Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и влияния

Вид материалаДокументы

Содержание


Ii. взаимоотношения с матерью. уверенность в себе и незащищенность
Iii.отношение фрейда к женщинам. любовь
Iv. его зависимость от мужчин
V. его отношение к отцу
Vi. авторитарность фрейда
Vii. фрейд, реформатор мира
Viii. квазилолитический характер психоаналитического движения
Ix. религиозные и политические убеждения фрейда
Подобный материал:
  1   2   3   4   5   6   7

www.koob.ru


Фромм Э.

Миссия Зигмунда Фрейда.

Анализ его личности и влияния.

пер. с англ.М., 1996. 144 с.

I. СТРАСТНАЯ ЛЮБОВЬ ФРЕЙДА К ИСТИНЕ И ЕГО МУЖЕСТВО


Психоанализ, как любил подчеркивать сам Фрейд, был его творением. И величайшие достижения, и недостатки этой теории несут на себе отпечаток личности ее основателя. Уже поэтому истоки психоанализа следует искать в личности Фрейда.


Каким человеком он был? Каковы были движущие силы, заставлявшие его действовать, мыслить и чувствовать так, как это было ему свойственно? Был он венским декадентом, пропитанным чувственной и безалаберной атмосферой, часто считающейся типичной для Вены (как то предполагают его враги), или же великим мастером своего дела, человеком без малейшего личного недостатка, бесстрашным и бескомпромиссным в поиске истины, любящим свою семью, добрым к ученикам, справедливым к противникам, лишенным тщеславия и эгоизма (как настаивают его верные последователи)? Очевидно, что шельмование или воспевание не смогут помочь нам ни в постижении сложной натуры Фрейда, ни в понимании воздействия его личности на структуру психоанализа. Таже объективность, которую Фрейд считал необходимым условием анализа при работе со своими пациентами, требуется и при наших попытках нарисовать образ Фрейда, выяснить, кем он был и что им двигало.


Самая поразительная и, наверное, самая могущественная эмоциональная сила Фрейда - страстная любовь к истине, бескомпромиссная вера в разум', разум был для него той единственной спо собностью, которая может помочь в решении проблемы существования человека или по крайней мере смягчить страддния, неизбежные в человеческой жизни.


Разум, как чувствовал Фрейд, является нашим единственным орудием - или оружием, - с помощью которого мы можем избавиться от иллюзий (религиозные путы, по Фрейду, суть лишь од на из них) и придать жизни смысл, обрести независимость от оков внешней власти, а тем самым и установить над ними собственную власть. Эта вера в разум была основой его непрестанного стремления к истине - с тех пор как в сложности и многообразии наблюдаемых явлений ему открылась теоретическая истина. Даже если результаты с точки зрения здравого смысла казались абсурдными, это не смущало Фрейда. Напротив, смех толпы, помышляющей лишь о выгоде и спокойном сне, только подчеркивал для него различие между убеждением и мнением, разумом и здравым смыслом, истиной и рационализацией.


Эта вера в могущество разума говорит о том, что Фрейд был сыном века Просвещения, девизкоторого - (<Дерзай знать>) - всецело определил как личность Фрейдд, так и его труды. Это была вера, первоначально возникшая при освобождении среднего класса западных стран от уз и предрассудков феодального общества. Спиноза и Кант, Руссо и Вольтер, сколь бы различными ни были их философские взгляды, разделяли эту страстную веру в разум. Всех их объединяло одно стремление - борьба за новый, поистине просвещенный, свободный и человечный мир. Этот дух сохранился у среднего класса XIX в. в Западной и Центральной Европе, в особенности у тех людей, кто посвятил себя прогрессу естествознания. Если еврейское происхождение Фрейда вообще чему-либо способствовало, то в первую очередь - принятию духа Просвещения*. Сама еврейская традиция была традицией разума и интеллектуальной дисциплины, кроме того, презираемое меньшинство страстно заинтересовано в победе над силами тьмы, иррациональностью и предрассудками, стоящими на пути его эмансипации и прогресса.


Помимо этого настроя, общего для европейской интеллигенции конца XIX в., в жизни Фрейда были и специфические обстоятельства, которые могли усилить его стремление следовать разуму, а не общественному мнению.


В отличие от всех других великих держав того времени. Австро-Венгерская монархия при жизни


То же самое отмечает Элей Уолкер Пьюнер в своей превосходной книге <Фрейд. его жизнь и мысль> (Puller H.W. Fraud. His Life and His Mind. N.Y.. 1943). Это самая глубокая по содержанию биография Фрейда. По ряду вопросов, в частности об отношении Фрейда к его еврейскому происхождению, а также по поводу квазире-лигиозното характера психоаналитического движения мои выводы сходны с мнением ее автора. Глубокий анализ отношения Фрейда к его еврейству можно найти в исследовании Эрнста (каймана <Зигмунд Фрейд, еврей> (Simon Е.. Sigmund Proud, the Jew I I Publication of the Leo Baeck Institute. Yearbook 11. L..1957). Я благодарен проф. (кайману за прочтение рукописи этой книги и за ряд критических замечаний.


Фрейда представляла собой разлагающийся труп. У нее не было будущего, и лишь сила инерции - более, чем что-либо иное - скрепляла различные части этой монархии вопреки неистовому стремлению ее национальных меньшинств к независимости. Вероятно, это состояние политического упадка и распада пробудило в интеллигентном юноше дух сомнения и пытливый ум. Несоответствия между официальной идеологий и фактамиполитической реальности, скорее всего, ослабили доверие к словам, лозунгам, авторитетным утверждениям, что способствовало развитию критичности ума. Что касается личной судьбы Фрейда, такому развитию должна была содействовать и материальная необеспеченность. Его отец, процветающий мелкий фабрикант из Фрейберга (Богемия), был вынужден оставить свое дело из-за перемен в австрийской экономике, которые разорили его и довели до нищеты Фрейберг. Жестокий опыт научил Фрейда еще в детстве: социальной стабильности можно доверять не больше, чем экономической; ни одна традиция, ни один обычай не гарантируют безопасность и не заслуживают доверия. Для исключительно одаренного ребенка такой опыт мог иметь лишь одно следствие: кому еще доверять, как не самому себе, своему разуму - единственному из орудий, заслуживающему веры?


Однако в тех же самых обстоятельствах росло множество детей, и они не стали фрейдами; не возникло у них и особой страстной жажды истины. Должно быть, в личности Фрейда имелись какие-то специфические черты, определившие уникальную силу этой жажды. Что же это за черты? Без сомнения, мы должны в первую очередьвспомнить о незаурядной интеллектуальной одаренности и о жизненной силе, которые были присущи Фрейду по природе. Редкая интеллектуальная одаренность, соединенная с духом просветительской философии, крах традиционного доверия к словам и идеологиям - уже одного этого могло бы хватить для объяснения стремления Фрейд> полагаться на разум. Могли действовать и иные, чисто личностные факторы, скажем стремление Фрейда к известности. Оно могло привести его к ставке на разум - ведь никакой другой опоры, будь то деньги, социальный престиж или физическая сила, не было в его распоряжении. Его страстную любовь к истине могли бы объяснить и иные личностные мотивы, например отрицательные черты его характера - отсутствие у него эмоциональной теплоты, чувства близости, любви, дд и радости жизни. Такое суждение о первооткрывателе <принципа удовольствия>, слывущем главным апологетом сексуального наслаждения, может вызвать удивление, но факты говорят об этом довольно ясно и не оставляют места для сомнений. Я еще вернусь к этим утверждениям и приведу свидетельства, пока же достаточно сказать следующее: учитывая одаренность Фрейда, культурную атмосферу, специфические общеевропейские, австрийские и еврейские влияния, его стремление к славе и отсутствие у него чувстварадости жизни, можно представить себе, что он должен был пуститься в авантюру познания, если хотел реализовать свои жизненные устремления. Могли существовать и иные личностные черты, объясняющие эту особенность Фрейда. Он постоянно ощущал, что его жизнь подвергается опасности, чувствовал себя преследуемым,


преаднным, а потому вовсе не удивительно его стремление к надежности. Для Фрейда - если рассматривать его личность в целом - в любви не было надежности; он признавал лишь ту надежность, которую давало познание, и потому ему было необходимо завоевывать мир интеллектуально, дабы избавиться от сомнений и чувства неполноценности.


Джоне, рассматривающий страстную любовь Фрейда к истине как <глубочайшую и сильнейшую движущую силу его натуры>, как <единственную силу, приведшую его к новаторским открытиям>, пытается объяснить эту любовь в русле ортодоксальной психоаналитической теории. В соответствии с нею он указывает, что стремление к познанию <питается могущественными мотивами, возникающими в раннем детстве из любопытства к первичным фактам жизни>* (смысл рождения и то, что к нему привело). Я полагаю, что здесь совершенно неудачно смешиваются любопытство и вера в разум. У личностей, отмеченных любопытстивом, можно обнаружить ранний и особо сильный сексуальный интерес, но между этим фактором и страстной жаждой истины связь невелика. Не более убедителен и другой довод, приводимый Джойсом. Сводный брат Фрейда Филипп был шутником, <который казался Фрейду мужем его матери и которого он умолял не делать мамочку снова беременной. Можно ли доверять такому человеку, слишком хорошо знавшему всетайны, чтобы о них рассказывать? Это было удивительной шуткой судьбы: такой мелкий человечишка - говорят, он кончил свои дни разносчи-


Jones Е.. The Life and Work of Sigmund Proud. N.Y., 1955. Vol.2. P.433.


ком - одним своим существованием случайно высек искру, которая воспламенила будущую решимость Фрейда доверять одному себе, сопротив ляться порывам верить другим более, чем себе самому, и тем самым сделал непреходящим имя Фрейд>>*. Конечно, это было бы <удивительной шуткой судьбы> - будь Джоне прав. Но развеэто не предельное упрощенчество - объяснять искру Фрейдовой экзистенции каким-то сомнительным братцем с его сексуальными шутками?


Говоря о страстной любви Фрейда к истине и разуму, следует упомянуть еще один момент (на нем более подробно остановимся в дальнейшем, когда нам станет ясна целостная картина характера Фрейда): разум для него сводился к мышлению. Чувства и эмоции сами по себе считались иррациональными, а потому низшими по сравнению с мышлением. Философы-просветители в целом разделяли такое презрение к чувствам и аффектам. Они не видели того, что заметил еще Спиноза: аффекты, подобно мыслям, могут быть рациональными и иррациональными, полное развитие человека требует рациональной эволюции обеих сторон - и мысли, и аффекта. Они не замечали того, что с обособлением мышления от чувств искажаются о мышление, u чувства, и сам образ человека, в основе которого лежит признание такого раскола, также является искаженным.


Мыслители-рационалисты верили, что, если человек поймет причину своих бедствий, интеллектуальное познание даст ему силу изменить обстоятельства, порождэющие страдания. Именно эта вера оказала значительное влияние на Фрейда, и


' aid. Р.434.


ему потребовались долгие годы, чтобы отказаться от надежды на возможность излечения невротических симптомов простым интеллектуальным познанием их причин.


Говоря о страстной любви Фрейда к истине, мы оставили бы картину незавершенной, не упомянув еще об одном удивительном качестве - его мужестве. Потенциально многие люди наделены страстной жаждой познания. Реализацию этой потен ции затрудняет то, что она требует мужества, а мужество встречается редко. Это не то мужество, что позволяет человеку ставить на карту жизнь, свободу или достаток, хотя и оно тоже редкость. Мужественное доверие своему разуму предполагает риск изоляции и одиночества, а это для многих пострашнее, чем угроза для жизни. Следование истине как раз и подвергает ученого опасности такой изоляции. Истина и разум противопоставляются здравому смыслу и общественному мнению. Большинство цепляется за удобные рационализации и воззрения, скользящие по поверхности вещей. Функция разума - проникновение за эту поверхность, достижение сущности, сокрытой за видимым. Объективное видение уже не детерминировано желаниями и страхами, силами, которые движут вещами и людьми. Тут требуется мужественное претерпевание изоляции, если не хулы и насмешек от тех, чей покой нарушает истина - и кто ненавидит нарушителя. Этой способностью Фрейд был наделен в немалой степени. Он негодовал по поводу своей изоляции, он страдэл от нее, но никогда не склонялся даже к самым малым компромиссам, которые могли бы облегчить его одиночество. Такое мужество было и величайшей гордыней. Он не считал себя гением, но расценивал мужество как самое


10


замечательное качество своей личности. Эта гордыня ином раз оказывала отрицательное воздействие на его теоретические формулировки. Он относился с подозрением к любым теориям, кото рые могли бы выглядеть как примирительные, и, подобно Марксу, находил какое-то удовлетворение в эпатаже, pour 6pater 1е bourgeois. Установить источник такого мужества нелегко. В какой мере оно было прирожденным даром Фрейда? В какой мере результатом осознания своей исторической миссии, а в какой - ощущением внутренней силы, которым он обязан своему положению безусловно любимого сына своей матери? Вероятнее всего, все эти три источника способствовали развитию удивительного мужества Фрейда. Но дальнейшая оценка этой и других черт личности Фрейда требуют более глубокого понимания его характера.


II. ВЗАИМООТНОШЕНИЯ С МАТЕРЬЮ. УВЕРЕННОСТЬ В СЕБЕ И НЕЗАЩИЩЕННОСТЬ


Постижение тех факторов, которые определяют развитие человеческого характера (за исключением физической конституции), должно начинаться с рассмотрения взаимоотношений с матерью. Что касается Фрейда, мы знаем об их отношениях сравнительно мало. Этот факт, однако, значим сам по себе, поскольку Фрейд явно избегал рассказывать о матери в автобиографических заметках. Из примерно тридцати его собственных сновидений, приводимых в работе <Толкование сновидений>, лишь два касаются матери (плодовитый сновидец Фрейд наверняка имел куда больше снов о матери, но о них он не сообщает). Оба приведенных сновидения выражают сильную привязанность к ней. Одно из них, <сновидение о трех судьбах>, таково:


<В поисках пудинга я зашел на кухню. Там стояли три женщины, одна из них была хозяйкой заведения и что-то мяла рукой, словно делала кнедлик. Она ответила, что мне следует подождать, пока она приготовит еду (эти слова не произносились вслух). В нетерпении я вышел, чувствуя себя оскорбленным. Я надел пальто, но оно оказалось слишком длинным. Я снял его, с удивлением обнаружив, что оно отделано мехом.


12


Второе пальто было украшено вышивкой с ту>рецким рисунком. Вышел незнакомец с продолговатым лицом и короткой торчащей бородкой и стал мне мешать, говоря, что это его пальто. Я указал ему на вышивку с турецким рисунком. Он спросил меня: <А вы-то какое отношение имеете к турецкому (рисунку, вышивке...)? Но затем мы подружились>*.


В этом сновидении легко узнается желание быть накормленным матерью (то, что <хозяйка> или даже все три женщины представляют мать, становится совершенно ясным из ассоциаций Фрейда к этому сновидению). Специфическим элементом данного сновидения является нетерпение. Его просят подождать, он выходит, <чувствуя себя оскорбленным>. Что он затем делает? Надевает сначала пальто с мехом, слишком для него длинное, а затем пальто, принадлежащее другому... В этом сновидении ясно прослеживается ти пичная реакция мальчика-любимца матери: он настаивает на том, чтобы мать его кормила (<кормление> следует понимать символически как <заботу, любовь, защиту, восхищение> и т.п.). Он не терпелив, приходит в ярость, так как его не <накормили> незамедлительно - ведь он считает себя вправе требовать немедленного и полного внимания. Он выходит в гневе и узурпирует роль большого мужчины-отца (это символизирует пальто - либо слишком длинное, либо принадлежащее незнакомцу).


Другое сновидение, относящееся к матери, восходит ко временам детства Фрейдд, где-то к седь-


* Freud S. The Interpretation at Dreams. N.Y., I 955. P.204.


13


ному-восьмому году жизни, но он его запомнил и интерпретировал тридцатью годами позже.


<Я увидел мою любимую мать с каким-то особенно мирным, сонливым выражением лица, ее вносили в комнату два-три человека с птичьими клювами. Они положили ее на кровать>*.


Фрейд вспоминает, что проснулся со слезами и с криком: страх понятен, если учесть, что это сон о смерти матери. Тот факт, что он так живозапомнил этот сон, приснившийся тридцать лет назад, говорит о его значимости. Если совместить эти два сновидения, то перед нами пред станет мальчик, ожидающий от матери исполнения всех своих желаний и испуганный одной мыслью о том, что она может умереть. С точки зрения психоанализа, важно и то, что Фрейд приводит лишь два сновидения о матери, что подтвержддет предположение Джойса: <...в ранние годы у Фрейд> имелись сильнейшие мотивы для сокрытия какой-то важной фазы собственного развития - возможно, даже от самого себя. Решусь предположить, что это глубокая любовь к своей матери>*. Другие известные нам факты жизни Фрейд* указывают на то же: он был весьма ревнив к своему брату Юлиусу, который был младше его на одиннадцать месяцев, никогда не любил свою сестру Анну (моложе его на два с половиной года). Эти данные сами по себе недостаточны для подкрепления данной гипотезы, но имеются другие, более удивительные факты. Прежде всего, это положение сына-любимчика, резко бросающееся в глаза в свя- ' aid. Р.583. * Janes Е. Op.cit. Vol. 2. Р.409.


14


зей с событием, произошедшим, когда сестре Фрейда было восемь лет. Их мать <была очень музыкальна и начала заниматься с его сестрой игрой на пианино. Но, несмотря на то что до <кабинета> Фрейда расстояние было довольно- таки значительным, звуки выводили из себя юного ученика. Он настоял на том, чтобы пианино убрали, что и было сделано. Так в семье никто и не получил музыкального образования, как не получали его и дети Фрейда>*. Нетрудно понять, какими были положение десятилетнего мальчика и его отношения с матерью, если он мог воспрепятствовать музыкальным занятиям членов семьи из-за того, что ему не нравился <шум>*.


Глубокая привязанность к матери ярко проявлялась и позже. Фрейд, не находивший свободного времени ни для кого (за исключением партнеров по игре в терок и коллег), даже для жены, каждое воскресное утро навещал мать, всякий раз приглашал ее к воскресному обеду, и так вплоть до глубокой старости.


Эта привязанность к матери и роль любимого, предпочитаемого другим детям сына имели важные последствия для развития характера Фрейда. Он сам это видел и писал, исходя, наверное, из собственного опыта: <Мужчина, который был не-


* lbid. Vol. I. Р.17.


Характерным примером идолопоклонства и неаналитичности биографии Джойса является его комментарий к данному событию как <иллюстрации того почтения, с которым относились в семье к занятиям Фрейда>. Конечно, на уровне конвенций здравого смысла можно истолковывать это и таким образом, но это не назовешь аналитичным, динамичным подходом.


оспоримым любимцем своей матери, на всю жизнь получает победное чувство, уверенность в успехе, а это нередко ведет к реальным успехам>*. Любовь матери безусловна по определению. Она любит своего ребенка не так, как отец - поскольку ребенок заслуживает любви в соду того, что он сделал, - но уже просто потому, что он - ее ребенок. Материнское восхищение сыном тоже безусловно. Она преклоняется перед ним, восхищается им не потому, что он сделал то или другое, но потому, что он есть, потому что это ее сын. А если он к тому же ее любимец, эта установка может развиться в крайность, особенно если мать более жизненна, наделена большим воображением, чем отец, а потому правит в семье, - так, видимо, и было в семье Фрейда*. Материнское восхищение в ранние годы дает то чувство победы и успеха, о котором пишет Фрейд. Его нет нужды приобретать, оно не вызывает сомнений. Эта уверенность в себе принимается как нечто само собой разумеющееся, она создает впечатление того, что ты выше других, что ты не вся кому ровня - от других ожидаются почтение и восхищение. Конечно, эта сверхуверенность, обусловленная материнской любовью, встречается и у безмерно одаренных, и у малоодаренных людей. В последнем случае мы часто сталкиваемся с трагикомическим разрывом между претензиями и способностями, в первом же случае - это мощная поддержка развития таланта и одаренности. Джоне также придерживается мнения, что Фрейд был наделен подобной уверенностью в се- * Freud S. Collected Works. L., 1952. Vol.4. P.367. * Ср.: Simon E. Op-cit. P.272.


16


бе и что основывалась она на его привязанности к матери. Он пишет: <Та уверенность в себе, что была одной из выдающихся характеристик Фрейда, лишь в редчайших случаях давала сбой, и он был, конечно, прав, видя ее истоки в том чувстве безопасности, которое давала материнская любовь>.


Глубокая привязанность Фрейда к матери, по большей части скрываемая от других и, вероятно, даже от самого себя, имеет огромное значение не только для понимания характера Фрейда, но и для оценки одного из самых фундаментальных его открытий - Эдипова комплекса. Фрейд вполне рационалистически объяснял привязанность к матери сексуальным притяжением мальчика к самой близкой ему женщине. Но если принять во внимание силу его собственной привязанности к матери, а также склонность ее подавлять, становится понятным, что он интерпретировал одно из сильнейших человеческих стремлений - страстное желание заботы, защиты, всеобъемлющей любви и поддержки со стороны Матери - как значительно более ограниченное желание маленького мальчика удовлетворять свои инстинктивные потребности с помощью Матери. Он обнаружил одно из фундаментальных человеческих стремлений - желание сохранять привязанность к Матери, то есть к лону, к природе, к доиндивидуальному , досознательному существованию, - и сам же отрицал это открытие, сводя его к узкому подразделу инстинктивных влечений. Собственная привязанность к матери лежала в основе его открытия, а сопротивление признанию этой привязанно-


Jones Е. Op.cit. Vol. I. P.5.


что было причиной ограниченности этого открытия, искажения его*.


Но привязанность к матери, даже взаимная, предполагающая несомненную уверенность в материнской любви, имеет не только положительную сторону - не только придает человеку абсолютную уверенность в себе. Есть и отрицательная сторона, ответственная за формирование чувства зависимости и возникновение депрессии в том случае, если эйфория безусловной любви и восхищения рушится. Кажется, эта зависимость, чувство незащищенности представляют собой центральные элементы и структуры характера, и невроза Фрейда.