Джордж Ритцер Современные социологические теории

Вид материалаДокументы

Содержание


Метатеории в социологии
Подобный материал:
1   ...   46   47   48   49   50   51   52   53   54
Критика и пост-постмодернистская теория

Обсуждение постструктуралистской и постмодернистской социальной теории обычно вызывает горячие дискуссии. Сторонники этих теорий часто яро их восхва­ляют, тогда как противники зачастую демонстрируют то, что можно охарактеризо­вать не иначе как безрассудную ярость. Например, Джон О'Нил (O'Neill, 1995) пи­шет об «умопомешательстве постмодернизма» (р. 16); согласно его характеристике, постмодернизм открывает «огромные безнадежные небеса абсурда» (р. 191) и яв­ляется «уже погасшим мгновением разума» (р. 199). Оставим в стороне ради­кальную риторику и рассмотрим главные аспекты критики постмодернистской социальной теории (имея в виду, что в свете разнообразия постмодернистских со­циальных теорий их обобщенная критика сомнительно обоснованна и полезна).
  1. Постмодернистскую теорию критикуют за неспособность соответствовать научным стандартам модерна, стандартам, которых постмодернисты избе­гают. С точки зрения научно ориентированного модерниста, понять, верны ли утверждения постмодернистов, невозможно. Говоря более формальным языком, практически все, что говорят постмодернисты, расценивается мо­дернистами как нефальсифицируемое, т. е. их идеи нельзя опровергнуть, особенно с помощью эмпирических исследований (Frow, 1991; Kumar, 1995). Эта критика, разумеется, предполагает наличие научной модели, су­ществование реальности, поиск и существование истины. Эти допущения, естественно, были бы отклонены постмодернистами.
  2. Поскольку знание, которое создается постмодернистами, нельзя считать со­вокупностью научных идей, постмодернистскую социальную теорию, мо­жет быть, лучше рассматривать в качестве идеологии (Kumar, 1995). Если мы станем смотреть на нее с этой точки зрения, вопрос уже будет заключать­ся не в том, правильны ли эти идеи, а лишь в том, доверяем мы им или нет. Те, кто верит в определенные идеи, не имеют оснований утверждать, что разделяемые ими идеи чем-то лучше или хуже идей любой другой направ­ленности.
  3. Поскольку постмодернистов не сдерживают научные нормы, они вольны действовать по собственному желанию; «играть» с большим диапазоном идей. Ими предлагаются широкие обобщения, зачастую без необходимых ограничений. Кроме того, выражая свою позицию, постмодернистские со­циальные теоретики не ограничиваются беспристрастной риторикой модер­нистского ученого. Избыточный характер значительной доли постмодер­нистского дискурса затрудняет принятие его основных принципов людьми, стоящими на других позициях.
  4. Постмодернистские идеи зачастую носят столь неопределенный и абстракт­ный характер, что трудно, а то и вовсе невозможно, установить их связь с социальным миром (Calhoun, 1993). Кроме того, значения понятий имеют тенденцию меняться в рамках работ постмодернистов, а читатель, не подо­зревающий об исходных значениях, не может ясно осознать какие-либо из­менения.

[558]

5 Несмотря на свою склонность к критике больших повествований, созда­вавшихся теоретиками модерна, постмодернистские социальные теорети­ки нередко предлагают собственные разновидности таких повествований. Например, Джеймсона часто обвиняют в использовании больших повество­ваний марксистской направленности и тотализаций.
  1. В своем анализе постмодернистские социальные теоретики часто критику­ют общество модерна, однако эта критика обладает сомнительной обосно­ванностью, поскольку обычно не имеет нормативного фундамента, чтобы высказывать такие суждения.
  2. Вследствие отрицания значения субъекта и субъективности постмодерни­сты зачастую не формулируют теорию деятельности.
  3. Постмодернистским социальным теоретикам нет равных в критике обще­ства, но они не имеют ни малейшего представления о том, каким общество должно быть.
  4. Постмодернистская социальная теория ведет к абсолютному пессимизму.



  1. Хотя постмодернистские социальные теоретики борются с тем, что счита­ют важнейшими социальными проблемами, они при этом нередко игнори­руют явления, рассматриваемые многими как ключевые проблемы нашего времени.
  2. Хотя среди феминистов можно найти приверженцев постмодернистской социальной теории, как мы видели в главе 9, они же были особенно суровы­ми ее критиками. Феминисты, как правило, критически относятся к отри­цанию постмодернистами роли субъекта, к их неприятию универсальных, общекультурных категорий (таких, как тендер и тендерное угнетение), их чрезмерному интересу к различиям, их отрицанию истины и неспособности разработать критическую политическую программу действий.

Конечно, мы могли бы перечислить еще множество других критических замеча­ний относительно постмодернистской социальной теории в целом, не говоря уже о значительном объеме конкретной критики отдельных постмодернистских теорети­ков. Однако вышеперечисленные положения дают читателю достаточное представ­ление о диапазоне этой критики. Независимо от особенностей последней, централь­ный вопрос состоит в том, создала ли постмодернистская теория ряд интересных, проницательных и важных идей, способных оказывать на социальную теорию вли­яние в течение длительного времени. Из данной главы должно быть понятно, что такие идеи существуют в постмодернистской социальной теории в изобилии.

Хотя постмодернистская социальная теория еще только начинает становиться влиятельной силой в американской социологии, во многих других областях она уже давно миновала период своего расцвета и находится в упадке. Интересно, что именно во французской социальной теории, откуда происходят лучшие образцы

"структурализма и постмодернизма, мы обнаруживаем самые решительные попытки выйти за рамки постмодернистской теории.

следствие отрицания роли индивидуального субъекта постмодернистов об­виняют в антигуманизме (Ferry and Renaut, 1985/1990, p. 30). Таким образом, пост-постмодернисты стремятся спасти гуманизм (и субъективность) от постмодернист-

[559]

ской критики, которая, по-видимому, эту мысль похоронила. Например, Лилла (Lilla, 1984b, p. 20) утверждает, что проводятся попытки «реабилитации универ­сальных рациональных норм в морали и политике, и особенно защиты прав чело­века».

Другое направление «пост-постмодернистской социальной теории» включает в себя попытку восстановить значение либерализма вопреки проводимой постмодер­нистами атаке на либеральные большие повествования (Lilla, 1994a). Работы пост­структуралистов/постмодернистов (например, «Дисциплина и наказание» Фуко), даже когда облекались в чрезвычайно абстрактную теоретическую форму, воспри­нимались французами как нападки на структуру в целом, в особенности на струк­туру либерального буржуазного общества и его «правительственности». Постмодер­нистские теоретики не просто подвергали это общество сомнению — их позиция выражала убежденность в невозможности оказаться вне досягаемости властных структур данного общества. Вопросы, которые считались в период расцвета пост­модернистской теории неактуальными, — «права человека, конституционное пра­вительство, представительство, класс,,индивидуализм» (Lilla, 1984b, p. 16) — вновь привлекли к себе внимание. Нигилизм постмодернизма был заменен целым рядом ориентации, сочувствующих либерализму. Можно сказать, что это возрождение внимания к либерализму (равно как и к гуманизму) служит признаком возобнов­ления интереса и сочувственного отношения к обществу модерна.

Некоторые другие аспекты пост-постмодернистской социальной теории проясня­ет Жилль Липовецки (Lipovetsky, 1987/1994) в своей работе «Империя моды: оде­вая современную демократию». Липовецки дает вполне определенную характери­стику постструктуралистской и постмодернистской теорий. Вот как он формулирует свойственный им подход, против которого он, по крайней мере отчасти, выступает:

В наших обществах мода играет ведущую роль. Менее чем за полвека привлекатель­ность и недолговечность стали организующими принципами современной коллектив­ной жизни. Мы живем в обществах, где господствует тривиальность... Должно ли это нас пугать? Возвещает ли это медленно, но неумолимо надвигающийся упадок Запа­да? Следует ли воспринимать это как знак разрушения демократического идеала? Нет ничего более избитого и распространенного, чем склонность поносить — и не безосно­вательно — консьюмеристскую наклонность демократий; они изображаются как обще­ства, лишенные коллективных мобилизующих проектов, доведенные до оцепенения избыточным консьюмеризмом, сведенные к инфантилизму «моментальной» культу­рой, рекламой, политическими спектаклями (Lipovetsky, 1987/1994, р. 6)

Сам же Липовецки (Lipovetsky, 1987/1994), напротив, признавая связанные с модой проблемы, утверждает, что она является «важнейшим агентом постепенно­го движения к индивидуализму и консолидации либеральных обществ». Таким образом, Липовецки не разделяет мрачного взгляда постмодернистов; он видит не только отрицательную, но и положительную сторону моды и в целом оптимистич­но смотрит на будущее общества.

Говоря много позитивного о моде, консьюмеризме, индивидуализме, демокра­тии и современном обществе, Липовецки также признает и связанные с ними про­блемы. Он делает вывод о том, что мы живем «не в лучшем и не в худшем из ми­ров... Мода не ангел и не дьявол... Таково величие моды, которая всегда обращает

[560]

нас как индивидов к самим себе; такова нищета моды, которая делает нас все бо­лее проблематичными для себя и для других» (Lipovetsky, 1987/1994, р. 240-241). Липовецки предупреждает интеллектуалов не отбрасывать моду (и остальные вышеуказанные явления) только потому, что она оскорбляет их интеллектуаль­ные предпочтения. Именно за отрицание таких важнейших явлений, как мода (и либерализм, демократия и т. д.) Липовецки критикует постструктуралистов/ постмодернистов и других теоретиков (например, представителей критической те­ории). В любом случае атака на моду (и другие аспекты общества модерна) привела к игнорированию того, что «эпоха моды остается важнейшим фактором в процессе совместного ухода мужчин и женщин от мракобесия и фанатизма, учреждения отрытого публичного пространства и формирования более законной, более зре­лой, более скептической гуманности» (Lipovetsky, 1987/1994, р. 12).

Хотя в качестве примера Липовецкий использует одежду, он утверждает, что мода есть форма социальных изменений, характерная для стран Запада. В отли­чие от постмодернистов, которые отрицали понятие происхождения, Липовецки связывает истоки моды с высшими классами западного общества в период поздне­го средневековья. Мода — это такая форма изменений, для которой характерны кратковременность, во многом прихотливые сдвиги и способность оказывать вли­яние на разнообразные сферы социального мира. На Западе определенную форму (особенно свойственное ей покровительство индивидуальности и новизне) мода приобрела под воздействием целого ряда факторов.

В рамках развития индивидуализма мода стала силой, позволяющей людям вы­ражать себя и свою индивидуальность в одежде, при том что они вполне могли сле­дить и за коллективными тенденциями в моде. Аналогичным образом, этот фактор был направлен на большее равноправие людей, так как давал возможность более низким слоям в системе стратификации, по крайней мере, одеваться так же, как высшие слои. Мода также давала возможность свободно самовыражаться. Иначе говоря, она связана с ростом индивидуализма и демократизацией общества в целом.

Обсуждаемые в этом разделе вопросы не должны создавать впечатление, что пост- или антипостмодернистской социальной теорией исчерпывается современ­ная французская теория; однако это, несомненно, одна из преобладающих тем. Постмодернистская социальная теория продолжает существовать в современной Франции. Продолжает работать Жан Бодрийяр и другие ученые, творчество ко­торых мы не успели рассмотреть. Отметим, например, вклад французского урба­ниста и архитектора Поля Вирильо. В своей замечательной серии книг Вирильо (Virilio, 1983,1986,1991а, 1991b, 1995) сконцентрировал внимание на исследова­нии скорости (дромологии) в мире постмодерна. Например, в работе «Потерян­ное измерение» Вирильо (Virilio, 1991a) анализирует исчезновение физических расстояний и препятствий в связи с возрастающим значением скорости; простран­ство заменилось временем; материальное было вытеснено нематериальным. Так, например, физические границы города навсегда нарушены, в частности, вслед­ствие высокоскоростной коммуникации. Мир модерна, который определялся про­странством, уступил место миру постмодерна, который определяется временем.

Для наших целей большее значение имеет тот факт, что постмодернистская социальная теория не только продолжает существовать, но и начинает набирать

[561]

силу в Соединенных Штатах. Однако мы должны смотреть глубже интеллекту­альной моды в Соединенных Штатах (или во Франции) и понимать, что, неза­висимо от того, в моде постмодернизм/постструктурализм в каком-либо месте в определенный момент времени или нет, эти теории сохранят свое значение для социальной теории в целом. В конечном счете, рано или поздно постмодернист­ская социальная теория утратит свое значение, однако социальная теория в целом благодаря ей никогда уже не будет прежней.

Резюме

Данная глава охватывает широкий диапазон важных взаимозависимых разрабо­ток в наиболее близкой к нам по времени социологической теории. Источником многих из них произошедшая в лингвистике революция, которая привела к поис­кам фундаментальных структур языка. Структурализм — название, данное этому перелому, — оказал влияние на целый ряд сфер, в том числе на антропологию (и особенно творчество Леви-Стросса) и марксистскую теорию (в большей сте­пени, на структурный марксизм).

Хотя структурализм продолжает оказывать влияние на социальных теорети­ков, он породил новое движение, которое стало известно как постструктурализм. Как видно из названия, постструктурализм был основан на структуралистских представлениях, но в значительной степени вышел за их рамки, создав особый способ мышления. Самым выдающимся теоретиком из постструктуралистов яв­ляется Мишель Фуко. В ряде своих значимых работ Фуко создал теоретические идеи, которые, вероятно, сохранят свое влияние в течение многих десятилетий.

Отчасти из постструктурализма возникло чрезвычайно влиятельное направле­ние, известное как постмодернистская теория. Постмодернистское мышление оказа­ло влияние на множество областей: изобразительное искусство, архитектуру, фило­софию и социологию. Существуют разнообразные варианты постмодернистских социальных теорий, мы познакомились с предлагаемой Фредриком Джеймсо-ном умеренной версией, а также с радикальной альтернативой, которая представ­лена Жаном Бодрийяром. Постмодернистская социальная теория как минимум представляет собой вызов социологической теории. Как максимум она выступает отрицанием значительной части, если не всей, социологической теории. Настоящая глава завершается рассмотрением основной критики постмодернистской социаль­ной теории и обсуждением значения постмодернистской социальной теории.

[562]

Приложение.

Социологические метатеории и метатеоретическая схема анализа социологической теории

Одним из недавно возникших в социологической тео­рии явлений можно назвать рост интереса к социоло­гическим метатеориям. Тогда как теоретики в качестве основного предмета своего изучения рассматривают социальный мир, метатеоретики занимаются система­тическим изучением фундаментальной структуры со­циологической теории (Ritzer, 1991b; Zhao, готовится к изданию). В приложении мы, в частности, ставим цель проанализировать этот интерес к метатеориям в социо­логии, а также основные параметры данного подхода. Кроме того, вся структура настоящей книги основана на конкретном наборе метатеоретических перспектив, сформулированных автором (Ritzer, 1975a, 1981а). Та­ким образом, еще одна цель данного приложения заклю­чается в формулировке метатеоретических представле­ний, определяющих построение текста книги, но перед этим необходимо провести обзор имеющихся в социо­логии метатеорий.

Метатеории в социологии

Социологи — не единственные, кто занимается мета-анализом, то есть рефлексивным исследованием соб­ственной дисциплины. Подобный анализ проводят и философы (Radnitzky, 1973), и психологи (Gergen, 1973, 1986; Schmidt at al, 1984), и политологи (Connolly, 1973), а также ряд других представителей социальных наук (см. различные эссе в Fiske and Shweder, 1986) и исто­рики (White, 1973).

Кроме того, метаанализ можно найти в других об­ластях науки, его осуществляют социологи различных направлений, а не только метатеоретики как таковые

[563]

(Zhao, 1991). Различные типы метаанализа в социологии можно объединить под заголовком «метасоциология», которую мы определяем как рефлексивное иссле­дование фундаментальной структуры социологии в целом, а также различных ее элементов: независимых сфер исследования (например, обзор социологии заня­тости Р. Хола [Holl, 1983]), понятий (например, анализ понятия «структура», про­веденный Рубинштейном [Rubinstein, 1986]), методов (метаметодов; например, попытки синтеза социологических методов которые осуществили Брюэр и Хан-тер [Brewer and Hunter, 1989] и Ноблит и Хэем [Noblit and Hare, 1988]), данных (метааанализ данных1; например, Fendrich, 1984; Hunter, Schmidt, and Jackson, 1982; Polit and Falbo, 1987; Wolf, 1986) и теорий. Именно последний из перечис­ленных аспектов — метатеории — будет занимать нас в настоящем приложении.

Работы метатеоретического плана отличает не столько сам процесс метатеоре-тизирования (или систематического изучения теорий, что является общим для всех метатеоретиков), сколько характер конечного результата. Существует три разно­видности метатеорий, которые определяются главным образом различиями конеч­ных результатов (Ritzer, 1991a, 1991b, 1991c, 1992b, 1992c). Первый тип, метатео-ретизирование как средство достижения более глубокого понимания теории (Ми)2, предполагает изучение теории с целью лучшего, более глубокого понимания уже существующей теории (Ritzer, 1988). Конкретнее, Ми занимается исследованием теорий, теоретиков и сообществ теоретиков, а также более крупного интеллектуаль­ного и социального контекста теорий и теоретиков. Второй тип, метатеоретизиро-вание как вступление к разработке новой теории Р), означает исследование су­ществующей теории, для того чтобы создать новую социологическую теорию. Есть и третья разновидность метатеорий — метатеоретизирование как источник подхо­дов к обобщению социологической теории 0): в этом случае исследование теории ориентировано на создание подхода (можно сказать «отдельной метатеории»), охва­тывающего всю социологическую теорию или ее определенную часть. (Как мы еще увидим, именно данный тип метатеоретизирования образует основу построения текста настоящей книги.) Принимая во внимание указанные определения, давайте теперь более подробно изучим каждый тип метатеорий.

Первый тип метатеорий, Ми, состоит из четырех основных подтипов, каждый из которых включает в себя формальное или неформальное исследование социоло­гической теории для достижения более глубокого ее понимания. Первый подтип (внутренне-интеллектуальный) уделяет основное внимание интеллектуальным или когнитивным вопросам, которые носят внутренний по отношению к социоло­гии характер. Сюда же входят попытки определить основные когнитивные парадиг­мы (Ritzer, 1975a, 1975b; см. также обсуждение ниже) и «школы мысли» (Sorokin,

1 Я ввел здесь (отчасти неуклюжий) термин «метаанализ данных», чтобы отделить его от более об­щего метаанализа. Целью метаанализа данных стали поиски способов аккумуляции результатов изучения научных исследований. В своем введении к работе Вулфа «Метаанализ» Ниеми опреде­ляет метааанализ как «применение статистических процедур к совокупностям эмпирических дан­ных отдельных исследований с целью их интеграции, синтеза и трактовки» (Wolf, 1986, р. 5).

2 В данном обозначении заглавная «М» означает «метатеоретизирование», а индекс — начальную бук­ву слова understanding (понимание); в случае двух других типов индексы при «М» означают prelude (вступление) и overarching (обобщение) соответственно. — Примеч. пер.

[564]

1928), более динамический взгляд на фундаментальную структуру социологиче­ской теории (Harvey, 1982,1987; Wiley, 1979; Nash and Wardell, 1993; Holmwood and Stewart, 1994) и разработка общих метатеоретических инструментов для анализа су­ществующих социологических теорий и создания новых теорий (Alexander et al, 1987; Edel, 1959; Gouldner, 1970; Ritzer, 1989b, 1990a; Wiley, 1988). Второй подтип (внутренне-социальный) тоже сосредоточен на социологии, но уделяет основ­ное внимание социальным, а не когнитивным факторам. Основной подход здесь заключается в том, что подчеркиваются общественные аспекты различных со­циологических теорий и предпринимаются попытки выделения основных «школ» в истории социологии (Bulmer, 1984,1985; Cortese, 1995; Tiryakian, 1979, 1986), ис­пользуется более формальный сетевой подход к исследованию связей между груп­пами социологов (Mullins, 1973, 1983), а также изучение самих теоретиков: их ин­ституционального участия, карьерных моделей, положения в поле социологии и т. д. (Gouldner, 1970; Camic, 1992). Третий вариант (внешне-интеллектуальный) в по­исках идей, инструментов, понятий и теорий, которые можно использовать для ана­лиза социологической теории, обращается к другим академическим дисциплинам (см., например, Brown, 1987,1990а). Бейкер (Baker, 1993) рассмотрел значение про­исходящей из физики теории хаоса для социологической теории. Бейли утвержда­ет, что хотя явно выраженное внимание к метатеоретизированию в социологии, возможно, — сравнительно новое явление, «общая теория систем давно отмечена распространенным метатеоретизированием» (1994, р. 27). Потребность в метатео-ретизировании была вызвана многодисциплинарным характером теории систем и необходимостью изучения и сведения воедино идей из различных областей знания. Далее Бейли утверждает, что теория социальных систем «заключает в себе метате­оретизирование» (Bailey, 1994, р. 82). В сущности, Бейли применяет метатеорети-ческий подход для анализа разработок в рамках теории систем (см. главу 5) и их взаимосвязи с разработками в рамках социологической теории.

Наконец, внешне-социальный подход большее внимание уделяет макроуров­ню и таким образом более укрупненно рассматривает общество (государство, со­циокультурное окружение и т. д.) и характер его влияния на социологическое те­оретизирование (см., например, Vidich and Lyman, 1985).

Отдельные работы метатеоретической направленности, разумеется, могут соединять в себе черты двух и боле типов MLI. Например, Яворский продемон­стрировал, насколько вышедшая в 1956 г. книга Льюиса Козера «Функции со­циального конфликта» (см. главу 3) «была глубоко личной книгой и одновре­менно произведением, укорененным в социальном контексте» (Javorski, 1991, р. 116). Так, Яворский касается вопроса влияния семьи (внутренне-социально­го) и возвышения Гитлера в Германии (внешне-социального) на жизнь и твор­чество Козера. Яворский также рассматривает влияние внешне-интеллектуаль­ных (американская радикальная политическая мысль) и внутренне-интеллекту­альных (индустриальная социология) факторов на мышление Козера. Таким об­разом, в своем анализе творчества Козера по проблеме социального конфликта Яворский соединяет все четыре подтипа Ми.

Большая часть метатеорий в социологии носит не Ми-характер, а больше от­носится ко второму типу (МР) — это метатеоретизирование в качестве прелюдии

[565]

к созданию новой социологической теории. Большинство значительных классиче­ских и современных теоретиков разрабатывали свои теории, по крайней мере отчасти, на основе тщательного изучения творчества других теоретиков и своего от­ношения к нему. Одним из наиболее значительных примеров такого подхода служат теория капитализма Маркса (см. главу 1), разработанная исходя из систематическо­го занятия гегелевской философией, а также изучения других подходов, например, политической экономии и утопического социализма; теория действия Парсонса (см. главу 3), разработанная на основе систематического изучения творчества Дюркгей-ма, Вебера, Парето и Маршалла; многомерная неофункциональная теория Алексан-дера (Alexander, 1982-1983), основанная на подробном изучении творчества Мар­кса, Вебера, Дюркгейма и Парсонса; теория коммуникаций Хабермаса (Habermas, 1987а), основанная на исследовании творчества различных представителей критиче­ской теории, а также Маркса, Вебера, Парсонса, Мида и Дюркгейма. Давайте более под­робно рассмотрим МР - подход в том виде, в каком он применялся Карлом Марксом.

В «Экономически-философскихрукописях» 1844 г. Маркс (Marx, 1932/1964) развивает свой теоретический подход на основе тщательного детального анализа и критики работ таких экономистов, как Адам Смит, Жан-Батист Сэй, Давид Ри-кардо и Джеймс Милль; таких философов, как Г. В. Ф. Гегель, младогегельянцы (например, Бруно Бауэр) и Людвиг Фейербах; таких утопистов-социалистов, как Этьен Кабе, Роберт Оуэн, Шарль Фурье и Пьер Прудон, и множества других зна­чительных и второстепенных интеллектуальных школ и личностей. С достаточ­ной степенью уверенности можно сказать, что «Рукописи» 1844 г. практически целиком представляют собой метатеоретический труд, в котором Маркс развива­ет свои собственные идеи исходя из множества других систем воззрений.

А другие работы Маркса? Являются ли они более эмпирическими? Менее метатеоретическими? В своем предисловии к «Немецкой идеологии» (Marx and Engels, 1845-46/1970) К. Дж. Артур характеризует эту работу как состоящую глав­ным образом из «подробной построчной полемики с произведениями некоторых их [Маркса и Энгельса] современников» (1970, р. 1). Фактически Маркс и сам описывает «Немецкую идеологию» как попытку «изложить нашу концепцию в противоположность идеологии немецкой философии — в сущности, свести счеты с нашей прежней философской совестью. Данный замысел был осуществлен в фор­ме критики постгегельянской философии» (1859/1970, р. 22). «Святое семейство» (Marx and Engels, 1845/1956) представляет собой прежде всего развернутую кри­тику воззрений Бруно Бауэра, младогегельянцев и их склонности к умозрительной «критической критике»1. В предисловии Маркс и Энгельс поясняют, что такого рода метатеоретическая работа является прелюдией к их последующему теорети­зированию: «Поэтому мы приводим данную полемику как предваряющую наши самостоятельные сочинения, где мы... представим свой определенный взгляд (1845/ 1956, р. 16). В «Очерках» (1857-58/1974) Маркс в качестве своих метатеоретиче-ских антагонистов избрал экономиста Давида Рикардо и французского социали­ста Пьера Прудона (Nicolaus, 1974). На протяжении «Очерков» Маркс пытается разрешить множество теоретических проблем, отчасти посредством критики упомянутых теорий и теоретиков, отчасти с помощью применения идей, заимство-

1 Фактически эта работа носит подзаголовок «Против Бруно Бауэра и его компании».

[566]

ванных у Гегеля. Характеризуя введение к «Очеркам», Николаус говорит, что оно «в каждой своей строке отражает борьбу Маркса с Гегелем, Рикардо и Прудоном. Из нее Маркс вынес самую важную из всех целей, а именно: базовые принципы диалектического написания истории» (Nikolaus, 1974, р. 42). Работа «К критике политической экономии» (Marx, 1859/1970), как видно из названия, представля­ет собой попытку создания особого экономического подхода на основе критики творчества теоретиков политической экономии.

Даже «Капитал» (1867/1967), который, по общему признанию, является одной из наиболее эмпирических работ Маркса, поскольку в ней с помощью использования правительственных отчетов и статистики непосредственно рассматриваются реалии капиталистического труда, определяется как вдохновленный более ранним метатео-ретическим творчеством Маркса и сам содержит метатеоретизирование. В сущности, метатеоретические истоки совершенно проясняют подзаголовок данного труда — «Критика политической экономии». Однако в «Капитале» Маркс действует более независимо, что позволяет ему быть гораздо «позитивнее», т. е. создать собственную особую теоретическую ориентацию. Эта независимость отчасти объясняется значи­тельным метатеоретическим фундаментом, который был сформулирован в ранних работах Маркса. Кроме того, основную часть нового метатеоретического творчества относят к так называемому четвертому тому «Капитала», опубликованному под за­головком «Теории прибавочной стоимости» (Marx, 1862-1863/1963,1862-1863/ 1968). Эта работа содержит большое число выдержек из трудов крупнейших теоре­тиков политической экономии (например, Смита, Рикардо), а также их критический анализ Марксом. В общем, можно с уверенностью сказать, что Маркс был в значи­тельной степени метатеоретиком, возможно, его работы, были самыми метатеорети-ческими из всех произведений классических социологических теоретиков.

Хотя мы выбрали для подробного рассмотрения творчество Маркса, практи­чески все классические и современные теоретики были метатеоретиками и, гово­ря конкретнее, применяли МР-подход.

Существует также ряд примеров третьего типа метатеоретизирования — М0-К этой категории относятся: «дисциплинарная матрица» Уолласа (Wallace, 1988), «интегрированная социологическая парадигма» Ритцера (Ritzer, 1979, 1981) (рас­сматривается ниже в настоящем приложении), позитивистская метасоциология Фер-фи (Furfey,1953/1965), «неодиалектическая» метасоциология Гросса (Gross, 1961), «общая теоретическая логика социологии» Александера (Alexander, 1982), а также более поздняя попытка Александера (Alexander, 1995) разработать постпозити­вистский подход к универсальности и рациональности. Некоторые теоретики (Bourdieu and Wacquant, 1992; Emirbayer, 1997; Ritzer and Gindoff, 1992, 1994) предпринял попытку создать то, что Ритцер и Гиндофф назвали «методологиче­ским реляционизмом»1, чтобы дополнить уже существующие обобщающие под­ходы «методологического индивидуализма» (Bhargava, 1992) и «методологичес­кого холизма». Методологический реляционизм выводится из исследования ра­бот по вопросам микро-макроинтеграции и соединения действия и структуры, также различных работ по социальной психологии.

1 Шварц (1997) особенно хорошо описывает эту метатеорию, равно как и друтие метатеории, которые вдохновляют теорию Бурдье.

[567]

Описанные три разновидности метатеорий — всего лишь идеальные типы. В действительности зачастую имеет место значительное пересечение целей метате-оретических работ. Однако ученые, которые занимаются только одним типом ме-татеоретизирования, как правило, в меньшей степени заинтересованы в достиже­нии целей, характерных для двух других типов. Разумеется, существуют социологи, которые в то или иное время занимались всеми тремя типами метатеорий. Напри­мер, Александер (1982-1983) в первом томе «Теоретической логики в социологии» создает обобщающие подходы (М0), в следующих трех томах использует их для достижения лучшего понимания (Ми) классических теоретиков, а позднее он попытался внести свой вклад в создание неофункционализма (МР) как теоретиче­ский преемник структурного функционализма (Alexander and Colomy, 1990a).