Geum.ru

Вадим Цымбурский

Вид материалаДокументы

Содержание


Великий Лимитроф: "это все о нем"
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Великий Лимитроф: "это все о нем"


Если рассмотреть историю межцивилизационных лимитрофов Северной Евро-Азии в исторической ретроспективе, обнаружится целостная картина с неожиданным политическим смыслом.

Историки, занимающиеся судьбами ранних высоких культур Старого Света (китайской, индийской, месопотамской), вынуждены считаться с тем, что в жизни этих обществ постоянно присутствуют "варварские" народы из соседних горных, степных и пустынных областей. Взглянув на карту, увидим: в древности эти воинственные периферии южноазиатских цивилизаций проходили полосой, включавшей в себя Центральную Азию в собственном смысле, сегодняшнюю "новую" Центральную Азию от Памира до Приуралья, Кавказ с Армянским нагорьем и причерноморские степи. В I тысячелетии до н.э. к этой полосе примкнула лесная — кельтская и древнегерманская Северная Европа, нависшая над средиземноморской цивилизацией античности. Во II-VII веках на всех этих территориях разыгралось потрясшее старые цивилизации Великое переселение народов.

Обратимся теперь к нашему веку и сопоставим три ситуации. Сегодня тюрки Синьцзяна и их соседи-монголы находятся к коммунистическому Китаю примерно в том же отношении, что и их предки в начале нашей эры — к Китаю династии Хань. Вайнахи современного Кавказа, чеченцы и ингуши, — такие же горные "окраинники" ислама, какими несколько тысяч лет назад были их сородичи (хурриты и урарты) по отношению к более давней ассиро-вавилонской цивилизации. Наконец, в Турции 20-х годов кемалистская пропаганда проповедовала мнимое происхождение турок от хеттов — народа, который во II тысячелетии до н.э. создал свою империю в Малой Азии, на северном краю месопотамского мира, соединив в своей культуре ближневосточные темы с мотивами, принесенными из евразийских степей. В первом случае сквозь тысячелетия проходят и сама цивилизация, и ее лимитрофные соседи. Во втором — цивилизации на Ближнем Востоке сменяются, но народы периферии сохраняют свою роль. В третьем — обновляются и цивилизация, и народ, строящий на ее кайме свою державу; неизменным остается лишь соотношение ролей в ареале, порождающее пропагандистский миф о хетто-турецком родстве. Поскольку на юге материка географические базы древних и нынешних цивилизаций во многом совпадают, то севернее на одних и тех же землях разыгрываются все те же сценарии взаимоотношений между ядровыми цивилизационными сообществами и "внешними", окраинными народами.

Но за последнее тысячелетие цивилизационная структура Евро-Азии претерпела одно кардинальное изменение: в холодном поясе континента утвердились два сообщества, первоначально сплоченные вокруг сакральных вертикалей по-разному воспринятого и переживаемого христианства, — Западная Европа и Россия. В результате былые приделы южных платформ от Маньчжурии до Причерноморья, а также присоединившиеся к ним Южная Европа и Балканы превращаются в разделители цивилизаций Севера и Юга. Причем меридиональным отрогом той же полосы оказывается и обособившая платформы Севера, Запад и Россию балтийско-балканская зона. Последняя чуть ли не с неолита представляла своеобразный "порог" между культурными комплексами древней Европы и степной глубинки континента. Теперь она исполняет туже роль между двумя северными цивилизациями.

Периферийность преобразуется в межцивилизационность. Положение периферийных народов теряет при этом былую геополитическую однозначность. Надо помнить: культургеографическое строение интервалов между цивилизациями определяется отношением здешних народов и культур к ядровым платформам, которые этими интервалами отделяются друг от друга. Отсюда и парадокс: когда интервал разделяет более чем две цивилизации, он потенциально обладает несколькими разными — взаимодополняющими — строениями.

К примеру, выше я трактовал Юго-Восточную Европу как часть меридиональной зоны между Западом и Россией. Но тот же регион будет выглядеть по-иному, если посмотреть на него как на часть пространства между Западной Европой и арабо-иранским ядром ислама. Ландшафтно мотивированный характер геокультурного ареала с множеством бинарных, сетчато пересекающихся признаков сохранится, но поскольку речь идет о другой паре цивилизаций, конкретный набор этих признаков изменится. Сохранятся показатели "романо-германский", "западно-христианский", "латиница", но придется дополнительно ввести такие, как "арабо-иранский", "тюркский", "исламский", "христианский", "арабское письмо". Отрешившись от существования России, мы утрачиваем надобность специально учитывать признаки "славянства" и "кириллицы", а православие обретет характер промежуточной конфессии, практикуемой частью этносов, которые не принадлежат ни к одному из сопоставляемых Основных Человечеств: ни к западному, ни к мусульманскому.

В результате предложенный набор признаков представит нам переходы от ядра ислама через его тюркский внешний пояс к еще более маргинальным мусульманам (албанцам, боснийцам), перемежающимся с незападными христианами, среди которых окажутся и православные тюрки-гагаузы. В той же гамме естественно возникнут румыны — романцы, не охваченные западным христианством, а также и не входящие в ядро Европы католики (венгры, словенцы, хорваты). Далее уже маячит и западное Основное Человечество.

Точно так же, когда мы обращаемся к "старой" Центральной Азии, есть большая разница: интересует ли нас только ее отношение к Китаю и России (тогда перед нами лимитроф-"расселина"), или же мы видим в ней перемычку между тюркской периферией ислама и дальневосточным конфуцианско-буддистским миром? В последнем случае вместо "расселины" мы различим "ступенчатый" континуум восточноевропейского типа. В общих чертах это согласуется с резким широтным членением Большого Алтая при интенсивности и малой глубине членения меридионального, горного и речного. Тогда становится актуальным выход этой зоны на западе в тюрко-исламскую "новую" Центральную Азию (что выразилось в мусульманстве уйгуров), а весь монголо-ламаистский комплекс окажется частью континентальных "проливов" между Средним Востоком и ядром Китая. В таком пространстве осмысленно обретают свои позиции и тюрки-ламаисты (тувинцы, хакасы, китайские юйгу), и малая группа монголов-мусульман (китайские дунсян), и китайцы-исламисты дунгане. Как и в Восточной Европе, перед нами предстанет сетка перекрещивающихся признаков, играя на которых политика способна то здесь, то там прочерчивать мнимые "цивилизационные разломы". Ибо межцивилизационность, как мы уже видели на хорватском примере, умножает репертуар ролей, из которого могут выбирать окраинные народы.

Решающий вклад в становление современной культургеографии материка внесла Россия XVI-XX веков. Это неоспоримо. Ранее периферии всех цивилизаций (Европы, Китая, ислама), лежащих у теплых морей, были открыты в гигантские внутриконтинентальные протяженности евро-азиатского Севера, которые, собственно, заслуживают названия "Евразия". Этому пришел конец. Если отвлечься от сохранившихся финно-угорских и тюркских анклавов по Волге и Лене, то, потеснив "старую" Евразию, Россия оставила от нее лишь дугу земель по периметру огромной платформы, присвоенной, хотя и полностью не освоенной русскими. Эта дуга соединила все материковые подступы к ядровым платформам цивилизаций теплых морей в потенциально единую мегасистему Великого Лимитрофа — от Финляндии до Кореи. Эта мегасистема, возникшая под напором России, долгое время не могла актуализироваться геоэкономически из-за российского же имперского контроля. Но она обрела интенсивную и даже несколько лихорадочную жизнь к концу ХХ века, когда переживающая кризис Россия отступила со многих ранее подвластных ей участков Лимитрофа и сократила свои обязательства по отношению к ним.

Великий Лимитроф, пролегающий вдоль сухопутных размытых порубежий России и по континентальным тылам "приморских" цивилизаций, — это реальность, которой не знали геополитики прошлого и с которой русские должны считаться на всех направлениях своих геостратегических интересов. О чем бы ни шла речь — о замысле Балтийско-Черноморского союза или о концепции "Черное море — турецкое море"; об "оси" Баку-Тбилиси-Киев или о грузинских и прибалтийских играх Грозного; о замаячивших в печати упоминаниях насчет сценария американской политики в постсоветском пространстве "с опорой на два У, связуемые Кавказом" (Украину и Узбекистан); о плане возрождения Великого шелкового пути в железнодорожном варианте; об отбрасывании талибов на юг "этническими среднеазиатами" с подачи России и Узбекистана или о возможном нефтепроводе из Туркмении в Японию через север Китая — во всех этих и десятках других случаев мы имеем дело с фрагментами геополитики Великого Лимитрофа. Можно сказать: "И это все о нем".

Его участки, из которых "отхлынула" Россия, становятся полем экспансии чужих геостратегических и геоэкономических центров. Одни из них сложились на платформах других цивилизаций, другие претендуют на собственное лимитрофное империостроительство (например, пантюркистское). Однако и те и другие стремятся либо осуществить, либо заблокировать "большие идеи", относящиеся к этим землям. Нефтяные, а также авто- и железнодорожные проекты составляют лишь часть, пусть даже наиболее очевидную, этих идей, каковые создают новую конъюнктуру для народов и элит Лимитрофа. Здесь складываются союзы и противостояния, не очень-то согласующиеся со схематикой Хантингтона. Она не объясняет ни поддержки, оказанной мятежной Чечне Прибалтикой и Польшей, ни участия украинских добровольцев в той же войне на стороне дудаевцев, ни сплочения Армении с Ираном, ни создания закавказско-украинской "оси". К тому же она скрадывает более глубокие основания для сближения Москвы с Тегераном, чем желание режима Ельцина ублаготворить российских мусульман.

Крупнейшие процессы последних лет в Евро-Азии могут быть сведены к следующим цивилизационно-геополитическим сценариям.

Во-первых, во многих случаях ядровые народы цивилизаций или содружества таких народов стараются укрепить свои позиции на Лимитрофе. НАТО берет под полный контроль Балканы и пытается охватить своим влиянием Восточную Европу. Иран покровительствует Армении и через туркменские железные дороги стремится завязать "новую" Центральную Азию на свои индоокеанские порты. Россия идет к интеграции с Белоруссией и сохраняет военное присутствие в Таджикистане и Закавказье. Ли Пэн обсуждает с Александром Лукашенко идею модернизированной магистрали, которая соединила бы Китай с Восточной Европой, где в некоторых районах — например, в Венгрии — уже складывается крепкая китайская диаспора.

Во-вторых, на самом Лимитрофе вдоль действующих или проектируемых трубопроводов и магистралей взбухают местные центры силы, "империи" и "оси". О Турции, Грузии, Азербайджане и Чечне я уже говорил. Похоже, Украина пытается, оттеснив Россию, добиться своего миротворческого военного присутствия в Молдавии и Карабахе, а то и в Абхазии. Ислам Каримов по стопам уже не Тамерлана, а Бабура мечтает о средневосточных коридорах для Великого Узбекистана, выводящих на Тихий океан [36], и мечты Ислама Абдуганиевича выглядят намного основательнее похожих по содержанию грез Владимира Вольфовича.

В-третьих, окраинные народы внедряются в ядровые структуры Евро-Атлантики. Чересчур горячий отклик восточноевропейцев на намерение НАТО расшириться может в среднесрочной дали не лучшим способом сказаться на сплоченности и дееспособности этого "разжижающегося" союза. Между тем Турция пробует использовать свое натовское право вето для прорыва в ЕС.

В-четвертых, очевидно политическое брожение на землях Лимитрофа, пока что включенных в имперские системы не только России, но и Китая. Относительно свежий факт — мятеж уйгуров Синьцзяна после кончины Дэн Сяопина. Остается открытой ситуация в Тибете.

Вся эта "цветущая и жужжащая неразбериха" может быть описана вполне четкой формулой: идет борьба за контроль над различными секторами Лимитрофа, причем она постоянно увязывается с общей игрой его народов на повышение своего статуса и веса, в том числе за счет народов ядровых платформ.

Мегасистема Лимитрофа разделена Каспием на две большие подсистемы. Западная — Восточная Европа плюс Кавказ — уже сейчас сильно возбуждена. Восточная — за исключением таджикского сектора — пока "подморожена", в том числе могуществом Китая. Но едва ли разобщенность двух подсистем сохранится надолго. Наметки "оси" Ереван-Тегеран-Ашхабад; вероятность того, что Нурсултан Назарбаев или Ислам Каримов примкнут к закавказско-украинской "оси"; попытки в 1995-1996 годах наладить содружество дудаевцев с таджикскими исламистами, как и транскаспийский характер пантюркистских программ — все эти тенденции предвещают, что к началу XXI века восток Лимитрофа может по-своему прийти в движение.

Неясно, что при этом ждет "старую" Центральную Азию. Авторы посмелее уже допускают, что с экономической деградацией России сильный Китай превратится в центр притяжения для тюрок и монголов Южной Сибири — от Тувы до Бурятии [37]. Это был бы своего рода "восточноевропейский вариант" с экспансией соседней цивилизации на ускользающих от России землях. Другой сценарий предполагает, что если "нэповский" Китай окажется в кризисе, возникнет пояс суверенитетов Тибет-Маньчжурия. Одни видят в этом общую опасность для России и Китая, которая способна по "кавказскому варианту" сблизить ядровые державы против активизации Лимитрофа, возможно, поощряемой внешними силами, другие же рассматривают такую ситуацию как благую расстыковку платформ, избавляющую Россию от тревожащего китайского давления на наш восток [38]. В любом случае разворачивающаяся на Лимитрофе большая игра не обойдет Центральную Азию — ни "новую", ни "старую".