Джордж Ритцер Современные социологические теории

Вид материала

Документы

Содержание Концепция Томаса Куна Теории ~ это только часть целых парадигм. Социология: полипарадигмальная наука Парадигма социальных фактов Определение предметной области Парадигма социального определения Представление предметной области Образ предметной области Уровни социального анализа: обзор

Подобный материал:

• Современные социологические теории, 14098.35kb.
• Демонстрационная версия рабочей программы по курсу «социология» выписка из учебного, 59.84kb.
• Выписка из Государственного образовательного стандарта высшего профессионального образования, 270.96kb.
• Программа дисциплины Эмиль Дюркгейм вчера и сегодня для направления/специальности 020300, 87.35kb.
• Конспект лекций по социологии автор составитель, 713.04kb.
• Тематика курсовых работ по общей социологии Современные российские социологические, 35.76kb.
• Примерной программы наименование дисциплины: Современные социологические теории Рекомендуется, 169.92kb.
• Алексеева та современные политические теории опыт запада курс лекций московский государственный, 4958.5kb.
• Примерный перечень тем курсовых работ по дисциплине, 36.79kb.
• Тема: Становление и развитие социологии. Социологические теории, 59.99kb.

Рефлексивная социология Пьера Бурдье

Видным современным метатеоретиком (хотя сам он воспротивился бы такому оп­ределению, как, впрочем, и вообще любому ярлыку) признан Пьер Бурдье. Он вы­ступает за рефлексивную социологию: «С моей точки зрения, социология должна носить метахарактер, но при этом всегда соотноситься сама с собой. Она должна использовать собственные инструменты, чтобы понять, что она есть и чем она зани­мается, попытаться лучше осознать свое место» (Bourdieu and Wacquant, 1992; см. также Meisenhelder, 1997). Применяя в отношении метасоциологии более традици­онный и менее определенный термин («социология социологии»), Бурдье пишет: «Социология социологии является фундаментальным измерением социологиче­ской эпистемологии» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 68). Социологи, посвя­щающие свою деятельность «объективизации» социального мира, должны боль­ше внимания уделять объективизации собственных действий. Таким образом, социология «постоянно оборачивает на саму себя те научные средства, которые она создает» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 214). Некоторые виды метатеорий (например, внутренне-социальную и внутренне-интеллектуальную формы М_и) Бурдье даже отвергает как «самодовольное субъективное сообщение о частной личности социолога или поиски интеллектуального духа времени, вдохновляюще­го его творчество» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 72; рассмотрение более пози­тивного взгляда Бурдье даже на эти виды метатеорий см. в Wacquant, 1992, р. 38). Однако отрицание определенных видов метатеорий не означает отрицания ме-татеоретических попыток в целом. Если следовать логике «Homo Academicus» (1984b; см. главу 11), то становится ясно, что Бурдье должен выступать за изуче­ние габитуса и практик социологов в поле социологии как научной дисциплины. в поле ее академического мира, а также в аспекте взаимоотношений между этими полями и полями стратификации и политики. Работа «Различие» (1984а) долж­на была привести Бурдье к изучению вопроса о том, какие стратегии отдельные социологи, а также социологическая дисциплина как таковая используют для до­стижения этого различия. Например, некоторые социологи могут использовать профессиональный жаргон для того, чтобы казаться авторитетнее и получить в этой области высокий статус, а сама социология может надеть на себя покров на­учности, чтобы достичь различия по отношению к миру практики. В сущности, Бурдье вообще заявил, что научные притязания социологии и других социальных наук «на самом деле представляют собой смягченную претензию на власть»

[568]

(Robbins, 1991, p. 139). Такая позиция, разумеется, влечет за собой неудобные выводы о собственном творчестве Бурдье:

Основной проблемой Бурдье в 1980-х было сохранить свою символическую власть, од­новременно подрывая научность, на которой она изначально была основана. Некото­рые сказали бы, что он завязал петлю на собственной шее и выбил табурет у себя из-под ног (Robbins, 1991, р. 150).

Учитывая приверженность Бурдье к теоретически обоснованным эмпиричес­ким исследованиям, нетрудно понять, почему он нетерпимо относился к большин­ству (если не ко всем) видов М₀, которое он охарактеризовал как «универсальный метадискурс о знании о мире» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 159). Бурдье обычно отрицает метатеоретизирование как независимую деятельность, отделяя метатеоретизирование от теоретизирования о социальном мире и его эмпириче­ского изучения (см. Wacquant, 1992, р. 31).

Бурдье приводит интересный довод в пользу метатеоретизирования, когда утверж­дает, что социологам необходимо «избегать быть игрушкой социальных сил в [сво­ем] занятии социологией» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 183). Единственный способ избежать такого удела — понять природу сил, воздействующих на социоло­гов в данный исторический момент. Такие силы можно понять только через мета-теоретический анализ, или то, что Бурдье называет «социоанализом» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 210). Когда социологи осознают природу действующих на них сил (особенно внешне-социальных и внешне-интеллектуальных), они смогут луч­ше контролировать влияние этих факторов на свое творчество. Как пишет Бурдье, «я постоянно использую социологию в стремлении очистить свое творчество от... социальных детерминант» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 211). Таким образом, целью метатеоретизирования, с точки зрения Бурдье, становится не разрушение со­циологии, а ее освобождение от детерминирующих ее сил. Разумеется, то, что Бурдье говорит о своих собственных попытках, справедливо и в отношении метатеоретиче-ских устремлений в целом. Стремясь ограничить воздействие внешних факторов на свое творчество, Бурдье при этом осознает границы таких попыток: «Я отнюдь не считаю и не претендую на то, что целиком от них [социальных детерминант] осво­бодился» (Bourdieu and Wacquant, 1992, p. 211).

Подобным же образом Бурдье выражает желание освободить социологов от символического насилия, которое осуществляют над ними другие, более влия­тельные социологи. Данная цель побуждает к использованию внутренне-интел­лектуального и внутренне-социального анализа социологии, с тем чтобы вскрыть источники и природу этого символического насилия. Когда это понимание дос­тигнуто, у социологов появляются способы освободиться от этих воздействий или, по крайней мере, ограничить их. Иначе говоря, социологи вполне способны к «эпи­стемологической бдительности», способствующей защите от этих искажающих воздействий (Bourdieu, 1984b, p. 15).

Наиболее характерной чертой метатеоретического подхода Бурдье является его отказ отделять метатеоретизирование от других граней социологии¹. То есть

¹ Поэтому Шварц (1997, р. 11) утверждает, что «Бурдье не разделяет видения Ритцера (1988), который гово­рит о создании социологической теории как законной подотрасли в рамках социологической дисциплины».

[569]

он считает, что в процессе социологического анализа социологам постоянно не­обходима рефлексивность. Социологи должны размышлять о своих действиях и особенно о том, каким образом в процессе анализа они могут искажать исследуе­мые объекты. Эта рефлексия может ограничить количество «символического на­силия», обращенного против субъектов исследования.

Хотя творчество Бурдье своеобразно, ясно, что оно, по крайней мере отчасти, носит метатеоретический характер. Учитывая возрастающее значение Бурдье в социальной теории, связь его творчества с метатеоретизированием, вероятно, бу­дет и далее способствовать усилению интереса к метатеориям в социологии.

Теперь мы обратимся к рассмотрению конкретного метатеоретического подхо­да, на который опирается настоящая книга. Как будет видно из дальнейшего, дан­ный подход представляет собой сочетание М_и и М₀. Мы начнем с краткого обзора творчества Томаса Куна, затем познакомимся с моим (М_и) анализом нескольких социологических парадигм. Наконец, мы рассмотрим метатеоретический инстру­мент — интегрированную социологическую парадигму (М₀), которая выступает источником уровней анализа, применяемых на всем протяжении данной книги для анализа социологических теорий.

Концепция Томаса Куна

В 1962 г. представитель философии науки Томас Кун опубликовал довольно не­большую по объему книгу, озаглавленную «Структура научных революций» (Hoyningen-Huene, 1993). Поскольку данная работа выросла из философии, она казалась обреченной на периферийное положение в социологии, особенно по­тому, что основное внимание в ней уделялось точным наукам (например, физи­ке), а непосредственно о социальных науках говорилось мало. Однако высказан­ные в книге положения оказались крайне интересными для представителей самых разных областей (например, Hollinger, 1980, в истории; Searle, 1972, в лингвисти­ке; Stanfield, 1974, в экономической теории), но ни для кого эта работа не имела большего значения, чем для социологов. В 1970 г. Роберт Фридрикс опубликовал первую значимую работу, основанную на подходе Куна, «Социология социоло­гии». С тех пор не прекращался непрерывный поток публикаций, использующих этот подход (Eckberg and Hill, 1979; Effrat, 1972; Eisenstadt and Curelaru, 1976; Falk and Zhao, 1990a, 1990b; Friedrichs, 1972a; Greisman, 1986; Guba and Lincoln, 1994; Lodahl and Gordon, 1972; Phillips, 1973,1975; Quadagno, 1979; Ritzer, 1975a, 1975b, 1981b; Rosenberg, 1989; Snizek, 1976; Snizek, Fuhrman, and Miller, 1979). Мало со­мнений в том, что теория Куна — важная разновидность Ми, однако в чем кон­кретно заключается подход Куна?

Одной из целей Куна в «Структуре научных революций» было подвергнуть сомнению общепринятые представления о том, как происходят изменения в на­уке. Большинство непрофессионалов и большое число ученых считают, что наука развивается накопительным образом, когда каждое новое достижение непоколе­бимо опирается на всю совокупность предшествующих научных знаний. Наука достигла своего теперешнего состояния путем медленных равномерных прираще­ний знания. В будущем она достигнет еще больших высот. Эта концепция науки

[570]

была сформулирована физиком сэром Исааком Ньютоном, который сказал: «Если я видел дальше, то это потому, что я стоял на плечах титанов». Однако Кун считал дан­ную концепцию кумулятивного развития науки мифом и стремился ее развенчать.

Кун признавал, что накопление знаний играет в развитии науки какую-то роль, однако считал, что истинно важные изменения возникают в результате револю­ций. Кун разработал теорию, объясняющую, как, по его мнению, происходят важ­нейшие изменения в науке. Он полагал, что в каждый данный момент времени в науке господствует конкретная парадигма (на этот период определяемая как фун­даментальная картина предмета научного изучения). Нормальная наука — это пе­риод накопления знаний, в течение которого ученые развивают господствующую парадигму. Такая научная работа неизбежно порождает аномалии, или результа­ты, которые не могут быть объяснены господствующей парадигмой. Кризисный этап наступает в том случае, когда эти аномалии накапливаются, и кризис этот, в конечном счете, может завершиться научной революцией. Господствующая парадигма ниспровергается, в то время как новая занимает центральное поло­жение в науке. Рождается новая господствующая парадигма, и цикл готовится по­вториться вновь. Теорию Куна можно изобразить с помощью следующей схемы:



Именно во время революционных периодов происходят истинно великие из­менения в науке. Эта точка зрения, несомненно, противостоит большинству кон­цепций научного развития.

Ключевым понятием в подходе Куна, равно как и в настоящем разделе, явля­ется «парадигма». К сожалению, Кун весьма неопределенно говорит о том, что подразумевает под «парадигмой» (Alcala-Campos, 1997). Согласно Маргарет Ма-стерман (Masterman, 1970), он использовал данный термин как минимум в двад­цати одном различном значении. Мы будем использовать определение парадиг­мы, которое считаем соответствующим смыслу и духу раннего творчества Куна.

Парадигма служит для отделения одного научного сообщества от другого. Это понятие можно использовать для отделения физики от химии или социологии от психологии. Названные области имеют разные парадигмы. Понятие парадигмы может быть использовано для разделения различных исторических этапов в разви­тии науки (Mann, Grimes, and Kemp, 1997). Парадигма, господствовавшая в физике в XIX в., отлична от той, что господствовала в этой науке в начале XX в. Понятие парадигмы можно использовать еще в одном значении, и именно оно наиболее по­лезно для нас здесь. Парадигмы могут обозначать различие между когнитивными группировками в рамках одной и той же науки. Так, например, в современном пси­хоанализе различают фрейдистскую парадигму, парадигмы Юнга, Хорни и др., т. е. в психоанализе имеются многочисленные парадигмы, это справедливо и в отноше­нии социологии и большинства других научных областей.

Теперь я могу дать определение парадигмы, которое, на мой взгляд, верно от­ражает смысл первоначальной работы Куна:

Парадигма — это фундаментальный образ предмета изучения науки. Она служит для определения того, что должно изучаться, какие вопросы должны ставиться и как, ка-

[571]

ким правилам нужно следовать при интерпретации полученных ответов. Парадигма представляет собой наиболее общий блок единодушия в науке и служит для отделения одной научной группы (или подгруппы) от другой. Она классифицирует, определяет и соотносит существующие в ней образцы, теории (курсив мой), методы и инструменты (Ritzer, 1975a, р. 7)

С учетом данного определения мы можем начать рассматривать взаимосвязи между парадигмами и теориями. Теории ~ это только часть целых парадигм. Ина­че говоря, парадигма может включать в себя две или более теорий, а также различ­ные образы предметной области, методы (и инструменты) и образцы (конкретные примеры научной работы, выступающие моделью для всех последующих).

Социология: полипарадигмальная наука

Моя работа по вопросу парадигматического статуса социологии (Ritzer, 1975a, 1975b, 1980) образует основу метатеоретического подхода, которому следовал анализ социологической теории на всем протяжении настоящей книги. С моей точки зрения, существуют три господствующие в социологии парадигмы, а так­же имеются некоторые другие, обладающие потенциальной возможностью до­стичь парадигматического статуса. Эти три парадигмы я называю парадигмами социальных фактов, социального определения и социального поведения. Каждая парадигма анализируется с точки зрения четырех элементов любой парадигмы.

Парадигма социальных фактов

1. Образец: моделью для сторонников парадигмы социальных фактов служит творчество Эмиля Дюркгейма, особенно его работы «Правила социологи­ческого метода» и «Самоубийство».
   
2. Определение предметной области: сторонники парадигмы социальных фак­тов основное внимание уделяют тому, что было названо Дюркгеймом со­циальными фактами, или крупными социальными структурами и инсти­тутами. Приверженцы парадигмы социальных фактов исследуют не только эти явления, но и их воздействие на индивидуальное мышление и действие.
   
3. Методы: сторонники парадигмы социальных фактов в большей степени, чем все остальные, используют опросные методы¹ и методы исторического сравнения.
   
4. Теории: парадигма социальных фактов включает в себя несколько теоретиче­ских подходов. Структурно-функциональные теоретики склонны считать, что социальные факты четко взаимосвязаны, а упорядоченность поддерживается всеобщим согласием. Теоретики конфликта, как правило, подчеркивают не­упорядоченность социальных фактов, а также придерживаются мнения, что порядок поддерживается в обществе принудительными мерами. Хотя струк­турный функционализм и теория конфликта признаются в данной парадигме господствующими теориями, входят сюда и другие теоретические концепции, в том числе и теория систем.
   

¹ Уильям Снизек (Snizek, 1976) показал, что опросный метод доминирует во всех парадигмах.

[572]

Парадигма социального определения

1. Образец: для сторонников социального определения объединяющей моде­лью стала посвященные социальному действию работы Макса Вебера.
   
2. Представление предметной области: творчество Вебера способствовало воз­никновению у социальных дефиниционистов интереса к вопросу о том, как акторы определяют социальные ситуации и как это определение влияет на последующее действие и взаимодействие.
   
3. Методы: сторонники парадигмы социального определения, хотя в большей степени применяют опросный метод, чаще, чем приверженцы остальных парадигм, используют метод наблюдения (Prus, 1996). Иначе говоря, на­блюдение рассматривается как методология, характерная для социальных дефиционистов.
   
4. Теории: в рамки парадигмы социального определения можно включить зна­чительное количество теорий: теорию действия, символический интеракци-онизм, феноменологию, этнометодологию и экзистенциализм.
   

Парадигма социального поведения

1. Образец: для социальных бихевиористов моделью служит творчество пси­холога Б. Ф. Скиннера.
   
2. Образ предметной области: с точки зрения социальных бихевиористов, пред­метной областью социологии является неосознанное поведение индивидов. Особый интерес для них представляют награды, вызывающие желательные виды поведения, и наказания, сдерживающие нежелательное поведение.
   
3. Методы: характерным для социального бихевиоризма является экспери­мент.
   
4. Теории: в понятие «социальный бихевиоризм» можно включить два теоре­тических социологических подхода. Первый — поведенческая социология, очень близкая к чистому психологическому бихевиоризму. Второй, гораз­до более значительный подход, — теория обмена¹.
   

К более целостной социологической парадигме

Помимо подробного рассмотрения характера множественных социологических парадигм я попытался привести доводы в пользу большей парадигматической ин­теграции в социологии. Хотя имеются основания для того, чтобы имеющиеся па­радигмы продолжали существовать, вместе с тем присутствует потребность в бо­лее интегрированной парадигме². В противоположность заявлению Нэша и Уорделла (Nacn and Wardell, 1993), я не утверждаю нового доминирующего положения в социологии; я не утверждаю, что «сегодняшнее многообразие представляет со-

¹ Анализ этой парадигмальной схемы содержится в Eckbergand Hill (1979); Friedheim (1979); Harper, bylvester, and Walczak (1980); Snizek (1976); и Staats (1976).

² Существуют и другие возможности, в том числе постмодернистская парадигма (Milovanovic, 1995) и более межпарадигмальный диалог (Chriss, 1996).

[573]

бой нежелательное состояние, которое требуется устранить» (Nash and Wardell, 1993, p. 278). Напротив, я выступаю за большее разнообразие через разработку ин­тегрированной парадигмы для дополнения существующих парадигм. Как и Нэщ и Уорделл, я за теоретическое многообразие.

Существующие парадигмы, как правило, страдают односторонностью, посколь­ку концентрируются на конкретных уровнях социального анализа, при этом уде­ляют другим уровням мало или вовсе никакого внимания. Данная характеристика отражается в интересе сторонников парадигмы социальных фактов к макрострук­турам; внимании приверженцев парадигмы социального определения к действию и социальному конструированию реальности; интересе социальных бихевиори-стов к поведению. Именно эта односторонность способствовала росту среди мно­жества социологов интереса к более целостному подходу (Ritzer, 199Id). (Это состав­ляет лишь часть растущего интереса к интеграции, которая наблюдается в рамках многих социальных наук и даже между этими науками; в особенности см. Mitroff and Kilmann, 1978.) Например, Роберт Мертон, сторонник парадигмы социальных фактов, считал эту парадигму и социальный дефиниционизм взаимообогащающи-ми, «противостоящими друг другу примерно в том же смысле, в каком ветчина противостоит яйцам: они различны по вкусу, но взаимно обогащают друг друга» (Merton, 1975, р. 30).

Ключом к интегрированной парадигме служит понятие уровней социального анализа (Ritzer, 1979, 1981а). Как прекрасно понимает читатель, в реальности со­циальный мир не разделен на уровни. Социальную реальность, в сущности, лучше всего рассматривать как огромное множество социальных явлений, вовлеченных в непрерывное взаимодействие и изменение. Индивиды, группы, семьи, бюрокра­тии, государство и другие многочисленные чрезвычайно разнообразные социальные явления представляют собой ошеломляющее разнообразие, составляющее соци­альный мир. Крайне сложно охватить столь значительное число многообразных и взаимопроникающих социальных явлений. Несомненно, требуется некоторая кон­цептуальная схема, и социологи разработали несколько таких схем, пытаясь иссле­довать социальный мир. Используемое здесь понятие социальных уровней соци­ального анализа следует рассматривать только как одну из многих подобных схем, которые могут применяться и применялись для рассмотрения всей сложности со­циального мира.

Уровни социального анализа: обзор

Хотя понятие уровней подразумевается в значительной части социологии, явно­го внимания ему уделялось сравнительно мало (однако явный интерес к этому вопросу, по-видимому, действительно присутствует, как это проявляется, напри­мер, в работе Хейджа [Hage, 1994a], Уитмейера [Whitmeyer, 1994] и особенно Джефи [Jaffa, 1998] и Смелзера [Smelser, 1997]). Сосредоточиваясь здесь на во­просе уровней социального анализа, мы делаем явным то, что в основном только подразумевалось в социологии.

В конце данного приложения мы представим концепцию основных уровней социального анализа. Адекватное понимание этой концепции требует некоторых предварительных уточнений. Как вы увидите, в построении основных уровней

[574]

Джордж Ритцер: автобиография как метатеоретическии инструмент

Биографии и автобиографии полезны с точки зрения лучшего понимания творчества со­циологов теоретиков и социологов вообще. Историк науки Томас Ханкин так объясняет роль биографии:

Полноценная биография ученого, включающая в себя не только характеристику его личности, но также и описание его научной работы и интеллектуального и социаль­ного контекста времени, продолжает оставаться наилучшим способом постижения многих проблем, с которыми сталкивается написание истории науки... наука созда­ется людьми, и сколь бы значительно она ни определялась действующими извне силами, эти силы проявляют свое действие через личность самого ученого. Биогра­фия _ это литературная призма, через которую мы можем наблюдать этот процесс наилучшим образом (Hankin, 1979, р. 4).

Утверждение Ханкина об ученых в целом определяют мой подход к биографиям социо­логических теоретиков, в том числе и лично моей. Этот автобиографический отрывок предназначен для того, чтобы предложить, по крайней мере, несколько способов исполь­зования биографии в качестве полезного инструмента метатеоретического анализа.

Хотя я свыше 30 лет преподавал на социологических отделениях, много писал о социоло­гии и по всему миру читал лекции по этой дисциплине, ни одна из моих научных степеней не относится к социологии. Это отсутствие формальной квалификации в данной области привело к пожизненному изучению социологии в целом и социологической теории в част­ности. Кроме того, это, по крайней мере в одном отношении, способствовало моим попыт­кам понять социологическую теорию. Поскольку я не получил социологического образова­ния в конкретной «школе», я пришел в социологическую теорию с малым количеством предварительных представлений и предубеждений. Скорее, я могу назвать себя студен­том всех «школ мысли», поскольку все они в равной мере мною использовались.

В своей первой работе метатеоретического характера «Социология: наука многочислен­ных парадигм» (1975а), я попытался не только изложить отдельные, часто конфликтую­щие, социологические парадигмы, но также привести доводы в пользу переплетения, со­единения и интеграции парадигм. Меня не устраивал конфликт парадигм, и я хотел видеть в социологии больше гармонии и интеграции. Это желание привело к публикации работы «К интегрированной социологической парадигме» (1981 а), в которой я более полно развил свое понимание интегрированной парадигмы. Интерес к разрешению теоретического кон­фликта привел к изучению проблем микро-макроинтеграции (1990а) и объединения дей­ствия и структуры (Ritzer and Gindoff, 1994), а также более крупного вопроса теоретических синтезов (1990b).

Мой интерес к метатеоретическому творчеству объясняется желанием лучше понять теорию и разрешить ненужный конфликт в социологической теории. В работе «Мета-

социального мира используются два континуума социальной реальности. Первый из них — микро-макрокопшнуум. Представлять себе как социальный мир состоя­щий из различных сущностей, которые варьируются от крупно- до маломасштаб­ных, относительно несложно, поскольку это нам хорошо знакомо. Большинство людей в повседневной жизни воспринимают социальный мир с этой точки зре­ния. Как мы видели в главе 10, ряд мыслителей также использовал в своих рабо­тах микро-макроконтинуум. Как для непрофессионалов, так и для академических ученых континуум основан на простом представлении о том, что социальные яв­ления значительно различаются по масштабу. На макроотрезке континуума по­мещаются такие крупные социальные явления, как группы обществ (например, капиталистическая мировая система), общества и культуры. На микрооотрезке

[575]

Джордж Ритцер: автобиография как метатсюретический инструмент (окончание)

теории в социологии» (1991b) и в вышедшей в моей редакции книге «Метатеоретизи-рование» (1992b) я привожу доводы в пользу необходимости систематического ис­следования социологической теории. Я считаю, что это следует практиковать, для того чтобы лучше понять теорию и создать новые обобщающие теоретические подходы (и ме­татеории). Метатеоретическое исследование также ориентировано на разрешение спорных вопросов, разногласий и обеспечения большей возможности для интеграции и синтеза.

Проведя годы в попытке прояснить природу социологической теории, в начале 1990-х я устал от абстрактной метатеоретической работы. Я попытался применить различные изученные мною теории к самым конкретным аспектам социального мира. В 1980-х я отча­сти сделал это, применив теорию рационализации Вебера к ресторанам быстрого пита­ния (1983) и врачебной профессии (Ritzer and Walczak, 1988). Я снова обратился к очерку 1983 г., результатом чего стал выход книги «Макдональдизация общества» (1993, 1996), где утверждалось, что тогда как во времена Вебера образцом процесса рационализации являлась бюрократия, сегодня наилучшую модель этого процесса представляет собой ре­сторан быстрого питания (эта тема дополнительно рассматривается в «Вопросе макдо-нальдизации» [1988]). В работе «Выражая Америку: критика глобального общества кредит­ных карточек» я обратился к исследованию еще одного повседневного экономического явления, которое проанализировал не только с точки зрения теории рационализации, но и с применением других подходов, в том числе теоретических воззрений Георга Зимме-ля о деньгах.

Работа над проблемами ресторанотакого типа и кредитных карточек привела к сознанию того, что действительно меня интересует это социология потребления — область, кото­рая была в Соединенных Штатах развита слабо, по крайней мере, по сравнению с Вели­кобританией и другими европейскими государствами. Так появилась работа «Очарова­ние разочарованного мира: революционизирование средств потребления» (1999), в которой я использовал веберовскую, марксистскую и постмодернистскую теории для анализа ре­волюционного воздействия новых средств потребления (суперунивермагов, мегаунивер-магов, крупных супермаркетов, телемагазинов «на диване», казино, тематических увесе­лительных парков, круизных судов, а также ресторанов быстрого питания и др.) на то, как американцы и остальной мир потребляют товары и услуги.

Хотя я не могу исключить возвращения к вопросам более метатеоретического плана, мои планы на данный момент состоят в том, чтобы продолжать применять социальную тео­рию к сфере потребления. Кроме того, я предполагаю исследовать взаимосвязи между различными социальными теориями рационализации и вопрос макдональдизации.