Вадим Цымбурский

Вид материалаДокументы
Подобный материал:
1   2   3   4   5   6   7

Кавказ


Межцивилизационность далеко не всегда принимает форму такого мелкоступенчатого, сглаженного перехода между ядровыми платформами цивилизаций, как в Восточной Европе. Совершенно иной тип междумирья являет нам вклинившийся между Россией и Ближним Востоком Кавказ.

Сторонники доктрины "столкновения цивилизаций по разломам" готовы видеть ее подтверждение в войне России с чеченцами-суннитами, в борьбе тюрко-шиитского Азербайджана с монофиситской Арменией за Нагорный Карабах и, наконец, в противостоянии православных осетин ингушам-суннитам. Можно, однако, привести и иные факты, опровергающие трактовку нынешнего Кавказа как зоны цивилизационных битв.

Летом 1996 года в Баку на процессе по делу лезгинских сепаратистов (мусульман-суннитов), планировавших взрывы в бакинском метро, обвиняемые признались, что прошли подготовку на базах Армении. Общеизвестно, что в противовес турецким связям Азербайджана христианская Армения в 90-е годы сближается с шиитским Ираном; дело дошло даже до интеграции энергосетей. Летом 1992 года против православной Грузии, региональной "малой империи", на стороне мятежных абхазов, полуязычников, строящих у себя и мечети, и православные храмы, рядом с российскими казаками сражались мусульмане Северного Кавказа. Сюда можно прибавить союз грузинского президента Звиада Гамсахурдия с мусульманами-ингушами против православных осетин, появившуюся в 1996-1997 годах тенденцию к новому партнерству Грузии и Чечни, которая словно возобновляет прежний сговор двух кавказских автохтонистов — Дудаева и Гамсахурдия, и, наконец, сообщения печати в 1997 году о формировании "оси" Баку-Тбилиси-Киев для транспортировки каспийской нефти в Европу, минуя Россию. Все эти данные никак не укладываются в схемы "столкновения цивилизаций", но они не сливаются и в ту "цветущую и жужжащую неразбериху", которой опасается Хантингтон.

Приглядимся к культургеографической карте Кавказа. Cтроить для этого края матрицу независимых друг от друга различительных признаков бесполезно, ибо перед нами — чересполосица четких этнорелигиозных типов: азербайджанцев-шиитов, армян-монофиситов, горцев-суннитов Северного Кавказа, православных картвелов и осетин. Пестроту этой мозаики усугубляет Калмыкия — залетевший в XVII веке в прикаспийские степи осколок ламаистской Центральной Азии. Здесь не наблюдается перехода между цивилизациями в восточноевропейском духе. Вместо этого на Южном Кавказе в сторону исламского мира глядят не только шиитский Азербайджан, но и "по-разному христианские" Грузия и Армения с их индивидуальными письменностями [17], а на севере в сторону России обращен суннитский пояс, разделенный православной Осетией.

Генезис этого пояса достоин особого обсуждения с точки зрения концепции межцивилизационности. При этом я могу опираться на хорошо обоснованные выводы чеченских ученых [18]. Если Дагестан уже в эпоху Халифата стал горным приделом исламского ареала, то вайнахи (предки чеченцев и ингушей) по XIV век, а некоторые и намного позже, как и народы Северо-Западного Кавказа, исповедовали перенятое из Грузии православие. Усвоив ислам отчасти от дагестанцев, отчасти от тюрок-степняков, те же чеченцы вплоть до XVIII века поражали путешественников тем, что игнорировали столь отличающее эту религию "бытовое исповедничество", выражавшееся в нормах питания, погребальной практике и т.д. Бурную исламизацию края с середины XVIII столетия исследователи без колебаний связывают с началом большой российской экспансии на Кавказе: севернее Дагестана ислам по-настоящему укоренился только как религия культурного, политического и военного сопротивления местных уроженцев наползанию северной цивилизации.

Впрочем, еще и в XIX веке мусульманский Северный Кавказ своей цивилизационной "непропеченностью" сильно напоминал Восточную Европу, где все — европейцы, да зато у каждого сосед — азиат. В середине столетия полыхавшая джихадом Чечня, как и все горные области от реки Сунжи до Черного моря, оставалась для "татар" северокавказских равнин (ногайцев, кумыков и т.д.) "горами неверных" — Гяуртау, "страной испорченных христиан". Ингуши во время Кавказской войны пытались войти в Российскую империю на правах "противников ислама". Вообще же в горах, по свидетельству чеченских авторов, традиции войны всех против всех оборачивались тем, что "мусульманами" для каждого горца выступают он сам и его ближайший союзник в крае, кишащем "язычниками", "полухристианами" и т.п. Под конец ХХ века чеченцы, стремящиеся в борьбе с Россией организоваться по законам шариата, называют Аллаха именем своего древнего — пережившего их христианство — бога Дела и поклоняются как мусульманским святым героям общесеверокавказского, изначально скифо-аланского, нартовского эпоса.

Исламисты Ближнего, а отчасти и Среднего Востока могли трактовать чеченскую войну 1994-1996 годов как антиправославный джихад. Однако следует принять во внимание и другие факты:
  • планы создания под военным водительством чеченцев единой конфедерации Северного Кавказа, которые развивал в 1992-1994 годах Джохар Дудаев;
  • признаки взаимопонимания между Чечней и Грузией и Азербайджаном во второй половине 90-х годов;
  • сближение в рамках каспийского нефтяного проекта Грузии и Азербайджана как между собой, так и с Украиной (а также, по-видимому, с Турцией).

Взятые вместе, эти обстоятельства выступают, скорее, как проявления единого процесса утверждения на Кавказе лимитрофных межцивилизационных "империй" (именно таковы по своей роли Азербайджан, Грузия, в потенции — Чечня). Они оформляют особый геополитический статус этого междуморья, создавая "оси" против России и пытаясь найти выход на восточноевропейские территории, а через них и на "коренную" Европу. В этой связи становится понятным и все более явное сближение Ирана и России — цивилизационно отмеченных держав, соприкасающихся с Кавказом. Обе страны противодействуют местным "империям" и "осям" по всем основным вопросам политики в ареале — начиная с определения международно-правового статуса Каспия и кончая попытками лимитрофных государств монополизировать пути движения каспийской нефти. Москва крайне медленно, но осознает необходимость вместе с Ираном поддерживать на Кавказе те силы, которые — независимо от их этнокультурной окраски — тоже работают против "осей" и "империй": армян или абхазов, осетин или лезгин. Некоторые эксперты даже допускают такую перспективу: Россия станет напрямую солидаризироваться с Ираном и арабскими странами Персидского залива, блокируя транспортировку каспийской нефти, чтобы поддержать высокие мировые цены на горючее. Как бы то ни было, дело идет к соглашению между народами двух цивилизационных платформ, разделенных Кавказом, в противовес интересам Турции и крупнейших "новообразований" этого горного края.

Кавказский материал демонстрирует в веках два рода отношений междумирья с ядрами цивилизаций. Первый, известный со времен Урарту и его войн против Ассирии: создание в ареале империй, ведущих оборонительную или наступательную борьбу против натиска соседних цивилизаций. Второй: лимитрофные народы, обитающие непосредственно у пределов ядровой платформы, противятся ее нажиму и экспансии тем, что они апеллируют к другой, более отдаленной, расположенной за лимитрофом цивилизации или используют некоторые ее атрибуты. На Северном Кавказе в XVIII-XX веках такую роль играл и играет ислам, который как бы ставит южную кайму России лицом к лицу с Ближним Востоком. Армении же и Грузии, находящимся в прямом контакте с ближневосточным миром, "религией сопротивления" веками служили их версии христианства, и потому уже с XVIII века народы этих стран пробуют ориентироваться на "залимитрофную" Россию. Впрочем, это не мешало им после вхождения в Российскую империю всячески противодействовать обрусению Закавказья [19].

Подобные явления знала в разные времена и Восточная Европа. Назревающее сегодня сотрудничество Москвы с Тегераном напоминает партнерство между СССР и Веймарской республикой в 20-х годах. Ему предшествовала экспансия против обоих этих государств возрожденной на Версальском конгрессе Польши — типичной, по своим притязаниям, "лимитрофной империи". Старый исторический пример культурного и религиозного дистанцирования цивилизационных лимитрофов от смежной ядровой платформы: чешское гуситство XV века, сопротивление славян-католиков германской империи, которое шло под знаменем ереси, обыгрывавшей одно из расхождений между Римом и православием — вопрос о способе причащения мирян. Аналогичный пример из наших дней: политическая роль униатской Галичины в жизни Украины, поворачивающей "прочь от Москвы!".

Правда, в Восточной Европе эти явления остаются разрозненными и не превращаются в общие тенденции, характерные для организации межцивилизационного интервала. Тому, что он приобрел вид "ступенчатого" континуума культур, которые можно представить себе как пучки переменных признаков, благоприятствовал, похоже, сам восточноевропейский ландшафт, расчлененный дробно, но, как правило, неглубоко. Мощное же членение Кавказа содействовало тому, что у этой культургеографической зоны сложилось крупномозаичное строение и она устойчиво отталкивается от цивилизационных гегемоний Юга и Севера.