Geum.ru

Традиция: сущность и существование

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   19
Глава 3. Модусы традиционной культуры


«Культура» обычно понимается как определенная совокупность социально приобретенных и транслируемых из поколения в поколение значимых идей, ценностей, обычаев, верований, традиций, норм и правил поведения, посредством которых люди организуют свою жизнедеятельность. Традиционная модель культуры обладает теми же составляющими. Ее принципиальное отличие качественное. Она отличается особым способом наследования смыслов. Традиционное общество признает разные уровни сознания субъектов и поэтому транслирует смыслы, ценности, знания, нормы личностно, а не посредством механической эстафеты.


Традиционное общество построено вокруг идеи культивирования высших форм сознания. Культура здесь служит способом изменения отношения к миру. Это отбор, селекция того, что способствует развитию высоких форм сознания. Традиционную культуры можно сравнить с лифтом, переносящим сознание с одного этажа на другой.


ТК существует как мультикультурное образование. Это означает, что одновременно уживается огромное количество непересекающихся культурных страт, групп, а также их менталитетов. Менталитет отвечает за трансляцию культурных образцов, «это комплекс духовно-психологических свойств народа, определяющих его самосознание, миропонимание, мировосприятие, мироощущение и мироосвоение. Он выражает структуры духовности жизни этноса, устойчивые структуры его сознания, его социокультурные автоматизмы. Фундамент менталитета составляет сфера «коллективного бессознательного». Менталитет – это корневое свойство этноса, предопределяющее его культуру, жизнь и судьбу»[1].


1. Повседневность традиционной культуры


В первой главе мы поставили проблему культурных констант. В качестве констант культуры было предложено ценностно-смысловое ядро, а также формы наследования традиции. В этой главе мы рассмотрим категории культуры. В качестве основных категорий культуры мы остановимся на повседневности, этническом носителе культуры, социальной организации.


Тема повседневности культуры сейчас активно разрабатывается. Это связано с общим планом реабилитации профанного в современном обществе. Культура повседневности в настоящий момент изучается в следующих проекциях:


1) как уклад жизни: быт, времяпровождение, отдых, жилище, интерьер, среда обитания, пути и средства сообщения, техника, отношение к жизни и смерти, привычки в еде, сне, сексе;


2) как философия повседневности: обыденный опыт и обыденное сознание, здравый смысл, жизненный мир, структура повседневного мышления, особенности пространственно-временного повседневного бытия;


3) как микроистория: периферийность, динамика культурных изменений, включение культурных инноваций, соотношение традиции и средств коммуникации, нарративы, соотношение элитарного и народного, соотношение норм и инноваций.


В этом параграфе мы очертим линии повседневности в традиционной культуре. Для раскрытия структуры традиционной повседневности мы прибегнем к дихотомии сакральное – профанное.


Сакральные смыслы культуры. Это область глубинных, экзистенциальных состояний сознания. Она объединяет всех ищущих высокие витальные ценности, смыслы. Трансляция сакральных смыслов образуется на границе эстетического и теоретического кода.


Ядро культуры обычно представляет из себя тигель, в котором обрабатываются более высокие смыслы. Периферия культуры питается в основном профанными смыслами. Ядро подвергается периодически профанизации и так оно «выгорает». Поскольку плотность со стороны периферии высока, возникает культурный взрыв. Сдвиги в культурных нормах – это рекуррентное явление, которое имеет место в месте стыков ядра и периферии.


Возможные результаты культурного взрыва:


1) обновление смыслов ядра культуры;


2) сдвиги в культурных нормах;


3) образование смысловой складки, западание смыслов


Культурный взрыв в традиционном обществе приводит к обновлению смыслов, их перекрещиванию: оседлый образ жизни – странничество, приличная одежда – лохмотья, нормативный язык – новояз, массовость – элитарность, герой – злодей, социальные ритуалы – провокация, труд – внешнее тунеядство, богатство – бедность и т.д. Целое поле нормативных смыслов подвергается переосмыслению, деонтологизации, меняется квантификация времени и пространства.


Поле нормативных смыслов переосмысливается дихотомически (от противного, как в случае раннего христианства и фарисейства), либо старая система смыслов игнорируется и предлагается новая.


Рассмотрим пример игнорирования смыслов в традиционной культуре. Одна незамужняя девушка забеременела, но имя отца называть отказывалась из страха перед родителями. После долгих настояний она назвала имя уважаемого духовного наставника в их городе. Родители в большом гневе пришли к нему выяснять отношения. «Так ли это?», – вот было все, что он сказал. После того, как ребенок родился, его принесли к учителю. Учитель окружил ребенка заботой и теплом, брал у соседей молоко для ребенка и все, в чем он нуждался. Через год девушка-мать все же не выдержала и сказала родителям правду, что отцом ребенка был молодой человек, работавший на рыбном рынке. Отец и мать девушки сразу пошли к наставнику, просили у него прощения, долго извинялись перед ним и просили вернуть ребенка. Тот охотно простил их. Отдавая ребенка, он сказал лишь: «Так ли это?»[2]. Подобное игнорирование обыденных смыслов не могло бы иметь место в сфере профанной коммуникации.


Удовлетворение более высоких потребностей, связанных с получением знаний, духовной свободы также может подвергаться профанизации. Так нарастает культурный взрыв, порожденный противоречием профанной трансляцией и высокими потребностями (смена толтеков ацтеками, рост шраманских течений в Древней Индии, встреча императора Китая Ву с Бодхидхармой и др.).


Профанные смыслы культуры. Сакральному и высоким смыслам противостоят профанные смыслы Это область конвенциональных, устойчивых, общих значений. Эта область объединяет всех узких носителей технологий, смыслов, норм, ценностей в культуре. Не смотря на свои различия в гендере, происхождении, образовании, статусе, профессии, субъекты культуры обнаруживают себя в циклических самовоспроизводяшихся ситуациях, необходимых для удовлетворения базисных потребностей. В профанном дискурсе от участников ожидается полное действие в соответствии с ожиданиями, если они намерены получить профанный эффект от такой коммуникации. Соответствие с ожиданиями участников повседневого дискурса обеспечивается утилитарным кодом.


Повседневность характеризует каждодневную ситуацию взрослого человека. Детство, юность имеют другую квантификацию времени и пространства. Это связано с формированием нервной системы, открытием доступа к новым знаниям. Новые ощущения, открытия, пережитые в юности, сменяются установлением однозначных координат для вещей и отношений, ожидаемое повторяется, а неопределенность сводится к минимуму.


Обыденное мировоззрение – поверхностное, неглубокое, скользящее, неточное, суеверное, калейдоскопичное, самозамкнутое, бессистемное, одномерное. Желаемое здесь часто выдается за действительное, часть – за целое. В этом обыденное сознания сближается с мифологическим. Миф, понимаемый широко как личностное переживание реальности, выступает универсальной платформой взаимодействия. В обыденном мировоззрении персонифицируется окружающий мир, а пространство и время становятся субъективными, нерасчлененными и целостными. Обыденное сознание готово ответить на любые вопросы о происхождении мира и его устройстве, о причинах возникновения природных явлений, животных и человека и т.д.


Традиционная повседневность выделяется большой степенью идеализации реальности, в отличие от повседневности индустриального социума как непраздника и неидеала. Время и бытие ТК сохраняет свой сакральный статус даже в повседневности.


Обычно повседневность подразумевает однозначность кода коммуникации, отсутствие рефлексии при дискурсивных действиях. В ТК субъект привыкает к вторжению в повседневность, к ее перетеканию в складки иного времени и пространства за счет передатчиков сакрального смысла. «Солнце заходит», «торговец входит в лес», «осел с двумя дынями» – таковы потенциальные примеры амбивалентных повседневных концептов, которые взрывают повседневность, будучи записанными на ее языке, но прочитанными с точки зрения сакральных смыслов.


В ТК профанные нарративы носят сугубо неписьменный характер. Письменность используется впервые для фиксации сакральных смыслов[3]. Профанность в индустриальном обществе распространяется не только на сферу устного общения, но и постепенно заполняет письменное и мультимедийное пространство.


Профанность исходит из огромного межсубъектного метатекста, образованного на стыках жизненных пространств. Профанный метатекст генерирует локальные пространственно-временные смыслы, образованные под влиянием утилитарного кода. Индивидуальное сознание выступает смысловым концентратором, оно задает частоту и направление профанных смыслов. Если индивид меняет время и пространство, он все равно переносит и распространяет профанные смыслы (в 60-х годах в лесу нашли семью староверов, у которых дети на видели никого, кроме своих родителей, тем не менее, они были способны к профанному дискурсу).


Профанные локусы традиционной культуры – это дом, дорога, рынок. За храмом наиболее долго в ТК сохраняется статус сакрального локуса, где коммуникация происходит на основе эстетического кода.


Профанная действительность – это ситуация перекрещивающихся смыслов, где субъект занимает одну из бинарных (тринарных) ролей: продавец – покупатель, водитель – пассажир, управляющий – управляемый, врач – пациент и т.п. Профанные смыслы имеют свою индивидуализацию по возрасту, полу, социальному положению. Профанные смыслы ребенка в хронотопе школы отличаются от профанных смыслов учителя в той же среде, но они имеют область совмещения. Профанные смыслы проходят через фильтр кода коммуникации субъекта.


Код коммуникации отбирает смыслы и ранжирует их по значимости. Информация отличается от смысла своей неопределенностью, своей принципиальной пригодностью для любых смыслов. Информация «идет дождь» беременна многообразными смыслами, от профанных «где укрыться», «течет крыша», «поливаются растения», до сакральных «брак неба и земли», «Всевышний доволен нами» и т.п.


Профанные смыслы связаны с профанными технологиями. Технология – это способ реализации цели, транслируемой в смысле. Сравним несколько базисных профанных смыслов и технологий с сакральными смыслами и технологиями.

Профанные смыслы

Профанные технологии

Сакральные технологии

Сакральные смыслы


Питание

Труд и получение его результатов в натуральном виде или в эквиваленте. Растениеводство. Животноводство. Обмен продуктами. Доставка продуктов. Хранение продуктов. Приготовление пищи. Распределение пищи. Церемония питания. Дефекация. Чистка зубов.

Запрет на нечистые продукты. Очищение пищи. Освящение пищи. Благодарение Бога за пищу. Жертвоприношение продуктами. Угощение священников. Благотворительная раздача пищи.

Оказание почтения Божеству через вкушение Его пищи


Сон

Нахождение места для сна. Создание удобств для сна.

Спать головой на Восток. Запреты на сон без одежды. Подъем до восхода.

Восполнение энергии


Размножение

Поиск партнера для размножения. Половой акт.

Выбор партнера по социальному положению. Договор с родственниками партнера. Астрологические расчеты брака и зачатия. Запрет на алкоголь во время зачатия. Ритуалы зачатия.

Удовлетворение предков


Самосохранение

Защита своей жизни

Защита слабых членов общества: детей, женщин, стариков, животных, нищих.

Гармония


Профанная технология распадается на правовую (разрешительную), функциональную, этическую. Рассмотрим это на примере торговли.

Покупка – продажа


Разрешение, уплата налогов (правовая)

Действия продавца и покупателя (функциональная)

Форма прохождения обмена в виде уважения, внимания (этика)


Из трех составляющих профанных смыслов этическая чаще всего носит нерефлексивный характер, функциональная может быть рефлексивной и нерефлексивной, в зависимости от сложности деятельности, а правовая практически всегда носит рефлексивный, письменный, знание-емкий и экспертный характер. Это делает правовую компоненту исключительно рациональным (научным) элементом профанной технологии.


Чем сложнее профанная технология, тем большее значение там занимает правовая (разрешительная) компонента. Правовая компонента может вносить коррекцию в профанное взаимодействие, менять форму протекания дискурса, становиться объектом монополизации. Пример такой монополизации являются медицинские, научные, юридические технологии.


Субъект профанного взаимодействия иногда подвергает такие экспертные области сакрализации в силу их сложности. В действительности же, экспертные области профанной технологии носят вероятностный, фрагментарный и незавершенный характер. Поэтому они находятся в постоянном обновлении для того, чтобы соответствовать оптимизации достижения профанного смысла.


Чтобы технология была подлинно сакральной, смысл дискурса также должен быть сакральным. Сакральный смысл отличается целостностью, персонализмом. В индустриальном обществе сакральные смыслы замещаются профанными технологиями. Мозаичность профанных смыслов выдается за главную особенность сакральных смыслов – целостность.


В первом параграфе первой главы обосновывалось единство культур, которое исходит из принципа единства человека и его потребностей. Было выяснено, что взаимоотношения личности и традиции представляют сферу особого интереса. Личность выступает движущей силой традиции, ее субъектом и объектом. Если индивидуальность представляет дискретность, то личность (и традиция) репрезентируют континуальность. Личность – это узловой пункт традиции, место пересечения различных кодов наследования и трансляции опыта. Второй параграф первой главы раскрывает особенности ведийской традиции с точки зрения метафизики. Третий параграф первой главы анализирует взаимоотношения права и закона в традиционной т пост-традиционной культурах.


Вторая глава подвергает рассмотрению формы трансляции ценностно-смыслового ядра культуры. К ценностно-смысловому ядру культуры обычно относят ценности, смыслы, нормы, которые передаются через сакральные тексты, социальные отношения. К кругу проблем, имеющих смысловую напряженность в культуре относят:


«– выполнение обычаев, связанных с полом, возрастом, семейными отношениями, любовью и сексом, а также с работой и праздниками;


– определенное понимание связи между прошлым и будущим. А также понимание радости, счастья, с одной стороны, печали, несчастья – с другой;


– отношение к телу и душе, понимание человеческой жизни и смерти, религиозность;


– определенную трактовку отношений между личностью и коллективом, личностью и обществом, личностью и миром в целом; трактовку своего и чужого; отношение к праву, власти;


– принадлежность или лояльность к основному или родственному мировоззрению (система мифов, картина мира, религия, идеология, система ценностей)»[4].


Корни общественного духа и бытия следует изучать без отрыва от почвы культуры, ее конкретного носителя. Что из себя представляет этнический субстрат ведийской культуры, какова повседневность традиции, как возможна социальная мобильность в рамках традиции – решение этих задач будет положено в основу данного параграфа.

2. Этнический субстрат в культуре


Сущность и временение явления неразличимы в отрыве от его субстанционального носителя. Сущность – это статическая характеристика предмета, а модификация – динамическая. С точки зрения объекта, вещи в пространстве дискретны благодаря специфичности их качеств, и проявляются эти качества только при взаимодействии.


Культура взаимодействует с пространством и временем, которые суть не просто пассивные системы координат. Особенно время активизирует и мобилизует внутренние силы культуры по постоянной актуализации своей сущности. С субъективной стороны, сущность культуры наблюдаема в динамике. Изменение разворачивается во времени и пространстве, а сущность, в отличие от изменения, не затрагивается ни пространством, ни временем: «…неизменным является один только принцип, а его приложения, которым он дает место во всех областях, могут и даже должны меняться согласно обстоятельствам и времени, так как принцип абсолютен, а приложения относительны и случайны, как и мир, к которому они относятся. Традиция допускает бесконечно множественные и разнообразные приспособления в их модальностях; но все эти приспособления, если они осуществляются строго в соответствии с традиционным духом, есть не что иное, как нормальное развитие определенных последствий, извечно содержащихся в самом принципе»[5].


Ведийская культура – это тип организации жизнедеятельности, основанный на сакральной символической системе, Ведах. Носителями этой культуры в древности выступали индоарии. История индоариев претерпела большое количество интерпретаций. В XIX в. получила развитие теория арийского вторжения (ТАВ), согласно которой аборигенное население долины Инда состояло из тёмнокожих миролюбивых дравидийцев, следы которых запечатлены в останках Хараппской цивилизации (в бассейне реки Инд). В гуманитарных науках сложился даже «архетип кшатрия», возлагающий на ариев роль поработителей[6]. Эти идеи не так стары и безобидны, как может показаться. Без понимания арийской проблемы мы не поймем современных процессов развития традицинной культуры. Какого значение этнической мобильности в наследовании ценностей и смыслов? Обратимся к узловой проблеме ведийского культурогенеза.


Согласно ТАВ племена дравидийцев были неплохими строителями, как явствует из раскопок Мохенджо-Даро, но в культурно-языковом плане они, были менее развиты, и поэтому не имели письменной культуры и литературы[7]. Затем, около 1500 до н.э., Индия подверглась вторжению арийских племён, пришедших с северо-востока. Воинственные племена ариев вторглись через перевалы Гиндукуша в район современного Пенджаба. Они отличались хорошим знанием военного искусства и поэтическим мастерством. Белые кочевые племена принесли с собой характерную социальную стратификацию и ведийские гимны на санскрите. Завоеватели-арийцы, владевшие лучшей военной техникой – боевыми колесницами, покорили коренное население, навязав ему свои «Законы Ману», а также установили социальную систему для порабощения местного населения.


Когда была установлена близость европейских языков и санскрита, автоматически была принята версия, что предки ариев были расселены где-то между Индией и Западной Европой. Назывались в качестве возможных мест: Скандинавия, Германия, Южная Россия и даже Памир (в то время мало кто представлял географические условия, которые должны были преодолеть арии, чтобы осуществить вторжение на территорию индийского субконтинента). Тогда же сложился образ арийских племен – полукочевые племена, разводившие скот, поклоняющиеся богу Индре.


В то же время были найдены свидетельства расселения индоариев в Средней Азии и на Ближнем Востоке: хетты, митаннийцы правили Месопотамией несколько веков. Через сравнительное языкознание было засвидетельствовано индоарийское влияние на Европу. Все эти факты, однако, нанизывались на один стержень – вторжение ариев в бассейн Инда, которое могло разворачиваться, например, из Средней Азии.


Если находились новые археологические объекты, то они также интерпретировались с точки зрения арийского вторжения. Так, найденные Мохенджо-Даро и Хараппа в бассейне Инда[8], стали считаться городами коренного населения, которые были разрушены завоевателями-ариями, насадившими им свою религию и кастовую систему.


Хронология индоарийской цивилизации сложилась в конце XIX в. При ее формировании отталкивались от событий, чья датировка обычно не подвергалась сомнению, например жизнь Гаутамы Будды, традиционно относимая к VI в. до н.э. Поскольку сначала о ней не было никаких свидетельств, хронологизации подверглась обширная древнеиндийская литература. На основе лингвистического анализа наиболее древним памятником индоариев была признана «Ригведа». Отведя на каждый раздел ведийской литературы по 200 лет, Макс Мюллер (1823–1900) получил следующую хронологию:


- 1200 лет до н.э. – составление «Ригведы»; в период с 1400–1300 гг. до н.э. арии навязывают свою культуру покоренным народам;


- 1000 лет до н.э. – формирование «Яджурведы», «Самаведы», «Атхарваведы»;


- 800 лет до н.э. – брахманы;


- 600 лет до н.э. – араньяки, упанишады.


Понимая, что его датировка носит весьма умозрительный характер[9], Макс Мюллер пишет следующее в одной из своих последних книг (1899): «К какому времени бы не относились ведийские гимны, 1500 или 15 000 лет до н.э., они занимают свое уникальное место в мировой литературе»[10].


В конце XX в. в Индии усилились тенденции культурной самобытности, традиционализма. Самосознание патриотической интеллигенции обратилось к восприятию своей истории, осмыслению ее в мировой культуре. ТАВ стала интерпретироваться в контексте захвата Индии Британской короной. Эта оккупация была не только военной, государственной, но и интеллектуальной, ибо за прибывшими лордами последовали европейские исследователи, которые стали в определённом ключе преподносить культурное наследие Индии. Даже сейчас сохраняется взгляд на то, что самое прогрессивное, к чему пришло за всю историю человечество – это именно западное гражданское общество, а в годы колониализма такая посылка вообще была неоспоримой.


ТАВ выдержала два столетия и в настоящий момент активно пересматривается. Западные и индийские учёные называют устоявшуюся версию истории индоариев «миссионерской» и указывают на то, что первые западные исследователи смотрели на мир через призму библейской истории. Им представлялось достаточным вывести все прочие народы из генеалогии Библии и уложить все развитие древнеиндийской цивилизации в библейскую хронологию с началом мира в 4004 г. до н.э. и потопом 2500 лет до н.э. К. Клостермайер, критически рассматривает, например, датировку индоарийской культуры, предложенную Дюбуа (1770–1848), чье пребывание в Индии с 1792 по 1823 гг. позволило ему накопить массу материала и впоследствии изложить свои взгляды на историю Индии[11]. Дюбуа, в частности, считает доказанным то, что Индия была населена после потопа, который от всего мира оставил пустыню. Однако уже тогда были ученые, выводившие традиции Индии из египетских или арабских земель. Дюбуа же доказывал, что население Индии происходит не от Хама, а от Иафета. Он объяснял, что предки индийцев двигались с севера и остановились рядом с горами Кавказа[12]. Для К. Клостермайера очевидно, что первая концепция миграции индоариев построена была на непрочном в научном смысле фундаменте веры[13].