Писать письма было любимейшим занятием Зигмунда Фрейда

Вид материалаДокументы

Содержание


Вена IX, Берггассе, 19, 11 апреля 1929 г.
Вена, IX, Берггассе, 19 9. 10. 1918
Эта книга, без сомнения, сослужит нам добрую службу, если говорить о практической стороне; Вы знаете, что в общем-то мы не слишк
И наконец вопрос, почему психоанализ открыл не благочестивец, а безбожный иудей. Да потому, что благочестие
Цюрих 7, Бергхальденштрассе, 34, 12. 12. 1939 Госпоже Фрейд 20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3
С сердечным приветом Вам и Вашим детям, в особенности фрейлейн Анне и господину доктору Мартину, с глубочайшим почтением Ваш
Поскольку это юный индивид, разъяснением можно в значительной степени его исправить, если он сам того пожелает.
Берхтесгаден, 23. 7. 08
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   10   11
52

Вена IX, Берггассе, 19, 11 апреля 1929 г.

Дорогой господин доктор,

Я не знаю, было лито в 1912 или 1913 году, когда я навестил Вас и нашел Вас столь отважным, что с тех пор Вы приобретали все более высокое значение в моих глазах. Как Вы знаете, годы превратили меня в дряхлого старца. Я не могу отправиться в путь, чтобы пожать Вам руку.

12 апреля 1929 г.

Как раз сегодня моей умершей дочери исполнилось бы тридцать шесть лет'.

Вчера я чуть было не совершил тяжелой ошибки. Я начал читать Ваше письмо, распознал несколько любезных слов, которые я не хотел бы упустить, но не смог составить ни единого предложения, и чем дальше я читал, тем загадочней для меня становился Ваш почерк. Я подумывал, не следует ли мне отослать Вам Ваше письмо с шутливым признанием поражения и просьбой, переписав, вновь прислать его мне, но тут моя невестка вызвалась помочь и передала мне ужасное сообщение о том, какое известие содержат дальнейшие страницы, и тут только меня осенило, почему на этот раз Вы не воспользовались диктовкой и пишущей машинкой.

Всем известно, что острая скорбь после такой утраты сотрется, однако мы остаемся безутешны и никогда не сможем подобрать замену. Все, что становится на опустевшее место, даже если сумеет его заполнить, остается чем-то иным. Так и должно быть. Это единственный способ продлить любовь, от которой мы не желаем отречься. Прошу Вас передать от меня сердечное сочувствие Вашей милой жене.

С прежней дружбой

Ваш старый Фрейд. ' Софии Фрейд.

Последнее письмо в этой переписке от 7 ноября 1939 года принадлежит вдове Фрейда, выразившей благодарность за сочувственное послание Бинсвангера (Binswanger 1956, 120):

...Как прекрасно, дорогой доктор, что Вы познакомились с ним еще в пору раафета, ведь он бесконечно страдал перед концом, так что даже те, кто всегда любил его, вынуждены были желать его избавления! И все же, как ужасно тяжело лишиться его, остаться жить без такой доброты и мудрости! Слабым утешением для меня будет сознание, что за пятьдесят три года нашего брака между нами не было произнесено ни единого дурного слова и что я всегда по возможности старалась убрать с его пути проблемы повседневной жизни. Теперь моя жизнь утратила и содержание и смысл...

Переписка Фрейда с Оскаром Пфистером

В переписке, которую Фрейд, венский профессор, вел со швейцарским пастором Оскаром Пфистером (1873—1956), проявляется отношение Фрейда к религии и моральным ценностям психоанализа.

Переписка начинается в 1909 году и обрывается вместе со смертью Фрейда в 1937-м. Она состоит из 134 писем Фрейда, из них около ста, в основном без сокращений, были опубликованы (Freud/Pfister 1963), и нескольких сохранив-

53

шихся писем Оскара Пфистера. Часть писем Пфистера — написанных в 1912 году — по желанию Пфистера была собственноручно уничтожена Фрейдом, другая часть пропала во время переезда Фрейда в Англию. Издатели переписки Эрнст Фрейд и Генрих Менг27 сумели восстановить некоторые письма Пфистера на основании стенографических записей. Письма Фрейда пастор Пфистер передал дочери Фрейда Анне с разрешением «воспользоваться нужным материалом» с единственной оговоркой: ничего «могущего оскорбить живущих» не должно быть опубликовано (там же, 10).

Оскар Пфистер натолкнулся в 1908 году на фрейдовские труды и был столь очарован новым знанием, что все более и более пытался внедрять психоаналитический подход в своей пасторской работе.

Взаимная переписка привела к тридцатилетней дружбе, которая побудила Пфистера навестить в Вене семью Фрейда. Анна Фрейд описывает появление Пфистера в доме Фрейда (Вена, Берггассе, 19), воспринимавшего любую религию как нечто далекое, «явление из чуждого мира» (там же, 10). От других аналитиков, навещавших Фрейда, он отличался человеческим теплом, энтузиазмом и интересом к детям. В их глазах он был не обычным священником, а «чем-то вроде гамельнского крысолова», которого вся семья уважала и любила.

Чтение переписки Фрейда и Пфистера доставляет особое удовольствие. Бодрящий, веселый и ласковый тон и непоколебимое благочестие редкостного «божьего человека» неизменно оказывали свое влияние также и на Фрейда. «Ваше письмо, как всегда, праздник», — пишет он 23 июля 1910 года (там же, 41). Фрейда изумляла терпимость в письмах и трудах пастора, себя же он, наоборот, описывал как человека крайне нетерпимого, особенно в отношении дураков.

Пфистер считал, что мир без религии, без искусства и поэзии — это место, где способен обитать лишь дьявол. Если психоанализ раскрывает подобный мрачный ледяной климат, невозможно винить людей, если они предпочитают болезнь. Фрейд и Пфистер открыто говорили о религии, поскольку, как откровенно высказался Пфистер (20 февраля 1928 г.): «Опасность того, что Вы вдруг попросите о крещении или я спрыгну с церковной кафедры, невелика» (там же, 131).

Различие между обоими корреспондентами отчетливо прослеживается в их стиле и глубине мышления, однако, несмотря на возникавшие порой жесткие противоречия при деловом обсуждении своих проблем, одно у них оставалось общим: взаимное уважение к личности собеседника и отстаиванию им противоположного мнения. Симпатия друг к другу этих двух разных людей — основа их отношений — оставалась неизменной все эти годы.

В первом своем письме, написанном в 1909 году, Фрейд выражает радость по поводу того, что пастор заинтересовался психоанализом. Он рассуждает о терапевтических обязанностях пастора, который может отвести перенос пациента с себя на Бога. С огромным удивлением Фрейд отмечает, как хорошо мог бы разумный пастор воспользоваться методами психоанализа.

С самого начала Фрейд призывает Пфистера не бояться проблем сексуальности, так как любая цензура идет во вред и препятствует психоанализу. Поскольку Пфистер однажды сказал, что Реформация является не чем иным, как психоанализом подавленных католической церковью сексуальных инстинктов, Фрейд подхватил его идею и назвал себя и своего друга «сексуальными протестантами».

Некоторые из ранних писем чрезвычайно подробны и написаны с большим терпением, словно Фрейд открыл частный семинар для Пфистера. Притом он не скрывал, если что-то вызывало его раздражение или возражение. Он предостерегал

54

вносить чересчур много философии и религии в психоанализ, в дальнейшем он предостерегал от теорий Адлера и пытался при этом использовать язык священника, утверждая, что Адлер забыл слова апостола Павла, отстаивавшего любовь. Фрейд полагал, что Адлер создал систему без любви и взывал к отмщению разгневанной богини Либидо.

В другом месте (17 марта 1910 г.) он замечает: «Как видите, я многое сделал для любви, однако по своему опыту я не могу утверждать, что она покоится в основании всех вещей, даже если к ней (что с психологической точки зрения верно) причислить и ненависть. Тогда бы наш мир выглядел гораздо унылее» (там же, 33-34).

10 мая Фрейд сознается, что он анализировал свой «комплекс отца» (это выражение он перенял у Юнга) и решил бороться с принуждением и стать таким же финансово независимым, каким был его отец 28.

Лишь в одном из этих писем Фрейд использует вместо привычного «дорогой господин доктор» обращение «дорогой пастор» (4 октября 1909 г.), к которому он никогда больше не прибегает.

Глубочайшее впечатление взаимного понимания достигается в знаменитых письмах от 9 и 29 октября 1918 года (там же, 62—64):

Вена, IX, Берггассе, 19 9. 10. 1918

Дорогой господин доктор,

Я прочел Вашу книжку' и охотно Вам верю, что Вы писали ее с удовольствием. Она исполнена сердечного тепла и обнаруживает все прекрасные качества, которые мы в Вас так ценим: вдохновение, любовь к людям и к истине, Вашу отвагу исповедника, понимание и также Ваш оптимизм.

Эта книга, без сомнения, сослужит нам добрую службу, если говорить о практической стороне; Вы знаете, что в общем-то мы не слишком обращаем на нее внимание.

Итак, похвала всегда кратка, а замечаний много. Я недоволен одним пунктом, Вашими возражениями по поводу моей «Теории сексуальности и моей этики». То есть последнее я Вам охотно уступаю, этика мне чужда, а Вы духовный пастырь. Я не слишком ломаю себе голову насчет добра и зла, хотя в среднем нахожу в людях очень мало «добра». Большинство, согласно моему опыту, это сволочь, исповедуют ли они вслух то или иное этическое учение или вообще никакое. Вы не смеете признаться в этом, даже подумать об этом, хотя Баш жизненный опыт не может быть слишком отличным от моего. Если уж зашла речь об этике, я готов признать высочайший идеал, от которого известные мне люди по большей части весьма плачевно отклоняются.

Но а как же с теорией сексуальности? Почему Вы решили оспаривать разделение сексуального влечения на парциальные влечения, к чему нас ежедневно принуждает анализ? Ваши аргументы не слишком сильны. Разве Вы не видите, что многообразие этого влечения связано со множеством органов, которые все эрогенны, то есть все изначально стремятся воспроизвести себя в будущем организме? Ведь тот факт, что все органы соединяются в единый живой организм, что они взаимодействуют друг с другом, поддерживая или мешая, остаются зависимыми друг от друга даже в своем развитии и т.д., не мешает же анатомии изучать и описывать их по отдельности, а терапии браться за отдельный орган, который в первую очередь является средоточием болезнетворного процесса. Возможно, что терапия часто забывает о

55

корреляции органов, психоанализ же старается, разделяя на парциальные влечения, не упускать из виду взаимосвязь инстинктивной жизни. В науке следует сначала разделить, затем провести синтез. Мне кажется, Вы стремитесь к синтезу без анализа. В психоанализе не требуется специальной работы по синтезу, индивид позаботится об этом лучше, чем мы.

Это относится ко всем влечениям, если мы сумеем их разделить. Однако к сексуальным влечениям Вы в книжке отнеслись несправедливо. Вы нигде не сказали, что они поистине имеют самое близкое отношение и самое большое значение не для духовной жизни вообще, а (речь идет об этом) для заболевания неврозом. И это как раз из-за Вашего природного консерватизма, Вашей внутренней тяги к бессознательному, к принципу удовольствия, и вследствие особенностей Вашего развития вплоть до культурной нормы. Поэтому я полагаю, что Вам следует преодолеть в себе остатки сопротивления сексуальному. Попытайтесь пересмотреть этот раздел.

С терапевтической точки зрения я могу лишь позавидовать Вашей возможности сублимации в религии. Однако красота религии не имеет отношения к психоанализу. Здесь, естественно, наши терапевтические методы расходятся, и пусть так оно и останется. Но, кстати, почему никто из благочестивых не создал психоанализ, зачем пришлось дожидаться совершенно безбожного иудея?

С сердечным приветом

Ваш старый Фрейд.

1 Вероятно, речь идет о работе Пфистера «Что дает психоанализ воспитателю» (1917).

Цюрих, 29.10. 1918

...И наконец вопрос, почему психоанализ открыл не благочестивец, а безбожный иудей. Да потому, что благочестие это еще не гений и по большей части благочестивцы даже не достойны таких достижений. А кроме того (что меня при моем безмерном восхищении Амосом, Исайей, Иеремией, автором «Иова» и «Притч» весьма огорчает), Вы вовсе и не иудей. Да Вы и не безбожны, поскольку тот, кто живет ради истины, живет в Боге, и тот, кто сражается за освобождение любви, пребывает, согласно Иоанну 4.16, в Боге. Если бы Вы подняли до сознания и пережили в сознании свое вхождение в огромную взаимосвязь, которая для меня столь же необходима, сколь бетхо-венские симфонии для музыки в целом, я мог бы сказать и о Вас: «Лучший христианин, какой только был на земле».

4 февраля 1921 года Фрейд послал Пфистеру «сердитую» открытку, поскольку между Пфистером и Отто Ранком вспыхнула ссора, как прежде между Пфистером и Гансом Захсом. Речь шла о публикации в Венском психоаналитическом издательстве новеллы Георга Гроддека «Искатель души». Фрейд заявил, что будет со всей энергией отстаивать Гроддека. Пфистер, однако, ответил (14 марта 1921 г.) невозмутимо, не дал себя запугать и старался и впредь препятствовать изданию этой книги.

После появления «Будущего одной иллюзии» (1927) Фрейд писал Пфистеру (25 ноября 1928 г.), что в его намерения не входит становиться последователем Иисуса Христа, хотя и он в определенных случаях охотно бы сказал: «Прощаются тебе грехи, встань и ходи!» Фрейд спрашивал, а что произойдет, если пациент в ответ поинтересуется: «Почем ты знаешь, что мои грехи прощены?»

56

Фрейд не знал, обнаружил ли Пфистер внутреннюю связь между двумя его книгами — «К вопросу о дилетантском анализе» и «Будущим одной иллюзии». В первой публикации Фрейд пытался защитить анализ от врачей, во второй — от священников.

После прихода в Германии к власти Гитлера Фрейд, полный горечи и тревоги о своей семье, писал 28 мая 1933 года, что Швейцария не относится к числу гостеприимных стран. Пятью годами позже, 12 марта 1938 года, швейцарский пастор Пфистер предлагал Фрейду, вынужденному покинуть Вену, помощь, какая только была в его силах, если тот пожелает эмигрировать в Швейцарию.

Единственное сохранившееся письмо Пфистера после переезда Фрейда в Лондон адресовано госпоже Марте Фрейд с выражениями соболезнования. В нем снова со всей полнотой отражается глубокое участие автора в жизни и труде «безбожного еретика» (там же, 158—160):

Цюрих 7, Бергхальденштрассе, 34, 12. 12. 1939 Госпоже Фрейд 20, Мэрсфилд-Гарденз, Лондон, N. W. 3

Глубокочтимая, дорогая госпожа!

В прошлую субботу Швейцарское психоаналитическое общество провело в кантональной лечебнице Кенигсфельден, кантон Ааргау, вечер памяти Вашего великого супруга. Наги председательствующий д-р Сарасин в своей горячей и глубоко прочувствованной речи представил нам портрет великого духом и при этом столь бесконечно доброго титана. Уме предложили зачитать собранию отрывки из сохранившихся у меня 134 писем, тем самым предоставив слово гениальному исследователю, другу и отцу. Я смог также рассказать о наших беседах и встречах, имевших место в течение почти тридцати лет. После меня доктор Менг говорил о значении Зигмунда Фрейда. Вечер стал не столько почитанием дорогого умершего, которому мы все стольким обязаны, но исповеданием живущего среди нас, которому мы можем возвратить частицу нашего долга не через выражение восхищения и почтения, но только через продолжение его труда.

При изучении писем Вашего супруга меня вновь тронуло и горестно и радостно, когда я почувствовал, как много значила для него его семья. Я живо припоминал, как 25 апреля 1909 года он познакомил меня с Вами, с тремя крепкими сыновьями, жизнерадостной Софией и Ящеркой. Я, выросший без отца, всю жизнь страдавший от односторонне мягкого воспитания, был ослеплен красотой этой семейной жизни, которая, несмотря на почти сверхчеловеческое величие отца семейства и его глубоко серьезное отношение к жизни, благодаря его любви и искрящемуся юмору дышала свободой и радостью. В Вашем доме я чувствовал себя словно в солнечном весеннем саду, слышал, как поют жизнерадостные жаворонки и дрозды, видел цветущие клумбы и впитывал щедрую благодать лета. Аюбому гостю тут же становилось ясно, что большая часть этой благодати является Вашей заслугой, ведь Ваше кроткое и доброе существо постоянно снабжало мужа новым оружием в яростной жизненной битве.

...Без Вас даже этот великан не смог свершить непосильное, тот жизненный труд, который он принес в дар «никчемному» человечеству. В исполнении печального долга надгробного слова меня утешает то, что, по свидетельству

57

писем, друзья также немало значили для него, а я на протяжении многих лет принадлежал к тем наиближайшим друзьям..

Письма Вашего супруга являются моим драгоценнейшим состоянием. Пока я живу, я постоянно буду вновь и вновь брать их в руки. Теперь, в 67 лет, я тоже вступил в старость и достиг замечательно устойчивого спокойствия, /духовно я чувствую себя вполне бодро; правда, изредка случаются периоды усталости, как, например, во время поездки в Вену, когда мне отказала память. Я работаю над несколькими набросками, продолжая, насколько это в моих скудных силах, труд Вашего супруга. И даже если в неблагосклонные времена предпочитают подыгрывать дьяволу лжи, а не слушать симфонию правды, я, как и Ваш супруг, повторяю: «La virite est in marche»'.

С сердечным приветом Вам и Вашим детям, в особенности фрейлейн Анне и господину доктору Мартину, с глубочайшим почтением Ваш

' «Истина в пути» (фр). Ред.

Пфистер.

Переписка между Фрейдом и Карлом Абрахамом

Публикация переписки между Зигмундом Фрейдом и Карлом Абрахамом (1877—1925) была осуществлена в 1965 году дочерью Абрахама Хильдой Абрахам и сыном Фрейда Эрнстом (Freud/Abraham 1965). Переписка позволяет проследить за развитием их дружбы в волнующие годы распространения и проверки психоаналитических идей и является памятником простоты и честности двух соратников, которые могли полностью положиться друг на друга. Она пробуждает нечто вроде ностальгии по тем временам, когда люди еще находили возможность писать подобные письма. Из написанных в общей сложности 492 писем — 220 Фрейда и 271 Абрахама — было опубликовано 367. Поскольку 121 послание Абрахама и 81 Фрейда изданы в сокращенном виде, можно предположить, что они содержали личные замечания в адрес еще живших людей. За исключением первого письма Абрахама и нескольких писем, утраченных в Первую мировую войну, корреспонденция сохранилась полностью.

Абрахам, работавший с 1904 по 1907 год ассистентом врача у Эугена Блейлера в Бургхёльцли, познакомился с Фрейдом через Швейцарскую группу (так называемое «Общество Фрейда»). В 1907 году он обратился к Фрейду с несколькими вопросами по поводу собственной работы о роли сексуальной травмы в шизофрении и истерии. С этого началась их переписка, продолжавшаяся около двадцати лет.

Нешвейцарец и к тому же еврей, Абрахам не мог преуспеть в Швейцарии, и поэтому в ноябре 1907 года он перебрался в Берлин, где работал психоаналитиком, и в 1908 году организовал там по образцу Венской группы Фрейда Берлинское психоаналитическое общество — первое профессиональное объединение психоаналитиков.

После первой личной встречи в доме Фрейда 15 декабря 1907 года они начинают все более активно обмениваться своими мыслями. Фрейд постепенно переходит от обращения «глубокоуважаемый коллега» и «дорогой господин доктор» к обращению «дорогой друг» (с 22 августа 1910 года), тогда как Абрахам называет его вначале «глубокоуважаемым», а затем «дорогим господином профессором». Помимо прочего обсуждаются технические вопросы лечения невроза навязчивых состояний, темы современного искусства, новейшие раскопки в Египте, а также сопротивление, на которое наткнулся психоанализ в своем становлении.

58

В связи с вопросом лечения пациентов молодого возраста Фрейд 9 января 1908 года с отеческой заботой писал (там же, 34):

...Поскольку это юный индивид, разъяснением можно в значительной степени его исправить, если он сам того пожелает.

Главные правила: 1. «Не торопиться», как гласит предвыборный лозунг в Зальцбурге. Душевные перемены не происходят чересчур быстро, разве что в революциях (психозах). Всего два часа и уже недоволен. Всего знать невозможно! 2. Как мне представляется, тут нет никакой проблемы. Пациент сам укажет путь, обнажая пласт за пластом нынешнее состояние своей души, если он будет строжайше следовать вступительному правилу (рассказывать все, что ему приходит в голову)...

Через несколько лет, когда практика Абрахама уже процветала, Фрейд писал (там же, 122):

...Прекрасно, что Вы так быстро достигли в своей практике крайних пределов, однако теперь переверните лист и постарайтесь не слишком ценить эту удачу. Первое и для всех обязательное правило, когда держится такой наплыв, повысить гонорар, и Вы должны находить время для собственной работы и отдыха. Ответ на Ваш вопрос, как я устраиваюсь, чтобы наряду с практикой еще писать, звучит просто: я должен в работе отдыхать от психоанализа, иначе я этого не выдержу...

Фрейд с гордостью принимал свое еврейское происхождение и писал: «Наша древнееврейская цепкость и в этот раз проявит свою живучесть» (26 декабря 1908 г.); на обороте открытки с изображением арки Тита в Риме он также помечает: «Еврей выстоял!» (13 сентября 1913 г.).

В письмах верному другу Абрахаму, который весьма мало интересовался оккультизмом, следов этого увлечения почти не прослеживается. Пережиток тех времен, когда Фрейд верил в периодичность, обнаруживается в дискуссии о символическом значении числа семь, которая завершается словами: «С числами можно проделывать безумные вещи. Осторожнее!» (22 августа 1924 г.).

Фрейд всегда говорил с Абрахамом откровенно, порой не воздерживаясь и от сильных выражений. Так, о придворном советнике Ф. он отзывается как о «лжеце, болтуне и невеже» (5 июня 1910 г.), или: «Из всех крыс этот Ф. самая омерзительная» (18 мая 1919 г.). Говорит он также о «лживой враждебности» венских психиатров, которые тем не менее по отношению к нему «дружелюбны сейчас как дерьмо» (31 октября 1920 г.).

Когда друзья пытались ободрить друг друга, они всегда говорили «coraggio Casimire» 29, оборот, впервые введенный в обращение Абрахамом.

Абрахам предвидел расхождение с Юнгом, так же как и более поздние разногласия с двумя другими «паладинами» — Ранком и Ференци (см. письмо от 8 апреля 1923 г.). Фрейд старался смягчить противоречия; он писал (там же, 57—58):

Берхтесгаден, 23. 7. 08

Дорогой коллега,

Благодарю Вас за полученную сегодня работу о Dementia Praecox и истерии'. В Ваших статьях я особенно ценю ясность и решительность, так что прошу Вас не думать, что я не замечаю красоты. Смею ли я сказать, что меня привлекают в Вас родственные иудейские черты? Мы понимаем друг друга.