Писать письма было любимейшим занятием Зигмунда Фрейда

Вид материала

Документы

Содержание Д-р Ъигм. Фрейд В Аусзее все хорошо. Я с жадностью ожидаю от тебя известий. Сердечно приветствую тебя и твою небольшую семью, надеюсь в скорости вновь получить кусочки с твоего стола. Переписка фрейда с пионерами психоанализа

Подобный материал:

• Попытка определить значение сексуальности в трудах Зигмунда Фрейда наталкивается, 925.6kb.
• Балтийский институт экологии, политики и права курсовая работа по теме: теория личности, 214.22kb.
• Биография З. Фрейда, 99.68kb.
• Во-первых, надо сказать о том, что понятие "Бессознательное" было введено в психологию, 192.41kb.
• Фромм Э. Миссия Зигмунда Фрейда. Анализ его личности и влияния, 1167.37kb.
• Введение в психоанализ, 7368.53kb.
• Тема «Человек. Индивид. Личность» Два подхода к изучению человека, 155.81kb.
• Ii письма из германии, 377.43kb.
• Психоанализ Зигмунда Фрейда Краткая биография, 109.37kb.
• 8 – 9 класс Task 1, 55.5kb.

38

мог поведать почти все, его «альтер эго», поддерживавшим Фрейда своим интересом: «...я не могу писать вовсе без аудитории, однако мне вполне достаточно, если я пишу только тебе» (Schur 1972, 181). Из переписки с Флиссом становится ясно, что Фрейд приступил к систематическому самоанализу примерно в октябре 1897 года (Freud/Fließ 1950, 183-184 и 189-190):

Д-р Ъигм. Фрейд,

доцент университета

по специальности «нервные болезни».

Вена 7. 7.97 IX. Ъерггассе, 19

Дорогой мой Вильгельм!

Я знаю, что в настоящее время я никудышный корреспондент, который не вправе предъявлять какие бы то ни было, претензии, однако так было не всегда и так это не останется. Я сам еще не понимаю, что произошло, но что-то из глубочайшей бездны моего собственного невроза воспрепятствовало продвижению в познании неврозов, и каким-то образом ты тоже оказался вовлечен в это. Мне кажется, парез, не дающий писать, случился специально ради того, чтобы нарушить наше общение. У меня нет никаких тому доказательств, просто ощущения самой неотчетливой природы. Не произошло ли нечто подобное с тобой? Несколько дней назад мне почудилось, что готовится освобождение из потемок, я замечаю, что мне удалось все же совершить дальнейшие шаги в работе, и порой мне приходит на ум то или иное. Разумеется, свой вклад внесли и жара, и переутомление.

Итак, я вижу, что защита от воспоминаний не препятствует тому, чтобы из них возникли высшие психические образы, которые на некоторое время обретают устойчивость, а затем сами подвергаются сопротивлению чрезвычайно специфического типа, в точности как во сне, который вообще содержит в зародыше всю психологию неврозов. Таковы обманчивые воспоминания и фантазии, связанные соответственно с прошлым или будущим. Я приблизительно разобрался с правилами, по которым образуются эти картины, и с причинами, в силу которых они становятся устойчивее, нежели подлинные воспоминания, и тем самым узнал нечто новое о характеристике этого процесса. Наряду с ними возникают извращенные побуждения, а при вытеснении этих фантазий и импульсов, которое позднее становится необходимым, проявляется более высокая детерминация симптомов, проистекающих уже из воспоминаний, и новые мотивы цепляться за свою болезнь. Я изучил несколько типичных случаев сочетания подобных фантазий и побуждений и типичные условия, при которых происходит их вытеснение. Эти знания еще не являются полными. Техника начинается с предпочтения определенного пути как наиболее естественного.

Мне думается, что с объяснениями снов все решено, но вокруг громоздятся сплошные загадки. Тебя ждет органологическая сторона, здесь я не добился ни малейшего успеха.

Вот, например, интересный сон: человек со стыдом и страхом бродит среди незнакомых людей наполовину или полностью обнаженный. Достойно удивления, что, как правило, люди не сознают, что таким образом осуществляется их заветное желание. Материал этого сна, связанный с детской склонностью к эксгибиционизму, поучительным образом искажен и недопонят в известной сказке (мнимое платье короля — «Талисман»). Подобным способом Я пытается превратно истолковать и прочие сновидения.

39

С лета меня более всего интересует, где и когда мы встретимся, поскольку сама встреча уже твердо запланирована. А-р Гаттл чрезвычайно интересуется и мной, и моими теориями... Надеюсь, когда он приедет в Берлин, ты что-нибудь в нем найдешь и сможешь у него позаимствовать.

В Аусзее все хорошо. Я с жадностью ожидаю от тебя известий.

Сердечный привет всей семье.

Твой Зигм.

Вена 3. 10. 97

Аорогой Вильгельм!

Мой визит имеет то преимущество, что ты вновь можешь делиться со мной всеми частностями, поскольку на настоящий момент мне известно в общих чертах целое; только не жди ответа по каждому пункту, да и по поводу некоторых соображений ты, надеюсь, учтешь, что я, будучи в твоих делах посторонним, судить о них не способен. С внешней стороны у меня почти ничего не происходит, но внутренняя жизнь содержит немало интересного. Уже четыре ночи самоанализ, который я считаю необходимым для решения всей проблемы, продолжается во сне, и я получил от него чрезвычайно ценные результаты и выводы. Иногда у меня возникает ощущение завершения, и до сих пор я с точностью угадывал, с чего начнется сон в следующую ночь. Наибольшую трудность представляет для меня письменное изложение, тем более что оно очень пространно. Могу лишь сообщить, что старик у меня не играет активной роли, но что я направил вывод по аналогии с себя на него, а моя «прародительница» была уродливая, но чрезвычайно умная женщина, которая поведала мне многое о господе Боге и аде и внушила мне высокое мнение о собственных способностях; что позднее (между двумя и двумя с половиной годами) мое либидо пробудилось по отношению к матери, а именно после совместной поездки в Аейпциг, когда нам довелось вместе ночевать и я увидел ее обнаженной. (Ты давно уже сделал соответствующие выводы в отношении своего сына, насколько я понял из одного оброненного тобой замечания.) Младшего меня на год брата (он умер младенцем) я принял злобно, с истинно детской ревностью, и его смерть осталась во мне семенем для угрызений совести. Я вспомнил и товарища по моим нехорошим поступкам между первым и вторым годами, это был мой племянник, на год старше меня, теперь он в Манчестере, а когда мне исполнилось четырнадцать лет, он навещал нас в Вене. Похоже, мы оба жестоко обращались с младшей на год племянницей. Этот племянник и младший брат определяют теперь невротизм, но вместе с тем и интенсивность всех моих дружб¹. Ты сам застал мой страх путешествий еще в цвету.

Что же касается самих сцен, которые лежат в основе этой истории, с ними я еще не разобрался. Если они проявятся и мне удастся определить истоки собственной истерии, я буду этим обязан старухе, которая в столь юном возрасте приуготовила мне средства к тогдашней и дальнейшей жизни. Ты видишь, прежняя привязанность берет верх и ныне. Я не могу передать интеллектуальную прелесть этого труда.

Рано утром приедут дети. Практика плетется еле-еле, я боюсь, что если она наладится, то станет препятствием для самоанализа. Мое убеждение, что трудности лечения проистекают из того, что врач в конечном счете поддается дурным склонностям пациента, его желанию сохранить свое заболевание, становится все сильней и отчетливей. Посмотрим, что будет дальше.

40

Сердечно приветствую тебя и твою небольшую семью, надеюсь в скорости вновь получить кусочки с твоего стола.

Твой Зшм.

¹ Ср. «Толкование сновидений», G. W. II— III, 487, где Фрейд еще резче формулирует эту часть аналитического прозрения: «Интимный друг и заклятый враг всегда оставались необходимыми предпосылками для жизни моих чувств; я вновь и вновь создавал их, и нередко детский идеал проявлялся настолько сильно, что друг и враг совпадали в одном лице, разумеется, уже не одновременно и не в постоянно сменяющихся ипостасях, как эпю было возможно в первые годы детства».

В письмах Флиссу мы видим, как он Фрейд воспринимал самого себя и то, как он постепенно распознавал сущность и динамику своего бессознательного. Мы читаем о заботах, связанных с его венскими пациентами, и о его желании провести психоанализ с русским царем, чтобы в дальнейшем без забот жить на полученный гонорар. Прямо у нас на глазах он пытается бросить курить и вновь поддается этой привычке, не успев даже дописать письмо. Живо представляем мы, как он собирает грибы вместе с детьми.

Фрейд неустанно стремится проникнуть в глубинные слои своего бессознательного. Он записывает свои сны и анализирует их, разбирая свои промахи и симптомы невроза. Он одержим некоей страстью или «демоном». В своем собственном бессознательном Фрейд находит разрешение загадки Сфинкс и новую методику, которую он с осторожностью начинает применять к самому себе.

Письма относятся к периоду научной и личной изоляции, продолжавшейся примерно до 1910 года. С цоразительной отчетливостью проступает взаимосвязь между великим открытием бессознательного и проводимым Фрейдом самоанализом. После смерти своего отца Якоба (23 октября 1896 года) Фрейд обрел в самом себе основного своего пациента и едва не рухнул под бременем сверхчеловеческой задачи анализировать самого себя. Ни до, ни после подобный процесс не был записан столь точно и со столь ценными научными выводами.

Некоторые важные рассуждения относительно переписки Фрейда с Флиссом были опубликованы гораздо позднее Максом Шуром (Schur 1966), который, будучи личным врачом Фрейда, пользовался доверием семьи и имел доступ к неизданной части переписки.

Макс Шур исходил из нового анализа знаменитого сна об Ирме (см. статью А. Беккер в этом томе). Фрейд постоянно указывает, что этот сон первым подвергся полноценному анализу. К сновидению об Ирме Фрейд впервые систематически применил метод свободных ассоциаций для каждого отдельного элемента явного содержания сновидения¹¹. Затем Фрейд соединил разрозненные ассоциации и добился осмысленного целого. Систематический анализ этого сна относится к ночи 24 июля 1895 года, которая благодаря ему становится историческим моментом: согласно интерпретации Макса Шура, основанной на новом материале, этот сон приснился Фрейду в кульминационный момент его позитивного переноса на Флисса. Шур добавляет важный материал к сновидению об Ирме, который относится к периоду, когда термины «сопротивление» и «переработка» еще не были четко сформулированы. Ирма страдала от запоров, и Фрейда постоянно мучил вопрос, является ли этот симптом неотторжимой частью невроза или же признаком органического заболевания. Сон указывает на внутренний конфликт: справедливо ли он упрекал Ирму, что она не следует его указаниям и тем самым препятствует выздоровлению, или же она в самом деле страдает органическим заболеванием? Из неопубликованных писем Фрейда Флиссу, написанных в этот

41

период, выясняется, что, по просьбе Фрейда, пациентка была обследована Флис-сом с целью установить, имело ли место «заболевание носа», которое соответствовало бы ее соматическим симптомам. Флисс приехал из Берлина, назначил операцию, провел ее и несколькими днями позже возвратился в Берлин. В письме от 3 августа 1895 года Фрейду пришлось сообщить другу, что произошло после его отъезда. Состояние больной резко ухудшилось, к ней вызвали венского врача, и тот, ко всеобщему ужасу, обнаружил неизвлеченный тампон. Когда постороннее тело, к тому времени уже разложившееся, было извлечено из носа пациентки, началось опасное для жизни кровотечение. У больной еще дважды наблюдалось сильное кровотечение, прежде чем она совершенно оправилась. Фрейд медлил сообщить об этом другу и наконец написал, присовокупив длинное извинение и постоянно подчеркивая, что никто не упрекает в случившемся Флисса. Здесь отчетливо видно, как развивается позитивный перенос у Фрейда на Флисса. Первоначально Фрейд весьма сомневается, показаны ли такие операции, тем более выясняется, что они вовсе не безопасны, затем Фрейд испытывает потребность избавить Флисса от ответственности за последовавшее осложнение. Это кажется наиболее сильным и непосредственным мотивом знаменитого «сна об Ирме». С этого момента и до 9 июня 1901 года, когда Фрейд написал Флиссу неопубликованное прощальное послание, которое тем не менее оказалось непоследним, происходил перенос.

Как полагает Шур, в подобной уникальной аналитической ситуации переоценка Флисса сделалась необходимостью. «Однако в еще не подавленной части своего Я Фрейд осознавал, что теории Флисса были фантазиями. Более того, Фрейд знал, что в конечном счете ему придется признать несовместимость собственной концепции психического детерминизма с флиссовской теорией космического детерминизма человеческих поступков. Итак, Фрейд ожидал, что вскоре и Флисс окажется на обочине и станет ревенантом^lz» (Schur 1972, 207).

ПЕРЕПИСКА ФРЕЙДА С ПИОНЕРАМИ ПСИХОАНАЛИЗА

После издания «Толкования сновидений» (1900), «Психопатологии обыденной жизни» (1901) и «Трех очерков по теории сексуальности» (1903) имя Фрейда становилось все более известным в научных кругах также и за пределами Вены и вместе с тем его идеи вызывали все больше споров. Для психоанализа наступал период борьбы. В то время как убежденные приверженцы традиционного врачевания откровенно отстранялись от теорий Фрейда, другие коллеги из мира медицины заинтересовались новой наукой и сделались приверженцами психоанализа. Они сгруппировались вокруг Фрейда как основателя, собирались в его доме (с 1902 года регулярно по средам вечером), вступали с ним в обширную переписку, которая, как правило, продолжалась в течение всей жизни.

Фрейд находил особый тон для каждого из учеников и коллег и особенно заботился об индивидуальных аспектах подобных отношений. Чаще всего он выступает как мастер психоанализа, порой как друг или строгий наставник, гораздо реже — как противник. По отношению к самому себе он был пуританином, однако к другим людям относился терпимо и либерально. К своим приверженцам он часто обращается как вождь и владыка, ведущий свой народ в неведомую страну. Он сплачивает, раздает приказы, утешает, помогает словом и делом — всегда памятуя о том, в каком виде психоанализ предстанет перед судом современников.

42

Переписка Фрейда с Эугеном Блейлером

Наряду с Венским кружком в Швейцарии при цюрихской лечебнице Бургхёльц-ли образовалась также небольшая группа фрейдистов, в которой под председательством К. Г. Юнга начиная с 1907 года дебатировались идеи Фрейда. К этой группе помимо Эдуарда Клапареда, Людвига Бинсвангера, Франца Риклина и Альфонса Мё-дера принадлежал известный психиатр, учитель Юнга, Эуген Блейлер (1857—1939). Фрейд назвал Блейлера «старейшим и важнейшим из своих последователей» (Е. Freud 1960, 286), когда в 1908 году через Юнга он предложил ему возглавить президиум Психоаналитического конгресса в Зальцбурге. Он писал: «Для меня чрезвычайно почетно и к тому же произведет немалое впечатление на публику, если он возглавит движение моих сторонников» (там же).

С 1902 года профессор Блейлер начал применять методы Фрейда в экспериментальной психологии для лечения больных шизофренией¹³, и Фрейд все более надеялся, опираясь на сторонников из цюрихской школы, и прежде всего с помощью К. Г. Юнга, нанести удар антисемитской оппозиции, которая воспринимала психоанализ в целом как еврейскую выдумку. Он надеялся, благодаря научным авторитетам, обрести приверженцев психоанализа во всем мире. Однако, хотя Блейлер принимал идеи Фрейда и пользовался ими (наряду с другими), он противился все более усиливавшемуся нажиму из Вены и в дальнейшем полностью высвободился из-под влияния Фрейда.

Тем не менее совместно издававшийся Блейлером и Фрейдом «Ежегодник психоаналитических и психопатологических исследований», который редактировался Юнгом, является непреходящим свидетельством сотрудничества Венской и Цюрихской групп.

Переписка Фрейда с Блейлером (сохранилось сорок писем Фрейда и пятьдесят Блейлера) была подготовлена к печати Францем Александером и Шелтоном Селес-ником с согласия сыновей ученых, Манфреда Блейлера и Эрнста Фрейда. Из-за смерти Александера и Селесника до сих пор удалось опубликовать лишь часть переписки (1966). Корреспонденция раскрывает исторический фон, на котором развивалась характерная для психоанализа тенденция к самоизоляции.

Согласно Джонсу, Блейлер ездил на личное свидание с Фрейдом в Мюнхен и в ходе этой встречи пообещал ему присоединиться к Международному объединению. Кроме того, разговор затронул самые интимные вопросы, поскольку 28 декабря 1910 года Фрейд писал Ференци: «...он такой же бедолага, как и все мы, и хочет, чтобы его хоть немного любили, а это его желание самые важные для него люди (например, Юнг. — Прим. Джонса) игнорируют» (Jones II, 95).

В биографии Фрейда Джонс описывает колеблющуюся позицию Блейлера, возрастающее разочарование в антиалкоголизме и антипатию к Юнгу. Он отмечает нежелание швейцарской школы вообще принадлежать какой-нибудь международной организации. Похоже, что Блейлер в первую очередь выступал как противник свойственного психоанализу сектантства, и даже преклонение Фрейда и его настойчивые просьбы оставаться членом психоаналитического объединения не смогли переубедить Блейлера. Из-за множества искажений, вносимых в психоанализ, Фрейд считал себя вынужденным основать изолированную, закрытую организацию, живущую своей жизнью.

28 сентября 1911 года Блейлер, которому Фрейд надеялся доверить руководство швейцарским отделением общества, отказался от членства в нем. Это произошло в период интенсивного, ожесточенного сопротивления академической медицины психоанализу. Вопреки разногласиям¹⁴, Фрейд желал и впредь сохранить Блейлера в рядах психоаналитиков, он хотел показать противникам психоанализа, насколько

43

неверно предполагать, будто психоанализ покоится исключительно на его плечах. Вероятно, Фрейд уже устал в одиночку отражать все нападки.

Фрейд стремился создать организацию, которая могла бы контролировать и авторитетно судить о том, что может считаться психоанализом, а что нет. Блейлер не мог принять авторитарную позицию «официального» психоанализа. По его убеждению, расхождение во мнениях следует преодолевать в дискуссиях, а не с помощью организационных мероприятий.

Кроме того, Фрейд отчетливо указывал, что нуждается в дисциплинарной организации для защиты от «своих венцев», как он их называл. Когда Фрейд понял, что Блейлер не желает выполнять роль промежуточного звена между психоанализом и академической психиатрией, он отказался от своих планов.

Как видно из его письма от 5 мая 1922 года, Блейлер высоко ценил Фрейда: Фрейд как-то раз написал ему, что он является для него средоточием авторитета, и тот ответил: «Господи, с какой же стати?» Ведь Фрейд совершил открытие, а самому Блейлеру не удалось достичь ничего подобного (Freud/Bleuler 1965, 6). Это взаимное уважение сохранилось: из газетных публикаций, посвященных семидесятилетию Фрейда (1926), по мнению самого Фрейда, статья Блейлера была одной из лучших ¹⁵. Также и в одном из писем Блейлера Фрейду, которое Фрейд (что тоже показательно) подробно цитирует в своем письме к Оскару Пфистеру (16 ноября 1927 г.), при определенном расхождении во мнениях отчетливо проступает все тот же дружеский тон (Freud/Pfister 1963, 127):

Я сразу же проникся Вашим «Будущим одной иллюзии» и порадовался этой книге. Исходя из совершенно разных оснований, мы приходим к единым выводам, но Ваше обоснование отличается не только красотой, оно, как всегда, затрагивает самую суть дела. Только с одним не могу согласиться, с проведенным в этой работе слиянием понятий культуры и морали, во всяком случае, с размыванием границ между ними. Я всегда жестко их разделяю.

Издатель переписки Фрейда с Блейлером, Франц Александер, умерший 8 марта 1964 года еще до выхода этих писем в свет, высказал убеждение, что изолированность организации психоаналитиков отвечала исторической необходимости. В заключительных примечаниях он говорит, что выход Блейлера из психоаналитического движения являлся признаком изоляции психоанализа от академической психиатрии и был связан с ее развитием в иерархическую централизованную организацию (Freud/Bleuler 1965, 9).

Переписка Фрейда с К. Г. Юнгом

После долгих колебаний сыновья Фрейда и Юнга, Эрнст Фрейд и Франц Юнг, в 1970 году одобрили издание это ценной переписки. Немецкое издание Уильяма Макгира и Вольфганга Зауэрлендера (Freud/Jung 1974) содержит в общей сложности 367 писем (164 от Фрейда, 196 от Юнга и 7 от госпожи Эммы Юнг), относящихся к 1906—1913 гг. и представленных без всяких комментариев в качестве исторического документа. Они снабжены прекрасным справочным аппаратом и блестяще отредактированы. До 1905 года статьи, посвященные работам Фрейда, можно встретить практически лишь в венских изданиях, но в 1906 году к ним вспыхнул интерес во всем мире и основатель психоанализа превратился в фигуру, с которой приходилось считаться. В 1904 году Фрейд узнал от Эугена Блейлера, что в его лечебнице Бургхёльцли уже два года как применяются на практике его идеи и его метод ассоциаций, причем наиболее сильное влияние исходит от главного вра-

44

ча Карла Густава Юнга (1875—1961), который уже в 1906 году цитировал в своей диссертации «Психология и патология так называемых оккультных явлений» «Толкование сновидений» Фрейда. В 1905 году Юнг послал Фрейду первый том своей книги «Диагностическое исследование ассоциаций», и тот откликнулся краткой благодарственной запиской. В апреле 1906 года пятидесятилетний Фрейд начинает переписку с Юнгом, своим «наследником», «приемышем» (Юнг на девятнадцать лет моложе), которая интенсивно, то есть до 50 писем в год, продолжалась в течение семи лет и которая содержит свидетельства возникновения и упадка этой дружбы. В центре научного сотрудничества, документированного в этой переписке, стояла попытка сформулировать и применить методы психоанализа к психиатрическим заболеваниям. Кроме того, Фрейд, похоже, обрадовался, обнаружив в Швейцарии академического врача, не еврея, готового присоединиться к психоаналитикам в качестве соратника и организатора. Оба они свободно обменивались мнениями относительно своих коллег и дальнейших шагов по развитию «дела». Они обсуждали опыт, полученный в работе с пациентами, разбирали крупные проблемы и частные детали теории и практики, проявляя особый интерес к шизофрении, мифологии, антропологии и оккультизму. Уже здесь видны наметки многих последующих фрейдовских идей: создание психоаналитических журналов, подготовка визитов, местных и международных встреч. Конец переписки отражает нарастающее нежелание Юнга принимать дружбу Фрейда, властное влияние последнего и его требования продолжать борьбу, организацию, управление. В письме от 28 октября 1907 года появляются рке некоторые предвестия позднейшего конфликта. Юнг писал (там же, 105):

Я должен с трудом признаться Вам, что, хотя я безгранично восхищаюсь Вами как человеком и исследователем, я Вам не завидую; то есть из этого комплекс самосохранения не проистекает, однако он возникает из того, что мое почтение к вам принимает «религиозно»-восторженный характер, и это, пусть и не причиняет мне никаких неудобств, остается для меня неприличным и смешным из-за его отчетливого эротического подтекста.

Кое-что из того, о чем здесь говорится, известно из биографии Фрейда, написанной Джонсом, однако многие подробности являются новыми и позволяют по-новому понять мысли, проблемы, радости и тревоги этих выдающихся творческих людей.

Письма Фрейда Юнгу пространны, полны благосклонности и очень личностны. Чаще, чем в других психоаналитических диалогах, они отражают разочарование, нетерпение и горечь. Семя развивавшегося конфликта было заложено рке в исходных позициях обоих корреспондентов. Так, в январе 1907 года Фрейд указывает на опасности, которые некогда превратятся в угрозу для дрркбы с Юнгом (там же, 19):

...После того как Блейлер и Вы, а отчасти и Аёвенфельд, дали мне возможность выступить публично, движение в пользу нашего новшества уже не может быть остановлено, несмотря на все потуги обреченных на вымирание авторитетов. Я нахожу чрезвычайно целесообразным, чтобы мы разделили функции в соответствии с характерами и положением; Вы бы выступали посредником у своего шефа, а я бы и впредь разыгрывал своенравие и неуступчивость, принуждая современников проглотить невкусный несдобренный кусочек. Но я прошу Вас, не жертвуйте ничем существенным из педагогических соображений или из любезности, не удаляйтесь излишне от меня, ведь на самом деле Вы так мне близки, а иначе мы еще доживем до того, что нас будут противопоставлять друг другу...