Литературоведение как наука литературоведение и лингвистика литературоведение

Вид материала

Документы

Содержание Сюжет и конфликт Сюжеты хроникальные и концентрические Компоненты сюжета Композиция сюжета

Подобный материал:

• Учебно-методический комплекс дисциплины Введение в литературоведение Специальность, 711.32kb.
• Учебная программа для поступающих в магистратуру по специальности 1-21 80 10 Литературоведение, 275.08kb.
• «Литературоведение и эстетика в ХХI веке», 102.44kb.
• Положение, 107.03kb.
• Учебно-методический комплекс по дисциплине дпп. Ф. 10 Литературоведение (уд-04. 13-002), 790.36kb.
• Литературоведение. Литературное произведение: основные понятия и термины, 7990.44kb.
• Сергею Георгиевичу Бочарову. Его научные труды полностью отражают его профессиональное, 6648.51kb.
• Введение в литературоведение, 577.95kb.
• V II республиканская научно-практическая конференция «Литературоведение и эстетика, 37.06kb.
• Литературоведение как наука, 993.43kb.

СЮЖЕТ И КОНФЛИКТ

Важнейшая функция сюжета — обнаружение жизнен­ных противоречий, т. е. конфликтов (в терминологии Гегеля — коллизий).

Конфликты, лежащие в основе эпических и драмати­ческих произведений, весьма разнообразны. Порой они являются лишь казусами, случайностями в чистом виде (так обстоит дело во многих средневековых фабльо, воз­рожденческих новеллах, приключенческих и детективных романах). Но чаще они обладают общезначимостью и отражают определенные жизненные закономерности.

В произведениях с «пафосом социальности» (Белин­ский) конфликты осознаются и изображаются как порож­дение конкретно-исторических ситуаций. Здесь нередко акцентируются противоречия и столкновения между раз­ными общественными группами, слоями, классами или же племенами, нациями, государствами. Таковы, например, «Борис Годунов» Пушкина и «Петр Первый» А. Толстого. Социально-классовые и национальные антагонизмы в этих произведениях воплощены непосредственно и открыто. Однако общественные противоречия могут запечатлевать­ся в изображаемых событиях и опосредованно, косвенно: преломляться в личных взаимоотношениях персонажей («Евгений Онегин» Пушкина, «Рудин» Тургенева, «Бедные люди» Достоевского).

При обращении писателей к философско-этической проблематике единичные события в жизни персонажей нередко соотносятся авторами с универсальными проти­воречиями бытия — его антиномиями. Таковы произведе­ния, посвященные «вечным» темам: жизни и смерти, борь­бе добра и зла, противостоянию гордыни и смирения, праведничества и преступности, противоположности между нравственным единением людей и их взаимным отчужде­нием, между их желанием удовлетворять личные запросы и готовностью жить по велениям нравственного долга, между возмездием и прощением и т. п. («Божественная комедия» Данте, «Король Лир» Шекспира, «Фауст» Гёте, «Маленькие трагедии» Пушкина, «Демон» Лермонтова, «Братья Карамазовы» Достоевского, «Роза и Крест» Блока, «Мастер и Маргарита» Булгакова).

203

Соотношения между конфликтами в жизни персонажей и ходом событий могут быть различными. Часто конфликт полностью воплощается и исчерпывает себя в ходе изображаемых событий. Он возникает на фоне бескон­фликтной ситуации, обостряется и разрешается как бы на глазах читателей. Так обстоит дело в большей части литературных произведений эпохи Возрождения: в новел­лах Боккаччо, комедиях и некоторых трагедиях Шекспира. Например, душевная драма Отелло всецело сосредоточена на том промежутке времени, когда Яго плел свою дьяволь­скую интригу. Злой умысел завистника — главная и един­ственная причина страданий главного героя. Конфликт трагедии «Отелло», при всей его глубине и напряженнос­ти, преходящ и локален. Имея в виду подобный тип конфликта и придавая ему всеобщее, универсальное зна­чение, Гегель писал: «В основе коллизии (т. е. конфлик­та.— В. X.) лежит нарушение, которое не может сохра­няться в качестве нарушения, а должно быть устранено. Коллизия является таким изменением гармонического состояния, которое в свою очередь должно быть изменено» (43, 1, 213).

Но бывает и иначе. В ряде эпических и драматичес­ких произведений события разворачиваются на постоян­ном конфликтном фоне. Противоречия, к которым привле­кает внимание писатель, существуют здесь и до начала изображаемых событий, и в процессе их течения, и после их завершения. Происшедшее в жизни героев выступает как своего рода дополнение к и без того имевшимся противоречиям. Устойчиво конфликтные положения при­сущи едва ли не большей части сюжетов реалистической литературы XIX—XX вв.

На напряженно-конфликтном фоне развертываются
события в произведениях Достоевского. Так, в романе
«Идиот» настойчиво подчеркиваются постоянство и глуби­
на жизненных противоречий, связанных, по мысли ав­
тора, с воцарившимся в русском обществе духом гордыни
и собственничества, своеволия и разобщенности. Во власти
болезненного самолюбия и ожесточения находятся не
только Настасья Филипповна и Аглая, но и генерал Ивол-
гин, его дети, Рогожин, больной Ипполит. Глубоко кон­
фликтен в романе «Идиот» не только узел взаимоотно­
шений центральных героев, трагически развязывающийся
убийством Настасьи Филипповны и сумасшествием Мыш-
кина, но и тот социально-психологический фон, на кото­
ром развертываются события.

204

В драмах Чехова также выявляется постоянная, во многом не зависящая от каких-либо частных и преходя­щих обстоятельств противоречивость жизни героев. Изоб­ражаемые писателем события, как правило, немного- численны и не так уж значительны. Главное в сюжетах зрелых чеховских пьес — это изо дня в день ощущаемые неблагополучия, которые связаны как с узостью кругозора самих героев, так и с окружающей их атмосферой обы­вательщины и бескультурья. Артистов Художественного театра, игравших в пьесе «Дядя Ваня», Чехов предосте­регал от чрезмерных акцентов на поворотных, внешне драматических моментах в жизни героев. Так, он отмечал, что столкновение Войницкого с Серебряковым — это не первоисточник драмы в их жизни, а лишь один из случаев, в котором эта драма проявилась.

Сюжетные конфликты и способы их воплощения, та­ким образом, разнообразны и исторически изменчивы.

СЮЖЕТЫ ХРОНИКАЛЬНЫЕ И КОНЦЕНТРИЧЕСКИЕ

События, составляющие сюжет, соотносятся между собой по-разному. В одних случаях они находятся друг с другом лишь во временной связи (Б произошло после А). В других случаях между событиями, помимо времен­ных, имеются причинно-следственные связи (Б произошло вследствие А). Так, во фразе Король умер, и умерла королева воссоздаются связи первого типа. Во фразе же Король умер, и королева умерла от горя перед нами связь второго типа.

Соответственно существуют две разновидности сюжетов. Сюжеты с преобладанием чисто временных связей между событиями являются хроникальными. Сюжеты с преобладанием причинно-следственных связей между со­бытиями называют сюжетами единого действия, или концентрическими¹.

Об этих двух типах сюжетов говорил еще Аристотель. Он отмечал, что существуют, во-первых, «эписодические фабулы», которые состоят из разобщенных между собой событий, и, во-вторых, фабулы, основанные на действии

¹ Предлагаемая здесь терминология не является общепринятой. Типы сюжетов, о которых идет речь, называются также «центробеж­ными» и «центростремительными» (см.: Кожинов В. В. Сюжет, фабула, композиция).

205

.

едином и цельном (термином «фабула» здесь обозначено то, что мы называем сюжетом).

Каждый из этих двух типов организации произведения обладает особыми художественными возможностями. Хро-никальность сюжета — это прежде всего средство вос­создания действительности в разноплановости и богатстве ее проявлений. Хроникальное сюжетосложение позволяет писателю осваивать жизнь в пространстве и времени с максимальной свободой¹. Поэтому оно широко использу­ется в эпических произведениях большой формы. Хрони­кальное начало преобладает в таких повестях, романах и поэмах, как «Гаргантюа и Пантагрюэль» Рабле, «Дон Кихот» Сервантеса, «Дон-Жуан» Байрона, «Василий Тер­кин» Твардовского.

Хроникальные сюжеты выполняют разные художест­венные функции. Во-первых, они могут выявлять реши­тельные, инициативные действия героев и всевозможные их приключения. Такие сюжеты называют авантюрными. Они наиболее характерны для дореалистических стадий развития литературы (от гомеровской «Одиссеи» до «Истории Жиль Блаза» Лесажа). Подобные произведе­ния, как правило, многоконфликтны, в жизни персонажей поочередно возникают, обостряются и как-то разре­шаются то одни, то другие противоречия.

Во-вторых, в хроникальных сюжетах может изобра­жаться становление личности человека. Такие сюжеты как бы обозревают внешне не связанные события и факты, имеющие для главного героя определенный миросозерцательный смысл. У истоков этой формы — «Божественная комедия» Данте, своего рода хроника путешествия героя в загробное царство и его напряжен­ных размышлений о миропорядке. Литературе послед­них двух столетий (в особенности роману воспитания) свойственна прежде всего хроникальность духовного развития героев, их формирующегося самосознания. Примеры тому — «Годы учения Вильгельма Мейстера» Гёте; в русской литературе — «Детские годы Багрова-внука» С. Аксакова, автобиографические трилогии Л. Тол­стого и М. Горького, «Как закалялась сталь» Н. Остров­ского.

' В хроникальных сюжетах события обычно подаются в их хроно­логической последовательности. Но бывает и иначе. Так, в «Кому на Руси жить хорошо» немало «отсылок» читателя к прошлому героев (рассказы о судьбах Матрены Тимофеевны и Савелия).

206


В-третьих, в литературе XIX—XX вв. хроникальное сюжетосложение служит освоению социально-полити­ческих антагонизмов и бытового уклада жизни опреде­ленных слоев общества («Путешествие из Петербурга в Москву» Радищева, «История одного города» Салтыко­ва-Щедрина, «Дело Артамоновых» Горького).

От хроникальности авантюр и приключений к хро­никальному изображению процессов внутренней жизни героев и социально-бытового уклада — такова одна из тенденций эволюции сюжетосложения.

На протяжении последних полутора-двух столетий хроникальное сюжетосложение обогатилось и завоевало новые жанры. По-прежнему преобладая в эпических произведениях большой формы, оно стало внедряться в малую эпическую форму (многие рассказы из «Запи­сок охотника» Тургенева, небольшие чеховские повести типа «В родном углу») и в драматический род литерату­ры: в своих пьесах Чехов, а впоследствии Горький и Брехт пренебрегли традиционным в драматургии «единством действия».

Концентричность сюжета, т. е. выявление причинно-следственных связей между изображаемыми событиями, открывает перед художником слова иные перспективы. Единство действия дает возможность тщательно иссле­довать какую-то одну конфликтную ситуацию. К тому же концентрические сюжеты гораздо больше, чем хро­никальные, стимулируют композиционную завершен­ность произведения. Вероятно, именно поэтому теорети­ки отдавали предпочтение сюжетам единого действия. Так, Аристотель относился отрицательно к «эписодичес-ким фабулам» и противопоставлял им в качестве более совершенной формы сюжеты («фабулы»), где события связаны между собой. Он полагал, что в трагедии и эпопее должно даваться изображение «одного и притом цельного действия, и части событий должны быть так составлены, что при перемене или отнятии какой-нибудь части изменялось и приходило в движение целое» (20, 66). Цельным же действием Аристотель называл то, что имеет свое начало и свой конец. Речь, стало быть, шла о концентрическом сюжетосложении. И впоследствии этот тип сюжета рассматривался теоретиками как лучший, а то и единственно возможный. Так, клас­сицист Буало считал сосредоточенность поэта на од­ном узле событий важнейшим достоинством произведе­ния:

207

Нельзя событиями перегружать сюжет: Когда Ахилла гнев Гомером был воспет, Заполнил этот гнев великую поэму. Порой излишество лишь обедняет тему (34, 87).

В драме концентрическое сюжетосложение вплоть до XIX в. господствовало практически безраздельно. Единство драматического действия считали необходи­мым и Аристотель, и теоретики классицизма, и Лессинг, и Дидро, и Гегель, и Пушкин, и Белинский. «Единство действия должно быть соблюдаемо», — утверждал Пушкин.

Эпические произведения малой формы (особенно новеллы) тоже тяготеют к сюжетам с единым узлом событий. Концентрическое начало присутствует также в эпопеях, романах, больших повестях: в «Тристане и Изольде», «Юлии, или Новой Элоизе» Руссо, «Евгении Онегине» Пушкина, «Красном и черном» Стендаля, «Преступлении и наказании» Достоевского, в большинст­ве произведений Тургенева, «Разгроме» Фадеева, повес­тях В. Распутина.

Хроникальные и концентрические начала сюжето-сложения нередко сосуществуют: писатели отступают от главной линии действия и изображают события, свя­занные с ней лишь косвенно. Так, в романе Л. Толстого «Воскресение» присутствует единый узел конфликтных взаимоотношений главных героев — Катюши Масловой и Дмитрия Нехлюдова. Вместе с тем в романе отдана дань хроникальному началу, благодаря которому перед читателем вырисовываются и судебные процессы, и великосветская среда, и крупночиновный Петербург, и мир ссыльных революционеров, и жизнь крестьян.

Особенно сложны соотношения между концентри­ческим и хроникальными началами в сюжетах много­линейных, где одновременно прослеживается не­сколько событийных «узлов». Таковы «Война и мир» Л. Толстого, «Сага о Форсайтах» Голсуорси, «Три сестры» Чехова, «На дне» Горького.

КОМПОНЕНТЫ СЮЖЕТА

В сюжетах (особенно концентрических) отчетливо вырисовываются стадии действия и лежащего в его основе конфликта. Они обозначаются общеизвестными терминами: завязка, кульминация, развязка. Так, в первом акте трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта» происходит

208

событие, кладущее начало действию: вспыхивает взаим­ная любовь Ромео и Джульетты, впервые встретившихся на балу и тут же узнавших, что они принадлежат к враж­дующим семьям. Это завязка действия.

Завязка обнаруживает и обостряет уже имевшие­ся ранее противоречия в жизни героев или же сама создает («завязывает») какие-либо конфликты. В послед­нем случае ее можно назвать завязкой конфликта. Первая встреча героев шекспировской трагедии придает давней вражде Монтекки и Капулетти небывалую дра­матическую остроту: ранее существовавший конфликт обретает напряженность, он становится первостепенно важным для героев.

В последующих актах трагедии Шекспира, как это свойственно концентрическим сюжетам, дается разви­тие действия, которое здесь протекает в неодно­кратных перипетиях. Священник Лоренцо венчает Ромео и Джульетту, надеясь, что их любовь положит конец давней вражде их родов. Но столкновение Ромео с двоюродным братом Джульетты Тибальтом, кончающе­еся смертью последнего, делает примирение невозмож­ным. Однако Лоренцо выдвигает новый план, сулящий возлюбленным соединение и счастье: Ромео отправляет­ся в изгнание, чтобы вернуться к Джульетте, когда поутихнут страсти отцов. После этого на Джульетту обрушивается новая беда: родители настаивают, чтобы она вышла замуж за Париса. Но и это несчастье будто бы предотвращается Лоренцо: Джульетта принимает снотворный порошок, ее как мертвую кладут в склеп, и Ромео должен прийти туда к моменту пробуждения Джульетты. Но происходит еще один — теперь уже роковой — поворот в развитии действия: Ромео не полу­чает вовремя письма, и Лоренцо появляется в склепе уже после того, как Ромео принял яд, а Джульетта, пробудившись, закололась кинжалом.

Момент, когда Ромео, придя в склеп, видит Джульет­ту спящей и думает, что она мертва, является наиболее острым в развитии действия и вместе с тем высшей точкой конфликта. Подобные моменты максимальной напряженности, предельного обострения противоречий в жизни героев называют кульминацией (лат. culmen — вершина). Кульминация, как правило, непо­средственно предшествует развязке действия — моменту, завершающему течение событий, кладущему ему конец. Развязка действия шекспировской трагедии —

это смерть Ромео и Джульетты и примирение Монтекки и Капулетти.

Эта развязка всецело исчерпывает, снимает, разре­шает изображенный конфликт. Но так бывает далеко не всегда. Завершение действия (развязка) может и не устранять конфликтных положений. В финалах многих произведений противоречия в жизни персонажей остают­ся предельно острыми. Например, автор «Евгения Оне­гина» навсегда покидает героя «в минуту, злую для него». Хотя последней встречей Онегина и Татьяны история их взаимоотношений завершается, противоречия в жизни каждого из них по-прежнему мучительно напря­женны. Таковы развязки «Горя от ума» Грибоедова и «Талантов и поклонников» А. Островского, романа Горького «Мать», «Разгрома» Фадеева и многих других произведений.

Завязка, кульминация и развязка даже в произведе­ниях с концентрическими сюжетами иногда недостаточно отчетливо выражены, а то и вовсе отсутствуют. Нередко случается (особенно в драмах), что завязка остается в отдаленном прошлом и действие изображается не с самого начала, а с момента, близкого к кульминации. Например, в трагедии Софокла «Эдип-царь» невольное убийство Эдипом его отца Лайя, составляющее завязку действия, не изображено прямо: о нем говорится как о событии весьма давнем.

Сколько-нибудь отчетливо выраженная кульминация действия также не является необходимой. В большин­стве хроникальных произведений кульминация отсутству­ет. Порой мы не находим ее и в концентрически построен­ных сюжетах. Так, внезапная развязка в повести Л. Толс­того «Хаджи-Мурат» (бегство героя в горы и его смерть) не подготовлена каким-либо напряженным моментом в развитии действия.

Развязка играет ответственную роль в произведениях с сюжетными конфликтами, замкнутыми в пространстве и времени. В подобных случаях именно к ней устремле­но внимание читателя. Он ждет, чем завершится вос­производимая цепь событий.

Вместе с тем действие может и не иметь развязки. Это характерно главным образом для произведений, в основе которых — устойчивые конфликтные положе­ния. Яркий пример отсутствия развязки действия — «Да­ма с собачкой» Чехова. Читатель расстается с Гуровым и Анной Сергеевной в тот момент, когда они убедились,

210

что не могут больше мириться со своим фальшивым поло­жением. Лишены развязок повести В. Распутина «Деньги для Марии», «Прощание с Матёрой», финалы-многоточия которых побуждают читателя к тревожным размышле­ниям.

В эпоху расцвета реализма развязки стали играть более скромную роль, чем раньше. «Мы думаем, — пи­сал Белинский, — что есть романы, которых мысль в том и заключается, что в них нет конца, потому что в самой действительности бывают события без развязки» (26, 469). Добролюбов считал недостатком ранних пьес А. Остров­ского чрезмерно «крутую развязку», которая внезапно и немотивированно разрешает противоречия в жизни героев. Б. Шоу в «Квинтэссенции ибсенизма» подчерки­вал, что раскрытие в произведении глубоких жизненных противоречий несовместимо с присутствием развязки.

Существенными компонентами сюжетных произведе­ний являются также экспозиция, предыстория и после­дующая история, пролог и эпилог.

Экспозицией (лат. expositio — изложение, объя­снение) называют изображение жизни персонажей в период, непосредственно предшествующий завязке. В рассмотренной нами шекспировской трагедии — это сцена Джульетты-девочки с няней и матерью, а также момент, когда Ромео перед первой встречей с Джульет­той рассказывает другу Меркуцио о своей прежней любви. Экспозиция мотивирует действие, которое развернется впоследствии, проливая на него дополни­тельный свет.

Предысторией (нем. Vorgeschichte) называют сообщение о прошлом персонажей. Предыстория объя­сняет читателю, как формировались характеры дейст­вующих лиц. В литературных сюжетах последних столе­тий описания прошлой жизни героев играют немалую роль. Вспомним обстоятельную предысторию Чичикова в «Мертвых душах» (последняя глава первой части); Лаврецкого и Лизы Калитиной в начале «Дворянского гнезда» Тургенева; Катерины в «Грозе» А. Островского — ее рассказ Варваре о привольном житье в родительском доме.

Последующая история (нем. Nachgeschi-chte) — это, напротив, сообщение о том, как сложились судьбы персонажей после завершения действия. Последу­ющими историями завершаются многие повести и романы XIX в. («Отцы и дети» Тургенева, «Идиот» Достоевского).

Прологом (гр. prologos — вступление, предисло­вие) называют начальный эпизод эпического или (чаще) драматического произведения, где либо сообщается о намерениях и задачах автора, либо кратко излагаются показываемые в дальнейшем события, либо, наконец, изображается какое-то одно событие, отдаленное во времени от основного действия, предшествующее ему и проливающее на него свет (с двух таких прологов — «Театральное вступление» и «Пролог на небесах» — начинается «Фауст» Гёте).

Эпилог (гр. epilogos — заключение, послесло­вие) — завершающая часть произведения. Здесь автор (в драме — устами кого-либо из персонажей) обращает­ся к публике непосредственно: высказывает какие-то обобщающие суждения, благодарит за внимание, просит о благосклонности. Такие эпилоги характерны, например, для комедий Шекспира.

Распространены — особенно в повестях и романах — также развернутые, «событийные» эпилоги. Они вос­производят взаимоотношения персонажей через дли­тельный промежуток времени после того, как разверну­лось и завершилось действие. Вспомним, например, «Преступление и наказание», где показано, как изменил­ся на каторге Раскольников под воздействием Сони Мармеладовой, или «Войну и мир», где изображено, какой стала жизнь Безухова и Ростовых через восемь лет после того, как отшумела война 1812 г.

В области сюжетосложения, как видно, не существует каких-либо универсальных правил и норм. Наличие завязок, кульминаций и развязок, тем более предысто­рии, экспозиций и последующих историй, отнюдь не обязательно. В одних случаях лежащий в основе сюжета конфликт требует многочисленных перипетий; в других, напротив, для писателя важна неторопливость развер­тывания действия. В одних произведениях отчетливо поданная развязка необходима; достоинство других состоит, напротив, в ее отсутствии. Единственный всеоб­щий критерий художественности сюжета — это его соответствие содержанию данного произведения.

КОМПОЗИЦИЯ СЮЖЕТА

Помимо внешних связей, временных и причинно-следственных, между изображаемыми событиями имеют­ся связи внутренние, эмоционально-смысловые. Они-то

212

в основном и составляют сферу композиции сю­жета. Так, соседство глав «Войны и мира», посвященных умиранию старого Безухова и веселым именинам в доме Ростовых, внешне мотивированное одновременностью этих событий, несет определенную содержательную нагрузку. Этот композиционный прием настраивает читателя на лад толстовских раздумий о неразделимости жизни и смерти.

Во многих произведениях композиция сюжетных эпи­зодов приобретает решающее значение. Таков, напри­мер, роман Т. Манна «Волшебная гора». Последователь­но, без всяких хронологических перестановок запечатле­вающий течение жизни Ганса Касторпа в туберкулезном санатории, этот роман вместе с тем содержит много­значительную и сложную систему сопоставлений между изображенными событиями, фактами, эпизодами. Неда­ром Т. Манн советовал людям, интересующимся его творчеством, прочитать «Волшебную гору» дважды: в первый раз — уяснить взаимоотношения героев, т. е. сюжет; во второй — вникнуть во внутреннюю логику сцеплений между главами, т. е. понять художественный смысл композиции сюжета.

Композиция сюжета — это также определенный порядок сообщения читателю о происшедшем. В произ­ведениях с большим объемом текста последовательность сюжетных эпизодов обычно выявляет авторскую идею постепенно и неуклонно. В романах и повестях, поэмах и драмах поистине художественных каждый последую­щий эпизод открывает читателю нечто для него новое — и так вплоть до финала, который является обычно как бы опорным моментом композиции сюжета. «Сила удара (художественного) относится на конец», — отмечал Д.Фурманов (82, 4, 714). Тем более ответственна роль финального эффекта в небольших по объему одноакт­ных пьесах, новеллах, баснях, балладах. Идейный смысл таких произведений нередко обнаруживается внезапно и лишь в последних строках текста. Так построены новеллы ОТенри: нередко их финалы выворачивают наизнанку сказанное ранее.

Порой писатель как бы интригует своих читателей: какое-то время держит их в неведении об истинной сути изображенных событий. Этот композиционный прием называют умолчанием, а тот момент, когда чита- тель, наконец, вместе с героями узнает о случившемся ранее, — узнаванием (последний термин принадле-

213

жит Аристотелю). Напомним трагедию Софокла «Эдип-царь», где ни герой, ни зритель и читатели долгое время не догадываются о том, что в убийстве Лайя повинен сам Эдип. В новое время подобные композиционные приемы используются преимущественно в авантюрно-плутовских и приключенческих жанрах, где первостепен­но важна, как выражался В. Шкловский, «техника тайны».

Но и писатели-реалисты порой держат читателя в неведении о происшедшем. На умолчании построена повесть Пушкина «Метель». Лишь в самом конце чита­тель узнает о том, что Мария Гавриловна обвенчана с незнакомцем, которым, как выясняется, был Бурмин.

Умолчания о событиях могут придавать изображе­нию действия большую напряженность. Так, читая «Войну и мир» впервые, мы долгое время вместе с семьей Болкон­ских полагаем, что князь Андрей после Аустерлицкого сражения умер, и лишь в момент его появления в Лысых Горах узнаем, что это не так. Подобные умолчания очень характерны для Достоевского. В «Братьях Кара­мазовых», например, читатель на протяжении некоторого времени считает, что Федора Павловича убил его сын Дмитрий, и только рассказ Смердякова кладет конец этому заблуждению.

Важным средством сюжетной композиции становятся xронологические перестановки событий. Обычно они (подобно умолчаниям и узнаваниям) интри­гуют читателя и этим придают действию большую занима­тельность. Но порой (особенно в реалистической литерату­ре) перестановки диктуются стремлением авторов пере­ключить читателей с внешней стороны происшедшего (что же случится с героями дальше?) на глубинную его подо­плеку. Так, в романе Лермонтова «Герой нашего времени» композиция сюжета служит постепенному проникновению в тайны внутреннего мира главного героя. Сначала мы узнаем о Печорине из рассказа Максима Максимыча («Бэла»), потом — от повествователя-автора, дающего подробный портрет героя («Максим Максимыч»), и лишь после этого Лермонтов вводит дневник самого Печорина (повести «Тамань», «Княжна Мери», «Фаталист»). Благо­даря избранной автором последовательности глав внимание читателя переносится с предпринимаемых Печориным авантюр на загадку его характера, «разгадываемого» от повести к повести.

Для реалистической литературы XX в. характерны произведения с развернутыми предысториями героев,

214

даваемыми в самостоятельных сюжетных эпизодах. Для того чтобы полнее обнаружить преемственные связи эпох и поколений, чтобы раскрыть сложные и трудные пути формирования человеческих характеров, писатели нередко прибегают к своего рода «монтажу» прошлого (подчас весьма далекого) и настоящего персонажей: действие периодически переносится из одного времени в другое. Подобного рода «ретроспективная» (обращенная назад, к ранее происшедшему) композиция сюжета характерна для творчества Г. Грина и У. Фолкнера. Она встречается и в некоторых драматических произведениях. Так, герои драм Ибсена часто рассказывают друг другу о давних событиях. В ряде современных драм то, о чем вспоминают персонажи, изображается непосредственно: в сценических эпизодах, которые прерывают основную линию действия («Смерть коммивояжера» А. Миллера).

Внутренние, эмоционально-смысловые связи между сюжетными эпизодами порой оказываются более важны­ми, нежели связи собственно сюжетные, причинно-времен­ные. Композицию таких произведений можно назвать активной, или, воспользовавшись термином кинематографи­стов, «монтажной». Активная, монтажная композиция позволяет писателям воплощать глубинные, непосредствен­но не наблюдаемые связи между жизненными явлениями, событиями, фактами. Она характерна для произведений Л. Толстого и Чехова, Брехта и Булгакова. Роль и назначе­ние такого рода композиции можно охарактеризовать словами Блока из предисловия к поэме «Возмездие»: «Я привык сопоставлять факты из всех областей жизни, доступных моему зрению в данное время, и уверен, что все они вместе всегда создают единый музыкальный напор» (32, 297).

Композиции сюжета в системе художественных средств эпоса и драмы, таким образом, принадлежит весьма ответственное место.