Россия в истории мировой цивилизации

Вид материалаДокументы

Содержание


Ветер перемен
Вопросы и задания
Политическая реформа
Вопросы и задания
Вопросы и задания
Подобный материал:
1   ...   16   17   18   19   20   21   22   23   24
Глава 5

перестройка” в СССР. конец “холодной войны”

ВЕТЕР ПЕРЕМЕН

Жизнь в стране, казалось, спокойно и размеренно катилась по хорошо наезженной колее. Ощущение необходимости и неизбежности перемен мирно уживалось с ощущением незыблемости существующей системы: если бы тогда проводились социологические опросы на подобные темы, 90% опрошенных наверняка бы сказали, что и дети их, и внуки будут жить “при социализме” под властью КПСС. Поэтому ту лавину событий, которая всего за 6 лет разрушила не только тоталитарный “социализм”, но и СССР, многие до сих пор воспринимают как результат действий одного-единственного человека - Михаила Горбачева.

54-летний Михаил Горбачев — самый молодой из членов тогдашнего Политбюро - оказался на посту Генерального секретаря ЦК КПСС в результате длительной и сложной борьбы в “высших сферах” партийного руководства. Причины его стремительного “взлета”, как, впрочем, и всех кадровых перестановок той поры, возможно, никогда не станут известны до конца. Как бы то ни было, “молодой” генсек на фоне престарелого Политбюро сразу привлек к себе интерес и симпатию страны. На первых порах люди были довольны уже тем, что у нового руководителя нет на груди “иконостаса” из орденов, что он может говорить без бумажки, не поощряет ритуальных славословий в свой адрес - в общем, ведет себя как живой человек, а не бронзовый монумент, олицетворяющий величие КПСС.

Лишь немногие специалисты, хорошо знакомые с реальным положением дел в экономике страны, понимали в то время, насколько мало выбора у этого человека, пост которого, казалось, давал ему безбрежные возможности


Тоталитаризм в тупике. Стал иссякать поток “нефтедолларов”, позволявший покупать за границей хлеб и “ширпотреб” для больших городов и обеспечивать за счет этого сначала повышение, а потом просто поддержание стабильного жизненного уровня населения, в начале 80-х годов.

Самую дешевую и качественную западносибирскую нефть высосали почти “до донышка”, и одновременно резко упали мировые цены на нефть (энергетический кризис 70-х годов заставил страны Запада перейти на энергосберегающие технологии). Доходы от продажи нефти и газа составляли к тому времени более половины всего экспорта СССР, и восполнить их уменьшение было нечем - надо было либо идти на снижение жизненного уровня населения, либо влезать в долги. Первое было опасно для политического руководства. Второе было невозможно без существенного улучшения отношений с богатыми странами Запада.

Общее технологическое отставание сказалось и военной области: создать такую же систему космической защиты от ядерного нападения, какую начали разрабатывать США (“система СОИ”), СССР было не по карману несмотря на то, что львиная доля государственных средств расходовалась на военные нужды. Гонка вооружений, “холодная война” была проиграна, а с ней и “соревнование двух систем”.

Огромные вложения в промышленность и сельское хозяйство к началу 80-х годов перестали давать хоть какую-то отдачу: рост производства практически прекратился. При этом в стране сложился постоянный и устойчивый дефицит всех необходимых для производства ресурсов - все острее не хватало рабочих рук, сырья, топлива (“затратная экономика”). Все предыдущие попытки заставить планово-командную экономику работать на современном мировом уровне потерпели крах и лишь доказали, что эта система нуждается не в “косметическом ремонте”, а в полном, коренном переустройстве.

Но трудно было представить, каким образом может начаться такая ломка обанкротившейся системы - потому что ломать ее было некому, кроме самой правящей номенклатуры. Опыт последних тридцати лет воочию показал, что любая попытка покуситься на ее интересы или пресекается, или умело блокируется. Партия, низко кланяясь каждому очередному “вождю”, окружая его неумеренной лестью и почестями, в то же время зорко следила за каждым его шагом. Никаких оппозиционных к власти организованных общественных сил не было.

Реформа системы была необходимой, но казалась невозможной.


Новое политическое мышление”. Реформаторы в партийном руководстве составляли меньшинство. Может быть, именно поэтому первые реальные изменения начались во внешней политике - в сфере, которая, по сложившейся традиции, контролировалась лично Генеральным секретарем. В начале 1986 года Горбачев провозгласил новую концепцию внешней политики СССР, названную им “новое политическое мышление”.

До этого каждому советскому человеку с пеленок внушалось, что мир делится на две части: “мы” - социалистические страны, воплощение добра и справедливости - и “они” - “мир капитала”, где жирные капиталисты угнетают рабочих, где все продается и покупается, а справедливости нет и быть не может. От “них” исходит все мировое зло, “они” ненавидят нас, стараются нам всячески навредить, и даже то плохое, что есть в “нас” - это во многом результат “их” разлагающего влияния. Естественно, что бороться с “ними” - наша святая обязанность, и во всех международных конфликтах наша страна всегда права. Даже если мы начинаем войну против суверенного государства (скажем, Афганистана), то это необходимо, чтобы помочь неким “светлым” силам против “темных”, и всякие протесты “империалистов” против нарушения международного права, прав человека и т.п. насквозь фальшивы и лишь прикрывают их истинные корыстные интересы. Другими словами, СССР, претендуя на роль защитника всех “прогрессивных сил” в мире, оставлял за собой право на любые действия, в том числе и выходящие за рамки юридически закрепленных международных норм (хотя подписи наших руководителей стояли под всеми основными документами, в которых эти нормы формулировались).

“Новое политическое мышление” фактически означало, что отныне СССР обязывается безусловно соблюдать все нормы международного права. Мир был признан целостным и неделимым, а не расколотым на две непримиримые системы - т.е. руководство СССР впредь не должно было действовать по принципу “чем хуже для империалистов, тем лучше для нас”. Силовые методы (война или угроза войны) признавались недопустимыми и для “нас”. Провозглашался “приоритет общечеловеческих ценностей над классовыми, национальными, религиозными и т.д.”

Эти далеко не всем тогда (да и сейчас!) понятные слова имели на самом деле очень важный смысл и фактически означали отказ от главной идеи коммунистов всех времен и народов. “Приоритет общечеловеческих ценностей” означает, что нельзя ограничивать права человека (а тем более убивать его) только за то, что он капиталист-”эксплуататор”, нельзя посадить человека в тюрьму за то, что он не считает социализм лучшим в мире общественным строем, нельзя оправдывать преступления “классовыми интересами трудящихся”... . Наконец, нельзя считать однопартийную диктатуру “высшей формой демократии” на том только основании, что правящая номенклатура утверждает, что она “выражает интересы трудового народа”.

Всех этих далеко идущих выводов, касающихся внутренней политики, Горбачев, конечно, публично не делал. Поэтому делегаты очередного партийного съезда по традиции проголосовали за “новое мышление” своего Генсека единогласно. Большинство из них понимали, что стране жизненно необходимо резкое улучшение отношений с развитыми странами Запада, и “новое мышление” было воспринято ими как уступка Западу на словах, как привычная демагогия “на экспорт”, но они были уверены, что эти принципы к внутренней политике отношения не имеют. Впоследствии они осознали свою ошибку, но было уже поздно...

Горбачев с его “новым мышлением” быстро завоевал на Западе широчайшую популярность. СССР перестали считать там “империей зла”, угрозой цивилизованному миру. Появилась возможность резкого расширения экономических связей со странами Запада, замедления непосильной уже для страны гонки вооружений. Однако это было лишь начало перемен.


Гласность”. В докладе Горбачева на ХХУП съезде КПСС (1986 г.) впервые прозвучало еще одно слово, впоследствии буквально “взорвавшее” страну и прогремевшее на весь мир - “гласность”. В это время оно, как и “новое мышление”, вряд ли было кем-то воспринято всерьез. Все подавалось в привычной и не вызывавшей особых тревог форме: говорилось об “укреплении социализма”, необходимости для партии “знать мнение народа” - и, естественно, почти никто из аплодирующих слушателей не думал, что “гласность” имеет хоть что-то общее с настоящей свободой слова. Тогда не только до свободы слова, но даже до более или менее правдивой информации хотя бы о важнейших событиях было еще очень далеко. Советские газеты, радио и телевидение находившиеся под полным контролем партийного руководства, давали только “нужную” информацию и печатали только “правильные” мнения.

Само слово “гласность” появилось в стране уже во второй раз, впервые оно прозвучало в российской истории в эпоху реформ Александра II. Означало оно в обоих случаях одно и то же - допущение правдивой информации “в интересах дела”, в качестве “лекарства” от всяческих злоупотреблений чиновников. Принцип свободы слова при этом не признавался, и контроль над прессой со стороны правительства сохранялся.

При таком подходе критическую важность приобретал вопрос, кто персонально будет контролировать прессу и давать указания цензорам. В первое время достаточно было сменить человека, занимающего пост секретаря ЦК по идеологии, чтобы сразу изменить тон и содержание всех газет, журналов, радио- и телепередач по всей стране. Единомышленник Горбачева Александр Яковлев, назначенный “ответственным за идеологию”, сделал все возможное для расширения границ дозволенного, защищал от нападок наиболее острые публикации, поощрял талантливых и свободомыслящих журналистов.

Политика “гласности” произвела в стране настоящий фурор. Тиражи печатных изданий выросли многократно, у газетных киосков с раннего утра стояли очереди. Страна на время перестала читать книги - времени едва хватало на газеты и журналы. Дело было не только в том, что люди получили возможность узнавать из прессы что-то новое - поражало изменение тона публикаций, непривычный дух свободы.

Тяжелые времена переживала гигантская армия идеологических работников (от партийных секретарей до школьных учителей), получавших “сверху” вместо четких установок - что и как внушать “массам” - странные и непривычные указания поощрять свободу дискуссий и разномыслие, еще недавно подлежавшие решительному искоренению. Складывалась необычная ситуация: правящая партия должна была своими руками разрушать одну из главных опор своей власти - монополию на оценку событий, на идеологию.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
  1. Когда Генеральным секретарем ЦК КПСС стал М.С.Горбачев?
  2. В чем заключалось “новое мышление”?
  3. В чем разница между ”гласностью” и свободой слова?
  4. Почему партийное чиновничество голосовало за новые принципы внешней и внутренней политики? Неужели они не видели, к чему это может привести?
  5. Были ли в 1985 году возможности для сохранения и поддержания в стране существовавших тогда порядков?
  6. Чем горбачевская “перестройка” отличалась от хрущевской “оттепели”?



ПОЛИТИЧЕСКАЯ РЕФОРМА

Х1Х партийная конференция. Всесоюзная партконференция (июнь 1988 г.) стала рубежом в развитии “перестройки”: она оказалась последним мероприятием из той серии хорошо срежиссированных партийных форумов, к которым привыкла наша страна начиная с 30-х годов. Правда, в ходе этой конференции уже были некоторые отклонения от “нормы”: ее работа, в соответствии с принципом гласности, полностью транслировалась в прямом эфире, выступавшие ораторы спорили (!) друг с другом (особенно по самому больному вопросу — о границах гласности). Образ “нерушимого единства партии” рассыпался на глазах, однако внешние “приличия” - единогласное голосование за все предложенные из президиума резолюции - пока свято соблюдались.

Самое важное произошло под занавес: уже после своего длинного и умиротворяющего заключительного слова Горбачев внезапно предложил расслабившемуся залу принять еще одну резолюцию. Уставшие функционеры, не ожидая подвоха, послушно и единогласно проголосовали “за”... Это было последнее единогласное голосование в истории нашей страны: резолюция объявляла, что не позднее весны будущего 1989 года в СССР должны состояться первые за 70 лет настоящие (т.е. альтернативные — с конкуренцией между несколькими кандидатами) выборы на Съезд народных депутатов. Появлялись первые возможности для подрыва партийного единовластия.

Выборы на Съезд народных депутатов СССР, всколыхнули всю страну. Именно тогда начали создаваться первые массовые независимые от КПСС (и резко оппозиционные ей) общественно-политические движения - “Демократические выборы” в России, “народные фронты” в Прибалтике. С этого времени “перестройка” стала развиваться не только “сверху”, но и под нарастающим давлением “снизу”.


Съезды народных депутатов. 25 апреля 1989 года открылся 1 Съезд народных депутатов СССР. Его заседания в прямом эфире транслировались по телевидению и радио на всю страну - к экранам и радиоприемникам с напряженным вниманием приникли десятки миллионов людей.

По новому конституционному закону Съезд являлся высшим органом власти в стране. Но, конечно, реально управлять государством это гигантское - более 1000 человек - собрание не могло246. Главное значение события заключалось в другом. С этого момента в стране появилась свободная политическая трибуна, где открыто, на глазах всего населения, обсуждались любые, самые острые вопросы.

Этот мощный напор “снизу” позволил (заставил? помог?) Горбачеву в марте 1990 года “пробить” в ЦК КПСС следующий важный шаг политической реформы: согласие на отмену 6-й статьи Конституции СССР, юридически закрепляющей однопартийную систему и всевластие КПСС, и на введение в СССР поста президента.

Михаил Горбачев был избран Съездом нарадных депутатов президентом СССР, оставаясь одновременно генеральным секретарем ЦК КПСС.


Конец “социалистического лагеря”. 1989 год принес перемены не только нашей стране. В ходе своих визитов в соседние соцстраны Михаил Горбачев рассказывал их руководителям о том, что происходит в СССР, и настоятельно советовал им поскорее демократизироваться самим, пока массовая волна “снизу” не смела их режимы. При этом он предупреждал своих “коллег”, чтобы они не надеялись на советские танки в своих отношениях с собственным населением — ни “Будапешт-56”, ни “Прага-68” больше не повторятся. В партийных и правительственных резиденциях советского лидера принимали холодно и настороженно (в некоторых из соцстран к этому времени была даже запрещена продажа советских газет), но на улицах городов население встречало Горбачева с искренним восторгом.

Держать массу советских войск на рубежах западного мира не имело больше ни военного, ни политического смысла - с 1989 года начался их постепенный вывод из Центральной и Восточной Европы. Вскоре после этого произошло неизбежное - коммунистические режимы развалились один за другим. У каждой из бывших “социалистических” стран началась новая - своя собственная - история247.


Национальный вопрос”. На первом же Съезде народных депутатов СССР обнаружилось, что “великая дружба братских народов СССР” была не такой прочной, как об этом твердила официальная пропаганда, что не только “волей народов” создавался “великий, могучий Советский Союз”.

Депутаты от Эстонии, Латвии и Литвы заявили о незаконности их насильственного присоединения к СССР в 1940 году. Представители других республик пока не ставили вопрос о выходе из СССР, но их выступления показывали, насколько по-разному они видят будущее Союза и цели “перестройки”, насколько различаются их проблемы и потребности.

Судьба Союза и урегулирование межнациональных отношений стало самым трудным и больным вопросом “перестройки”.

Всплыли на поверхность многочисленные больные вопросы межнациональных отношений, старые конфликты, искусственно “замороженные” на многие десятилетия в тоталитарной империи (проявления “буржуазного национализма” карались лагерным сроком не только в сталинские, но и в брежневские времена). Во многих республиках первые же веяния свободы обернулись вспышками кровавых межнациональных столкновений; на карте страны появились “горячие точки”: Нагорный Карабах, Сумгаит, Баку, Фергана, Ош, Сухуми... Трудно было понять, почему вдруг начинают убивать друг друга еще вчера мирно жившие бок о бок соседи, и невозможно было найти простые и быстрые способы разрешения этих конфликтов. Взрывались старые “мины”: произвольная перекройка границ между республиками, сталинские переселения народов.

Все громче раздавались призывы придать реальный смысл советской декларации “о праве наций на самоопределение вплоть до государственного отделения”. Право союзных республик на выход из СССР было записано во всех советских конституциях, но никакого конкретного механизма такого отделения, естественно, не предусматривалось - выйти из Союза законным путем было невозможно. Но даже не эти формальности были главной трудностью начавшегося распада империи - тяжелы и малопредсказуемы были реальные последствия такого распада.

Во-первых, по Конституции СССР состоял из 15-ти суверенных республик, но во многих из них были автономные республики и автономные области. Народы этих автономий готовы были потребовать суверенитета на другой же день после провозглашения независимости союзных республик (впоследствии именно это и происходило).

Во-вторых, до 60 млн. человек в СССР жили за пределами “своих” национальных территорий. Аккуратно разделить страну так, чтобы каждый народ жил в собственном государстве, было совершенно невозможно - и, значит, любой раздел мог лишь подтолкнуть к образованию новых и новых очагов конфликтов, вызвать неуправляемую “цепную реакцию” распада.

И, наконец, экономика СССР, создававшаяся по единым планам из центра, представляла собой целостный организм. Многие предприятия были полными монополистами, и от их продукции зависела вся страна248. Поэтому распад СССР грозил экономической катастрофой для всех.

Все мало-мальски реально мыслящие политики прекрасно сознавали, насколько опасен начавшийся процесс. Однако повернуть его вспять можно было лишь ценой отказа от реформ и возвращения к жесткой диктатуре. Многие - и не только в номенклатурном руководстве страны - готовы были эту цену заплатить. Но победила другая политическая линия: продолжение демократизации, и одновременно - попытки “сгладить”, притормозить процесс распада, насколько это возможно без применения силы. Это была стратегия “цивилизованного развода”, в идеале рассчитанная на создание нового, действительно добровольного и равноправного объединения республик.


Выборы 1990 г.: новый этап демократизации и распада СССР. Весной 1990 года прошли выборы в республиканские и местные Советы. В Литве, Латвии, Эстонии, Азербайджане, Армении, Грузии на выборах победили политические движения, главным лозунгом которых была национальная независимость. Тем самым народы этих республик фактически проголосовали за выход из СССР — распад империи вступил в открытую фазу. О своем государственном суверенитете один за другим объявили Верховные Советы всех республик, в том числе и России (Декларация о суверенитете принята на Съезде народных депутатов РСФСР 12 июня 1990 г.).

“Расползание” Союза шло на фоне агонии КПСС и быстрого экономического распада.

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
  1. Чем выборы на Съезд народных депутатов отличались от прошлых “советских” выборов?
  2. Кем и на какой пост был избран Михаил Горбачев в марте 1990г.?
  3. Когда и почему начал разваливаться “социалистический лагерь” в Восточной Европе?
  4. Какие проблемы стали самыми тяжелыми, острыми, болезненными в ходе “перестройки”?
  5. Какими бедами грозил распад СССР?



распад СССР

Распад плановой экономики. В первые годы “перестройки” были перепробованы все рецепты советских экономистов по “оживлению” планового государственного хозяйства.

Центральная идея этих рецептов заключалась в том, что предприятия будут работать лучше, если “раскрепостить их творческую инициативу”, избавить их от “мелочной опеки” министерств и плановиков. Популярны были также предложения “вернуться к нэпу”, то есть допустить некоторую экономическую свободу при сохранении государственного планирования и государственной собственности на крупные предприятия. В этом направлении поначалу и действовали.

Было разрешено мелкое частное - кооперативное и индивидуальное - предпринимательство (1988 г.). В короткое время наступил настоящий “бум” кооперативной торговли: рынки заполнились всякого рода мелким ширпотребом - от одежды и безделушек до книг и цветов, появились “законные” частные услуги. Все это несколько смягчало товарный голод и оживляло унылые пейзажи наших городов, но для массового сознания было непривычным и шокирующим. Советские люди за 70 лет прочно прониклись убеждением, что всякое обогащение неправедно, а свободные (выше государственных) цены на кооперативную продукцию многих приводили просто в ярость.

В государственном секторе реформа заключалась в расширении свободы предприятий и их внутреннего самоуправления (вплоть до выборов директоров всеми работниками). Директора предприятий получили свободу распоряжаться государственными средствами и одновременно стали зависимы от своих коллективов - в итоге деньги шли не столько на развитие производства, сколько на увеличение зарплат.

Правительство, оказавшееся в условиях “разгула демократии” под сильным нажимом “снизу”, не могло ограничивать бюджетные выплаты и, наоборот, вынуждено было их наращивать.

Денежные доходы населения росли буквально на глазах, но производство при этом не росло - и “лишние” деньги оседали на сберкнижках: сумма вкладов за два года (1987 - 89) выросла вдвое и достигла астрономической по тогдашним масштабам цифры. Все это были “пустые”, ничем не обеспеченные деньги - потратить их в магазинах было особо не на что (население стало “сметать” с магазинных полок даже те товары, которых раньше не брали и самые неприхотливые покупатели).

Расходы госбюджета становились все больше, а доходы уменьшались. Правительство начало широко брать в долг за рубежом и печатать новые рубли, которые стремительно “дешевели”.

Результатом всего этого было страшное обесценение денег и повсеместное опустошение магазинных прилавков. Население страны все больше времени проводило в очередях за самым необходимым. Слово “купить” практически полностью ушло из разговорного языка - товар можно было только “достать” или “поймать”.

Экономика стала практически неуправляемой. Никакие решения центра предприятиями не выполнялись, товары до магазинов не доходили, при работающем производстве над страной нависла угроза голода...

В мирное время, при стабильно работающем производстве (сколько-нибудь существенного сокращения производства до конца перестройки не было) вся страна постепенно перешла на карточки! Люди теряли человеческий облик в магазинной давке, возмущались: куда же все вдруг пропало?! И только в этих испытаниях постепенно пробивали себе дорогу в массовое сознание идеи свободного рынка.


Агония КПСС. В июле 1990 года состоялся и последний съезд КПСС. Ни о каких единогласных голосованиях здесь речи уже не было: съезд проходил исключительно бурно. Номенклатура, которая чувствовала себя обманутой и преданой, пыталась привлечь Горбачева к ответу за “развал партии и страны”. Делегаты - сторонники демократических реформ заявили о своем выходе из КПСС. Горбачеву, однако, удалось сохранить высший пост в партии.

Самым серьезным, реальным изменением стала реформа Политбюро: на этом съезде по предложению Горбачева новое Политбюро составили из первых секретарей компартий союзных республик, которые бывали в Москве наездами и больше заботились о сохранении своего личного влияния у себя “дома” - высший орган политической власти после этого потерял свою централизующую силу.

Союзная номенклатура была загнана в угол, но сдаваться не собиралась - последним ее козырем оставался фактический контроль над “силовыми” структурами (армия, КГБ, МВД), годными уже только для государственного переворота.


Августовский путч”. К концу 1990 года ситуация в стране буквально повисла на волоске. В политической борьбе все маски были сброшены - противоборствующие стороны сошлись в открытой схватке. Примиряющий лозунг “гуманного, демократического социализма” уже никого не мог обмануть, вопрос стоял ребром: либо полное разрушение тоталитарной империи и переход от “демократизации” к полноценной демократии, от “совершенствования плановой экономики” к приватизации госпредприятий и свободному рынку - либо возврат назад и “наведение порядка” диктаторскими методами.

Накал политического противоборства достиг такой остроты, что многие опасались начала гражданской войны. Фактически страна балансировала на краю пропасти.

Утром 19 августа 1991 года включившие радио граждане были буквально ошарашены. По всем программам торжественно-озабоченным тоном зачитывалось сообщение о том, что президент Горбачев серьезно заболел и в ближайшее время не сможет выполнять своих обязанностей главы государства, что в стране вводится чрезвычайное положение и вся власть передается органу с труднопроизносимым названием “ГКЧП” (Государственный комитет по чрезвычайному положению). Успевшие привыкнуть к “гласности” люди спешили включить телевизор, но там было все то же: знакомые дикторы с “деревянными” лицами, стараясь не смотреть в камеру, вновь и вновь повторяли обращение неведомого “ГКЧП”, а в перерывах раз за разом показывали классический балет “Лебединое озеро” (трижды за этот день!). В Москву с грохотом и вонью втягивались танковые колонны, боевые машины занимали ключевые пункты города.

Это был государственный переворот, но его участники очень надеялись придать ему законный вид. В состав ГКЧП вошла (или поддержала его) вся “верхушка” союзного правительства: вице-президент, премьер-министр, председатель КГБ, министр обороны, министр внутренних дел, секретари ЦК КПСС, председатель Верховного Совета СССР, министр иностранных дел. Все было бы совершенно законно - если бы Горбачев и вправду был болен.

Но Горбачев был в добром здравии. Получив от него категорический отказ возглавить ГКЧП, заговорщики изолировали его на президентской даче в Форосе (Крым), лишив связи с внешним миром.

Поначалу план ”гекачепистов”, казалось, разыгрывался как по нотам. Никаких массовых вспышек народного возмущения не было, предприятия работали, повиновались приказам армия и милиция. В поддержку чрезвычайного положения высказались руководители всех основных союзных министерств. Приказы из центра по налаженным каналам уходили “на места” и выполнялись - создавались местные “комитеты по чрезвычайному положению”, вводилась цензура, проводились “собрания трудящихся” в поддержку ГКЧП... Структуры тоталитарной империи, ослабленные и деморализованные “перестройкой”, встряхнулись и заработали в полную силу (то, что по нынешним понятиям пришлось назвать ”чрезвычайным положением”, для них всегда было нормальным режимом работы).

Однако в августе 1991 года “тихий”, “законный” переворот был уже невозможен. К этому времени в России была полностью сформирована система демократически избранных органов власти “ от местных Советов до Съезда народных депутатов РСФСР. За два месяца до переворота всенародным голосованием был избран президент России Борис Ельцин. Подчиняться ГКЧП эти новые российские власти не собирались, а насильственная расправа с ними уж никак не вписывалась в рамки хоть какой-нибудь “законности” и вызвала бы очень резкую реакцию как в самой России, так и за рубежом. На это заговорщики не решились и российское руководство во главе с Ельциным с первых же часов путча стало центром сопротивления их власти.

Утром 19 августа Ельцин объявил случившееся государственным переворотом и призвал граждан России не подчиняться самозванным “правителям”. Вокруг “Белого дома” (здания правительства РСФСР) собрались тысячи людей, готовых защищать законную власть от возможных покушений со стороны ГКЧП, улицы вокруг “Белого дома” перегораживались троллейбусами и грузовиками, строились баррикады, печатались и расклеивались листовки с обращениями Ельцина...

В этой ситуации утвердить свою власть в стране ”гекачеписты” могли только через кровопролитие и жестокий террор. К этому они, к счастью, оказались не готовы. Войска, стянутые в Москву, так и не были пущены в ход, а утром 21 августа министр обороны Язов отдал приказ вывести их из столицы.

Попытка переворота провалилась. Все члены ГКЧП были арестованы, “форосского узника” Михаила Горбачева вернули в Москву. Однако это была уже не та Москва, из которой он уезжал в отпуск три недели назад.


Перестройка” закончена. За три августовских дня российское правительство стало реальной верховной властью в России. Союзные органы, скомпрометированные участием в провалившемся перевороте, были полностью парализованы. Борис Ельцин объявил о приостановлении деятельности КПСС и передаче ее имущества государству. По всей стране закрывались райкомы, горкомы, обкомы, прекратили свое существование еще недавно могущественные ЦК и Политбюро, Михаил Горбачев сложил с себя полномочия генерального секретаря ЦК КПСС.

“Перестройка” была завершена. Четырьмя месяцами позже, покидая пост президента СССР, Михаил Горбачев так оценил итоги “проделанной работы”:


“Ликвидирована тоталитарная система, лишившая страну возможности давно стать благополучной и процветающей.

Совершен прорыв на пути демократических преобразований. Реальными стали свободные выборы, свобода печати, религиозные свободы, представительные органы власти, многопартийность.

...Узаконена экономическая свобода производителя, и начали набирать силу предпринимательство, акционирование, приватизация.

Покончено с “холодной войной”, остановлена гонка вооружений и безумная милитаризация страны, изуродовавшая нашу экономику, общественное сознание и мораль. Снята угроза мировой войны...

Народы, нации получили реальную свободу выбора пути своего самоопределения...”.


”Коммунистическая” страница нашей истории - занявшая без малого три четверти века! - была перевернута.


Осень - зима 1990 г. Вторая половина 1991 года была временем бурных политических событий и тяжелейшего экономического кризиса. Союзные органы власти формально еще сохранялись, но уже были бессильны хоть как-то повлиять на обстановку. Ставшие фактически самостоятельными республиканские власти срочно формировали собственные органы управления и пытались навести хотя бы элементарный порядок на своих территориях.

Экономическая система развалилась окончательно. Государственные предприятия и колхозы перестали подчиняться указаниям властей и отказывались отгружать свою продукцию смежникам и в госторговлю по государственным ценам. Покупательная способность рубля падала с каждым днем - отечественным деньгам уже никто не верил, и сделки заключались либо на доллары, а чаще бартером (товар на товар без денежных расчетов). Магазины стояли пустые, продукты из государственных запасов распределялись по карточкам. От голода многие семьи спасала только иностранная гуманитарная помощь. Государственная казна была пуста, в долг больше никто не давал.

Приказы уже не действовали, вновь “запустить” народное хозяйство можно было только экономической заинтересованностью. Для этого нужно было сделать предприятия во всех отношениях самостоятельными - какую продукцию им выпускать, у кого покупать сырье, кому продавать товар и по какой цене. Для этого нужно было остановить стремительное обесценивание отечественных денег, а значит остановить “печатный станок” государственного банка, и удерживаться от соблазна пополнять казну “пустыми” банкнотами.

Это были тяжелые решения. Большинство предприятий не привыкли к жесткой экономии, не знали реальных цен, потребностей рынка, не имели информации о возможных поставщиках и покупателях, их руководителям еще предстояло освоить сложную и жесткую науку современного конкурентного рыночного хозяйства. Сложность перехода к свободному рынку состояла еще и в том, что советское государство десятилетиями развивало в основном те отрасли, которые нужны были ему самому, а не населению - потребности в огромном, колоссальном военно-промышленном комплексе и в обслуживающих его отраслях отпали, и миллионам высоквалифицированных работников грозило теперь оказаться “на улице” (переход же на новые виды продукции не мог быть делом одного дня). Еще только предстояло наладить новую систему сбора государственных налогов - а ведь без этого невозможно было платить пенсии, зарплаты врачам, учителям и вообще всем “бюджетникам”. И на все это нужно было время, время и время...

Было еще множество проблем - сложнейших для правительств и болезненных для населения - которые предстояло решать при переходе к новой системе хозяйствования. Подобного опыта перехода огромной страны после шестидесяти лет тоталитаризма к демократии и свободному рынку в условиях политического хаоса еще не было. Легко было предсказать только одно - реформаторов на этом пути ждут острейшие социальные и политические конфликты. Решиться встать на него могло себе позволить только руководство, уверенное в себе и в поддержке большинства населения.

Борис Ельцин был единственным из руководителей союзных республик всенародно избранным президентом - доверие большинства населения дало ему возможность принимать очень непопулярные, но неизбежные решения. На ключевые посты в российское правительство была приглашена группа молодых экономистов во главе с Егором Гайдаром, взявшихся перестроить экономическую жизнь страны на рыночный лад.


Распад СССР. Твердое намерение российского руководства “освободить” цены и резко сократить выпуск рублей (ходивших на территории всего СССР) неизбежно втягивало в эту болезненную для населения реформу и остальные республики “рублевой зоны”. Но их лидеры еще не были готовы на такой шаг и надеялись как можно дольше оттянуть, “сгладить” рыночные реформы в своих республиках - их экономическое и государственное размежевание с Россией стало неизбежным. 8 декабря 1991 года в белорусской Беловежской Пуще руководители Белорусии, Украины и Российской федерации подписали соглашение о прекращении существования Союза Советских Социалистических Республик.


2 января 1992 года правительство России объявило о своем отказе назначать цены на подавляющее большинство товаров. Экономическая реформа началась...


ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
  1. Почему в конце 80-х - начале 90-х гг. стал стремительно обесцениваться рубль?
  2. К каким последствиям привело обесценение рубля?
  3. Какое самое разрушительное для тоталитарной партии решение принял в 1990г. ХХVIII съезд КПСС?
  4. Когда и кем была предпринята попытка государственного переворота (“августовский путч”)?
  5. Где находился центр сопротивления перевороту и почему?
  6. Как и когда прекратил свое существование СССР?


заключение