкция по активированию устройства прилагается на внутренней стороне сейфа. Установите таймер и бегите подальше.
-Здание Института однозначно подлежит уничтожению? – спросил Круглов.
-Да, - печально вымолвил академик. – Там слишком опасно. Даже если учесть, что «Пульс» не работает и радиоактивный фон в пределах нормы, что виварий задушили газом, а снаружи не наползла разная нечисть в виде тех же ловушек, то вряд-ли мы сможем использовать Институт по былому назначению. Зона слишком плотно обосновалась в тех местах.
-Но ведь речь идет о миллиардах долларов финансовых затрат, которые вбухали в проект!
-Я что, не знаю этого? – начал раздражаться Сахаров. – Вы, любезный, мне еще азы экономики преподайте, Пола Самуэльсона того же процитируйте. Все мне прекрасно известно и без ваших истин. Сами логически рассудите: что мы будем делать с Институтом? Там оборудования море. Вы хоть представляете, как все это вывозить? Речь идет о нескольких железнодорожных эшелонах. Как это провести силами хотя бы одного авиаполка – я не представляю. Мне его никто и не даст даже в принципе. Затраты будут просто сумасшедшими и они многократно перекроют финансирование нашей базы на несколько лет вперед. Спасем оборудование, возможно, уже зараженное, облученное и неисправное. И что? А, простите, что вместо масла на хлеб потом будем мазать? Игра не стоит свеч.
Круглов, набычась, молчал.
-Считайте меня хоть кем, - продолжал Сахаров, необычайно многословный сегодня, - хоть реликтом постсоветских времен, хоть демагогом, хоть людоедом, но я и только я несу ответственность за всю эту кашу, которую мы все в целом и заварили. Виноватых искать я не буду, ибо поздно, да и бессмысленно. Надо просто срочно принимать решения и реализовывать их, успевая спасти то, что еще можно. Иначе потом будет просто поздно. Представьте хоть на минуту, что будет, если хотя бы часть аппаратуры Института попадет в руки не тем, кому следует? Будет катастрофа, и притом не только экологическая. Так что в этой ситуации проще вместе с водой выплеснуть и младенца.
Поднял руку Эдик. Академик кивнул ему.
-Какова все же вероятность, что там окажутся живые люди?
-Ничтожна, - пожевал губами академик. – Крайне ничтожна. Человеческий организм просто не способен вынести то, что творилось в рождающейся Зоне на момент первых, самых мощных Выбросов. Уцелели, да и то условно, лишь те, кто отсиделся в бункерах. А бедолаги, бывшие на тот момент сравнительно недалеко от ЧАЭС, как, например, Институт, вообще не могли пережить Взрыв. Времени просто не хватило, чтобы скрыться в убежище…
Люди в кабинете замолчали, не глядя друг на друга. Гробовая тишина повисла в воздухе.
Утро занималось сырое, туманное, серое, как душа бюрократа, и тяжкое, как крестьянское похмелье. Липкая отвратительная сырость сползала в открытую настежь форточку, оседала каплями воды на стекле окна, грязного, липкого, сто лет немытого и затянутого по углам паутиной. На столе гордо высилась батарея пустых пивных бутылок. В углу же возвышались «снаряды тяжелой артиллерии» - три емкости из-под зловонного сивушного портвейна «три семерки», в народе прозванного «три топора».
Засаленная пепельница ощетинилась грудой вдавленных в нее с непонятной яростью окурков. В глубокой миске, открыв от удивления над собственной судьбой, плавал ржавый селедочный труп с выгрызенным полукругом куском спины. Тут же примостился обрызанный с обеих сторон кусок краковской колбасы, половинка луковой головки и хлебная краюха, уже подсохшая. Вонь в кухне стояла своеобразная: смердело перегаром, кислятиной, потными носками и нижним бельем сомнительной свежести. В это амбре вплетался изящным акцентом аромат псины, рыбного рассола, тухлятины и сортирного фимиама. Временами в уборной сам собой начинал хлопотливо и беспокойно бормотать вечно сочащийся водой из неисправного бачка унитаз.
Под потолком светила и покачивалась от сквозняка засиженная до крапчатого состояния мухами лампочка, не выключенная еще со вчерашнего вечера. Обои под потолком, потемневшие до неразличимости первоначального цвета, кокетливо скрутились в трубочки.
Во всей однокомнатной квартире, убогой, бедной, донельзя запущенной, царило такое же, как и на кухне, оголтелое свинство. Чувствовалось, что хозяин не только не следит за своим жильем, но вообще появляется здесь редко, устраивает бедлам и покидает логово снова на неопределенный срок. Именно так оно и было. Квартира дичала так же, как и человек. Если здесь и жил некогда домовой, то он давно уж махнул на безобразие волосатой лапкой, собрал пожитки и сбежал восвояси.
На расшатанном и лишенном одной ноги (ее заменил кирпич) диване зашевелилась огромная нелепая куча тряпья. Заворочалась, закопошилась да и распалась на несколько ветхих одеял и старую тканевую куртку. Миру явилось небритая опухшая физиономия и всклокоченная шевелюра, стоящая дыбом. Мутные глаза бессмысленно озирали загаженную комнату.
Иван выпростал ноги из тряпья, почесал колено, сел на диване, запустил пальцы в растрепанные волосы и тихонько завыл. Ему хотелось умереть – прямо здесь, сейчас, быстро и безболезненно. Смерть казалась ему наиболее логичным прекращением страшных похмельных мучений. Ну сколько раз он зарекался себе: нельзя пить! Нельзя! Нельзя! Хоть бы кто нашлепал его тапком по носу, как паршивого нашкодившего кота! Иван невыносимо болел с похмелья, причем сам знал о мучительном пробуждении после пьянки. И каждый раз обязательно напивался снова после возвращения из Зоны.
Вчера ходок днем аккуратно, тайком пересек Периметр, причем буквально под носом у патрульного джипа войск контингента, миновал полосу отчуждения, умудрился не подорваться на минном поле и канул в небольшую лесополосу. Двумя часами позже он уже стоял на автобусной остановке и ждал автобус до Города. Тюк с обычной человеческой одеждой ждал его в условленном месте, в так называемом схроне, и туда вместо спортивной сумки с барахлом легло ружье, подаренный автомат, бинокль, радиометр и прочее снаряжение ходока.
Придя домой, Иван спрятал в надежный тайник две добытые в Зоне находки, наскоро умылся и, взяв тканевую авоську – побирушку, отправился в магазин. Затарился там портвейном (за неимением водки) и несколькими бутылками пива. Из пищи для насыщения греховной плоти набрал хлеба, колбасы, селедки и почему-то дешевых шоколадных конфет развесом.
Ивана во время передвижений по улицам неприятно поразило огромное количество солдат и военной техники, появившейся здесь за время пребывания ходока в Зоне. Армейский камуфляж пестрел буквально на каждом углу. На площади в центре городка торчало аж с десяток БТРов, а мимо дома, где жил Иван проползли две колесные БРДМки. В воздухе то и дело раздавался тяжкий лопот вертолетных винтов, в небе скользили хищные тени. Ходок с трудом давил в себе инстинкт упасть на землю и метнуться перекатом к ближайшей стене или дереву.
Откуда столько войск? И к чему это? Иван всей шкурой ощущал повисшее в воздухе ненормальное напряжение, как будто готовилось нечто грандиозное и, возможно, персонально для него опасное. Единственное, что подсказывала ему здравая логика – забиться куда подальше и не высовываться, хотя бы пока не решится вопрос: что именно затевается? Иван сказал неведомо кому «спасибо» за своевременный выход из Зоны. Если вояки так закопошились, то с них станется просто намертво блокировать весь Периметр, и это станет ловушкой для ходоков. Связываться с другими коллегами по опасному ремеслу Иван не рискнул. Кто знает, может быть, СБУ уже вовсю прослушивает все телефонные линии и каналы сотовой связи?
Людей в Городе было мало. Сразу после Второго Взрыва, когда Зона начала расширяться стахановскими темпами, никто не мог точно сказать: попадет городок в ее площадь или нет? Повезло – аномальная граница пролегла буквально в полутора – двух десятках километров от населенного пункта. Но напуганный народ уже сорвался с места, началась первая волна эвакуации, Город наполовину опустел. Потом понемногу сбежала еще часть населения, а те, кто остались, фактически сидели на чемоданах, готовые абсолютно ко всему.
Иван добрался до дома дворами и околотками, избегая попадаться на глаза военным и медленно, будто выискивающим кого-то милицейским патрульным машинам. Опытные глаза моментально вычислят в нем ходока, его тут же сцапают, добавят по зубам (для сговорчивости) и оттартают в ближайшее отделение милиции для выяснения личности. А там уже вцепятся по полной. Проходили, знаем. Так что надо отсидеться.
И Иван, уповая на Ее Величество Удачу, провел остаток дня и вечер дома взаперти. Изначально думал опорожнить пару стаканов портвейна, исключительно в целях выведения из организма радионуклидов, покрыть сверху пивком и засесть у телевизора с кружкой чая, но вышло иначе. День завершился пьяным свинством, загаженным столом, бредовыми видениями в одурманенной алкоголем голове, а утро отомстило похмельными болями, туманом за окном и отвратительным настроением. Вот поэтому Ивану совершенно не хотелось жить.
Но, увы, продолжить существование ему все же пришлось.
Иван заставил себя, хоть и далеко не сразу, оторвать зад от дивана. Немного постоял, с трудом пока, ориентируясь в пространстве. Его шатало, мир плавал перед глазами, будто комната находилась не в добротном кирпичном доме, а была каютой корабля, попавшего в шторм. Так и тянуло плюхнуться обратно, закопаться в тряпье и затихнуть, но Иван отчаянно боролся с дурнотой.
Все же удалось победить бунтующий организм. Хоть и болезненные спазмы в голове и желудке не прекратились совсем, но дышать стало легче, и мозг немного прояснился. «Ну какого, какого черта надо было вчера столько пить? – клял себя ходок на чем свет стоит. – Как в анекдоте: ну выпили литр, ну два, ну три, ну напиваться то зачем???» Интересно, сколько денег осталось? В заначку в любом случае лезть не стоит, ибо там не так-то уж много, а ходок не терял надежды рано или поздно скопить нужную ему для покупки хорошей квартиры сумму и уехать отсюда подальше, раз и навсегда порвав с Зоной. Об этой цели он никогда и никому не говорил, для всех оставаясь просто серой и невзрачной личностью, но планы на будущее имелись. Однако до исполнения заветной цели было еще ой как далеко.
Иван прошлепал босыми ногами на кухню, и к своей великой радости обнаружил там початую, но не выпитую бутылку пива. Она спасала ему жизнь! Видимо, вчера, уже мало соображая, что делает и зачем, он сковырнул пробку, но пить не стал, поплелся к дивану и выключился. Так. Селедка доверия уже не внушала, колбаса подувяла, но выглядела еще вполне презентабельно. Значит, с завтраком определились. Надо было еще и умыться, но, подумав немного, Иван просто махнул на личную гигиену рукой, налил из-под крана и включил чайник, и принялся за опохмеление, а после и за завтрак.
Час спустя, уже заметно посвежевший и походящий на более или менее приличного человека, Иван вышел из подъезда, быстро огляделся и не спеша зашагал по улице. Через плечо, оттягивая его, болталась большая спортивная сумка, хлопая нашитым сверху карманом по боку ходока. Хоть и еще стояло утро, народ почему-то повыползал из своих жилищ. Вряд-ли он радовался зарождающемуся летнему дню. На лицах прохожих читалось нешуточное беспокойство. Иван удивленно вертел головой и решительно ничего не понимал: телевизора у него не имелось, газет не читал, а спрашивать у первого же встречного о причинах странного волнения не хотелось – чересчур подозрительно.
Военных стало еще больше. Постоянно попадались тяжелые грузовики, из кузовов выглядывали сидящие там вооруженные солдаты. Над головой то и дело месили пропитанный рассеивающимся туманом воздух вертолеты, рычали двигатели. А когда по уже лишенной асфальта и посыпанной гравием окраинной улице проползла, сотрясая землю и плюясь жирной копотью, колонна танков, Иван и вовсе оробел. У вояк затевалось нечто грандиозное. Сюда была уже стянута крупная ударная группировка, даже если не брать во внимание и так стоящий буквально в паре километров от Города гарнизон войск коалиции. Но его многократно усилили. Зачем?!
Иван оглянулся. Творилось нечто вовсе невообразимое. Уродуя асфальт траками широких гусениц, прямо на него ползла вереница тяжелых военных тягачей. Плоские, приземистые машины буквально вминались в землю. В домах дребезжали стекла. От рева, гула и грохота аж закладывало уши. К фаркопам машин были прицеплены артиллерийские орудия. Насколько Иван мог понимать в силу своих познаний в военной технике, дальнобойные пушки. Ну и дела! Артиллерия-то тут зачем? Иван отскочил к стене ближайшего дома, двухэтажного деревянного барака, и инстинктивно вжался спиной в деревянную обналичку. Ему было страшно от этого невообразимого, невиданного доселе в Городке обилия вооруженных людей, грозных, дышащих разогретой смазкой, солярой, сталью и смертью машин, грохота, рева, гула и предчувствия чего-то страшного, неотвратимо надвигающегося все ближе и ближе.
Иван прошел еще немного по улице, и она вывела его на большой пустырь. Это была окраина Городка. На пустыре, за стадионом и большим, заросшим крапивой и полынью оврагом находились выселки, целый сектор деревянных домов и бараков. Туда и держал путь Иван. Там, в одном из добротных домов жил скупщик разнообразных находок ходоков, деятель по прозвищу Гусь. У него водилось большое хозяйство, небольшой пункт приема металлолома и цветмета, на котором он в свое время, когда ходоки только начали шастать в девяностые годы в относительно безопасную еще зону отчуждения, наварил неплохой куш. Народ знал Гуся, и ему волокли все, начиная от алюминиевых сковородок и кастрюль до титана, меди, нержавейки и прочих ценностей. Гусь все проверял дозиметром, и если уровень фона не превышал допустимого (по его личным меркам), то принесенное стаскивалось в большой сарай со стенами, обитыми листами свинца и армированной резины. Шли годы, Гусь стал кем-то вроде местного полукриминального авторитета, своего рода деревенским князьком. Он взял «под крышу» окрестные киоски, магазинчики, автомойки и даже агентство ритуальных услуг. Злые языки говорили, будто он сделал это из добрых побуждений, чтобы там занимались его усопшими раньше времени конкурентами. А когда грянул Второй Взрыв, Гусь, установив нужные связи и моментально разобравшись, что к чему, взялся за скупку разных интересных вещиц, приносимых ходоками.
Вещицы эти зачастую обладали странными и подчас откровенно опасными свойствами. К примеру, кусок спрессованной земли с вкраплениями чего-то красного был весьма радиоактивен, но в момент останавливал кровь и буквально за полчаса затягивал средних размеров рану. Небольшой кристалл неправильной формы вызывал жжение и неприятный зуд, если к нему прикоснуться, зато, будучи запиханным в рюкзак, «съедал» неведомым образом добрых килограмм десять веса. Угольно-черная овальная гладкая лепешка, если ее с силой бросить на землю, взрывалась, как ручная граната, а решись ее кто-нибудь медленно нагревать в костре, то могла гореть всю ночь, давая тепло не хуже кубометра дров, причем хватало ее на три-четыре костра. Главное – распалить хоть небольшой костерок, а дальше все пойдет как надо. Сияющий, ледяной на ощупь шар величиной с голову ребенка способен был в разы повышать выносливость организма, сунув его за пазуху, можно было бежать хоть весь день и не устать при этом. Правда, в таком режиме организм и требовал пищи и воды, как сумасшедший.
Как только Саркофаг над ЧАЭС взорвался, и в судорогах чудовищных по своей силе и продолжительности выбросов родилась Зона, уже нашлись те, кто захотел понять, что же произошло. Не успела еще земля остыть от пролитого на нее огня убийственной энергии, как по ней уже крался, согнувшись в три погибели, прячась и сторожась малейшего шороха, первый ходок. И к Гусю потекли первые находки, обнаруженные отчаянными сорвиголовами возле неизвестных пока никому ловушек.
Некоторые из «сюрпризов» оказались смертельно опасными. Гусь сам несколько дней назад едва не погиб, когда попробовал открыть принесенную кем-то из ходоков обычную консервную банку, только ставшую вдруг аномально тяжелой – добрых двадцать килограмм. Все прекрасно понимали – на земле нет и не может быть вещества, создавшего бы такую массу в столь маленьком объеме. А вот Гусь решил вспороть банку, дабы определить: что это за ящик Пандоры? В итоге из жестянки со свистом вырвалась струя черного газа, едва не превратившая торгаша в соответствующего цвета статую. Горе-исследователь кое-как спасся и потом добрых часа три торчал на улице. Банка исчезла, как будто испарилась, а вот все в подвале, где Гусь решился искать правду, превратилось в угольно-черный материал, напоминающий графит. После этого торговец однозначно решил с опасными игрушками не шутить и даже складывал их от греха подальше в специально отстроенный из добротных бревен сарай, где даже приготовил стальной сейф большого объема, разделенный внутри на ячейки – шкафчики.
Куда и кому уходили потом из затянутых в толстые электромонтажные перчатки руки Гуся разнообразные находки – никто не ведал, да и не стремился. Меньше знаешь – крепче спишь. Платил торговец хорошо, тем более что был в своем нелегком и опасном деле безусловным монополистом. Власти еще пока, не обладая достаточной для этого разворотливостью, только соображали, что это такое выросло у них под боком, буквально неделю назад приняли статью в Уголовный Кодекс о наказании за незаконное пересечение периметра аномальной зоны, а про диковинные находки ходоков еще ни слова не было упомянуто. Простой народ выносливый. Выносит и вытаскивает все. Следовательно, на ум напрашивается гениальное до безобразия решение: если пока не запрещали, значит, можно! Главное, не светиться на глазах служителей закона. Уж тем только палец покажи, а они знают, какой грех.
…Спустившись с косогора, на котором поселяне всегда сажали картошку, Иван зашагал по пыльной проселочной улице. Туман рассеялся, солнце начало нещадно припекать. Скоро пришлось даже снять джинсовую куртку, свернуть и положить поверх сумки, пропихнув под ремень, чтобы не упала. Небесное светило стояло в зените и проливало на землю нестерпимо яркие и жгучие потоки лучей, грозя сжечь все вокруг. Однако за горизонтом виднелись края клубящихся облаков. Там была Зона. Некая странная погодная аномалия не позволяла тучам рассеиваться над областью заражения, и там вечно стояло пасмурное ненастье. Чистое небо, солнце и звезды проглядывали очень редко.
Навстречу пропылил старенький «Днепр» с коляской, сидящий за рулем мужик навалил на люлю здоровенную охапку досок, обшарпанный мотоцикл взревывал мотором, но тащил исправно. Пиломатериал ощетинился в разные стороны, громыхая на каждой кочке. Иван посторонился, пропуская аборигена. Где-то за забором мычала корова, квохтали куры, гавкала сторожевая собака. Дома доброжелательно глядели на мир аккуратными окошками, палисадники сверкали свежей краской, у многих домов на клумбах цвели цветы. Деревенская пастораль поражала своей безмятежностью и красотой. Даже не верилось, что совсем рядом, буквально в паре десятков километров расстилаются владения Ее Величества Смерти, гибнут люди и бродят выходцы из бредовых снов параноика.
Иван уже сам ощущал, насколько глубоко засела Зона внутри него, не желает отпускать, пропитала своим дыханием напоенного запахом тлена, ржавчины и сырости ветра каждую клетку его тела, каждую складку одежды, каждый волос, вздох, биение сердца. И мысли о том, что он рано или поздно, накопив достаточно денег, уедет отсюда куда глаза глядят, иногда казались Ивану просто нелепыми. Зона его просто не отпустит. Ходок, не умерший в первую же ходку и не сбежавший сам от невыносимого ужаса, уже навеки становился рабом проклятой земли.
Гусь проживал в большом деревянном доме, по фасаду обложенном кирпичом. Иван каждый раз завидовал: умеет же жить, зараза пузатая! Гусь и в самом деле был толст и невероятно важен, только вот подводили шея – длинная, тонкая, с торчащим кадыком, и нос, сплющенный с боков, хрящеватый, горбатый и вечно потный. Наверное, из-за этого торговец и заслужил прозвище. Денег, бесспорно, ему хватало и с избытком, но Гусь свою полку знал и выше головы не прыгал, во власть не лез и куда не надо не совался. Потому жил и здравствовал до сих пор.
Иван придавил кнопку звонка. Во дворе сиплым лаем залился барбос, здоровенная кавказская овчарка, рвущая всех, кроме хозяина. Были прецеденты. Иван терпеливо ждал, поднял специально лицо кверху. У торговца над воротами была вмонтирована вместо сучка в доске маленькая видеокамера, и именно так Гусь определял: впускать посетителя, игнорировать или звонить своим «ребятам» и вызывать дуболомов с дрекольем.
Минут через пять раздались тяжелые шаги и лязгнул замок калитки.
-Проходи, - скомандовал Гусь.
Иван прошмыгнул во двор, сторонясь рвущего блестящую цепь пса и замер, воззрясь на торговца. Гусь жестом позвал ходока за собой в сарай, там напялил толстый прорезиненный фартук, сунул руки в перчатки и включил свет. Показал на обитый железом стол. Иван взгромоздил на него сумку, вжикнул молнией и запустил в недра руки. Гусь терпеливо ждал, вытянув шею.
Торговец внимательно изучил явившиеся перед ним находки, поболтал банку со светящейся ярко-зеленой жидкостью, вздохнул и закряхтел. Иван вопросительно поднял бровь. Это выражение на его грязном, небритом и одичалом лице смотрелось откровенно комично, но не было никого, кто бы смеялся.
-Пятьсот, - выдал, наконец, торговец.
-Мало, - буркнул Иван.
-Найди дороже, - откровенно издевался Гусь.
Ходок начал молча сгребать имущество обратно в сумку, но торговец запротестовал:
-Шестьсот. Последняя цифра. Ну не стоит оно больше, поверь.
Иван продолжал свое скорбное для Гуся занятие, но нарочито медленно, давая время для раздумий. Дипломатия, особенно в вопросах торговли – дело тонкое.
-Семьсот, - выдохнул торгаш и в знак истинности слов вытащил из кармана штанов деньги.
Иван кашлянул, улыбнулся и сгреб купюры. Находки вернулись на столешницу. И Гусь, и ходок прекрасно понимали суть этого спектакля, своего рода, исполнение некоего ритуала. Гусь, видимо, имел в родове евреев, так как сразу выдавал откровенно заниженную цену. Но и ходоки были не лыком шитые и прекрасно могли оценить свои старания и страдания. Ну а если неопытный или просто глупый ходок продешевит, не рискнув торговаться с монополистом - так тому и быть. Сэкономил – значит, заработал. Гусь не стремился облапошивать свою клиентуру, но человеческую недальновидность никто еще не отменял. Деньги любят счет и внимательность!
Гусь торопливо спихивал в ящички сейфа находки Ивана, лязгал железом и что-то бормотал себе под нос. Остро пахло ацетоном и почему-то горелой пластмассой. Наконец, торговец вынырнул из недр своего тайника, запер врезные замки и сбил шифр на кодовом запоре. Иван запихнул куртку в освободившуюся сумку. Выходить из сумрачного прохладного сарая на жару пока не хотелось. Гусь обернулся через плечо, буркнул вопросительно:
-Еще что-то есть?
-Да спросить хотел. Что с военными творится? Откуда их столько набежало? Видел, что творится?
-Видел, - хмыкнул Гусь. – Но не знаю, чего они разволновались. Тарарам навели знатный. Ты, видимо, очень удачно успел проскочить Периметр, он сейчас перекрыт намертво, там плотность солдат как у бомжа вшей на каждый квадратный сантиметр головы. И, говорят, стреляют на поражение без предупреждения. Двое наших в Зоне так и завязли, выйти не могут, одного уже подстрелили.
-Так-таки и не знаешь? – сощурился Иван.
-Не знаю, братишка. Честное извращенское. Но на всякий случай поберегись. Могут быть шмоны, менты тоже на ушах стоят. Даже домой возвращаться не советую. Можешь даже у меня на пару дней зависнуть. За умеренную цену.
-Нет, спасибо, - мотнул головой Иван. – Пойду, пожалуй. В гостях хорошо, а дома лучше.
-Ну смотри. Только, родной, ты уж будь так добр: если сцапают, меня не вздумай сдать…
-Я ж не камикадзе, - польстил Гусю ходок. – Зачем буду себе приговор подписывать?
Торгаш самодовольно улыбнулся. Лесть, хоть и грубая, попала в точку: Гусь всегда в силу своего не очень далекого интеллекта искренне был уверен в длине своих рук и возможности связей. Нет, торговец не был тупым, но меряться «силой мысли» был способен только с себе подобными: сильными, агрессивными, но не очень изощренными на хитрости подельниками по не самым чистым делам. Но не стоило ему об этом говорить. Зачем? Поговорка «не дразни зря гусей» тут срабатывала идеально.
Иван попрощался с торговцем и вышел на улицу. В голове крутился, как рой потревоженных ос, целый сонм странных и нехороших мыслей. Предчувствия одолевали ходока, интуиция буквально вопила взахлеб об опасности, хотя пока ничего страшного не происходило. Ну, закопошились военные. Ну, пригнали усиление гарнизона. Ну, затевают что-то по своей теме. Ему-то самому какое дело? Просто чуть дольше в Зону не сунется, и все тут. Ан нет. Отмахнуться от «чувствительной точки» своего организма, то есть задницы, никак не получалось.
В Городе все живое, кроме вояк, вымерло. Оставшиеся немногочисленные жители попрятались по домам. Все замерло. Редко-редко когда по улицам проскакивала одинокая, будто ошалелая, машина. Иван обратил внимание, что видел много автобусов, битком набитых, уходящих по трассе в сторону Киева. Похоже, что народ принял окончательное решение: ломиться отсюда, куда глаза глядя, пока не поздно. Жизнь затихла. Оказались закрытыми многие магазины, торговые точки. Был выходной день, но рынок опустел. Иван шел по улицам, как по чужой планете. Только вороны тревожно орали на кронах тополей и кленов. Ходок с ненавистью поглядел на их стаи, будто черная плесень, покрывшие деревья. Эти птицы всегда будто предчувствовали беду, слетаясь туда, где ожидалась пожива.
Даже свой дом показался Ивану каким-то сжавшимся, вросшим в землю, сгорбленным ржавой крышей. У подъезда стоял грузовик, обшарпанный «ЗИЛ 130» с откидными бортами. В кузов двое дюжих парней с кряхтеньем грузили мебель. Ходок с удивлением наблюдал за этим действием. Вход в дом пока оказался загорожен – в двери протаскивали холодильник. Домашний агрегат, ярко и вызывающе блестя белой эмалью, застрял и не двигался ни туда, ни сюда. Из темноты подъезда слышалась матерщина и яростное сопение. Наконец, людская сила превозмогла, и холодильник вывалился наружу, но упасть плашмя на асфальт ему не дали, придержали и поставили на снабженное ножками днище. В вышедшем наружу человеке Иван узнал соседа со второго этажа. Следом показались его сын и зять. Сосед кивнул Ивану, как давнему знакомому.
-Куда вы? – осведомился ходок. – Переезжаете?
-Да, - нехотя буркнул сосед. – Квартиру в Киеве купили…
Но по его лицу даже дурак мог сказать: врет, как сивый мерин. Иван пожал плечами и протиснулся мимо соседа в прохладное, сумрачное нутро подъезда. Не спеша поднялся к себе на этаж. И остолбенел. Прямо напротив двери кто-то навалил здоровенную кучу дерьма, а прямо на стене, на зеленой краске размашисто было начертано черным фломастером: «Мародер! Убирайся к себе в Зону и не приводи ее сюда!». И знак фашистской свастики ниже. Дверь, похоже, пытались поджечь, но не вышло. Как сие ни удивительно, стальной трехмиллиметровый лист не желал гореть от убийственного пламени зажигалки, только закоптился снизу, да немного обуглились оклеивавшие его обои.
Значит, вот как. Добрались-таки, уроды… Только как узнали, что Иван – ходок? Вроде никак себя не показывал, что занимается этим ремеслом. Следили? Не похоже. Слежка была бы заметна, и вычислить ее элементарно. Местные националисты были ему неопасны: кучка подростков-шпаны лет шестнадцати могла напугать только своих сверстников. Но если уж горожане знают, кто он такой, тут совсем недалеко и до милиции или военной прокуратуры. Черт. Слава богу, что обыск Ивану ничем не грозил: прописка в порядке, живет здесь уже лет семь, ничего противозаконного дома не держит. А вот навалили под дверью зря. Очень даже. Месть местью, но в подъезде гадить-то зачем? Иван примерно знал, чьих рук, вернее, задницы, дело: этажом выше живет именно такой ультраправый деятель, причем его родители прекрасно знают, чем мается их дитя, и вроде даже потакают этому.
Иван покачал головой, потом взял из коридора стоящую в углу фанерку, аккуратно подцепил на нее экскременты, бесшумно поднялся на следующий этаж и аккуратно размазал дерьмо равномерным слоем по соседской двери. Потом добыл из шкафа бутылку ацетона и стер с стены надпись, благо что фломастер поддавался легко и смывался буквально с первого раза. Удовлетворившись местью, Иван запер за собой дверь, прошел в комнату, бухнулся на диван, вынул сигареты и закурил. Помнится, он несколько раз пытался бросить, но не удалось. Говорят, для такого необходимо обладать недюжинной силой воли. У ходока явно ее не хватало, вот и продолжал травить себя никотином с убийственной регулярностью.
Происки местной сопливо – фашистской братии вообще ерунда. Кишка тонка решиться на кое-что серьезное. За сохранность квартиры Иван не тревожился. Все ценное хранится в недосягаемом для них тайнике, а барахло вообще хоть сейчас на мусорку. Тревожило другое. Непонятная и ни для кого не ведомая возня военных. Снова задрожали стекла в доме – недалеко шла танковая колонна. Судя по эмблемам на бортах бронетехники, одной Украиной тут не обошлось, просили помощи в виде резервов вооружения у всех, кого можно. А это не шутки…
Размышления Ивана прервал удароподобный потрясающий все и вся грохот, моментально вбивший в уши затычки глухоты. Все вокруг содрогнулось, закачалась люстра, упала жестяная банка с окурками с тумбочки. Ходок даже не сразу понял, что это – артиллерийский залп. Причем, судя по звуку, из, как минимум, сотни орудий. Далекий грохот разрывов. И еще один. И еще. И так с десяток раз. А потом – звенящая, мертвая тишина, хрупкая, как стекло. Иван встал с дивана, медленно подошел к окну. Кажется, он начинал понимать, что тут творится. Одно сочленялось с другим.
Картина получалась откровенно страшноватая. Полная наглой самоуверенности и граничащего с дебилизмом, отчаянного героизма. Военные не готовили оборону Периметра, не усиливали защитную полосу, не воздвигали очередной рубеж обороны против Зоны. Нет. Они просто собирались штурмовать то, от чего отгораживались километрами минных полей, ощетинивались стволами пушек и автоматов, отворачивали в страхе лица, закрывая их забралами шлемов из поляризованного стекла. Вояки начинали атаку против Зоны. Собрав в монолитный кулак невероятную по мощи ударную группировку, войска готовились к прорыву. Сейчас длилась артиллерийская подготовка. Все как на настоящей войне. Потом начнется сам штурм. Там, на границе горизонта, за лесом, рычали сотни танковых дизелей, тысячи человеческих рук в нервной горячке сжимали рукояти пулеметов, гранатометов и автоматов. Надсадно выли вертолетные турбины. Тонны тротила готовились извергнуться на землю Зоны.
А еще дальше, туда, куда вычерчивались в раскаленном небе траектории полета артиллерийских снарядов, уже кипела земля, рвали все живое и мертвое страшные взрывы, грохотала канонада, вставал на дыбы бетон и почва, расстилались страшные пожары. Зона же копила силу для контрудара по зарвавшемуся в отчаянной надежде на спасение человечеству. Иван схватился за грудь – дыхание перехватывало. Ледяной пот струился по сведенному в судороге лицу, легким не хватало воздуха. Руки отчаянно рванули ворот футболки, разорвали ткань. В глазах потемнело, как будто потолок рушился на голову. Иван с хриплым воем повалился на пол…
…Он не видел, как медленно, страшно, будто лавина крашеной в зеленое брони пошла вперед первая танковая бригада Объединенной Коалиции Международных Войск. Гусеницы танков наматывали на траки колючую проволоку Периметра, подминали под многотонные махины опустошенное саперами минное поле, бронированные чудища врубались в лес, уже принадлежащий Зоне. Следом пошла вторая бригада. Над потоком стальных монстров резали воздух винтами боевые вертолеты авиационного прикрытия. Еще выше с глухим ревом пронеслись почти бесплотные тени стратегических бомбардировщиков с вакуумными фугасами в бомболюках. Артиллерия продолжала заколачивать в медленно темнеющее небо гвозди уходящих за горизонт снарядов. Начиналось непоправимое.
Автоколонна из двух джипов и БТРа взобралась на пригорок и остановилась. Грибообразная башня броневика медленно поворочала дулом автоматической пушки из стороны в сторону, остановилась, нацелив орудие на небольшую рощу внизу. Джипы не глушили моторов, сквозь откидные люки в бронированных дверцах смотрели стволы автоматов. Спустя пару минут десантный люк в пузе БТРа с лязгом открылся, разделившись на две половины. Из него вывалилась, согнувшись, приникнув к земле, затянутая в камуфляж человеческая фигура. Ее лицо закрывал странной формы респиратор, на глазах размещались вытянутые к вискам затемненные очки с плотно прилегающими наглазниками. Боевой шлем армейского костюма «Берилл» защищал голову. Как диковинные короткие рога, на лбу шлема виднелись поднятые пока за ненадобностью окуляры прибора ночного видения. Через плечо на ремне висел «Абакан» с подствольным гранатометом, глушителем и оптическим прицелом.
Боец внимательно осмотрелся, потом не спеша отошел в сторону. Следом показался второй, третий, четвертый… Итого десять человек. Однообразное военное снаряжение и маски делали всех людей похожих друг на друга, разве что по их рост и телосложение были разные. У одного из них из-за плеча поднималась длинная, увенчанная реактивной гранатой труба РПГ-7, еще у одного – ствол снайперской винтовки Драгунова. Никто толком еще не знал, с чем именно предстоит столкнуться, и потому экипировались как можно тщательнее.
БТР доставил десант до самой границы Сырой Долины. Дальше транспорту хода не было. Ловушки плотно нашпиговали разбитую асфальтовую дорогу, и Сахаров, планировавший операцию, рисковать бронетранспортером не решился. Лезть через лес по бездорожью вообще было сущим безумием. Гонять же вертолет два раза туда и обратно оборачивалось чересчур дорого. Проще уж людям пройти с десяток километров пешком! Тем более, что если в Институт не удастся пройти через основной вход, то существовала альтернатива аварийного туннеля, по которому, в случае экстренной опасности сотрудникам предлагалось покинуть комплекс. Но ведь никто при постройке не учитывал, что беда будет надвигаться именно снаружи, отрезая отступление…
Майор Кротов сверился с картой, распечатанной на листе тонкого, как бумага, пластика, свернутой в несколько раз, и казал рукой направление:
-Туда. И не разбредайтесь сильно. Кайман, ты первый, Шухов за ним, Клоп, замыкаешь.
Указанные по кодовым прозвищам бойцы заняли свои места, Дима чуть сдвинулся в сторону, чтобы плечо Каймана не мешало ему самому видеть путь. Одна голова хорошо, а две все равно лучше. Спецназ, безусловно, были хорошими военными, но по Зоне ходить все равно лучше получалось авантюристам вроде Рыжего, и потому солдата следовало подстраховать.
Сзади, заурчав, начали разворачиваться джипы и БТР. Кротов, на прощание махнув водителям рукой, отдал приказ выдвигаться. Вереница людей свернула с дороги и скрылась в лесу. Сырая Долина молча и равнодушно встретила нежданных гостей. Совсем недавно прошел дождь, и вода так и хлюпала под подошвами ботинок, когда кроны деревьев сомкнулись над головой. С веток срывалась тяжелая капель, била по шлемам, иногда затекала за шиворот. Удивительно, но здесь было почти совсем «чисто», дозиметр редко пощелкивал, а не заливался пронзительной пугающей трелью. Но Дима не обольщался. Он уже свыкся с коварным нравом Зоны и ждал любого неприятного сюрприза.
Лес молчал угрюмой, тяжелой тишиной. Только редко-редко где-то каркала ворона, заметившая людей, да шипела или булькала прятавшаяся на соседней поляне ловушка. Шухову очень не нравилась эта тишина. Зона была какой угодно, только не молчаливой. Или близость странного и страшного места, Института, из подземелий которого ползла на свет самая разнообразная гадость, нагнетала такую атмосферу? Мысли о том, что скоро придется лезть именно в это всеми богами разом проклятое место, заставляли руки сильнее сжиматься на рукояти и цевье автомата. Специально для экспедиции Дима вытребовал у Сахарова побольше магазинов для «калашникова», заполненных специальными бронебойными и разрывными патронами.
Сердце предательски бухало где-то в районе горла, страх холодным комом сжимался внутри. От любого постороннего звука тянуло упасть на землю, целиться во все стороны и стать очень маленьким и совсем незаметным. «Ну-ка, успокойся! – мысленно прикрикнул на себя Дима. – Знал ведь изначально, во что суешься. Нечего теперь трястись. Залез уже в задницу. Теперь думай, как выжить»
Впереди показалось небольшое болото. Кайман, видимо, решил его обойти и начал забирать влево. Дима хлопнул его по плечу, покачал головой, дескать, не надо. Он уже издалека видел отблески молний, демаскирующих притаившиеся на пути «разрядники». Причем, не один и не два. Черт его знает, сколько там этой пакости притаилось. Если есть возможность обойти – то лучше туда и не соваться. Кайман не стал спорить, молча кивнул и свернул направо.
Где-то далеко гулко, раскатисто грохнуло, будто разразилась локальная мини-гроза. Эхо быстро прокатилось по лесу, стряхнув с ветвей капли влаги, что породило короткий, но бурный дождь. Кайман обернулся на Диму, вопросительно вскинул голову. Шухов только пожал плечами. Очевидно, это просто где-то сработала ловушка. Хотя такой, грохающей, как пара кило тротила Дима еще не встречал. Хотя мало ли чего еще он не знал о Зоне?
Вдруг Кайман замер, как вкопанный, поднял руку ладонью вверх и указал пальцем вперед. Дима поднял автомат, страхуя ведущего. Бойцы моментально рассредоточились, закрывая спинами идущих в середине колонны Эдуарда и Круглова. Группа превратилась в небольшой форпост кольцевой обороны, готовая встретить огнем любого противника с любого направления. Гранатометчик опустился на одно колено, вскинул РПГ на плечо и приник к прицелу, готовый пустить ракету.
Прямо на них из чащи леса двигалась человеческая фигура. На то, что это именно представитель рода людского указывала рваная, грязная, но все же одежда, а также походка. Дима внимательнее пригляделся, сощурив для зоркости правый глаз. И понял: это уже не человек. Существо тащилось к ним странной походкой вдруг вставшего с инвалидного кресла паралитика. Ноги не гнулись в коленях, будто приделанные к бедрам и обряженные в штаны палки. В руке бывший человек тащил за ремень автомат. Оружие билось об стволы деревьев, загребали палые листья и землю, явно уже никогда не пригодное для стрельбы. Но создание, очевидно, не понимало этого и упрямо волокло за собой бесполезное оружие. Лицо существа было ужасно. Безвольно открытый рот, потухшие, стеклянные глаза, почерневшие зубы, одного уха нет, там зияла темная от ссохшейся крови дыра. Запнувшись об кочку, тварь наклонила голову, и все разглядели, что череп сзади проломлен, кожа с волосами висит клочьями, а наружу выпучивается сквозь куски черепа студенистая, непонятного цвета уже масса мозга. Существо, очевидно, поняло, что прямо перед ним находятся его бывшие сородичи, и устремилось вперед, взмахивая руками, как бы приветствуя людей. Автомат задел тварь по ноге, отскочил с глухим стуком.
-Огонь! – рявкнул Кротов, первым выходя из оцепенения.
Загрохотали короткие автоматные очереди. Голова существа резко дернулась назад, потом еще раз. Две пулевые пробоины зияли точно посередине обтянутого ссохшейся кожей лба. Тварь опрокинулась назад, засучила ногами, которые вдруг начали гнуться в коленях, в конвульсиях, выгнулась дугой и затихла. Кайман короткими перебежками приблизился к убитому, не опуская наставленного ствола, наклонился над бывшим человеком.
-Мертв, - констатировал боец.
-Обыскать! – распорядился Кротов, и уже вполголоса добавил – А мертв он, похоже, уже давно.
У неведомо как ожившего трупа в карманах ничего не оказалось. Совершенно ничего. Будто кто-то уже вычистил их загодя. Не исключено, что сам их владелец, пока был еще жив. Кайман подобрал с земли автомат, отсоединил рожок. Пусто. Попробовал передернуть затвор, но набившаяся внутрь грязь намертво заклинила механизм. На вороненой стали уже проступил лишай ржавчины. Живой труп, похоже, таскал за собой оружие уже довольно давно.
-Что думаете? – осведомился майор у Круглова.
-Ничего, - пожал плечами тот. – До нас уже доходили слухи об оживших мертвецах. Я не могу сказать точно, что снова заставляет их ходить, но у них присутствует элементарная моторика, они бормочут что-то невнятное, могут совершать простейшие движения. Ни один из них пока не попал нам для изучения, все данные сугубо из рассказов и пара видеофайлов.
Ученый, не теряя времени даром, достал фотоаппарат и сделал с десяток снимков покойника с разных ракурсов. Разубоженный автомат зафиксировал отдельно.
-Они умеют стрелять? – снова спросил Кротов.
-Черт их знает. Ходоки говорят, что да, но неприцельно, просто палят во все, что движется. Единственное, на что у них хватает остатков интеллекта – перезарядить, дернуть затвор и жать спусковой крючок. Эти зомби вообще непостижимая пока тайна для науки…
Надолго задерживаться здесь члены экспедиции не стали, наскоро обследовав труп, двинулись дальше. Эдуард шел, а в голове у него безостановочно крутилась мысль об установке «пульс». Сахаров ведь говорил, что она обладает способностью «сжигать» кору головного мозга, превращая человека из мыслящего разумного существа в живой овощ. Не встретился ли им сейчас наглядный пример воздействия этой установки на человека? Очень и очень похоже. Эдик, подумав на эту тему еще минут десять, догнал Шухова, хлопнул по плечу. Ходок обернулся.
-Ты видел такое раньше? – спросил молодой ученый.
-Нет, - голос Рыжего из-под маски звучал глухо и смазано. – Но наслышан. Наши мужики несколько раз встречались. Правда, предпочитали удирать от них.
-Где их видели?
-В остатках сел. Как будто они к человечьему жилью сбредаются.
Эдик вернулся на свое место в колонне. Мысли о живых мертвецах и их происхождении не давали ему покоя. Мозг сверлила мысль: а что, если и они вдруг попадут под действие «Пульса»? Что тогда? Бродить им по Зоне в виде таких вот зомби? Бррр. Самое лучшее в такой ситуации, конечно, смерть, но Эдик очень сомневался, хватит ли у него времени и разума пустить себе пулю в лоб после того, как его головной мозг превратится в инертный сгусток биоматерии.
По пути колонне людей встретился большой ручей. И тут же у всех разом заверещали надрывными трелями счетчики Гейгера. Вода была заражена, причем неслабо. Хлебнувший влаги из этого милого ручейка рисковал, как минимум, всю оставшуюся жизнь мучиться проблемами со щитовидной железой. Слава богу, что ручей был нешироким, и его преодолели, перепрыгнув с берега на берег, не замочив ног. Болотистая почва рядом с родником тоже «фонила», хотя значительно слабее. Экспедиция не жалела костюмов: все равно элементы одежды подлежали уничтожению после возвращения в научный лагерь.
Институт находился, судя по карте, в низине между двумя небольшими горками. Недалеко протекала речка, как пояснил Сахаров, почти полностью обмелевшая и затянутая болотной топью. Где-то на ее берегу, в склоне откоса и начинался закрытый могучей дверью туннель эвакуации. Но Кротов принял решение попробовать войти внутрь «по-человечьи». Если, конечно, получится. Скоро должна была проглянуть старая дорога, по которой еще во времена СССР до аварии на ЧАЭС ходили автобусы между колхозами и деревнями. Теперь эта дорога шла ниоткуда в никуда. Мост с одной ее стороны, как раз на выходе из Сырой Долины рухнул от старости, а с другой стороны в районе свалки дорогу перерезала целая череда глубоких оврагов и разломов, а в одном месте асфальт и вовсе просел неведомо куда, потом гигантская яма заполнилась водой, и образовалось средних размеров озерцо.
Лес вокруг заметно поредел. Исчезла мрачная чащоба, стало проглядывать серое небо. Под ногами вместо хвои, листвы и болотной воды стала шелестеть трава. Ветер, доносящийся из Сырой Долины, резко пах гнилью и мертвечиной, как будто там, дальше, бесконечно гнило и никак не могло полностью разложиться нечто непередаваемо громадное. Фильтры респираторов частично задерживали запахи и замечательно отсеивали вредные примеси, но справиться полностью с ароматом воздуха, конечно, не могли. Понятно, что все это хорошего настроения не добавляло, и экспедиция шла в угрюмом молчании. Все сосредоточенно смотрели под ноги и по сторонам.
Один раз им на пути попалась большая поляна, заваленная полусгнившими стволами деревьев. Блестела обнаженная древесина, свисали черные гнилые ошметья коры. А среди этого бурелома росли грибы. Невероятно высокие – по пояс взрослому человеку – с гигантскими шляпками и тонкими ножками, эти уродливые порождения мутации, словно живые, легонько покачивались из стороны в сторону. В ноздри ударил едкий, противный запах. Шляпки, диаметром больше полуметра, имели бледно-розовый цвет, на вид обладали пористой, как творог, структурой, и кое-где смыкались так плотно, что из-за них не было видно земли.
Круглов хотел было подойти ближе, достал уже фотоаппарат, но Кротов поймал ученого за руку.
-Не советую.
-Почему? – удивился Юрий.
-Не надо. Дурное у меня предчувствие. Идем.
Юрий не стал спорить, отщелкал издалека несколько кадров, и экспедиция двинулась дальше. Дима припомнил, что про подобные чудо-грибы он слышал и раньше, причем еще задолго до Второго Взрыва, еще когда досужие тележурналисты прорывались в зараженную радиацией зону отчуждения и развлекали потом народ сенсационными материалами про исполинские грибы, гигантские дождевые черви и про телят и ягнят с двумя головами или шестью ногами.
А Зона вокруг жила своей, никому непостижимой и непонятной жизнью. Каркали вороны, кто-то хрустел сухими ветками, обходя вереницу вооруженных людей, не рискуя с ними связываться. Грозный запах оружейной смазки, пороха и опасной стали отпугивал не очень сильное и смелое зверье. Оно уходило прочь с пути, пряталось в чаще леса и оттуда злобно и испуганно глядело на пришельцев. Скорее всего, живность уже успела близко и на примере своей шкуры познакомиться с огнестрельным оружием, и повторно общаться уже не хотело. Избавляло себя от массы неприятностей. Люди, понятное дело, ничего не имели против такого расклада.
-Почти пришли, - остановился Кротов, вынимая из кармана карту. – Народ, приготовьтесь на всякий случай. Места здесь паршивые… Перекур десять минут.
Эдуард был рад остановке. Он не обладал очень уж развитым телом, и потому уже успел утомиться. Ученый с завистью смотрел на своих более крепких спутников, кто, похоже, даже и не запыхался. Некоторые, сняв маски респираторов, с удовольствием курили, майор, сверившись с картой, достал флягу и пил мелкими глотками. Эдик же встал возле корявого дерева, опершись рукой на ствол, и вытирал сочившийся из-под шлема пот. И как только военные в полном снаряжении умудряются еще и бегать? Тут-то вроде и шли не очень спеша, а вон как взмок. К ученому подошел Шухов, ободрительно похлопал по плечу затянутой в кожаную перчатку рукой.
-Скоро придем. Недолго еще, с километр где-то.
Немного отдохнув, люди растворились в глуши Зоны отчуждения.
Сразу на опушке леса они вышли на ту самую дорогу, обозначенную красной ниточкой на карте. На самом деле дорога оказалась широкой, достаточно неплохо сохранившейся. Ее засыпала жухлая листва, разный принесенный ветром мусор, кое-где асфальт вздыбился небольшими бугорками, как будто под него напихали футбольных мячей, но, при желании, по ней можно было еще ездить хоть на грузовике. Если найдется такой самоубийца. Дорога оказалась коварна, так как добрая половина ловушек на асфальте оказались почти незаметны.
К примеру, «горячее пятно», в которое люди чуть было не вляпались, если бы не вовремя заверещавшие датчики. Пятно оказалось очень мощным, судя по самым скромным прикидкам, внутри него речь шла о паре тысяч рентген. А еще дальше примостился «факел», ловушка, о которой лично Дима слышал только раз, и то из уст не вполне трезвого рассказчика. Юрий не удержался, подобрал маленький камешек и кинул в опасное место. И тут же в воздух совершенно бесшумно взвился двухметровой высоты язык пламени. Он был так ярок, что резанул глаза. Люди невольно отпрянули, заслоняясь ладонями. В лица дохнул жар, пронеслась волна испепеляюще горячего воздуха. Никто толком и не успел заметить, как камешек, разбудивший ловушку, почти моментально превратился в пылающую каплю и испарился прямо в столбе огня. Спустя буквально секунд пять «факел» потух, и только легкое дрожание воздуха, как от топки раскаленной печи, напоминало о его присутствии. Дима с ужасом подумал, что было бы с ним, влети он сослепу в такой вот мини-вулкан. Интересно, кости бы остались? Вряд ли…
Кротов обернулся, покрутил пальцем у виска, адресуя этот жест Круглову. В самом деле, нашел время научными изысканиями маяться. Но Юрий и не заметил ничего – внимательно наблюдал за «работой» и угасанием ловушки. И стоял бы, наверное, еще минут пять, пока идущий следом боец легонько не подтолкнул его в спину, дескать, пошли, что застыл.
Возле автобусной остановки, грубо сложенной из покрошившихся железобетонных плит, дорога ветвилась. Одна развилка шла дальше, другая сворачивала в сторону. Там, за длинным бугром явно искусственно насыпанной земли виднелись плоские крыши каких-то приземистых зданий, и возвышалась ажурная конструкция подъемного крана. Дорога уводила в закрытые ворота, сваренные из стальных труб и уголков. Во дворе, насколько можно было заметить, навеки замерли какие-то механизмы, машины, а рядом с забором лежала уже вросшая в землю железнодорожная цистерна, зачем-то снятая с платформы. Диковинное место. Что там могло быть? Какие-то цеха? Или еще что-то?
Недалеко от остановки стоял, развернутый почти поперек дороги старый «Икарус». Над бедным автобусом пронеслись жестоко истрепавшие его бури и ураганы. Краска почти полностью сошла с проржавевших боков, колеса спустили, лобовые стекла осыпались. Двери автобуса оказались сиротливо открыты. Странно, но «Икарус» почти не «фонил», хотя абсолютно все железо в Зоне прекрасно собирает на себя радиацию. Дима остановился рядом с автобусом, зажег фонарь, посветил внутрь. Пусто. Дерматин на сиденьях треснул и рассохся, пластик на поручнях сполз и завился причудливой стружкой, на полу ворохи листьев, битое стекло и… сигаретный окурок. Вот это уже всерьез интересно! Дима негромко вскрикнул, призывая спутников к вниманию, ловко протиснулся между наполовину раскрытыми «гармошками» дверей и взял «бычок».
Шухова тут же обступили. Кротов внимательно изучил находку, сдернул с лица респиратор, поднес ближе к глазам, тщательно обнюхал, даже лизнул пепел на кончике. Выдал вердикт:
-Свежая совсем. Кто-то проходил здесь буквально полсуток назад.
Майор залез в автобус, какое-то время там шуровал, возился, что-то изучал и вышел обратно.
-Там сидел снайпер. Или человек группы прикрытия. Есть следы от ног, колена и цевья оружия на раме окна. Причем стрелял. Вот, – и Кротов показал стреляную гильзу от винтовочного патрона. – Видимо, остальные собрал, а одна закатилась под резиновый коврик на полу.
-Может, ходоки шастали? – сделал робкое предположение Дима.
-Слушай, деятель, у ваших мужиков денег много? Прикинь, у кого хватит финансов на СВД? Или хотя бы охотничий карабин с хорошей оптикой? Тем более, все, как сам ты говоришь, знают – место тут гиблое. Кто сюда сунется?
Шухов молчал. Кротов обратился ко всем.
-Значит, так. Видимо, мы тут не одни. Кто-то уже был в Институте, или еще там. Поэтому идем очень осторожно. И не по дороге. Если у них есть снайпер, то дело худо. Дрон!
-Я! – отозвался боец со снайперской винтовкой.
-Прикрываешь наше движение, идешь следом. Позицию выбирай скрытную. Помни – твоя задача, если что – снайпер. Его снимать первым. Борман!
-Я! – вскинулся гранатометчик.
-Если будет грузовик или бронетехника, огонь без моей команды. Сади им «морковку» в борт.
-Ясно. Сделаем.
-Ну, тогда с богом…
Скоро стал заметен тоже совсем свежий след резиновых протекторов на асфальте – кто-то от души влупил по тормозам, так, что машина прошла юзом. Кайман по приказу Кротова вышел на дорогу и обследовал черные полосы. Судя по следам, это был грузовик, нечто типа «Шишиги». И вели эти следы именно в сторону Института. Уже никто не сомневался, что там уже успели побывать опередившие экспедицию незваные гости. Только зачем? С какой целью? Дима старательно гнал от себя, но все никак не мог прогнать тошнотворную мысль о том, что скоро, скорее всего, ему придется стрелять в людей. Живых людей. Таких же, как и он сам.
Впереди замаячило высокое, похожее на мрачный серый параллелепипед, здание. Один из корпусов Института. Рядом, за забором, стояли большие цистерны на бетонных основаниях. Судя по карте, это когда-то была насосная станция, бензохранилище и генераторная. Кротов повел группу в обход Института, чтобы баки служили прикрытием. Майор хотел подобраться незамеченными и, если в здании уже шуруют мародеры, атаковать их. Но все вокруг было тихо.
Оставив группу в укрытии оврага, Кротов послал двоих бойцов с биноклями в разведку. Дрон засел с винтовкой прикрывать их. Минут через десять спецназовцы вернулись.
-Никого, - был их ответ. – Ни следов, ни людей.
Кротов вставил в свой «абакан» магазин с бронебойными патронами. Его не на шутку тревожили следы в автобусе и на асфальте. Странные какие-то мародеры, надо сказать. Добыли снайперку, грузовик, да тем более забрались еще довольно далеко от Периметра. Нетипично для местного криминального контингента. Бандиты успели себя показать опасными, агрессивными, невероятно жестокими, но вместе с тем трусливыми и почти полностью безграмотными в плане ведения боевых действий личностями. А тут дело пахло неплохо спланированной и, похоже, уже проведенной кем-то операцией. Сахаров владел хорошей информацией, но и он ничего об этом всем не знал.
Время шло, но ничего не менялось. Никто на группу нападать не собирался, равно как и не рассекретил себя. Ни звука, ни движения. Будь тот же самый грузовик еще на территории Института, можно было бы хоть уловить звук его работающего мотора. Но нет… И майор решился. Он, чтобы зря не рисковать, оставил ученых и Шухова в овраге, а сам с шестью бойцами осторожно, пригибаясь к самой земле, вылез из укрытия. Обошел заправочную станцию вдоль забора.
Оставив Бормана внизу, майор ловко, как змея, скользнул не штабель бетонных плит, сложенных кучей, и достал бинокль. Отсюда был хорошо виден двор Института. Здоровенные двустворчатые двери оказались приоткрыты ровно настолько, чтобы мог проехать грузовик. На высокой траве четко угадывались следы колес. Ага… А вот дальше было уже нечто интересное. Рядом с небольшой вышкой, сваренной из железных ферм, навзничь лежал человеческий труп. Майор добавил «зум» в оптике бинокля, но толком рассмотреть мертвеца не удалось – мешала трава. Но крови вокруг было много, она темными пятнами испещрила растительность и землю. Покойнику там что, ритуал вампирьего жертвоприношения устраивали? Переведя бинокль немного дальше, Кротов понял причину: в той же высокой траве пузырилась, перемешивая воздух, ловушка. Какого именно она была действия, майор не знал, но, судя по всему, в нее и влетел человек, а уж она постаралась вовсю.
Бойцы через открытые ворота просочились на территорию научного центра. Пусто. Только вечный ветер Зоны гулял по выбитым окнам зданий и среди брошенных на произвол природы машин и механизмов. Кротов, засев за углом бывшего КПП, внимательно осматривал окрестности, выискивая что-нибудь подозрительное. И не находил. Труп одного из недавних гостей Института лежал рядом, майор подполз к нему, осмотрел покойника.
Так вот почему натекло много крови! Обе ноги убитого оказались оторваны по колено, видимо, он еще боролся за жизнь, полз метров пять, а потом его добили выстрелом в затылок. Что ж, вполне милосердное решение. Ни оружия, ни каких-либо документов, ни даже денег в карманах не нашлось. Да и одежда странная, дешевая и простая – толстый свитер, камуфляжные штаны, куртка-ветровка, респиратор на лице, теперь висящий на шее. Почти в точности такая же, как и у того зомби, которого пристрелили в лесу… Стоп! Зомби. Он шел, скорее всего, именно отсюда. Тоже кто-то из гостей? Только с выжженными мозгами. Значит, гости попали под действие «Пульса». Но Кротов не ощущал на себе его излучения.
Академик предупредил, что признаки пси-воздействия начнутся, если установка и правда работает, уже во дворе Института. Проявятся они жжением в лобной части черепа, шумом в ушах, возможно – галлюцинациями. Но майор ничего такого не ощущал. Его бойцы – тоже. Вывод: установка отключена. Тогда откуда взялся ходячий труп? Или вообще не отсюда? И этот покойник с оторванными ногами. Ловушка ведь замечательно видна, даже немного гудит. Как можно ее не заметить? Если только слепой и глухой. Или безмозглый. Или… Или если удираешь в панике не разбирая дороги. Кротов пригляделся, и легкий мороз продрал по коже: лицо убитого искажала гримаса страха. То, что майор изначально принял за болевые судороги, оказалось нечеловеческим ужасом.
По рации Кротов связался с Шуховым и велел ему выдвигаться к нему. Скоро Рыжий и двое ученых были рядом с майором. Кротов указал вперед рукой.
-Вот ваш Институт. Но что-то мне тут совсем не нравится. Хотите совет, Юрий?
-Слушаю, - буркнул озадаченный Круглов. Он не ожидал услышать ничего хорошего.
-Давайте бросим всю эту затею к чертовой матери? Не надо соваться внутрь, поверьте мне. Для отчета Сахарову сочиним отписку, я подтвержу все, что придумаем. И мои парни тоже. А потом вызовем вертолеты и раскурочим все это место к едрене фене. Так будет лучше.
-Нет, майор, - вздохнул Юрий. – Надо идти.
Кротов только хмыкнул в ответ, дескать, я предупредил, а там как знаете. Экспедиция медленно приблизилась к воротам Института. Здание мрачной, тяжкой громадой нависло над ними, скалясь пустыми проемами выбитых окон. Стекла не пережили Выбросов. Массивные, застекленные бронированными стеклами двери были открыты, створки кто-то даже заботливо подпер кирпичами. У крыльца отчетливо виднелись следы автомашины.
-Тот самый грузовик! – воскликнул Дима, изучив их.
Круглов, держа оружие наготове и запустив прибор ночного видения, первым вошел в фойе научного центра. На толстом слое пыли отпечаталось множество следов. Эдуард присел над ними, светя фонариком. И без опыта следопытства было ясно: здесь что-то таскали, причем много, но в невероятной спешке, роняя бумаги, полиэтиленовые пакеты с дисками, что-то подбирали опять, а что-то так и бросали. В Институте царил полный разгром. Те, кто работал здесь и в ужасе бежал после катаклизма рождения Зоны начали его, а недавно побывавшие мародеры довершили анархию. Теперь Юрию всего лишь предстояло определить масштабы разрушения. То, во что были вложены колоссальные денежные средства и усилия лучших умов науки, лежало теперь изуродованное и растоптанное.
Круглов достал план-схему Института, пару минут внимательно изучал ее под лучом фонарика. Люди разговаривали тихо и старались ходить бесшумно, чтобы не разбудить нечто ужасное, что, казалось, могло спать в недрах зданий и выползти наружу. Кротов не зря отсоветовал Юрию вообще соваться сюда. Майора, как только он воочию увидел то, куда им предстояло идти, обуял почти неконтролируемый страх. Кротов был опытным военным, прошел шесть «горячих точек» и звание заслужил своим честным потом и кровью. Но теперь он готов был бежать отсюда, куда глаза глядят. Тревога грызла его безостановочно, но и предать своих бойцов майор тоже не мог.
Эдуард повернул голову и внимательно прислушался. До его ушей долетал странный, монотонный звук. Напряженный и отравленный переизбытком адреналина мозг не сразу сообразил, что это такое. Кап. Кап. Кап… Просто звуки падающих капель воды вызвали чуть ли не нервный срыв. А что же будет дальше, когда это страшное здание поглотит экспедицию, впуская в свои недра?
И Круглов, словно ставя приговор, погасил фонарик:
-Теперь туда. Направо. Там должна быть лестница вниз…