Крячко г. Суррогат мечты повесть часть первая

Вид материала

Содержание

Подобный материал:

1 2 3 4 5 6 7 8 9 ... 21

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ОБИТЕЛЬ ЗЛА

Об Институте Дима слышал от Сахарова, и не раз. Старый академик вспоминал об этом месте с тревогой, сквозь которую проскакивали, однако, и ностальгические ноты. Сам Шухов, понятно, к научному светилу не совался с расспросами. Понимал, что не вышел рылом. Но пару раз, когда приносил добытые образцы, академик беседовал с Кругловым, и Дима краем уха внимательно слушал разговор. Ему было интересно все, связанное с Зоной, а кто может рассказать об этих местах больше человека, который знал Чернобыль еще в советские времена, когда ЧАЭС считалась оплотом технического прогресса, а грозная Припять радовала людей новыми домами и красивыми улицами? А в последнее время Сахаров уже всерьез обсуждал с Мановым и Кругловым вопрос экспедиции в гиблое место.

Сахаров был лично знаком с академиком Легасовым, занимавшимся проблемой ликвидации последствий аварии на станции. Был здесь не раз и не два и после аварии, когда аварийный блок скрылся под панцирем железобетона, а военные намертво закрыли вход сюда гражданским лицам. И, конечно, Сахаров несколько лет подряд проработал в том самом Институте.

После Второго Взрыва, когда Зона разом оттяпала у цивилизованного мира огромный кусок территории, очистив его от людей, Сахаров примчался сюда буквально через пару дней, нажал на какие-то ему одному ведомые рычаги в Академии Наук и Генштабе вооруженных сил Украины, навел суету в СБУ, и моментально организовал научный городок, где и засел прочно и основательно. Лаборатории, жилой массив и склады представляли из себя нечто вроде огромных стальных и бетонных конструкций, которые доставили сюда вертолетами и смонтировали на месте. Конструкции были такой прочности, что когда Зона начала показывать зубы в виде Выбросов, сметавших все живое, жилища без проблем выдержали страшные потоки аномальной энергии и спасли укрывшихся там людей. Лагерь обнесли капитальным забором с «полосой отчуждения», а на вышках по периметру несли службу прикомандированные сюда, прекрасно вооруженные бойцы спецназа.

Так что академик и его помощники не беспокоились за свою безопасность и могли заниматься своей деятельностью свободно, настолько, насколько это возможно в условиях Зоны. Конечно, все необходимые меры безопасности предпринимались неукоснительно, и работа с добытыми образцами велась строго в лабораторном корпусе. Денег вся эта деятельность, конечно, поглощала уйму, но напуганное до мокрых штанов государство не скупилось, в надежде, что премудрый академик разберется, наконец, что к чему и обуздает Зону.

Сахаров, как человек умный, прагматичный и уже зубы съевший в политических трениях с власть имущими мира сего был настроен далеко не так оптимистично. Ни с кем соображениями, понятно, не делился. Стоило ему открыто заявить о своих догадках и предположениях, его вполне могли выдворить из Зоны подальше и лагерь просто свернуть. Поэтому старый ученый успешно наводил тень на плетень и потчевал своих начальников туманными, но многообещающими перспективами. Чему последние, впрочем, и были рады. Не суют им лично под нос опасную и радиоактивную дрянь – и ладно.

А Сахаров нет-нет да и вспоминал об Институте. Что там делали, как и сколько из сотрудников, кроме него самого остались в живых – не знал никто. Второй Взрыв накрыл Институт, на тот момент вполне исправно работавший, вместе со всем персоналом. Какая трагедия разыгралась там? Зона умела хранить свои тайны. Но никто из более чем пятиста человек, бывших на момент катастрофы в общежитиях и секторах заведения на «большую землю» не выбрался. И не подал сигнал бедствия, воспользовавшись мощным радиопередатчиком. Сахаров иллюзий не питал, мысленно давно уже попрощавшись с коллегами и пожелав им пуховой земли и упокоения душ.

Академика на данный момент гораздо сильнее беспокоило другое…

Институт был уникален своим оборудованием и наработками. Именно в нем и нигде более на Украине или России проводились разработки психотропного оружия и даже искусственного интеллекта. Лаборатории, аналогов которым не было и быть не могло в принципе, так как большая часть разработок велась под руководством непосредственно самого Сахарова, ныне покойного Станислава Молчанова или Лебедева, замечательного специалиста, ученого мировой величины, гениального инженера и практика научных экспериментов. В лаборатории Лебедева трудились несколько деятелей, и в их головах осталось нечто, способное привести не только к ядерному апокалипсису, но и, при ином раскладе, изменить историю человечества в принципе.

Тайну этих разработок Молчанов унес в могилу. Лебедев и весь состав его лаборатории, похоже, погиб во время Второго Взрыва, а Сахаров, хоть и участвовал в деятельности Института, занимался большей частью финансовыми вопросами и выколачиванием ресурсов из карманов государства. Сам же Лебедев, Каланча, Сковорода, Холодков, Родионов и прочие члены «научной плеяды» Института особо своими достижениями ни с кем не делились, прекрасно сознавая, что творят дела и разработки государственной важности, за разглашение которых однозначно ждет расстрел.

Институт все время перекликался работой и продукцией с заводом «Юпитер», расположенным на окраине Припяти. Там инженерным центром по изготовлению образцов для научного центра заведовал Новиков, угрюмый бородач с плоским и пошлым юмором, но светлой и прогрессивно мыслящей практически во всех плоскостях головой. Его Сахаров знал лично давно, еще со времен советских НИИ, где Новиков числился самой мелкой сошкой – аспирантом технического отдела в одном из институтов Подмосковья. Углядев в молчаливом парне великолепного техника, его взял под свое крыло Молчанов, уже знающий, что болен раком легких, но боровшийся за жизнь до последнего. Когда был создан комплекс секретных лабораторий, Новиков попал сюда одним из первых, получив в руки практически все, что хотел. А на «юпитере» он развернулся вовсю…

Завод работал с полной самоотдачей, но, как и научный центр, являлся закрытым и секретным учреждением, и выполнял исключительно заказы Института. Сахаров лишь в общих чертах знал, что входило в спектр работ «Юпитера». Электромагнитное оружие, психотропные установки, биокибернетика, медицинские нейростимуляторы, позволяющие буквально оживлять мертвых… И искусственный интеллект. Сахаров доподлинно не знал, но всерьез догадывался: в Институте и подшефных ему лабораториях под кодовым названием «Х» создан живой аналог мозга мыслящего существа. И вроде как (это уже из жанра фантастики, но чем черт не шутит) осуществлен вход сознания человека в ноосферу. Вернадский, наверное, вертелся от этого в гробу, но наука деликатно хотела плевать от основоположника этой научной сферы.

Комплекс тщательно замаскированных лабораторий, теперь волею судьбы оказавшихся на территории Зоны, был отныне потерян для ученых и людей вообще. Сахаров прекрасно сознавал тщетность и нереальность организации экспедиции хоть к одной лаборатории. Седые волосы на лысеющей голове академика буквально вставали дыбом от одной мысли о творящемся теперь в тех катакомбах, и о той пакости, которая теперь получила свободу.

Но до Института дорваться было вполне реально. Хотя бы из-за того, что само здание располагалось на поверхности земли и это давало возможность хотя бы провести подготовку ракетным ударом с воздуха перед штурмом комплекса. А речь шла, между прочим, о полномасштабной военной операции. С применением оружия. С задействованием, как минимум, пары боевых вертолетов, взвода спецназа, доброго десятка ученых, напутствованных подробнейшими инструкциями, куда идти и что именно искать. И как это оттуда вытаскивать. Нужен к тому же ходок, а лучше не один из числа активно осваивающих Зону мародеров. Но цель безусловно оправдывала все средства и потенциальные жертвы.

А тащить из Института предстояло многое. Желательно – академик при этих мыслях улыбался – все здание, вместе с подвалами и складскими помещениями, остатками трупов научного и обслуживающего персонала, буде таковые еще там остались. Тонны и тонны уникального оборудования… Которое, в принципе, было реально восстановить или даже создать заново. Но для этого нужны все находящиеся в Институте документы. Те же самые тонны папок с бумагами, терабайты информации с компакт-дисков и винчестеров компьютеров. Это все (или хотя бы необходимый минимум) предстояло утащить в самое ближайшее время.

Сахарову было над чем поломать голову. И Дима задним местом чувствовал, что эти треволнения мудрой головы напрямую отразятся на нем. Молодой? Активный? Шило в заднице? Вот и изволь лезть в ту самую вышеозначенную задницу, причем вернуться живым и не с пустыми руками. Ну что ж, Дима в принципе не против, лишь бы заплатили и снабдили достойным снаряжением. Академик умный, вот пусть и думает. А когда в Шухове будет нужда, Круглов сам сообщит молодому ходоку об этом.

Дима даже сам лично видел Институт. Правда, издали и в окуляры мощного бинокля. Туда, где находился этот комплекс, еще не отваживался заходить ни один из ходоков. И не потому, что искать было нечего. Как раз наоборот. Но от этого места веяло такой непередаваемой жутью, таким могильным холодом, что люди пугались и не рисковали зря. Казалось, сама Зона напрямую говорила: стой. Не лезь туда. Я и так не очень жалую вас, людей, но даже мне не хотелось бы вашего проникновения в смертельно опасные тайны этого места.

Ходоки, привыкшие уже однозначно доверять голосу интуиции, слушались и не дразнили судьбу. Скорее всего, правильно делали. Шухов лично один бы туда и под прицелом автомата не пошел. Он уже знал – в этих местах с тобой могут случиться вещи гораздо страшнее банальной неизбежной смерти. Нет ничего постыдного в признании самому себе в страхе. Гораздо хуже пустая бравада, заключающаяся в дебильной пародии на смелость. И неизбежная гибель после.

-Все помнишь? – Дима внимательно посмотрел на Эдуарда. – Теперь давай сам.

Молодой ученый пожал плечами и принялся собирать разложенный на столе по частям автомат. Быстро, сноровисто, будто проделывал это много сотен раз в жизни, почти не задумываясь над каждым движением по отдельности. Скоро раздался глухой щелчок вставшего на место магазина и клацанье передергиваемого затвора. Тускло блестящий патрон упал на фанеру стола, немного прокатился, замер, глядя остроконечной пулей в стену.

-Молодец, - похвалил парня Шухов.

Эдуард стянул с глаз черную повязку и чуть улыбнулся. Дима давно уже заметил, что ученого никак нельзя было назвать эмоциональным человеком. Совсем даже наоборот. Молчаливый, зато сосредоточенный и всегда немного напряженный, как пружина на боевом взводе. Не знай Шухов, кто перед ним, после первых пяти – десяти минут общения он принял бы Эдика за военного. Но голова у парня варила хорошо, это уже успел признать – за спиной самого ученого, правда, чтобы не перехвалить, - и сам Круглов, всегда весьма скупой на комплименты. «Далеко пойдет этот сударь, - заметил Юрий. – Очень далеко. Быть может, и по нашим костям». Присутствующий при этих словах Сахаров неопределенно хмыкнул и покачал седой головой, но ничего не сказал.

-Расскажи мне о… Скажем, о «плоти», - продолжил экзамен Шухов.

-«Плоть», или «мясо» - это местный мутировавший представитель пассивной хищной фауны, предположительные предки – домашняя свинья или овца. Передвигается на четырех конечностях, снабженных узкими и заостренными костяными копытами. Туловище бочкообразное, аморфное, покрытое кожей или редкой короткой шерстью, шея практически редуцирована, голова небольшая, неопределенной формы. Ротовое отверстие крупное, но зубов практически нет, челюсти снабжены острыми роговыми пластинами. Глазное яблоко, как правило, одно, второе практически атрофировалось или скрыто за гипертрофированным веком. Масса взрослой особи достигает двухсот килограмм, передвигается в основном шагом, так как бегает плохо. Труслива, питается в основном падалью либо ранеными, к жертве, если она представляет потенциальную опасность, подкрадывается со спины. Признаком интеллекта не обнаружено.

-Правильно. Как убить эту красавицу?

-Автоматическое оружие против «мяса» малоэффективно ввиду того, что жизненно важные органы обладают способностью к очень быстрой регенерации, кровь легко сворачивается, а головной мозг крайне мал и в него трудно попасть. Наиболее эффективна крупная картечь из гладкоствольных дробовиков, желательно двенадцатого калибра, а также осколочные гранаты.

-Хорошо, а если у нас нет под рукой ни дробовика, ни лимонки?

-Тогда очередью из автомата по морде, желательно по глазам, чтобы ослепить, и по коленным суставам ног, чтобы обездвижить. Стрелять в тело практически бесполезно, так как пули либо пройдут насквозь, не причиняя вреда, либо вообще застрянут в туше. Головной мозг также поразить тяжело, так как череп весьма прочный и покатый, пуля может просто уйти в сторону. Впрочем, «плоть» труслива и ее можно испугать просто звуком выстрелов, и она откажется от атаки.

-Запомнил, надо же. Практически слово в слово. Все верно, молодец.

Дима и Эдуард присели на составленные у стены ящики, ученый достал пачку сигарет, протянул Шухову, но тот отказался. Эдик закурил.

-Когда мы в прошлый раз ходили на Свалку, на нас напали какие-то твари. Кто это были?

Дима отогнал от лица густой клуб табачного дыма. Как он и предполагал, его самого в качестве проводника-консультанта и двоих военных для охраны «прикрепили» к Эдуарду и Бельскому, одному из «фаунщиков» лаборатории. Ученые ходили в Зону собирать образцы для исследования, размещали аппаратуру, а военные, соответственно, обязаны были следить, чтобы им никто не мешал и не съел на обед. Собственно, самой работой занимался Бельский, а Эдик был у него на побегушках.

По Эдуарду было видно, что функция «принеси – держи – подай» ему не очень нравится, но парень разумно молчал. Понимал, видимо, что, не пройдя низов, на верхи ему не выбиться, тем более он сам изначально напросился на полевую работу. Два «выхода» уже были у него за спиной вместе с Димой и Бельским. Во время второй экспедиции на людей набросилась небольшая стайка местной погани, которую военные буквально разорвали в клочья автоматными очередями, а ученые потом – чего добру пропадать! – заботливо собрали и упаковали в специальные контейнеры кровавые ошметки.

-Тушканы, - ответил на вопрос Дима. – Есть тут такая живность. Мелкие, резвые, живучие… недооценивать их нельзя, хотя я лично их вижу всего в третий раз. Мужики рассказывали, что одного из ходоков всей стаей прищучили и буквально до скелета обожрали. Вот так то. Хотя, конечно, убить их можно хоть сильным пинком ноги. На Свалке их тучи. Хемуль, он из самых молодых, их из пистолета валит, я сам видел. Обычно на большие группы людей не нападают, а тут что-то насмелились. Оголодали, видимо. Не меньшую опасность представляют крысы. Их тоже много, но они в основном по подвалам сидят. Тоже всей кучей нападают и практически живьем жрать начинают. С ними я пару раз лично встречался. Один раз сбежал, второй отбиваться пришлось. Крысы и тушканы опасны еще и своими укусами. Они всякую падаль лопают, и в пасти у них сплошная зараза, вплоть до трупного яда, который им самим никак не вредит. Так что имей в виду – сепсис на раз подхватить можно.

Эдик, склонив голову, внимательно слушал Дмитрия. Опыт выживания в Зоне был уникален, и больше перенять его ни у кого не представлялось возможным. Ходоки часто таскали ученым свои находки, но вытянуть их на откровенный разговор или упросить поделиться знаниями оказывалось практически нереально. Дикие и звероподобные, угрюмые мужики, каждый день ходящие в обнимку со смертью вообще обходились парой десятков слов, половина из которых матерные. Их интересовали только деньги, патроны, водка и медикаменты, но ходоки прекрасно знали свою уникальность и не разбрасывались ею уже ни за какие коврижки.

-И всегда внимательно смотри, куда стреляешь – напутствовал Шухов ученика. – Здесь не компьютерная игрушка, сохранения не предусмотрены, а своих пули дырявят так же легко, как и чужих. Имей в виду. Я вообще так чувствую, скоро нас с тобой в интересную ходку отправят…

Эдик удивленно поднял бровь.

-Ты об Институте?

-А ты как догадался? – насупился Шухов.

-Семи пядей во лбу не надо иметь. Сахаров вчера с каким-то генералом беседовал, просил выделить вертолет и солдат для нашего сопровождения.

«Вот и дождались, - подумал Дима. – Это называется, бойся своих желаний: они имеют способность исполняться. Додумался академик. Решился все же».

-Ну вот, - хлопнул ладонью по колену Шухов, - значит, не зря я тебя учу сейчас. Скоро и пригодится. Я как в воду глядел.

-Зачем мне все это тогда знать, если с нами будут военные? Нам же и оружия даже не дадут.

Дима поглядел на Эдика, как на старательного, но туповатого ученика. Вот ведь фрукт! Вроде бы и голова на плечах имеется, а иной раз такие вещи в эфир выдаст – хоть стой, хоть падай.

-А сам не догадываешься? Пораскинь мозгами.

-Нет…

-Мы пойдем туда, куда даже самые матерые ребята еще не забирались. Почему? Да потому, что элементарно боятся. - Голос Димы стал жестким, шутки кончились, и это надо хорошенько дать понять ученику, если они оба хотят вообще вернуться живыми. – Мужики не трусы, радиацией и военными рейдами их не напугать, многие еще задолго до Второго Взрыва промышляли здесь и таскали драгметаллы из руин. Местность знают отлично. И полезли сюда чуть ли не на следующий день после катастрофы. Туда, куда мы идем, очень опасно по иной причине. Там есть нечто, что не встретишь в обычной Зоне. Какая-то мерзость. И мы идем ей прямо в пасть. А что, если военные погибнут, я погибну, вертолет эвакуации просто не прилетит? Что тогда будешь делать? Помирать самому? Вот именно для того я тебе тут мозги и полощу, чтобы научился выживать. Это лишним никогда не было и не будет. Запомни хорошенько.

Эдуард притих и удивленно смотрел на преобразившегося Шухова. Их знакомство продолжалось всего неделю, но таким молодой ученый своего наставника не видел и даже не предполагал, что он может быть таким. Улыбчивость и оптимизм растворились. На Эдика смотрели внимательные, жесткие, холодные глаза, линия губ стала твердой, скулы заострились, голос зазвенел оружейной сталью. Дима ведь тоже прошел не одну тропинку Зоны, преисполненный самоубийственной, отчаянной логикой первооткрывателя. Земля еще не остыла от катаклизма, породившего это место, а Шухов уже был здесь, с автоматом в руках и рюкзаком за спиной, форсировал наспех возведенные рубежи военных и вступал на пропитанную смертью землю. Уходил, растворяясь в пугающем мраке. Чтобы вернуться живым.

-Ты должен уметь все, - продолжал Дима. – Разбирать и собирать оружие, пользоваться гранатами, метко стрелять, спать вполглаза, владеть ножом, разводить костер, обеззараживать воду, лазать по стенам и деревьям, читать следы, быстро бегать и бесшумно красться. Тогда ты – может быть – выживешь. А иначе у тебя просто нет ни единого шанса. На Сахарова или Манова не смотри. Они здесь, чтобы посылать на гибель тебя или меня. Выживать – не их задача. От них требуется нам вовремя платить и давать задание, куда идти и что тащить. Вот так то.

Эдуард ожесточенно потер ладонью высокий лоб. Все складывалось не совсем так, как он изначально предполагал. Он рассчитывал, что их все время будет охранять отряд вооруженных до зубов профессионалов, готовых изрешетить любого агрессора. Но чтобы самому держать в руках автомат? Стрелять? Спасаться от смерти? Истинно юношеские розовые очки вкупе с энтузиазмом таяли с поразительной быстротой… Как бы не дать «задний ход» такими темпами и не сбежать отсюда без оглядки! Но куда? В скучные лаборатории научных центров? На нищенский оклад кандидата наук? Нет, спасибо. Не для этого ехал сюда. Но рассказ – нравоучение Шухова ошарашил Эдика не хуже удара по лбу. Видимо, ученым, изучающим Зону, надо не только уметь с лабораторным оборудованием работать, но и пройти весь курс выживания. В этих условия бесконечной Чрезвычайной Ситуации просто не могло быть иначе. Сплошная боевая тревога.

За несколько дней работы в научном лагере Эдику пришлось повидать самые разные образцы, добытые военными, ходоками и предыдущими научными экспедициями. Особенно его поразила необычайная живучесть населявших Зону тварей. Фантастический метаболизм позволял мутантам оправляться от кошмарных ранений за считанные дни, а то и часы. Аномальное зверье, судя по данным и изучению трупов, было еще и отлично подготовленным для добывания себе пропитания. Вегетарианцев тут не водилось, по крайней мере, таковые в руки ученым еще не попадались. А острые зубы, крепкие когти и прекрасно развитые мышцы сообщали об очень даже агрессивных намерениях существ.

А ведь совсем скоро, буквально через несколько дней, ему лично, Эдуарду, молодому, но перспективному ученому, автору вызвавшему недавно при его защите фурор диплому на выпускающей кафедре университета, предстояло встретиться с тварями Зоны нос к носу. А ведь Дима прав. Не факт, ой, не факт, что военные смогут защитить его жизнь.

Но у Эдика были и личные причины попасть сюда, работать тут и жестко пресекать вполне естественные порывы уже напуганного разума убраться отсюда подальше, пока цел. Причины, настолько веские, что ученый держал их в тайне, никого не посвящая в них. А вместе с тем Эдик сам был частью Зоны, вернее, той земли, на которой она родилась. Дыхание Зоны жило в нем, и именно оно и привело его сюда по извилистым дорогам человеческой судьбы.

Отец Эдуарда был ликвидатором последствий аварии на ЧАЭС. В ту пору он «трубил» срочную службу в вооруженных силах, и именно его часть бросили тогда в атомное пекло, пожинать ошибки великих умов человечества. Растревоженный людской муравейник поглотил простого украинского парня, даже не заметив. О личностях тогда не думали, всем скопом заливая радиоактивный пожар своим потом и подчас кровью. Отец Эдуарда рвал плечи, калечил руки, на горбу загружая в могучие транспортные вертолеты мешки с песком, толченым мрамором и борной кислотой, как это делали еще сотни солдат. Затем эти тяжелые мешки прямиком отправлялись в разверстое жерло четвертого энергоблока, принимать на себя жар бушующей урановой стихии. Дальше – за рычагами бульдозера и экскаватора, потом – водителем «КРАЗа» - самосвала… Солдат, конечно, нахватался своих рентген выше нормы, но и об этом в те времена тоже не думали.

Потом – возвращение в родной город, почти сразу же свадьба с девушкой, которая на диво дождалась своего жениха. Родился Эдуард, вопреки всем ожиданиям, без мутаций и отклонений, обычный человеческий ребенок. А вот отец будущего ученого долго на свете не зажился. Едва исполнилось тридцать лет, начал истаивать стеариновой свечкой. Врачи нашли у него лейкемию, причем какой-то особой формы. Череда сложных операций не спасли бывшего ликвидатора. Скоро холодная, настывшая уже осенняя земля укрыла гроб с телом безвестного героя, принявшего на себя и впитавшего те убийственные лучи радиации, которые могли достаться и другим. Хоронили, кстати, по традиции, в наглухо запаянном цинковом гробу.

Мать намеренно мало рассказывала Эдику об отце, но настырный и пытливый мальчишка через родственников и друзей родителей все-таки докопался до истины. И это определило его дальнейшую судьбу. Так как Эдуард рос молчаливым и малообщительным человеком, матери про свое решение он не стал говорить, предпочитая делать все тихой сапой. А потом просто поставил родительницу перед фактом. Уговаривать и ругать непутевое дитё было уже просто поздно. Все возвращалось на круги своя, и сын пришел туда, где нашел начало своей смерти его отец. Только вот у каждого своя Зона. У одного на пути был радиоактивный пожар во вскрытой взрывом атомной печи, а у другого уже расстилалась впереди целая пропитанная смертью земля.

Эдуард прислонился к стене домика, прикрыл глаза. За железобетонной бронированной преградой негромко шумел ветер, и стекали по серой поверхности капли дождя. Зона жила свой обычной жизнью. Она, как живое существо, помнила все. И невзрачного, в пропитанной пылью и потом гимнастерке бойца срочной службы, фактически голыми руками усмирявшего ядерного демона и заплатившего за эту дерзость жизнью. И этого молодого ученого, по сути бросившего ей вызов, ступившего на давно остывший след отца. Зона помнила все. И молчала.

Грохот автоматных очередей и отдельные резкие, четкие, будто печатающие выстрелы перемежались с тяжким буханьем двустволок и обрезов, сухой, трещащей пистолетной пальбой. Пули, дробь и картечь свистели в воздухе, резали, как ножами, траву, листву кустарника и ковыряли землю, вздымая фонтанчики ошметьев дерна. Резко пахло порохом.

-Прикрывай. Я сам, - коротко приказал Таченко одному из своих бойцов и выметнулся за бетонную плиту, где залег сам.

Капитан был опытным воякой и сразу понял: они попали в неплохо подготовленную и вполне грамотно расставленную западню. Их ждали, скорее всего, рассмотрев издали из биноклей, или проследив откуда-то и предварительно скоординировав план действий. Нападающие правильно рассудили, что через лес бойцы не рискнут идти, а обогнут его по относительно сухому месту, не суясь в болото. Непролазные топи действовали лучше любого забора, а плоские холмы, заросшие кустарником являлись для атакующих идеальной маскировкой.

Таченко краем глаза уловил движение и полоснул по этому месту из автомата. Раздался пронзительный вопль, хруст веток, и из кустарника выпало переломившееся в поясе человеческое тело, раскинуло руки, покатилось вниз, щедро пятня траву темными мазками крови. «Еще один», - со злобной радостью подумал Анатолий и ничком бросился на землю. Весьма своевременно. Бухнуло сразу несколько ружейных выстрелов, над головой свистнула целая туча картечи.

Таченко перекатился влево, снова вскочил. До кустов осталось всего ничего, каких-нибудь двадцать шагов. Нападающие перли как сумасшедшие, прямо на автоматы, невзирая на потери. Но на тех, кто встретился капитану возле РЛС они явно не походили. Совершенно нормальные люди, просто очень агрессивные. И откровенно плохо вооруженные. С миру по нитке. Ну куда это годится – против автоматов с пистолетами и гладкостволом? Курам на смех. Однако лезли.

Таченко носорогом вломился в кустарник, бывший рослому капитану по шею. Это ему помогло. Ему сверху было прекрасно видно, кто и где прячется. Даже не видя самих людей, Анатолий замечал шевеление веток и слышал крики и звуки выстрелов. Ага, вон там, похоже, аж трое. Ну ладно… Капитан достал из жилета – разгрузки гранату, рванул чеку и отправил зеленый ребристый кругляш в логово врага. Упал на землю, спасаясь от осколков.

Рвануло знатно. Осколочная граната сделала свое черное дело по полной программе, взметнув целый фонтан кусков дерна, изувеченного кустарника и клочьев человеческих тел и ткани одежды. Раздался протяжный, захлебывающийся вой. Ураган осколков пронесся в разные стороны, острые рубчики чугуна беспощадно кромсали все на своем пути.

-Шухер, братва! – заорал кто-то. – Обложили нас! Тикай!

«Бандиты, что ли? – подумал Таченко, вставая на одно колено и поводя автоматом из стороны в сторону, - жаргон такой специфический»

По склону соседнего холма, драпая во все лопатки, бежали трое. Таченко вскинул оружие, тщательно прицелился и срезал двоих врагов короткими очередями. Третий вскинул пистолет и несколько раз нажал на курок. Не попал, конечно. ПМ никогда не отличался завидной точностью боя, а тут еще после бега, адреналин кипит в крови, руки ходят ходуном, в кого и куда стрелять точно неизвестно. Пустая трата патронов. Анатолий выпрямился во весь рост и третьей очередью свалил последнего противника.

-Капитан! – закричали за спиной. – Не стреляй! Свои!

Таченко обернулся. К нему спешили Иван и Чебурной. В руке лейтенанта тоже была зажата граната. Значит, не один капитан решил применять «тяжелую артиллерию».

-Где еще двое? – спросил Анатолий лейтенанта.

-Там, - мотнул головой Чебурной. – Мы сбоку заходили, двоих бандитов упокоили. Леха на пулю нарвался, бок навылет продырявило.

-У бандитов что, автоматы были? – удивился Таченко.

-Нет, пистолетная.

-А броник? ПМка его не пробьет однозначно. Как так получилось?

-Да он, дебил, его тайком от нас снял и выкинул, дескать, и так жарко и идти тяжело. Вот и поплатился. Ходить вроде может. Вколол себе промедол, перевязку сделал, Михаил с ним остался. А я к тебе на помощь пошел.

Таченко сплюнул, отцепил с пояса фляжку, глотнул воды. Пот заливал глаза, сочился из-под шлема. Было очень жарко и душно, хотя солнце все так же скрывалось за плотной пеленой туч. Анатолий всмотрелся вдаль. Потом достал бинокль, поднес к глазам.

-Там что, церковь? – спросил он Ивана.

-Да, старая уже, скоро сама развалится. Ее еще после Первого Взрыва бросили, батюшка, говорят, еще год там прожил и все-таки не выдержал, сбежал.

-Идем туда, - решил капитан. – Вечер уже скоро, ночью по Зоне мы не пойдем. Периметр скоро?

-Завтра после обеда, думаю, дойдем, - предположил Иван. – Там у ваших блокпост большой. Туда и выведу. Хотя в Зоне гиблое дело – загадывать наперед.

Таченко снял шлем, вытер лицо рукавом. На мокром лбу и щеках остались грязные разводы.

-Идем в церковь.

Иван подставил плечо раненому Алексею. Парень и правда был вполне в состоянии ходить, но отчаянно ругался, скрипел зубами и хрипел, как загнанный конь. Рана была неопасной для здоровья, но болела нещадно, тем более от дозы обезболивающего начало скакать давление, и боец рисковал просто потерять сознание.

По пути Таченко шел рядом с ходоком.

-Как думаешь, кто на нас напал?

-Да тут и думать нечего, - пожал свободным плечом Иван. – Местные бандиты. Мародеры, в основном беглые уголовники и просто гопота окловсяческого разлива. Тупые и агрессивные, но при этом трусливые. Своего рода шакалы. Опасны вот такими вот стаями, тогда их надо беречься. А в одиночку только на такого же одиночку сунутся. И то, только если сами вооружены.

-Много их тут ошивается?

-Не знаю точно. Такую вот банду во второй раз вижу. А по трое-четверо довольно часто. В основном сами за периметр не лазят, засядут возле него и ждут ходока. Там и грабят. Приметили, видать, где наши часто ходят и места удобные есть. Вот и навострились.

-А сами вы почему с ними не воюете? – Анатолий удивленно поднял бровь.

-Кому воевать? Мужики одиночки, сами по себе, даже вдвоем редко когда ходят, чаще все сам на сам. А если кто-то из ходки не вернулся, так пусть ему Зона пухом будет. Если на меня, скажем, нападут, то отстреливаться, конечно, буду…

-А если на твоих глазах на такого же, как ты? – прямо в лоб спросил капитан.

Иван помолчал, потом все же ответил.

-Не знаю. Сложный вопрос. Если хороший человек, приятель мой – то помогу, конечно. А если не виделись даже, то сам посуди, какой мне резон за него под пули лезть? А если меня самого зацепят, он-то меня на себе потащит? Вряд ли. Вот и думай…

Таченко шел молча, играя желваками на скулах. Иван примерно знал, что сейчас творится в голове Анатолия. «Шкура, мразь, эгоист, такой же мародер…» Этих слов Иван наслушался уже достаточно. И не обижался. Какой смысл дуться на правду, сказанную в глаза?

-Нет у вас лидера. Главаря, который бы всех в кулак собрал, - выдал наконец капитан. – Тогда врезали бы вы этим отморозкам. А пока так и будете по кустам прятаться.

Иван невесело усмехнулся.

-А кто им станет? Уж не ты ли? Да и кому это надо? Кто под этого лидера пойдет? Он же не просто так будет за всех ответственность нести. Его ж, как пахана бандитского, кормить – поить надо, скидываться придется. А нам это надо? Самим бы на хлеб добыть. Тем более, какой в нем смысл, в лидере этом? Он что, каждого из нас в Зону провожать будет, рядом с оружием идти, защищать, потом обратно выводить? Нет. Ну и толку от него тогда? Лишний нахлебник, вот и все.

-Дурак ты, извини за грубость. И все вы дураки…

-Зато ты один умный, - не удержался Иван в ответ. – Такой умный, что сам в говно залез, а вылезти помочь меня просишь. Зона это Зона. И здесь твой ум и идеализм меньше всего кому-то нужны.

Таченко ничего не ответил, да Иван и не ждал. Не отлупил – и то ладно. А ведь и сдачи не дашь, мигом пристрелят. Совершенно безнаказанно, ведь до периметра совсем рукой подать, там он, вон, за холмом далекой железнодорожной насыпи.

У Ивана поселилось тревожное предчувствие. Военные теперь вполне могут обойтись и без него. У Таченко - то еще ума хватит удержаться от карательной акции, а вот Чебурной выглядит мужиком крутым на расправу. Шарахнет от бедра очередью – и все. Анатолий с лейтенанта голову не снимет и даже в морду не даст. Разве что спасибо трупу за услуги проводника скажет. Ну, максимум, похоронить велит. И все. А жить-то еще очень охота! Иван уже понял, что сбежать не выйдет (да и смысла особого нет), и потому лихорадочно думал, как бы не допустить худшего развития сюжета.

-Шел бы ты из Зоны куда подальше, - вдруг посоветовал ему капитан. – Человек ты живучий, настырный, нашел бы себе применение в жизни без проблем. Вижу же, что не острых ощущений на задницу ищешь, как некоторые. Неужели мало работы на земле? Мирной, где никто тебя не подстрелит и не съест. Зачем тебе тут умирать?

-Не найду там себе места, - просто и коротко ответил ходок. – Черт его знает, почему, но я тут уже прирос намертво. На и не ждет меня никто.

-Понимаю. Как и я в армии. Да только что-то много у меня с ней несогласий в последнее время возникло. Мысли разные нехорошие шевелятся.

-Какие? – просто для поддержания разговора поинтересовался Иван.

-Всякие-разные. Например, почему мои начальники, командующие войсками Коалиции, которые охраняют Периметр, не предпринимают ничего, чтобы вычистить Зону от разной погани? Забор поставили и довольные, мол, решили проблему. А оно не так просто выходит. Вот представь себе, что будет, если Зона возьмет да расширится? Удержит ее этот забор?

-Нет, - честно сознался ходок. – Ее вообще, по-моему, ничто не удержит.

-И я о том же. Значит, надо брать оружие и выжигать все каленым железом к едрене фене. А генералы что-то головы чешут, мудрят, сами себя перехитрить хотят, что ли?

Иван почесал затылок.

-Вряд-ли все там так просто. Чины в погонах не только ведь святым духом питаются и живут не на одну зарплату. Скорее всего, уже успели прикинуть, какая им выгода от Зоны и куда это можно реализовать. Зачем им резать курицу, несущую им золотые яйца? Проще отгородить Зону от остального мира, как своего рода заповедник, и таскать отсюда добро.

-А люди будут гибнуть?

-А кому есть дело до людей? – невесело хохотнул Иван. – Разве что только этим самим людям. Сытый голодного не поймет.

-Какую-то чушь городишь, - вскипел вдруг Таченко, но тут же умолк.

Каменные желваки обозначились на его скулах. Тяжелые мысли ворочались в голове.

Церковь нависла над головами людей потемневшим и поехавшим чуть в сторону куполом, страшная, мрачная, тяжкая, как православное проклятие. Иван в принципе никогда не любил храмы и все с ними связанное – такая загробная неизбывная тоска его одолевала здесь. Пару раз его по молодости «за неподобающий внешний вид и отсутствие почтения к божьей обители» из церкви выставили, и Иван не на шутку обиделся. Здесь же, в Зоне, церковь он видел только издали. Но, по словам одного из ходоков, ничего опасного здесь не водилось, и потому Иван повел военных сюда. Все-таки со стратегической точки зрения стены лучше голополья и топей.

К церкви вела давным-давно нехоженая и неезженая дорога, когда-то даже асфальтированная, но теперь покрытие вспучилось, встало горбами, треснуло, кое-где его поперек пересекли даже настоящие разломы, причем довольно глубокие и полные болотной воды. Насколько далеко тянулась вся эта «гринпинская трясина» - Иван не ведал, да и ведать не хотел. Мурашки бегали по спине при мыслях, что или кто мог водиться в непролазных камышовых или тростниковых дебрях, кого там могла породить Зона себе на радость и на погибель людям.

Алексей, вдруг остановившись, вытер пот со лба и прохрипел сквозь зубы:

-Вашу мамашу, мы куда пришли? На церкви-то креста нет!

Иван поднял голову и заметил то, что раньше бы ему и в голову не пришло. Действительно: купол, по церковной логике всегда увенчивающийся символом распятия, был пуст. То есть, конечно, крест там когда-то был, там даже штырь крепления остался, но куда-то исчез. Скорее всего, его сняли по распоряжению уехавшего отсюда когда-то батюшки, не желавшего бросать храм с крестом на куполе на произвол судьбы. Все тогда прекрасно понимали – люди вряд-ли сюда вернутся, и будут мирно жить. Но все равно вид обесчещенной, будто обезглавленной церкви производил жутковатое впечатление.

Иван, в принципе неверующий, размашисто перекрестился. Остальные дружно последовали его примеру. Вокруг царило мрачное безмолвие, даже ветер и тот, казалось, стих.

Храм некогда был обнесен дощатой оградой, но пронесшиеся над мертвой землей техногенные катаклизмы, не говоря уж и о природных бурях доконали ее. А тут еще и болотистая, напитанная водой почва сделала дело, столбы подгнили, и забор просто рухнул, между почерневшими досками пробилась высокая трава, лишь кое-где остались торчать наиболее прочные столбы с прибитыми к ним трухлявыми кусками поперечных жердей.

У ворот ограды, тоже рухнувших, кособоко стояла будочка сторожа. Иван заглянул в нее. Пусто. Окошко ощерилось выбитым пыльным стеклом, со стен свисают клочья обоев. Дико и нелепо смотрится лампочка на витом рассохшемся шнуре, болтающаяся на потолке. Иван обернулся, глянул на капитана. Ему самому почему-то теперь расхотелось входить в церковь. Но Таченко призывно махнул рукой, кивком указал на открытую настежь дверь храма.

Из глубин большого строения будто дохнуло чем-то застарелым, давно нежилым, мертвым, как из разверстого склепа. Могильный холод овеял лица людей. Иван невольно поежился. Ему всерьез становилось страшно от мысли, что придется еще и провести здесь ночь. А тем временем вечерело.

Солнце ненадолго умудрилось прорвать густую пелену облаков и залило землю светом. От каждого куста, дерева, травинки протянулись длинные резкие тени. На куполе церкви тускло засияли оставшиеся кое-где куски листовой меди. Каждый осколок стекла, каждое окно, до этого выглядящие оскаленным зубами и черными дырами на тот свет, теперь стали похожи на кусочки драгоценных самоцветов. Вода в болотных бочагах засверкала, заблестела, притворилась красивой, мирной и совсем обычной, как в деревенском озерке. Зона вокруг надела маску благодушия, расположения к людям. Только для того, чтобы потом, неожиданно вызверившись, одним махом растоптать их.

Иван высунулся наружу, сделал шаг за угол церкви. Среди кустарника и бурьяна виднелись покосившиеся кресты и надгробия. Чудненько. Еще и кладбище рядом. Хотя, если подумать, оно старое, а почва сырая, так что все гробы с покойниками должны уже сто раз сгнить и даже костей не оставить. Но ходок знал – в Зоне ни в чем нельзя быть уверенным полностью.

Внутри церкви было темно и сыро. Пол под ногами давно прогнил, кое-где доски, некогда толстые и добротно слаженные между собой умелыми плотниками, уже превратились в рыхлую прель и просели под своим весом, образовав уродливые провалы. Свет кое-где проникал через покрытые толстым слоем пыли окна. При появлении людей с какого-то насеста высоко наверху сорвалась здоровенная ворона, заметалась с пронзительным карканьем и наконец выломилась наружу через какое-то только ей ведомое отверстие. Унеслась прочь, хлопая крыльями.

По углам тихо шуршало и поскребывалось. Люди стояли неподвижно, замерев, как изваяния, внимательно прислушиваясь. Но судя по звукам, это были всего лишь мыши или крысы, свившие здесь за много лет запустения целые династийные гнездилища. Чтобы вымести отсюда и их тоже, предстояло, пожалуй, спалить всю церковь дотла.

Убранство храма тоже было давно либо вывезено, либо растащено досужими мародерами. Если церковь стояла пустая добрых два десятка лет, то у них времени было более чем достаточно. И плевать они хотели на радиацию: иконы и утварь стоили немало, а если продавать, скажем, в Подмосковье, то дозиметром никто мерить не полезет. Наверное, именно так Зона незаметно, тихонько, исповдоль и расползалась по всей земле…

Таченко подошел к стене, постучал легонько в нее кулаком, проверяя на прочность. Не рухнет ли им на головы невзначай? Но дерево отозвалось сухой крепостью, как бы говоря: «нет, еще лет на десять меня точно хватит». Раненый Алексей, которого уже не держали ноги, кулем сполз на пол и кособоко сел, держась за рану.

-Ты как? – спросил его Чебурной. – Сильно плохо?

-Тошнит, - просипел Алексей. – Рана кровит, чувствую, за пояс течет все время. Хорошо, что «маслина» навылет прошла, а то так бы загнулся уже.

-Балбес ты, - хмуро ответил ему капитан. – Какого черта броник снял? Я же как-то тащу его и ничего, не жалуюсь. А ты вот разгрузиться решил, дурья голова.

Боец, понурившись, молчал, понимая, что сам виноват и спорить будет просто глупо.

Иван тем временем достал фонарь и обследовал церковь.

Словно в насмешку над самим культом религии, в углу за бывшим алтарем, от которого теперь осталась только неряшливая груда досок и расшеперившейся фанеры обосновалась здоровенная и очень мощная ловушка. «Карусель» мощно гудела воздухом, возле нее начинала кружиться голова, и возникало странное ощущение, будто череп легонько давит изнутри. Иван прикинул габариты западни – большая, вдоль стены ее точно не обойти, если зацепит в зону своего действия хоть полу одежды, то затянет однозначно. Потом оторвет жертву от пола, медленно, как бы нехотя уволочет в свою середину и начнет раскручивать. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее, пока не начнут лопаться связки, сухожилия, внутренности от непреодолимой центробежной силы. Затем – резкий, как удар кнута, сухой хлопок, бросок давления, и от жертвы полетят уже неинтересные ловушке кровавые клочья тела, щедро засыпая все вокруг мелко намолотым фаршем.

Иван мысленно представил, каково это – отправиться в короткий и смертельный полет по замкнутому кругу, ощущая всем телом, как все внутри напрягается, натягивается, а потом рвется, как лист бумаги, и стало непередаваемо страшно. Ловушка же, словно ощущая эмоции стоящего рядом человека, задышала быстрее, запульсировала скрученным в комок, замутненным пространством. Иван от греха подальше отошел на десяток шагов от западни. Ну ее к черту, еще схватит как-нибудь.

Наверное, когда-то в церкви замышляли ремонт, но катастрофа на АЭС помешала ему завершиться, и потому возле дальней стены храма так и остались стоять строительные леса, по которым монтажники лазали наверх, на небольшую площадку под самым куполом, в которую вел небольшой – человеку пролезть – люк. Анатолий задрал голову, оценил высоту и возможности забраться туда.

Иван уловил ход его мыслей.

-На полу я бы тоже спать не лег. Дует из дверей…

Анатолий глянул на ходока, но ничего не сказал, потом скинул с плеча автомат и армейский вещевой ранец, поправил на руках перчатки и подошел к лесам. Сваренные когда-то из сегментов стальных труб, соединенных болтами, они стояли прочно, разве что чуть поскрипывали от сильного шатания. Деревянная лестница, прислоненная к лесам, доверия уже не внушала, и капитан с неожиданной ловкостью и проворством принялся взбираться вверх прямо по опорам. Конструкция заколыхалась, но к стене ее когда-то прихватили стальными скобами, и она не могла рухнуть. Иначе Таченко пришлось бы худо. Иван отошел к другой стене церкви – сверху полетела деревянная труха и грозила запорошить глаза. На пол со звоном упало несколько гвоздей, потом, грохоча, жестяная консервная банка. Видимо, стояла наверху и теперь от тряски докатилась до края лесов.

Не прошло и пяти минут, как капитан уже стоял на высоте доброго десятка метров и примеривался к люку. Иван внимательно наблюдал, как Анатолий уцепился за край отверстия, посветил внутрь фонариком и исчез в люке, болтнув в воздухе ногами. Потом свесил вниз голову. Его голос гулко и как-то зловеще раскатился по храму:

-Забирайтесь по очереди наверх. Здесь места хватит. Леха первым. Подстрахуйте его.

Но раненый, уже отдышавшись, влез туда сам. Таченко втянул его за руку. Чебурной вскарабкался последним, явно следя за поведением Ивана и готовый, если что, не дать ему сбежать. Лейтенант проявлял похвальную бдительность. Что ж, правильно по-своему. Ходок на его месте, пожалуй, поступил бы так же. И все же Иван не отказал себе в удовольствии, когда уже был наверху, как бы нечаянно спихнуть пустую стеклянную бутылку с засохшей на дне темной массой, и она спикировала вниз, чуть было не приласкав бойца по шлему бронезащиты. Чебурной, услышав звон, вовремя отскочил и погрозил Ивану кулаком. Ходок только невинно развел в ответ руками, дескать, простите, ваше вашество, я нечаянно, без злого умысла, не обижайтесь на убогого.

Наверху, под самым куполом, была небольшая площадка, на которой и впрямь могли свободно разместиться пять – шесть человек. Наверное, здесь планировалось разместить что-то вроде небольшого жилища. Или же здесь обосновывался до последнего живущий тут упрямый не по разуму батюшка. Внутри купола было просторно, в «стене» не хватало несколько досок, и это обеспечивало неплохой обзор с высоты. А если выбить еще несколько плашек, то легко можно было выбраться и на крышу церкви. Правда, Иван бы не рискнул этого делать до последнего момента. Кровля прогнила, покоробилась, просела, покрылась бляшками пушистого мха, разверзлась щелями, и вряд-ли выдержала хотя бы вес ребенка.

Дождевая вода, видимо, не просачивалась внутрь. Пол площадки потемнел и рассохся, но не сгнил, как большинство остального дерева, был приятно шершавым. Таченко выпростал из ранца спальный мешок, раскатал его, прилег и положил автомат рядом. Чебурной присел справа от капитана. Иван же лег на живот около одной из щелей и принялся рассматривать окрестности.

Он, наверное, первый раз видел Зону с такой высоты. В сгущающихся сумерках она была завораживающе красива. Мерцали тусклым огнем «разрядники», как лишай, покрывавшие склон одного из холмов. Пучилась, вздуваясь изувеченным пространством, еще одна «карусель», в небольшом болотном пруду рядом с церковью странно расходились и никак не могли успокоиться концентрические круги. Казалось, что что-то большое все время ворочалось под водой, причем сразу в нескольких местах. А далеко, за очередной топью, торчал ряд вышек линии электропередач, между ними тянулись провисшие провода. Там вообще творилось что-то непонятное.

Воздух будто поднимался волнистой, вибрирующей стеной, полупрозрачной, как бутылочное стекло, дрожал, мерцал какими-то непонятными сполохами. Иван достал бинокль, всмотрелся внимательнее. Он заметил, что сияние «проливалось» с скелетообразных ферм, «цеплялось» за белеющие на фоне уже потемневшего неба изоляторы и перемычки опор. Наверное, какая-то еще неизвестная Ивану форма «ловушки». Интересно, а она чем опасна для человека?

Таченко и Чебурной тем временем потихоньку переговаривались. Иван не особенно прислушивался к их речи, но волей – неволей уловил одну фразу капитана:

-На этой земле никогда и никому не будет покоя.

Blog

Крячко г. Суррогат мечты повесть часть первая

Содержание